ДА, ВСЁ ВЕРНО. Четырнадцатая глава. Тринадцатую я проскочил, потому что это несчастливое число. Выкусите, перфекционисты.

Тем временем в вымышленной реальности…

Старушка, не осознавая, что её любимый пушистый комочек стал тяжелее свинца, пытается взять его на руки. Ничего не выходит. Её спина трещит, словно дюжина внезапно стокнувшихся бильярдных шаров. Мне даже отсюда слышно.

С верной УРА наперевес я подбегаю поближе, готовый исполнить свой благородный долг.

– Отойдите от щенка, мэм!

Старушка видит меня и отшатывается, поражённая моей неизъяснимой прелестью, – а может, всё дело в том, насколько тяжёлым оказался Бенни. Так или иначе, теперь у меня есть возможность выстрелить. И если все на мгновение замрут, я смогу сначала это сделать, а уже потом ответить на вопросы.

Спрей против монстров казался лёгким и надёжным вариантом, но нашлись свои подводные камни. Фьюить, чпок – и УРА облепляет паутина. Я надеюсь, что эта штука на самом деле не образуется в теле Спайди. Правда, очень надеюсь. Я знаю, знаю, что она прочная, как Адамантий, и всё такое, но выглядит это так, будто на мою прекрасную чистенькую пушку налип комок соплей.

Не успеваю я сказать «фу!», как этот соплемёт вырывает пушку у меня из рук.

Я даже не удостаиваюсь качественной подколки.

– Уилсон, я бы спросил, что с тобой не так, но, чтобы выслушать ответ, целой вечности не хватит. Просто убирайся подальше от этой собаки и из этого города, ясно?

Я так и замираю на месте. Этот вечный суперподросток крадёт мою пушку, а потом начинает ворчать, как старый дед, которому во двор закинули фрисби? Мда, тут нет и намёка на дружелюбие.

Надеясь не скатиться до скулежа в духе «Он первый начал», я указываю на леди и её пёсика.

– Ты не понимаешь! Это настоящее чудовище!

Спайди чуть с фонаря не падает от гнева, как будто я оскорбил его мамашу.

– Это не чудовище! – орёт он. – Это моя тётя! То есть… Это безобидная пожилая женщина!

Не успеваю я как следует проанализировать все смыслы, заложенные в этом удивительном тезисе, как вышеупомянутая безобидная пожилая женщина кидает на Спайди такой взгляд, что у меня самого бегут мурашки по спине. Даже я относился к Мадам Перцовый Баллончик более уважительно. Конечно, про себя я могу называть её пожилой женщиной, бабулькой и старой каргой, но вслух? Кто-то серьёзно нарывается.

Я закрываю рот ладонью в знак удивления. Человек-паук поднимает руки – сдаюсь, мол, – что смотрится очень странно, поскольку он до сих пор висит на фонарном столбе.

– Простите, мэм, простите! «Пенсионерка», я хотел сказать «пенсионерка». Так нормально?

Её глаза сжимаются в две узкие щёлочки. Спайди нервно озирается, как будто столкнулся с Носорогом и высматривает пути к отступлению.

Поскольку мой костюм и эксцентричные манеры больше не привлекают должного внимания, я громко хлопаю в ладоши.

– Эй вы, там! Как бы мне ни хотелось притащить попкорн и понаблюдать за этими жалкими потугами изобразить политкорректность, вынужден признать, что я говорил не о ней. Я говорил о собаке!

Все трое – Спайди, пенсионерка и пёс – поворачиваются ко мне. И все с одинаковыми выражениями на лицах… ну или на мордах. Очень мило смотрится – ни дать ни взять семейное фото.

– Бенни? Чудовище? – спрашивает Удивительный Человек-паук. – Ну-ка погоди.

Я прижимаю руку к сердцу.

– Клянусь, в любой момент этот изнеженный комочек пуха может раздуться до таких размеров, что не влезет на киноэкран, даже если оператор отойдёт подальше. И дело не только в размере, но и в неутолимой жажде живой плоти. Ты что, сам не видишь? Посмотри на него!

Они смотрят на щенка. Тот вылизывает свою промежность. Повисает мёртвая тишина.

– Ладно, ладно, не в любой момент, но так и будет, говорю вам! С чего бы мне врать?

Спайди, мозговитая башка, замечает:

– А может быть, у тебя глюки?

А ну замолчи! Как насчёт хорошего тумака?

Хорошо. Переключаюсь на внешний голос.

– Да ладно вам! Вы что, не видели, как он на меня кинулся? И оба почувствовали, какой он тяжёлый, так ведь? Да её спина хрустнула так, что на Таймс-сквер было слышно! Ради всего святого, Монтрезор! Отчего ещё комнатная собачка может весить как Майк Тайсон?

Мистер Большая сила/Большая ответственность пожимает плечами:

– Может, её раскормили?

– Ничего подобного, – возражает старушка.

Устав от нашего костюмированного шоу, она наклоняется, чтобы прицепить к ошейнику Бенни поводок. Потом встаёт – но уже изменившись в лице. Похоже, в голове у неё завертелись шестерёнки. Она о чём-то напряжённо думает. Когда она полностью выпрямляется – а это, знаете ли, занимает какое-то время, – её жутковатые глаза-щёлочки сверкают, как лезвие ножа.

– Откуда ты знаешь, как зовут моего пса, противный Человек-паук?

– Я… э-э-э… вы ведь сами его назвали по имени, мэм, разве нет? Вы назвали его Бен… или Бенни? – он вертит головой, словно опять ищет путь к отступлению. – Как-то так.

Бенни, столько раз услышав своё имя, заметно оживляется.

Чего не скажешь о его хозяйке.

– Не было такого!

Спайди втягивает голову в плечи:

– Ну конечно, было! Было ведь, правда, Дэд-пул?

– Прости, братишка. Никто из нас при тебе не произносил этого имени. И правда, откуда ты знаешь, а? – я упираю руки в бока. – Человек-паук! Ты что, следил за этой бедной женщиной?

Он едва не выпрыгивает из костюма.

– Нет! Я…

Кажется, я попал в больное место.

– Расслабься, камрад. Может, Джей Джона Джеймсон и считает тебя угрозой для общества, но я тебе не судья. Я всегда говорю: тот, кто подмечает соринку в чужом глазу, сначала должен достать бревно из своего. Этим бревном потом можно будет шмякнуть по голове того, с соринкой. Смекаешь?

– Честно говоря, нет.

Это такая тактика! Я тяну время, надеясь, что пёс всё-таки будет трансформироваться более активно. Если за всем этим и вправду стоит некий загадочный Дик, как уверяет Джейн, то у него серьёзные проблемы с контролем качества. Ну или, может, бабуля всё-таки перекормила своего пёсика.

– Ребятки, я не хочу создавать проблем. Я очень тебя люблю, Спайди, – а вам, мэм, стоит всерьёз задуматься, не вступить ли в ряды Людей Икс. Но мне нужно кое-что сделать, и, для разнообразия, это действительно во всеобщих интересах. Не могли бы вы, пожалуйста, отдать мне щенка всего на несколько минут – просто чтобы я убедился, что он не превратился в монстра?

– Нет! – кричат они хором.

Хмыкая и цокая языком, Мисс Америка 1776 тянет Бена за поводок, чтобы возобновить утренний променад, и поворачивается к нам спиной. Надо отдать ей должное: приструнить двух ребят с суперсилами вроде нас со Спайди – та ещё задачка. А пёсик явно стремится убраться отсюда как можно быстрее. Одобрительно ворча, он со всей силы натягивает поводок и тащит хозяйку за собой.

Они успевают сделать несколько шагов, а потом… бум, трах, бах!

Бен стрелой устремляется вперёд и увлекает за собой бабульку. В страхе сжимая поводок, она летит вслед за псом, даже не касаясь земли, – словно нелепый воздушный змей. Давай, бабуля, давай!

Интересно, как высоко она могла бы подняться, если бы поводок был длиннее? А, неважно. Полёт явно не продлился бы долго – ужаленному под хвост псу, похоже, шерсть завесила глаза. Он несётся прямо в угол кирпичного шестиэтажного дома.

Правда, псу это нипочём. Его голова размером не больше кокосового ореха пробивает стену и оставляет в ней отверстие, по габаритам подходящее даже старушке.

– Тётя Мэй! – вопит Спайди.

Погодите, что? Он и её имя знает? Я не знал, что он телепат! О боже, он что, и мои мысли может прочесть? Было бы очень неловко! Я не привык выставлять все свои мимолётные фантазии на всеобщее обозрение. Спайди, какое число я загадал? Ну давай, скажи!

Не работает. Его паучье чутьё, видимо, отшибло из-за паучьего удивления. Кстати, если вам вдруг интересно, я загадал семь.

Но не бойся, тётя Мэй! Человек-паук мчится быстрее ветра, и рефлексы у него дай бог каждому. Он, словно молния, мигом оказывается в нужном месте. Так что сейчас он, конечно, в шоке, но это продлится не больше микросекунды.

Которой шустрому наёмнику вроде меня сполна хватает, чтобы забрать назад свою пушку. Оп!

Теперь, как следует вооружённый, я пылко бросаюсь в погоню с криком:

– Я же говорил! Я говорил!

(К слову, дамы, Дэдпул всегда пылкий. Просто на этот раз это ещё и совпало с погоней.)

Оставаясь собакой внешне, но не по сути, Бен мчится сквозь Форест-Хилс. Слово «сквозь» я использую в самом буквальном смысле – он пробивает припаркованные машины, торговые автоматы и жилые дома, таща за собой несчастную тётю Мэй. С учётом всех этих разрушений, грохота и лязга район теперь вряд ли может называться спальным – попробуй тут засни!

Я пытаюсь их догнать, уворачиваясь от летящих обломков, перепрыгивая то, отталкиваясь от этого, постепенно сокращаю дистанцию и при всём при этом стараюсь выглядеть как можно круче. А что же Спайди? Он перелетает от дома к дому на своей паутине – с 1962 года ничего не изменилось. (Ему кто-нибудь говорил, что пауки на самом деле так не перемещаются?) Не успеваю я и глазом моргнуть, как он меня обгоняет.

Не желая быть посрамлённым, я набираю скорость, пока не подбираюсь к старушке настолько близко, что мог бы поцеловать её летящую по воздуху туфлю (хотя ума не приложу, зачем мне это делать).

Вас, наверное, уже тошнит от всех этих разбитых машин, но что ещё можно громить в Нью-Йорке? Бен превращает чей-то лимузин в постмодернистскую инсталляцию из кусков искорёженной стали. Это лишь слегка его задерживает. Но мне хватает.

Я уклоняюсь от обломков лимузина и совершаю восхитительный манёвр. О, это кульминационный момент погони: пусть я не демонстрирую чудеса силы и скорости, зато совершаю акробатический этюд, по сложности сопоставимый с дзенским коаном. Надо будет попросить Престон, чтобы посмотрела записи с камер, – наверняка меня запечатлели. Говорю вам, получится отличный полосный кадр. Пусть его нарисует ваш любимый художник, и пусть его выпустят отдельной лимитированной серией, с автографом. Опираясь рукой на расколотый лимузин, в котором только что сработала подушка безопасности, я подпрыгиваю и перелетаю через тётю Мэй. В другой руке я сжимаю УРА и целюсь прямо в злополучного щенка.

Но тут на сцену выходит Паук. Мухи-Цокотухи рядом нет, и он врезается прямо в меня. Может быть, он думает, что это ему полагается полосный кадр. С точки зрения чистого маркетинга, может, он и прав.

– Не стреляй, псих! Ты же можешь её задеть!

Он пролетает мимо, и мне только и остаётся, что крикнуть нарисованному на его спине науку:

– Да брось ты, в самом деле! Как я могу промазать? Стрельба – моя профессия!

Думаете, я упал духом? Как бы не так! Я продолжаю погоню. Идти по следу Бенни очень просто. Конечно, Халк, если бы очень спешил в ванную, учинил бы разгром посильнее, но и этого достаточно.

Спайди летит надо мной, высматривая цель. Поскольку он до сих пор на неё не спикировал, я делаю вывод, что сейчас самое время расставить всё на свои места.

– Знаешь, стенолаз, если она пострадает из-за того, что ты мне помешал, это будет на твоей совести.

Спайди хлопает себя по лбу:

– Я и так кругом виноват, а теперь ещё это!

– Вся эта история вообще довольно странная, на мой вкус. Люди стареют, болеют, слабеют. Иногда их утаскивают за собой щенки-монстры. В конце концов все умирают. Так устроен мир, приятель. Не кажется ли тебе, что пора просто отпустить её? Как сказал Фолкнер, «Ода греческой вазе» дороже десятка старых дам.

– А ну заткнись! Это не греческая ваза, это пёс-монстр! И это не старая дама, это моя…

Он прерывается на полуслове. Я слышу, как он под маской скрежещет зубами, как будто выдал секрет своей личности или что-то в таком роде. И тут на меня снисходит озарение:

– Я понял! Это не старушка, это твоя жена. Это было в каком-то комик-скетче, да? У Генри Янгмэна? Стой, погоди, это правда твоя жена? Слушай, это как-то… дико.

– Это не моя жена!

– Ты её просто используешь? Я знаю, что обязательства многих пугают, но, если ты никогда ни к кому не привязываешься, разве ты можешь считать себя свободным?

– Да чтоб тебя!..

Он на миг отвлекается от погони – этого хватает, чтобы врезать мне ногой в челюсть. Это больно. Не только физически – хотя перед глазами мелькают искры. Я уязвлён глубоко внутри, где я храню свои чувства и своё порно. Но всё в порядке, я знаю, это для моего же блага. Это сделает из меня более достойного человека, более достойного сына. Я знаю, что надо оставить папу в покое, когда он пьёт свой сок для взрослых. Я знаю…

Папа! Папа! Почему ты меня не любишь? Почему?

Щенок полюбил бы меня. Щенок полюбил бы…

Посмотри на меня, Софи!

Ладно, ладно. Цирковая труппа в составе Дэд-пула, Спайди, Мэй и Удивительного Бена временно покидает жилые кварталы и вырывается на природу. Человек-паук парит в небе, словно курица-наседка над птенцами (хотя стоп, разве куры летают?), а Бен и Мэй тем временем пробивают каменную стену и врываются на собачью площадку. Собаководы, стоящие по краям усыпанного какашками газона, отрываются от своих смартфонов и видят картину, которая переворачивает их мир с ног на голову: пёс выгуливает хозяина! Люди разбегаются кто куда, но их питомцы явно заворожены тем, что одному из них удалось пробить стеклянный потолок и занять достойное место в иерархии. Собаки на площадке приветствуют болонку радостным лаем, словно говоря: «Мы бы с удовольствием понюхали твою задницу!»

Прежде чем Бенни с болтающейся позади тётей Мэй успевает пробить противоположную стену, Человек-паук наконец получает возможность спикировать вниз. С помощью своей бесконечной липкой паутины он провешивает канатную дорогу от верхушки дерева до дальней стены, зрелищно съезжает по ней и подхватывает тётю Мэй.

Но она до сих пор сжимает поводок, а Бен всё несётся и несётся вперёд.

– Я вас держу! Отпустите! – кричит Спайди.

Похоже, что в итоге Человека-паука утащит за собой Пёс-монстр. Признаюсь честно, это было бы забавно. Но тётя Мэй всё-таки отпускает поводок – просто для того, чтобы ещё раз ударить Спайди током.

– Ай!

– Верни меня на землю, противный Человек-паук!

Наверное, она хотела сказать «удивительно противный»!

Пока Спайди пытается оправдаться за то, что спас ей жизнь, Бен снова выбегает на улицу и начинает расти (ну наконец-то!). Хотел бы я сказать, что он катится, словно снежный ком, с каждой секундой увеличиваясь в размерах (эта метафора подошла бы под цвет шубки), но на деле всё выглядит иначе: маленькое белое существо превращается в огромное и оранжевое. Собачьи черты не исчезли, а скорее масштабировались.

Это может показаться странным, но я чувствую облегчение. Наконец появилось подтверждение того, что я не вру и не сошёл с ума. Ладно, только того, что не вру.

Мой первый позыв – схватить Спайди и развернуть его, чтобы он всё увидел своими глазами, но он занят – отбивается от тёти Мэй, которая хлещет его поводком. К тому же преображение Бена порождает определённые проблемы. Само собой, появление такого увальня посреди улицы создаёт пробку. Но хуже то, что он вырос прямо на пути у мчащегося на полной скорости автобуса.

И – можете мне не верить, потому что я и сам себе не верю – он под завязку набит монашенками.

Зачем вообще ловить глюки, а, если вокруг такое творится?

Монашенки. Видимо, мне стоит порадоваться, что на этот раз не дети. По крайней мере, выглядят они как монахини, в чёрно-белых одеяниях и всё такое, – хотя это может быть и флешмоб в честь фильма «Действуй, сестра» с Вупи Голдберг. Но эта версия выглядит натянутой, поэтому я останавливаюсь на том, что передо мной настоящие монахини – и ни одна из них не осознаёт, насколько они близко к незапланированной встрече с тем самым Большим Дядей с небес, которому они посвятили свои жизни.

А вот водитель осознаёт. Он сигналит. Не знаю, может, он думает, что набухшая бугристая масса просто его не заметила и сразу же уйдёт с дороги, как только услышит гудок. Но она не уходит. Она поворачивается к автобусу, свирепая и монструозная. Водитель так орёт, что перекрикивает сигнал.

Сёстры поднимают глаза, и монстр гордо объявляет:

– Я Гугам, сын…

А, неважно.

Я стреляю в него. Он превращается в лужу. Конец.