Как и освежевать кошку, поджарить свинью можно множеством способов. Самый распространенный – на вертеле над жаровней. Но поскольку правильный вертел стоит сотни долларов, а на его доставку ушло бы слишком много времени, я, за неимением лучшего, прибег к древнему туземному способу, при котором свинью закапывают и поджаривают горячими камнями.

Искусство приготовления животного целиком было отточено до совершенства контрабандистами в горах Крита, копавшими ямы, разводившими в них костры и нагревавшими большущие камни до белого каления. Потом они крали овцу или козу, бросали ее в яму и засыпали листьями и землей. Эти ямы были так хорошо теплоизолированы, что на этапе приготовления воры могли преспокойно стоять на них босыми ногами в то самое время, когда владелец животного приходил его искать. Подобная стряпня не давала дыма, а запах украденной скотины будто растворялся в воздухе. Часов десять-двенадцать спустя, когда владелец махал рукой на пропажу, похитители откапывали идеально прожаренное мясо и наслаждались пиршеством, а потом закапывали яму вместе с объедками – идеальное преступление.

Отгородив веревками участок позади «Приморья», я потратил в субботу пару часов на рытье ямы, а потом наполнил ее смолистой сосной из Джорджии и местной растопкой. Около двух часов Скобяной Эрл со своими двумя сыновьями подбросил меня на семейном грузовичке, чтобы наворовать камней для стряпни с берега Фернандина-Бич близ государственного парка Форт-Клинч. Точнее, это были не просто камни, а каменный балласт судов XIX века, выброшенный за борт членами экипажей ради облегчения кораблей, чтобы встать на якорь поближе к берегу. Потратив пару часов на блуждания по воде, подъем и переноску камней, мы набрали достаточно, чтобы заполнить яму. А когда уже приступили к погрузке камней в грузовик, произошла престранная штуковина. Ветер, дувший с юга, слегка сместился к востоку, выстудив воздух за долю секунды, и, поглядев на море, я увидел, что на горизонте собирается шторм.

Едва мы успели погрузить еще несколько камней, как ветер уже утюжил берег, вздымая кристаллы песка в воздух и швыряя их во все на своем пути, считая и нас четверых. Заслонив глаза ладонью, я бросил взгляд на море. За спинами у нас ярко сияло солнце, однако небо перед нами было угольно-черным и низко нависало над темным океаном, изборожденным злыми барашками и грозными валами.

Настал тот тревожный момент, когда одна сила природы восстает против другой.

Долгий, низкий, отдаленный рокот послужил нам предупреждением, и с востока на нас налетел очередной ледяной порыв ветра. Меч-трава вокруг согнулась под острым углом. Где-то позади нас грохнула о косяк сетчатая дверь, грозя слететь с петель. Мне еще не доводилось видеть, чтобы такой могучий шторм появлялся из небытия, но вот он, здрасте пожалуйста, набирает силу и катится в нашу сторону!

– Лучше прыгайте в грузовик! – крикнул Эрл, что мы и сделали.

Едва мы успели захлопнуть дверцы, как все демоны ада посрывались с цепей, а ветер поднял самое чудовищное верещание и вой на свете. Он звучал, почти как визгливый детский плач, и я готов поклясться, что разобрал сквернословие как минимум на трех из четырех языков, которыми владею. Вой был настолько громким, что мы зажали уши ладонями, скривившись от боли. Небо вокруг нас потемнело еще сильнее, а дождь обрушился на нашу машину с такой силой, что в десяти футах от окна было уже ничего не видно. Вспомнив о хлипкой сетчатой двери, я поглядел, не сорвалась ли она в полет.

Я не мог разглядеть первый этаж магазина, потому что дождь заливал улицу, вздымая брызги на несколько футов, отчего видимость ухудшалась еще вдвое. Но что-то на крыше зацепило мой взгляд – фигура настолько неуместная и абсурдная, что я не решаюсь даже упомянуть о ней. Просто для ясности: я ни разу не видел ничего подобного ни до, ни после того, и даже не уверен, видел ли тогда. Как я сказал, шторм шел сплошной пеленой и видимость упала практически до нуля.

Выглядела эта фигура, как молодая женщина.

Если уж пускаться в догадки, я бы сказал, что это была девушка подросткового возраста, с длинными черными волосами и глазами, прямо горевшими желтым светом, с вертикальными черными щелями в центре, как у болотной рыси.

Чудненько, я понимаю, что вы подумали, но знаете, что: дальше было и того пуще!

Она смеялась.

Да ладно, знаю. Но это была молодая женщина, стоявшая на крыше, простирая руки в небо, и она как будто глядела прямо на меня и – да, смеялась. Хохотала, или завывала, или причитала… и не знай я, что это не так, то мог бы поклясться, что верещание, которое я приписал ветру, на самом деле исходило от нее! Лады, я выложил вам, что видел, и теперь можете волочь меня в дурку, потому что, когда я моргнул и вытянул шею, чтобы разглядеть эту девушку получше, она исчезла.

Ну да, именно так. Растворилась в воздухе.

Я уже хотел было спросить остальных, видели ли они ее, но…

Но пошел град.

При прежнем моем знакомстве с градом он был вроде мелкой гальки, чуть выросшей, а потом снова ужавшейся до мелкой, когда гроза шла на убыль. Эти грозы были шумными и забавными и порой портили лакокрасочное покрытие чьей-нибудь машины. Грузовик Эрла представлял собой несколько тонн ржавчины, грунтовки, а в нескольких местах и настоящей краски, так что повреждение его покрытию в данном случае явно не грозило.

Но сент-олбанский град оказался совершенно не таким. Он начался с громадных градин величиной с клюкву, стремительно разросшихся до размера мячей для гольфа, лупя по нам так жестко и громко, что напрочь заглушил всякий вой. А может, вой смолк, когда нагрянул град…

Так или иначе, долбежка стояла нескончаемая. Неумолимая. Состояние грузовика Стаута стремительно ухудшалось. Градины сцарапали с него краску и добрались до металлической поверхности, ветровое стекло треснуло в нескольких местах, и по нему зигзагами разбежались во все стороны трещины, а заднему стеклу пришлось еще хуже – многочисленные попадания выглядели на нем точь-в-точь как пулевые отверстия.

Не ограничивая повреждения одними окнами, град неустанно барабанил по капоту грузовика, оставляя на нем вмятины. По звуку над головой я понимал, что крыше приходится того хуже. Грохот града по металлу был настолько мощным, что казалось, будто команда «Блю Мэн Груп» обрабатывает наш грузовик кувалдами во время затянувшейся коды.

– Ни черта себе! – крикнул один из мальчишек, и остальные рассмеялись.

– Как тебе яблочки, дитя города? – загорланил Эрл, хотя, насколько понимаю, до размера яблока град еще не дорос.

– Удивительно, что окна еще целы! – крикнул я.

– Долго они не выдержат, – проорал владелец машины.

И тут – внезапно, как и началось, – все закончилось.

Не считая одного запоздалого грохота, когда что-то свалилось с небес прямо в кузов грузовика с такой силой, что его колеса содрогнулись, а шины промялись.

– Что за херня?! – гаркнул Эрл.

Внезапно наступившая тишина была такой диковинной, что мы все с минуту просто сидели, не двигаясь и не произнося ни слова. Потом поглядели за окна, а после этого – друг на друга. Мы прошли через это, чем бы оно ни было, и нам, всем четверым, будет о чем рассказывать до скончания наших дней.

– Пока не выходите, – предупредил Стаут-старший. – Это последняя штуковина может оказаться не последней.

– Это была не градина, – подхватил я.

– А что ж тогда?

Я поразмышлял с минуту:

– Может, метеорит или обломок космического спутника, грохнувшийся на землю.

– Посреди грозы с градом?

– Вероятнее всего. Конечно, мы всегда можем выбраться из кабины и поглядеть…

– Тогда ты первый, – отозвался Эрл.

И мы расхохотались. Солнце снова выглянуло, и я выбрался из грузовика, а остальные полезли за мной. Потом мы поглядели в кузов – что же там наделало столько шума.

Это был не метеорит.

И не обломок космического спутника.

А пушечное ядро.

– Кто-то стрелял по нам из пушки? – вопросил я.

– Кто его знает! – ответил один из ребятишек Эрла. – Местечко-то в прошлом пиратское… Уйма народу считает себя пиратами.

– Может, его просто подхватило штормом, малость пронесло, а потом выронило в мой грузовик, когда ветер стих, – предположил его отец.

– С виду древнее, – заметил я.

Взяв у меня ядро, старший Стаут внимательно его осмотрел, после чего снял бейсболку и почесал в затылке.

– Ну, здесь оно может чего-нибудь стоить, – сказал он задумчиво и положил его на пол грузовика.

Мы заканчивали погрузку балластных камней в кузов, беседуя о грозе и сравнивая ее со всем остальным, что пережили со стороны природы.

На следующий день, в четыре утра, я развел в яме громадный костер и прожаривал камни больше двух часов, а потом Эрл с сыновьями помогли мне завернуть основную часть свиной туши в фольгу и донести ее до ямы. Вытащив парочку камней помельче, лежавших в центре, мы сунули их внутрь туши, чтобы та пропеклась как можно более равномерно. От раскаленных камней столбом повалил дым и послышалось шкворчание, когда они обожгли свинью изнутри. Мы завернули в фольгу оставшуюся часть туши, бережно уложили ее в яму и накрыли банановыми листьями и раскаленными камнями. Затем я убрал веревки, обозначавшие границы «кухонной» зоны, и граблями нагреб на яму сверху пару футов песка. Когда мы закончили, никто бы нипочем не догадался, где жарится свинья, не зная этого наверняка.

Удовлетворившись плодами трудов своих, мы с Эрлом и мальчиками зашли в дом, и я накормил их кашей с креветками и булочками с деревенским окороком под красным соусом. Так мы и сидели, болтая о шторме и попивая кофе.

В какой-то момент я спросил их, видели ли они что-нибудь на крыше магазина.

– Типа чего? – поинтересовался Стаут-старший.

– Не знаю, я просто там что-то видел.

– Типа пушки? – подкинул один из сыновей Эрла.

Мы все рассмеялись, и я сменил тему.

Спустившаяся Бет начала наводить порядок перед грандиозным завтраком Четвертого июля, и я встал, чтобы помочь ей. Мужчины ушли. Работать вдвоем было очень уютно. Мы почти не разговаривали, да и не чувствовали особой нужды в этом.

По моим прикидкам, на доведение свинины до идеального состояния, чтобы мясо отваливалось от костей, требовалось часов одиннадцать, а значит, обед должен был приготовиться где-то к шести. А до той поры наши гости могут наслаждаться пляжем, игрой в гольф или пробежкой по магазинам соседнего Фернандина-Бич. Рейчел и Трейси будут подавать напитки избравшим пляж, для остальных Бет возьмет на себя челночные перевозки, а я заступлю на весь день на вахту по приготовлению еды и напитков. Свиной пир завершится к восьми тридцати, и тогда мы перебросим дюжину наших постояльцев на большое шоу фейерверков над гаванью Фернандина-Бич. В общем, это Четвертое июля станет достойным воспоминанием.

Во всяком случае, так я планировал.

К сожалению, ничего этого не произошло.

За исключением достопамятности.