День девятый
Проснулся в темноте и не сразу смог понять, где я. Но, вскоре события вчерашнего дня всплыли в моей голове, и я стал подниматься с пола. Рядом со мной сидел Грызька и пристально смотрел на меня. Хорошо хоть его красные глаза не светились в темноте, а то от такого пробуждения можно и уснуть вечным сном.
— Доброго тебе утра!
— Чего?
— Утра доброго тебе…
— Что такое утро?
— Ладно, не обращай внимания. Мне нужно мясо. И тележку можно отвезти.
Процедура повторилась уже в который раз. И крысы, толкающие тележку, уже не так сильно удивляли. Принесенное мясо приготовил по вчерашнему методу и приступил к работе. Через пять часов утаскивали вторую тележку, в которой было сто девяносто руды и два аметиста. А еще через час с небольшим опять повысился рудокоп. Так что следующая тележка увозила уже двести десять кусков и опять два аметиста, был еще третий, но его я оставил себе, он годился на камень душ.
Перекус полусырым — полугорелым мясом был уже привычным делом. Грызька по — прежнему наблюдал за мной. Во время еды это несколько настораживало. Он так смотрел, что возникало ощущение, будто я объедаю именно его. Но и делиться мясом я тоже не мог — голодным много не наработаешь. Под конец моей трапезы он, все так же наблюдая, задал мне вопрос, из-за которого я чуть не подавился:
— Двуногий, тебе нравится так плохо пахнуть?
Прокашлявшись, я смог ему ответить:
— Нет, не нравится!
— А почему ты не избавляешься от этого запаха?
— Может, ты знаешь, как? — решил я съязвить.
— Конечно, это называется "мыться". Это не очень приятно, но говорят полезно.
Дожил. Надо мной уже крысы прикалываются.
— Это не от меня запах, а от вещей.
— Да — а — а? А, по — моему, пахнет от тебя…
В качестве доказательства я бросил в него банданой. Он понюхал, сморщился, встопорщил усы и поднял на меня свою морду, на которой царило недоумение:
— Зачем ты это носишь?
— Это броня.
— Что?
— Дополнительная защита. У меня не такая толстая шкура как у вас, вот и приходится одевать броню.
— А она обязательно должна быть такой вонючей?
— Нет, конечно, но уж такая у меня получилась.
— А ты пробовал ее помыть?
— Нет, не успел.
— Я отлучусь ненадолго, Грызю не говори.
— А почему у вас имена похожи, неужели других имен нет?
— Почему нет? Есть! Просто я его первенец. Первенец получает имя отца. И носит его с честью.
Вильнув хвостом, первенец главного крыса исчез в темноте. Я же опять принялся батрачить. Только теперь я не совсем понимаю, на кого я батрачу: на эльфов или на крыс? Странно как-то это все. Необходимые до нормы сто шестьдесят семь кусков я набил за четыре часа. За это время выпало два аметиста и оба они шли в камни душ. Не мог я их отдать. Потому вкалывал по — прежнему. На исходе восьмого часа опять вырос рудокоп, теперь моя сила уже доросла до семидесяти пунктов. Кажется, такой огромной цифрой, вот только есть у меня сомнения, что она покажется не очень большой для местной охраны и меня запросто скрутят в бараний рог, а потом еще и перекрутят для полноты эффекта. К моему сожалению, аметист все равно был пока только один, поэтому я продолжал колотить руду. В середине девятого часа я все же выбил еще один аметист, но решил подолбить жилу еще полчасика. И мне, видимо за усердие, выдали еще один аметист. Все три аметиста на камни душ не годились, так что я мог смело их сдавать. Но зачем сдавать больше нормы? Правильно, незачем. В итоге на завтра у меня осталось двести десять кусков руды и один аметист. Вроде неплохо.
— Грызька?
— Да, Неправильный?
— Мне нужно наверх, я сам отвезу тележку.
— Как знаешь. Да, вот твоя тряпка.
Я посмотрел на свою бандану — вони теперь от нее было только половина единицы, правда, убавился один пункт прочности, но это не беда.
— Грызька, а ты сможешь и остальные мои вещи сделать менее вонючими?
— Конечно, мне тоже не сильно приятно тебя нюхать.
— Вот спасибо! Тогда завтра я отдам тебе все свои вонючие вещи.
— А много их у тебя?
— Штаны, рубаха, перчатки, сапоги, портупея. Итого пять штук.
— Много! Я устану бегать. Дашь мне свое мясо?
— Договорились!
Мяса мне было не жалко, все равно завтра с утра дадут пайку наверху. Не отказываться же мне на виду у всех!
Грызька вел меня к выходу, а я толкал тележку. По дороге разглядывал свои характеристики и размышлял. Ночное зрение стало как-то медленно расти. Выносливость тоже потихоньку замедляется, а сила после получения последних плюс два за рудокопа не прибавила вообще ни одного процентика. Видно кончилась халява, теперь надо на силу работать запредельными нагрузками или же профессиями ее увеличивать.
Через полчаса я подошел к точке рандеву с Меченым. Он чуть не набросился на меня с кулаками, единственное, что его удержало — это присутствие охранника.
— Ты, падла, охренел? Я из-за тебя теперь таскаю эту телегу! Ты совсем берега попутал? Все уже десятый сон видят, и только я тут тебя жду! А ты еще, гнида, торчишь незнамо сколько у этих вонючих крыс!
— Крысы не вонючие! — единственное, что я смог ответить на эту тираду.
— Ну да! Где уж им до тебя! Такого говночиста земля еще не знала!
— Хорош орать, вот тележка, тащи!
— Ты совсем охренел? Сам тащи! Мало того, что я ее таскаю, пока тебя нет, так еще должен тащить, когда ты здесь?
Я не стал с ним спорить и решил обратиться к независимому арбитру:
— Что сказал десятник по поводу добычи руды?
— Лесовик добывает руду и обеспечивает доставку до фонарей, а от фонарей тащит Меченый.
— Ну, гнида, я тебе это еще припомню! — ворчал Меченый, толкая тележку и прямо кипя злобой.
— Зачем?
— Что зачем? — растерялся он от неожиданного вопроса.
— Зачем ты копишь в себе злобу? Это вредно сказывается на твоем организме!
— Вот признайся честно, ты — дебил?
— Ну и чего ты обзываешься?
— Тебе не кажется, что твое замечание на счет злобы просто верх идиотизма, особенно после того, как ты меня подставил? Я же теряю свой авторитет! Меня здесь скоро вообще перестанут бояться и уважать.
— Страх и уважение — разные вещи. Они не взаимосвязаны.
— Господи, да откуда же ты такой вылез на мою голову? Я же по понятиям не должен работать. Если же я буду работать, то автоматом перейду в разряд "мужиков".
— Так тебе повезло!
— Что за хрень ты говоришь?
— Ну, раньше любой мог тебе сказать: "Ты — не мужик!", а теперь будут говорить: "Ты — мужик!".
— Точно дебил. Скажи, тебя роняли в детстве головой вниз?
— Нет, вроде.
— Наверное, ты просто не знаешь. Не может быть нормальный человек блаженным.
— С чего это я вдруг блаженный?
— Не живут сейчас люди так, как это делаешь ты! Не идут против системы, не пытаются поговорить по душам с поверженным врагом, максимум позлорадствуют.
— Тебе просто не встречались хорошие люди! Мой дед говорил, что хороших людей в мире больше, но плохие лучше организованы.
— Может, во времена молодости твоего деда так и было, сейчас же везде человек человеку — волк.
— Дед говорил, что во времена его молодости тоже так говорили, но хороших людей все равно больше.
— Да что ты привязался ко мне со своим дедом!
— Я не привязывался, так размышлял вслух.
— Ну и отвали тогда, размышляй про себя.
— Ладно, тащи в свое удовольствие…
— Гад!
Мы молча шли вверх. Я налегке, Меченый толкал тележку, охранник топал позади. Мне вдруг стало стыдно, наговорил кучу словесной шелухи тому, кто тащит тяжкую ношу, а сам даже не стал помогать. И кто я после этого? Также молча подошел к тележке и принялся ее толкать вместе с Меченым. Он вначале с недоумением на меня глянул и отстал от тележки, но потом все же догнал, и мы толкали вверх ее уже вместе. Для двоих это был не вес. В принципе это и для одного был не сильный вес, но так мы могли передвигаться вверх не тратя времени на восстановление запаса сил.
Мы дотолкали тележку до кучи и выгрузили. Система отблагодарила меня за сотрудничество. Меченый ушел в барак, а я лег опять у таблички.
Поспать мне все же не дали, вскоре меня растормошил Могучий клык.
— Завтра убийцу узнаешь?
— Надеюсь на это.
— Тогда становись рядом со мной, твою вонь я так и быть потерплю. Главное, когда его опознаешь, шепни мне на ухо.
— Хорошо. Кстати, хотел поинтересоваться у тебя, что ты можешь продать за черную руду?
— Издеваешься? Черную руду у меня никто не возьмет, как и аметисты удачи! Это тебе не обычная медь, здесь учет этой руды ведут строго! Ни один кусочек налево не прошмыгнет. Кстати, какая прочность у жилы?
— Двадцать тысяч, а что разве у нее может быть другая прочность?
— Конечно, жилы попадаются прочностью от пяти до пятидесяти тысяч.
— Значит, у меня середнячок.
— Ну да, ну да. Двадцатка в одно рыло, это далеко не середнячок, это больше чем пятидесятка на троих! Ты жук, каких еще поискать! Расскажи, как ты смог с крысами договориться?
— Просто отнесся к ним по — человечески, предложил сотрудничество.
Тот засмеялся и даже шлепнул ладонью по земле.
— Парень, ты себя со стороны слышал? Так говоришь, как будто крысы тебя понимали, вот как я сейчас.
— Разумеется, понимали, иначе как бы я мог с ними договориться?
Он оглянулся по сторонам и приблизился ко мне вплотную:
— То есть, ты хочешь сказать, что можешь говорить на крысином?
— Думаю, что не только на крысином.
Теперь он смотрел на меня с легким недоверием:
— Парень, да ты набит сюрпризами, как шаман бубенчиками.
— Разве это не обычное умение друида?
— Ну да, если друид уровня этак двухсотого, да и непохож ты на друида, даже на начинающего. Впрочем, не хочешь говорить…
— Не хочу!
— Правильное решение. И кстати лучше помалкивай об этом своем умении.
— Почему, ведь Шрам-то наверняка уже догадался. И потом как еще можно договориться с крысами, если не умеешь балакать по — ихнему? Думаю, все это прекрасно понимают.
— Все, да не все. И уж постарайся ничего подобного завтра не ляпнуть перед проверяющим.
— Хорошо.
— Ладно, спокойной ночи. Завтра будет сложный день. Выспись, как следует.
— Спасибо, постараюсь, тебе тоже спокойной ночи.
Орк побрел к своим котлам, опираясь на костыль, а я опять себя укорил. Надо было самому к нему прийти, проконсультироваться. Вместо этого инвалид ко мне на костыле хромает. И то, что я об этом не подумал, меня не извиняет. Вообще я что-то своими мозгами чего-то шевелить отказываюсь, а ведь надо, надо шевелить! Скоро уже все извилины выпрямятся. Ладно, спать.
Удар сапогом по ребрам не дал мне заснуть. Да что ж за жизнь-то такая собачья? Вечно не дают поспать! Надо мной стоял Шрам и уже заносил ногу для повторного удара:
— Надеюсь, тебе хватило мозгов не продавать черную руду налево? — к счастью, второго удара не последовало, мне и первого хватило, хоть он и был не сильно болезненным, скорее неприятным, но повтора все равно не хотелось.
— И тебе доброй ночи!
Тот усмехнулся:
— Я жду ответа на свой вопрос.
— Нет, конечно!
— Что нет? Не хватило мозгов?
— Нет, я не продавал руду налево. Хотя желание такое было.
— И что же остановило?
— Могучий клык не взял.
— Да? Молодец! А чего же он тогда к тебе тогда прискакал?
— По личному делу.
— На моем руднике не может быть ни у кого личных дел кроме меня.
— Значит, может.
— Рассказывай.
— С чего бы это?
— С того, что я могу устроить тебе чрезвычайно веселую жизнь.
— Не напугал.
Он некоторое время давил меня взглядом, но, не добившись результата, пошел на уступки:
— Что хочешь взамен?
— За предательство друга?
— За устранение нежелательных последствий.
— Давай у него спросим, если согласится, расскажу, ну а если нет… — я развел руками.
— Ну, если выяснится, что звон был на пустом месте, обоих вас…
Мы пошли к котлам. Повар уже улегся поспать.
— Могучий клык.
— Чего тебе, крысолюб? — поинтересовался орк, не открывая глаз.
— Десятник желает знать твои дела со мной…
— А рожа у него не треснет? — он открыл глаза и, выпучив их как глубоководный краб, уставился на Шрама, — П — прошу прощения, господин десятник.
— Уверяю Вас, господин повар, что не треснет.
— Он может помочь, — вставил я свои пять копеек.
— Молчал бы уж! — он махнул на меня рукой, — он же теперь не отвяжется.
— Не отвяжусь, — подтвердил Шрам, — Я должен знать, что происходит у меня под носом и чем это угрожает.
— Как ты говорил, он может помочь?
— Он может помочь опознать…
— Да ладно уж договаривай, чего там, дальше он и так догадается.
— Значит все же вышли на след убийцы?
— Ну? Я же говорил!
— Самосуда не будет, его накажут по закону!
— Ага! По вашему закону, за убийство каторжника он отделается штрафом! — из орка, казалось, вынули стержень. Было жалко на него смотреть. Шрам отбирал у него последнее — месть за друга.
— Самосуда все равно не будет! Ладно, что ты говорил про опознание?
— Я нашел под обвалом поломанную пилу. Так вот ею убийца перепилил опоры штрека.
— М — м — м, и что? — Шрам на меня смотрел с непониманием, орк же с разочарованием.
— Ваш народ не любит контактировать с инструментами обработки дерева. И у всех, когда их попросят прикоснуться к пиле на лице будет брезгливость или презрение, а вот у убийцы может проскользнуть страх.
— Хм, а у парня, кажется, есть мозги! — из уст Шрама это были лучшие слова в мой адрес, орк же просто улыбнулся.
— Проведем опознание сразу после побудки и раздачи еды. Проверяющий обычно приезжает через полчаса, времени должно хватить. И чтобы никаких сюрпризов!
Шрам развернулся и ушел.
— Вот и кто ты после этого? — орк задал вопрос тихо, он явно был обижен, но ярости у него не было, действительно вынули стержень из него.
— А что я мог сделать?
— Ты прав, он бы все равно продолжил копать, а так хоть какое-то наказание у убийцы будет.
— Извини меня все же.
— Да ладно, чего уж теперь. После драки кулаками не машут. Все я — спать. И тебе советую, только подальше от меня, а то я с таким амбре по соседству не усну.
Пошел обратно к табличке. Что-то я уже начинаю привыкать спать под ней. Укладываясь поспать, думал: "Ну, на этот-то раз я хоть усну? Или опять кому-то зачем-то понадоблюсь?" Впрочем, мысли недолго меня отвлекали, и вскоре я уже спал.
