Глава 2

Национальный парк Кэньонлендз, штат Юта

Лучи только что взошедшего солнца жгли немилосердно. Генри Коут чувствовал это через шторы и видел это по слепящему солнечному зайчику, который проник в отверстие между ними и теперь почти полностью заслонил собой фотографию Сары на пляже. Солнце было явно разгневано и теперь собиралось выплеснуть свой гнев на него. Он это знал и смирился с этим фактом; и теперь, хотя у него и был выходной и он собирался подольше поспать, Генри заставил себя вылезти из кровати. Ему была необходима доза утреннего кофе, и он собирался приготовить и выпить его еще до того, как температура в домике поднимется выше восьмидесяти пяти градусов, и прежде, чем закипевший «Фолгерс» выжмет из его пор первые капли пота, который потом будет литься, не переставая, весь день.

Отсутствие кондиционеров может творить с людьми странные вещи.

Администрация парка уже лет десять кормила их обещаниями построить новое жилье, но конгресс одобрял только суммы, которые позволяли поддерживать все в нынешнем состоянии и были явно недостаточны для каких бы то ни было реноваций. И демократы, и республиканцы во всеуслышание заявляли о своей поддержке национальных парков, но при голосовании одобряли только мелкие проекты в своих собственных районах в ущерб таким крупным паркам, как Зайон, Арчиз или Кэньонлендз. Именно поэтому гражданам Америки и приходилось платить за посещение парков. Хотя парки и были их собственностью… Вся эта страна катится в тартарары.

Идя на кухоньку, он взглянул на фото Сары и подумал, что она сейчас делает, где и с кем живет. Кем бы ни оказался этот тип, Генри был абсолютно уверен, что это не рейнджер или кто-то еще из сотрудников национального парка. Сара ненавидела не только низкие зарплаты, но и сам образ жизни, постоянно жалуясь то на жару, то на холод, то на недостаток солнца, то на недостаток снега, то на отсутствие телевидения и нечеткий прием радио. Хотя чаще всего она жаловалась на отсутствие цивилизации. Жаловалась…

Каждую чертову ночь.

Жизнь посреди дикой природы была абсолютно противопоказана темпераменту Сары, для которой отсутствие поблизости «Нордстром» было серьезным испытанием, тогда как Генри чувствовал себя потерянным в городе с населением больше нескольких тысяч человек. Именно поэтому их семейная жизнь была такой короткой и такой ужасной.

Он включил кофеварку, насыпал молотый кофе в фильтр, залил все водой и задумался о сне, который приснился ему накануне. Генри уже давно не думал о сексе. И это была не жалоба, а просто констатация факта. Черт возьми, если б его либидо оказалось чуть посильнее, то, может быть, они с Сарой смогли бы избежать некоторых из прошлых ссор и их совместная жизнь все еще продолжалась бы. Но вся проблема была в том, что в какой-то момент Генри начинал думать о частях женского тела как… о частях женского тела. И вагина в его представлении оказывалась просто трубкой, такой же, как кишка или трахея; груди – жировыми уплотнениями, покрытыми кожей; задница – простым окончанием желудочно-кишечного тракта и местом, в котором происходит сброс отходов.

Проще говоря, ему было трудно возбудиться, имея такой клинический и отстраненный взгляд на секс.

Но прошедшей ночью ему приснились две восточные красотки, которые пришли в его жилище из пустыни. Это были двойняшки неопределенного возраста, которые голыми шли к нему по пескам и формы которых сливались с мерцающими волнами жары, как тот наездник в «Лоуренсе Аравийском». Они были красавицами. Генри воевал во Вьетнаме, но, в отличие от большинства своих сослуживцев, не принимал участия в наслаждениях местными красавицами. Причин он объяснить не мог. Может быть, он более серьезно, чем его приятели, относился ко всем этим учебным фильмам про разные заболевания, хотя это не остановило бы его, если б ему приспичило. Его это просто… просто не привлекало. А эти двое… Они добрались до его кабины через пустыню, двигаясь сексуальными шагами, чего в реальности не могло произойти, принимая во внимание их босые ноги, песок и осколки скал в пустыне. У них были маленькие груди, а вот соски на удивление крупные, и растительность в области между ног была очень редкой. Они добрались до него гораздо быстрее, чем это можно было ожидать, как будто пустыня между его жилищем и горизонтом внезапно сжалась, и замерли всего в нескольких дюймах от него. Потом та, что стояла справа, опустила руку к промежности, засунула палец во влажное отверстие и поднесла его к губам Генри. Проснулся он с мощной эрекцией. Это можно было бы отметить – он уже даже не помнил, когда в последний раз пробуждался с эрегированным членом, – но вместо радости испытал что-то похожее на тревогу. Что-то в этих женщинах, похожих друг на друга как две капли воды, его раздражало, хотя он и не мог определить, что именно.

Поставив кофе, Генри включил вентилятор, который стоял рядом с очагом, и вновь посмотрел на яростный солнечный свет, пробивающийся в разрыв между шторами.

Это абсолютно индейская традиция, так персонифицировать окружающую природу, подумал Генри. Он слышал, как многие индейцы давали подобные эпитеты ветру, дождю, животным, земле, и его всегда интересовало, не связана ли была эта его привычка к подобным названиям с его генами. Если верить его отцу, то их семья происходила, со стороны его деда, из папаго – правда, Генри не был уверен, насколько этому можно верить. Сейчас казалось, что каждый житель этой чертовой планеты имеет отношение к индейцам – каждый городской житель, притащивший свое семейство в национальный парк, хвастал, что он на четверть чероки, или чокто, или что со стороны двоюродного брата дяди бабушки его отца он наполовину навахо. Черт, Генри родился в Финиксе и, за исключением времени, проведенного в армии, провел всю свою жизнь в штатах Четырех углов. Он из своего собственного опыта знал, что в этой части Штатов тогда действовали законы Джима Кроу, что индейцы и бледнолицые не перемешивались, а жили двумя разными общинами – так что было маловероятно, что в благословенном прошлом между ними происходило много кровосмесительных браков. Скорее всего, все эти рассказы не стоили и выеденного яйца.

Вот почему Генри ни с кем не делился информацией о своем возможном происхождении.

Но иногда ему казалось, что в его венах действительно течет индейская кровь. И именно его тайное происхождение заставило его взяться за эту работу, привело его в эти места, сделало его тем, кем он был, и заставляло думать о «яростном» солнце, «злых» скалах и «игривых» планетах. Черт его знает, может быть, эти врожденные качества проявились и в его сегодняшнем сне и вызывали это странное чувство благоговейного трепета, которое он испытывал, когда думал об азиатских близнецах.

Жилище уже наполнилось ароматом свежесваренного кофе. Генри вернулся к кофеварке и налил себе чашку, которую выпил под легким бризом, исходившим от вентилятора, дувшего в его направлении. Ветерок был прохладный, но это ненадолго, даже если он не будет отдергивать шторы на окнах, – к полудню вентилятор будет гонять горячий воздух.

Может, стоит съездить сегодня в Моуб и развлечься, зайдя в «Макдоналдс», или «Арбиз», или в какое-нибудь еще заведение быстрого питания с хорошими кондиционерами? А может быть, стоит забраться в джип и заняться исследованием отдаленных территорий – уж коли жары избежать так и не удастся, то лучше совместить ее с чем-то интересным…

Нет, один он такими исследованиями заниматься не будет.

А вдруг ему встретятся близнецы?

Это было совершенно глупо. Одна из глупейших идей, когда-либо приходивших ему в голову, а уж всякой дури ему в голову приходило достаточно.

И тем не менее…

Если глубоко задуматься, то не такая уж это глупость, правда? Ему хотелось притвориться, что эта мысль абсурдна сама по себе, и вести себя так, как будто даже обдумывание ее было глупым, но все дело было в том, что он был достаточно разумным и реалистически мыслящим человеком.

Они были где-то там.

В пустыне.

И они ждали его.

Генри знал, что это было правдой, хотя и не мог понять, откуда к нему пришла эта уверенность, поэтому даже при постоянно растущей температуре наступающего утра почувствовал озноб, и его кожа внезапно покрылась гусиной кожей. У него опять возникла эрекция, натягивающая его трусы, и это тоже пугало его.

В соседней лачуге жил Рэй Дэниелс, но он сегодня был на дежурстве, так же как и Джил Киттрик, которая вместе со своим мужем занимала более новый коттедж дальше по дороге.

Обычно Генри любил одиночество и наслаждался той изоляцией, которую предлагал ему Кэньонлендз, но сегодня он чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому решил быстренько позавтракать и убраться в город. Ему показалось, что так будет безопаснее.

В Моубе было множество народа. Его в нем всегда хватало в летние месяцы – все эти туристы, желающие посетить национальный парк, и любители ездить на велосипедах по бездорожью, – но обычно после Дня труда толпы редели. Сегодня же все шоссе превратилось в одну сплошную пробку, и казалось, что все парковки были заполнены под завязку. Генри это только радовало. В большом количестве людей ощущалась безопасность, и хотя он никогда не ожидал от себя, что ему в голову придет такое избитое клише, сегодня оно казалось ему правильным.

Он заправился, остановился около продуктового магазина, чтобы купить хлеб и хлопья, кукурузные лепешки и фасоль, а потом побродил по магазинам, торгующим оборудованием для туристов, и поглазел на самые последние поступления. Там он встретил несколько знакомых и поболтал с каждым из них; потом разговорился с одним из семейств, которые присутствовали на его вчерашней лекции о сохранении национальных парков, и, как и планировал, съел свой ланч в кондиционированной атмосфере одного из ресторанов быстрого питания.

И все-таки Генри никак не мог найти себе места. На китайские рестораны он смотрел с подозрением, а на японские семьи – с недоверием. Генри никогда не был расистом, но этот ночной сон-кошмар здорово выбил его из колеи. Какое-то время он бесцельно кружил по городу, а потом осел в баре «Бой Хоуди», одном из тех мест, которые посещал с давних времен, и решил провести самые жаркие дни за парочкой кружек холодного пива. Он как раз расплачивался, собираясь уходить, когда услышал часть разговора двух мужчин, сидевших на другом конце стойки.

– …Богом клянусь. Это был призрак желтопузого. Одного из тех, кого, как он думал, он пришил в джунглях во время войны…

Мурашки побежали по рукам Генри, когда он забирал свою сдачу. Он подошел к разговаривавшим.

– …и он стоял, согнувшись, у изножья его кровати!

– Прошу прощения, – вмешался в разговор Генри, – но я случайно услышал то, что вы говорили.

– И что? – спросил бородатый толстяк в шляпе, который сидел ближе к нему.

– Этот… призрак, о котором вы говорили, он что, был поблизости от Кэньонлендз? То есть мне интересно, это произошло в национальном парке? Это там его увидел ваш друг?

– Это было в Омахе, приятель, – фыркнула шляпа.

– Ах вот как. – Генри отступил, повернулся и направился к выходу, не обращая внимания на взрывы смеха, раздавшиеся у него за спиной. Солнце на улице было ярким – убийственно ярким, – и ему пришлось смаргивать слезы, пока глаза не привыкли к такому свету.

Яростное солнце.

Но яростным, как он понял, было не только солнце. Сейчас Генри понял, что близняшки тоже были полны ярости. Конечно, они прятали ее под своей наготой и неприкрытой сексуальностью, поэтому он только сейчас смог понять, что под их чувственным поведением скрывалась бурлящая ярость и сильнейший гнев.

И они были где-то в пустыне.

Искали его.

Генри поежился. Теперь эти две женщины не казались ему плодом его воображения – да, наверное, он никогда на них так не смотрел. И рассказ о желтопузом призраке в баре взволновал его до такой степени только потому, что он верил, что эти обнаженные близнецы были какими-то сверхъестественными существами, призрачными организмами, старавшимися установить с ним контакт, – поэтому на какое-то мгновение поверил, что они являлись не только к нему.

Что, черт побери, с ним происходит? Он что, сходит с ума?

Никогда в жизни Генри не испытывал ничего подобного. Он был одним из тех рейнджеров, которые всячески пытались развенчать теорию о «космическом» происхождении наскальных рисунков в пещере в Кэньонлендз, не позволяя посетителям придерживаться предвзятых интерпретаций. Именно поэтому Генри считал, что для того, чтобы поверить в «сверхъестественные существа» или в «призрачные организмы», ему потребуется множество объективных доказательств и серьезной документации. Однако сейчас он вел себя как младенец, который после одного-единственного сновидения боится ездить по парку в одиночку.

Опять эти индейские гены…

И алкоголь не придал ему храбрости, а, напротив, забрал ее последние остатки, и Генри все еще не хотелось возвращаться в свое жилище. Сегодня в экскурсионном центре в Арчиз дежурил Эктор – может быть, стоит заехать туда и немного охладиться? Эктор человек широких взглядов и когда-то принимал участие в этих чертовых обрядах 1980-х. Может, стоит намекнуть ему на голых азиаток просто для того, чтобы проверить его реакцию?

Теперь, имея перед собой цель, Генри с большей уверенностью забрался в джип и направился по шоссе на север. Выехав за пределы города, он полностью сосредоточился на управлении автомобилем, не отрывая глаз от дороги и не глядя в пустыню, потому что не хотел видеть песок. Так он доехал до экскурсионного центра, припарковался и оказался перед зданием и окружающими его скалами. Только тут Генри почувствовал некоторое облегчение.