Часть третья
Драйв
Пролог
Это был странный мир, мир дождей и поросших дикими джунглями рыжеватых известняковых утесов, на сотни метров вздымающихся посреди равнины. Мир карстовых пещер, пышных мокрых папоротников, макак-крабоедов, гуляющих по серым илистым отмелям. Мир, где мечети соседствовали с буддистскими храмами, и курящиеся благовония во славу Учителя мешались в дымчато-розовом вечернем воздухе с пронзительным голосом муллы.
Маленький монастырь прятался в стороне от шоссе, у подножия скалы, окруженный плантациями масличных пальм. Узорные красные стены скрывали заросли; вечная тень гигантских сталактитов нависала над крышей с загнутыми углами. Проезжающие мимо могли догадаться о существовании храма только по установленной на обочине статуе лежащего Будды, выкрашенной золотой краской. Подперев голову рукой, он сострадательно улыбался путникам.
В один из переменчивых, дождливо-солнечных дней на пустынном шоссе, петляющем между скалами, появился пожилой монах. Он шел, слегка пришаркивая резиновыми вьетнамками; глаза смотрели сквозь старомодные очки сосредоточенно и спокойно. Путь его, видимо, лежал далеко, но монах никуда не торопился, размеренно шагая вдоль замысловатых изгибов дороги. В лужах под его ногами играло солнце; лучи казались робкими, какими-то мокрыми и прожили недолго: снова зарядил дождь. Монах бросил испытующий взгляд на непроницаемо-серое небо и с легким щелчком раскрыл старый зонтик. Красный купол с гнутыми спицами плавно заколыхался над головой.
Вскоре одинокого путника догнало дробное тарахтение мотора. Монах замедлил шаг, оглянулся, вытянув руку. Из-за поворота выскочил, подпрыгивая, мопед с прицепом и остановился, повинуясь жесту. Видимо, ехали с ближайшей плантации: в ржавом кузове горой лежали колючие плоды масличной пальмы, похожие на красно-бурых волосатых ящериц, свернувшихся в клубки размером с ведро. Шаткий полосатый навес, закрепленный на кузове, едва прикрывал водителя от дождя, и струйки воды стекали прямо на острые голые колени. Перекинувшись с водителем несколькими словами, монах примостился на переднем краю прицепа и с рассеянной улыбкой ухватился за бортики, когда невиданная машина снова запрыгала на выбоинах, потряхивая своим мохнатым грузом.
Через десять минут водитель притормозил на главной улице поселка, и монах покинул свой насест. Перед ним был центр деревни: два магазинчика с продуктами и хозтоварами, пустующие в это время дня прилавки рынка. В ресторанчике, состоящем из разделенного на кухню и столовую навеса, за выложенным сине-белой мозаикой столиком чинно обедало мусульманское семейство; полная улыбчивая повариха с закатанными рукавами гремела котлами в глубине. Чуть в стороне на поляне покачивались расписные лошадки и слоны детской карусели; за ними зеленел сад, окружающий крошечную, пребывающую на грани разорения гостиницу. Монах заглянул в магазинчик, купил пачку сигарет. Выкурил одну, о чем-то сосредоточенно размышляя. Предложение продавца присесть он отверг и остался стоять на пороге, глядя на стену дождя, сквозь которую едва проступали серые тени утесов. Докурив, потянул из пачки вторую, но тут же убрал обратно, будто на что-то решившись, и, прикрывая лысую голову от дождя, двинулся к расположенному по соседству интернет-кафе.
Нежно звякнул колокольчик над стеклянной дверью, налетела ненужная, промозглая прохлада. Монах, поеживаясь в своей промокшей рясе, прошлепал по холодным плиткам между двумя рядами натужно гудящих компьютеров. Посетителей было всего трое: девушка, увлеченно колотящая по клавиатуре, и двое мальчишек, которые, толкаясь и хихикая, рассматривали какие-то картинки. От длинных торцов старых мониторов тянуло сухим электрическим теплом. За единственным плоским экраном в конце комнаты сидел молодой администратор в наушниках; судя по сурово сдвинутым мохнатым бровям и бешеным движениям «мышкой», он был занят каким-то виртуальным боем. Игра захватила парня настолько, что он даже не поднял головы, заметив движение; монаху пришлось помахать рукой, чтобы на него обратили внимание.
При виде оранжевой рясы игрок подскочил как ошпаренный, сорвал наушники и склонился в поклоне. Из бусин наушников донесся тихий грохот металла и взрыв; парень слегка скосил глаза на экран, и на его физиономии мелькнуло сожаление. Впрочем, он тут же взял себя в руки.
– Мне нужен доступ в Интернет, – сочувственно улыбаясь, сказал монах. – Ненадолго.
Администратор закивал, стоя согнулся над столом, пощелкал «мышкой», закрывая лишние окна. Жестом указал на свое место.
– Не хочу вас отрывать, – качнул головой монах, – я могу за любым свободным… мне только написать паре человек.
– Нет-нет, этот лучше, – торопливо возразил тот.
Бросив ястребиный взгляд на притихших мальчишек, он вышел, разминая на ходу сигарету. С козырька над крыльцом лило. Струйки воды с тихим звоном разбивались о цемент, взбивая грязноватые фонтанчики. Сын местного бизнесмена, Иной шестого уровня, сотрудник Дневного Дозора провинции Краби, приехавший навестить семью, неторопливо закурил и спрятал сигарету в кулаке, прикрывая огонек от брызг. Аура монаха была хорошо знакома ему по ориентировкам, разлетевшимся по всему Таиланду, но бросаться выполнять свои обязанности парень, отличающийся редким здравомыслием, не спешил. Некоторое время он праздно размышлял о том, зачем Светлому магу вне категорий, по совместительству – убийце и нарушителю Договора, мог понадобиться Интернет, но в конце концов резонно решил, что это не его дело. С этим пусть разбирается начальство, а с него хватит и доклада.
За компьютером монах просидел недолго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы завести новый почтовый адрес и отправить два коротких письма.
* * *
Высокие ступени, врезанные в известняковое тело утеса, оплыли от старости и покрылись скользким налетом. Заросшая, невидимая снизу лестница шла крутым зигзагом – хотя этот склон утеса и считался пологим, он все равно оставался практически вертикальным. Подъем на триста метров – это много; для пожилого, регулярно курящего человека – почти неодолимо. Но все-таки монах упорно карабкался наверх, хватаясь за мокрые корни и лианы. Несколько раз ему приходилось садиться прямо в пропитанную влагой палую листву, чтобы отдышаться. Оранжевая ряса превратилась в грязную мокрую тряпку; вьетнамки пришлось бросить – измазанная глиной резина стала опасно скользкой, а сорваться со скалы, не добравшись до вершины, в планы монаха не входило.
Последние ступени он одолел ползком, подтягиваясь на руках и коленях. Несколько метров по тропинке, полого поднимающейся через узкую макушку скалы к ее высшей точке, показались пыткой. Под ногами хрустел щебень. Легкие горели огнем, и все мышцы дрожали от напряжения и усталости. Монах остановился, уперся руками в колени, переводя дух.
Мало-помалу дыхание восстановилось. Улыбнувшись чему-то, монах подобрал камешек, поднял над головой, глядя на просвет. Даже в такой пасмурный день видно было, что, намокнув, белесый обломок кальцита стал полупрозрачным. Казалось, камешек излучает мягкий бледно-оранжевый свет. Монах снова улыбнулся, печально и в то же время с какой-то тайной надеждой. Отбросил камешек, вытащил сигареты. Сейчас ему нужно было сосредоточение; измученные легкие могли потерпеть. Он долго щелкал мгновенно намокшей зажигалкой, пряча ее в ладонях; наконец слабый огонек позволил ему закурить. Клуб дыма тут же слился с туманом; резкий запах табака заглушил ароматы мокрой зелени и соли.
Дождь зарядил сильнее, но монах не стал открывать зонтик. Наоборот, словно дождавшись сигнала, он вышел из-под деревьев на каменистую проплешину, венчающую утес. С этой площадки можно было рассмотреть всю провинцию – но не сегодня. Монах повернулся лицом к невидимому морю. Заглянул в свой разум – и удовлетворенно кивнул, не найдя там ни капли страха.
* * *
Трехметровый лист масличной пальмы шумно обвалился на землю, увлекая за собой плети вьюнков и сорванные со ствола кустики папоротника-паразита. Молодой мужчина отступил, убрал нож за пояс и вытер лицо, залитое потом и дождем. Отвратительный день для работы. Но пальмы по краю плантации, тянущемуся вдоль дороги, разрослись совершенно безобразно, а конца дождям не предвиделось. Он перешел к следующему дереву, ловко вскарабкался к верхушке, плотно облепленной дозревающими плодами. Из кроны выскочила серая белка и с истерическим цоканьем бросилась на соседнюю пальму. Надо поставить несколько ловушек, пока прожорливые твари не расплодились и не уничтожили урожай…
Мужчина замахнулся ножом, метя по мясистому основанию листа, но какой-то внутренний толчок заставил его поднять голову и посмотреть вперед, на утес, нависающий с противоположной стороны дороги. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как склон режет сверху вниз стремительное оранжевое пятно, маленькое и страшное. Рука по инерции продолжила движение; он едва не отрубил себе палец, но в последний момент успел разжать ладонь и с криком рухнул на мягкую землю. Мужчина отделался легким ушибом: лететь ему было невысоко. Совсем не так высоко, как тому, кто упал с вершины скалы.
Едва придя в себя, мужчина бросился в поселок и вскоре вместе с единственным на всю округу полицейским и парой приятелей уже обыскивал заросли у подножия утеса.
Изломанное тело старого монаха они нашли не скоро.