Поскольку было темно, а света двух оставшихся ламп не хватало, чтобы позволить Пиму или женщинам ясно видеть разыгравшееся дальше, а еще и потому, что до конца жизни никто так и не поверил версии пиратов, поскольку те были якобы пьяны или опоены, да поскольку только одна трезвая персона в точности знала, что произошло, так как именно она это и совершила, – в истории так и не сохранилось достоверных сведений о том, что же случилось той ночью позади «Голубой лагуны».

Но, по словам плененных пиратов, она полетела.

Роуз полетела.

Во всяком случае, оторвалась от земли.

И пока возносилась все выше и выше в теплом ночном воздухе с задней стороны «Лагуны», она начала возглашать слова, подобных которым Джек ни разу не слышал ни в одном из своих путешествий. На самом деле, девочка будто бы говорила на двух или трех разных языках одновременно, и голос ее был громогласен, пронзителен и настолько могуч, что заглушил бы любой шторм. Звуки ее голоса становились все громче и громче, так что пираты зажали уши и попадали на колени, умоляя о милосердии. К тому времени звук перешел в тонкий вой или визг – в общем, в раздирающий уши шквал звуков, разнесший окно второго этажа вдребезги.

Суеверные подчиненные Хоули только раз глянули на одержимое демоном дитя, парящее в двадцати футах над землей, и стали обуяны ужасом, сочтя это пришествием мертвых. Они вопили, стенали, скрежетали зубами и крестились, загоняя пальцы поглубже в уши. Воцарился такой хаос, что все солдаты на первом этаже устремились вверх по лестнице – поглядеть, что происходит. И именно в этот миг, пока коридор и лестница были забиты военными, Джек вместе с Джорджем ворвался в парадную дверь, и они оба открыли пальбу. Потом, по признанию пьяных выживших, Роуз распахнула глаза, которые полыхнули желтым огнем, а были они с вертикальной черной щелью посередке, как у рептилии. Перейдя на английский язык, она разразилась такой тирадой омерзительных богохульств и проклятий, что тридцать пять заматерелых в боях пиратов Хоули проломились сквозь дверь и набросились на солдат в диком самозабвении, как олени, удирающие от свирепого пожара.

Пойманные врасплох и попираемые ногами давших деру пиратов, солдаты даже не могли стрелять из своих ружей, потому что им негде было развернуться, чтобы прицелиться. И наконец лестница, где сгрудилось более сорока вопящих и рвущихся на волю человек, рухнула на пол. К этому моменту Пим уже присоединился к друзьям, и они вместе выпускали во врага пулю за пулей. Сообразив, что Джек и Пим убивают солдат, пленные пираты воодушевились, присоединились к этому занятию и тоже перебили свою долю недругов.

Полчаса спустя пираты уже забрались в шлюпки и ждали капитана. Все они, как один, отказывались смотреть в сторону Роуз, хотя Джек лично за нее поручился. А стоило им взглянуть на девочку, как их взгляд тут же натыкался на Регби, преспокойненько сидящую у нее на плече.

Тряхнув руку Пима и хлопнув его по плечу, Хоули промолвил:

– Удачи вам и вашей будущей жене! Мне будет вас недоставать.

– И вам того ж, – ответил бывший квартермейстер. – С Богом!

Джек обнял Джоанну, поблагодарил Джорджа, держась поодаль от Роуз, и помахал Хестер. А потом они с Эбби Уинтер забрались в одну из шлюпок и вместе с освобожденными пиратами вышли в море. После двадцатиминутной гребли капитан приказал всем распевать пиратские песни, чтобы оставшийся на корабле экипаж догадался прийти подобрать их.

Едва успев подняться на борт, Эбби тотчас вскинулась:

– И что это за условия жизни?! Твои люди как свиньи! Ни разу не обоняла ничего подобного! Ужели у вас нету гордости?

Она подошла к коку, усердно трудившемуся у громадного котла. Вокруг него по палубе были разбросаны мертвые голуби, черепахи, рыба, пальмовая сердцевина, маринованные яйца, лук, капуста, вино и еще какие-то ингредиенты, которых ей не доводилось видеть доселе и которые она ни за что не захотела бы увидеть снова.

– Что это за жуткая вонь? – поинтересовалась девушка.

– Сальмагунди, мисс, – доложил повар.

– Что это такое?

– Обед.

– Ба, смердит, как козлиные потроха! Будто само дыхание смерти!

– Что ж, в запахе самый смак.

– Помоги нам всем Бог!

– Швырнуть ее за борт для вас? – поглядел кок на Джека.

– Она новенькая. Отведу ее на нижнюю палубу, пусть разместится, – ответил тот.

Эбби попыталась последовать за капитаном по лестнице в трюм, но ее тут же замутило. Зажав рот, она ринулась обратным курсом, и ее стошнило на палубу в пяти футах от котла кока.

– Это ваш вклад в блюдо, мисс? – полюбопытствовал тот.

– Ох, жалкие вы, жалкие бестии! – вскричала Уинтер.

Остановившийся посередине лестницы Хоули вздохнул. Вот почему обычно женщин не пускают на борт. Вскарабкавшись по ступенькам обратно, он присоединился к Эбби.

– Тебе уже лучше?

– Что здесь творится? – вопросила девушка. – Только не говори, что можешь жить вот так!

– Могу, как и все мы.

– Но ты не можешь! То есть не может быть, чтоб вы вправду спали под этой лестницей!

– Так точно, мисс, мы там спим. Как и вы будете, и с радостью, коли нагрянет достаточно крепкий шторм.

– А что такое стряслось там внизу, что стоит такая гнусная вонь?

– Стряслось?

– То бишь этот противоестественный запах.

– То же самое ты говорила о супе.

– Нетушки, я заблуждалась. Случившееся внизу куда хуже супа. Да лучше пусть меня трахает розовая писюлька Филипа Уинтера, чем я ступлю туда еще хоть на фут!

– В самом деле?

– То бишь растолкуй это мне, Джек. Уж наверняка есть решения получше.

– Ну, дело в жаре и влажности, а корабль старый и сделан из дерева. И упомянутый тобой запах – просто смесь.

– Смесь чего?

– Это знает любой моряк. Это запах льяльной воды, испортившейся со временем, смешивается с ароматом немытых тел, тухлой рыбы и мяса, и экскрементов скота.

– Какого еще скота?

– Ну, конечно, мы держим свиней, кур, коз и прочих живых животных внизу.

– Живых?

– Порой мы не видим берега месяцами. Мясо можно засолить, но через несколько недель оно все равно сгниет, так что мы держим живой скот, чтобы забивать его по мере надобности.

– И ты со своими людьми спишь среди свиней, да?

– О нет, мисс! Животные находятся на орлопе, самой нижней палубе. А мы спим чуть выше. Но их испражнения просачиваются сквозь доски на дно трюма, где смешиваются с льяльной водой, так что частенько она пахнет не так уж сладостно. Что же до скота, то поверь, после пары недель в море, когда из еды у тебя только галеты, которые как каменные и полны черноголовых личинок долгоносиков, ты будешь благодарна за свежее мясо.

– А где вы держите воду?

– В бочках вон там.

Эбби пересекла палубу, подошла к одной из бочек, на которые указал ее друг, подняла ее крышку и понюхала:

– Фу! Тухлая! Омерзительно!

– Ну, сейчас-то она свежая, – возразил Джек. – Но испортится довольно скоро. – И, настроившись на философический лад, добавил: – И к этом вкусу нипочем не привыкнешь.

– Не привыкнешь? – переспросила девушка.

– Нет.

– И почему ж это?

– Потому что он становится все хуже и хуже.

Эбби покачала головой, пытаясь осмыслить масштабы того, что ее теперь окружало.

– Должно быть, по нижней палубе бегают крысы, – пришло ей вдруг в голову.

– Так точно, мисс, и не только по нижней, – подтвердил ее догадку Хоули. – А еще тараканы, и водяные змеи, и тысяченожки, и всякого рода ночные твари ползучие.

– А вы не можете окурить корабль?

– Ну, мы его окуриваем…

– Окуриваете?

– Да, мисс.

– И как же сие осуществляется? Я спрашиваю, потому как то, что вы делаете, не работает.

– Ну, мы время от времени заливаем туда горящую смолу и заставляем проштрафившихся размазывать ее. Но это решение не окончательное, и курам оно не нравится.

– Не нравится? Откуда ты это знаешь? Ты что, разговариваешь с курами?

– Нет, мисс, но яйца ихние еще долго после того выходят черными. По-моему, они клюют смолу, но наверняка я сказать не могу.

Уинтер сдвинула брови:

– А что будет сейчас?

– Отобедаем и приготовимся к завтрашнему сражению.

– Сражению? С «Вице-королем»? Разве мы не можем сейчас же выйти из гавани и обогнать их?

– Конечно же, можем, но где ж тут веселье?

– Веселье?!