12. Начало боевого пути Макса
Начало сентября 1936 года. В Аргентине — весна. В крупнейшем на Южной Атлантике порту Буэнос-Айреса идет обыденная трудовая жизнь. Разгружаются одни океанские суда, стоят под погрузкой или уже готовятся покинуть порт и выйти на свои межконтинентальные маршруты другие. На причалах шумно и оживленно. Молодой человек, на вид ему не более 25 лет, среднего роста, темноволосый, в неброской легкой одежде, с небольшим чемоданчиком в руках бодрой походкой поднимается на борт греческого судна, уходящего в Бельгию. Это не пассажир, а помощник повара, нанявшийся на один рейс — «туда». Имеет паспорт далекой, почти экзотической для латиноамериканцев страны — Литвы.
25 сентября греческий сухогруз пришел в Антверпен. Капитан рассчитался с помощником повара (навсегда останется загадкой, как тот справился с этими обязанностями), который спешил на парижский экспресс. В Париже, встретившись с какими-то, как могло показаться со стороны, уже знакомыми ему людьми, получил от них рекомендации и направился прямо в испанское посольство. На его литовском паспорте появилась испанская въездная виза, а сам он получил бесплатно авиационный билет на рейс от Тулузы до Барселоны.
Полет этот состоялся 5 октября 1936 г. Перед вылетом из Тулузы французские пограничники обязали пассажира подписать декларацию о том, что он направляется в Испанию «на свой страх и риск». Понять служивых людей на границе было можно: поток туристов в эту страну уже несколько месяцев как иссяк, там шла война, и выезжали в Испанию лишь те, кому это было «очень нужно».
Дальнейший маршрут пролегал через Валенсию в Мадрид, где «аргентинский литовец» был принят, опять же по рекомендации, которой он запасся еще в Аргентине, одним из лидеров Испанской коммунистической партии. После первых собеседований, когда начисто была отвергнута просьба приезжего немедленно послать его на фронт и выяснилось, что кроме испанского, французского, польского и литовского языков он свободно владеет русским, разговор о его «трудоустройстве» перешел в иную плоскость.
Деталей дальнейших переговоров мы просто не знаем, но о результатах осведомлены точно. Человека из Аргентины познакомили с работниками представительства НКВД СССР при МВД республики, учрежденного в Испании по межгосударственному соглашению сразу после начала Гражданской войны. С этого времени началась растянувшаяся на долгие годы плодотворная работа в советской внешней разведке Иосифа Ромуальдовича Григулевича.
Что же предшествовало столь смелому шагу — приезду И.Р Григулевича в Испанию, каков был до этого его жизненный путь? Обратимся к «анкетным», автобиографическим и другим сведениям о нем.
И.Р. Григулевич (далее будем именовать его по его оперативному псевдониму — Макс) родился в мае 1913 года в Вильнюсе в семье аптекарского служащего. Родители — уроженцы Литвы, по национальности караимы. Сын всегда гордился принадлежностью к этой малочисленной народности.
В семье говорили на трех языках: литовском, польском и русском. В 1922 году Макс пошел учиться в гимназию г. Паневежиса, на родине отца, куда семья перебралась после окончания Первой мировой войны. В 1926 году отец потерял работу и после безуспешных попыток вновь устроиться куда-нибудь вынужден был эмигрировать в Аргентину в надежде закрепиться там и привезти с собой семью.
К 1928-1929 годам относится знакомство Макса с членами действовавшей в гимназии подпольной организации коммунистической молодежи Литвы. Постепенно юноша становится ее активным участником. Усиленное самообразование с помощью богатого книжного фонда библиотеки гимназии, приобщение к деятельности политического кружка юных подпольщиков, сама обстановка в Литве того времени все влияло на формирование у Макса мировоззрения совершенно определенного направления. «Именно тогда я и стал набираться ума-разума», — напишет он позже в автобиографии.
В 1929 году по требованию полиции Макса исключили из гимназии как «активного коммуниста», что в тех условиях означало получение «волчьего билета». Чтобы сын мог снова учиться, мать решила уехать в Вильнюс, где жили ее сестры, и вскоре Макс снова оказался в своем родном городе, но на территории уже другого государства — Польши. Продолжил учебу в гимназии имени Витовта Великого. Установил контакт с Коммунистическим союзом молодежи Западной Белоруссии, стал его активистом. С 1930 года — член польской компартии, через год вошел в состав литовского бюро ЦК Компартии Западной Белоруссии. Постепенно Макс приобретал опыт работы с людьми, осваивал навыки подпольщика. Но с профессионалами из польской полиции молодежи тягаться было трудно. 25 февраля 1932 г. Макс и группа его товарищей были арестованы за антигосударственную деятельность. В известной городской тюрьме Лукишки, которая до сих пор высится в самом центре Вильнюса, последовали длительные допросы, провокационные предложения тюремщиков, угрозы. Большинство арестованных держалось стойко. Серьезных доказательств их вины у властей не было, нескольких ребят освободили до суда, но процесс все же состоялся. Макс и один из его товарищей в мае 1932 года были осуждены к 2 годам тюремного заключения условно. Сравнительно мягкий приговор объяснялся не столько отсутствием веских улик, сколько политическими соображениями. Польским властям выгоднее было лишь припугнуть юных литовцев, чем будоражить влиятельную литовскую общественность, которая могла обвинить режим Пилсудского в ущемлении свобод и интересов национального меньшинства.
В августе 1933 года прокуратура предложила Максу покинуть Польшу. Предстояло решать, что делать дальше. За год до этого скончалась его мать. Близких родных не осталось. Посоветовавшись с друзьями, он решил ехать в Париж, традиционно являвшийся одним из центров польской эмиграции. Тепло попрощавшись с товарищами, выехал в Варшаву. Там получил адреса явок в Париже, деньги на поездку, французскую визу и в октябре 1933 года покинул Польшу.
Во Франции пробыл чуть менее года. Находился в распоряжении представителя ЦК польской компартии Модзалевского (впоследствии — министр иностранных дел Польской Народной Республики). Поступил в школу социальных наук, работал в издававшемся МОП Ром журнале на польском языке, неплохо овладел французским языком.
Как недавнего узника буржуазных застенков его часто направляли выступать на собраниях польских и французских рабочих. Участвовал Макс и в митингах вместе с видными общественными и политическими деятелями, среди которых были Анри Барбюс, Жак Дюкло, Эдвард Терек, Шарль Раппопорт и др. Макс вошел в одну из польских партийных групп, организовал небольшую ячейку в среде сочувствующих компартии литовских рабочих-эмигрантов. Поддерживал письменную связь со старыми друзьями в Паневежисе и Вильнюсе, переправлял туда свежую политическую литературу.
Между тем отец настойчиво звал сына в Аргентину. Модзалев-ский не возражал против его поездки, и в августе 1934 года Макс прибыл в Буэнос-Айрес.
В очередной раз — новая страна, люди, нравы, обычаи. У власти — военный режим, демократическое движение преследуется, компартия в подполье (местная политическая полиция называется «Особой секцией по борьбе с коммунизмом»). Устроившись с жильем, перепробовав несколько профессий — продавца радиоаппаратуры, страхового агента, журналиста, — Макс связывается с руководством компартии, и его направляют в действующую нелегально национальную секцию МОПРа. Затем избирают в исполком и редколлегию ежемесячного журнала организации.
С началом Гражданской войны в Испании развернулось широкое международное движение по оказанию помощи республиканцам. Макс решил, что его место — среди добровольцев-интербригадовцев, борющихся с фашизмом. Согласовав этот свой шаг с руководством компартии, в октябре 1936 года Макс оказался в Мадриде, где перешел в распоряжение представительства советской разведслужбы в Испании. Возглавлял резидентуру Швед — опытный разведчик, энергичный и решительный человек. Он и стал первым наставником Макса по разведывательному делу.
Прежде всего решено было снабдить Макса другими документами. Он избрал для себя типичные для латиноамериканских стран имя и фамилию и стал, как значилось в полученном им удостоверении личности, аргентинцем, журналистом по профессии. Такая маскировка оказалась удачной: в силу традиций, общности языка латиноамериканцы всегда были ближе к испанцам по сравнению с представителями других национальностей, а отсюда — большее взаимопонимание и доверие.
…Весенний день 1976 года. Московская квартира Макса на Кутузовском проспекте. Очередная дружеская встреча незаметно переходит в вечер воспоминаний. Не за горами юбилейная дата: 40 лет с начала испанской войны и столько же со времени первых шагов Макса в советской разведке. Он всегда искренне любил Испанию, имел массу друзей в этой стране. Непременно оживлялся, когда речь заходила о том времени, о событиях, в которых ему довелось участвовать, дополнял рассказы друзей любопытными деталями (память у него была великолепная), тепло отзывался о своих коллегах по далеким 30-м годам. В присущем ему ироничном стиле любил повторять, что в Испании закончил «начальную школу» разведки, учеником был старательным, но не всегда послушным, временами слишком увлекался и усложнял задачи, оценки получал в основном приличные, хотя случались и «двойки».
Осенью 1936 года военная обстановка под Мадридом обострилась. Столица стала прифронтовым городом. Почти все дипломатические представительства дружно, явно по сговору, потребовали, чтобы власти предоставили экстерриториальность большому числу зданий, где проживают сотрудники и якобы граждане этих государств. Требование это было, конечно, чрезмерным. Практика дипломатических отношений предусматривает неприкосновенность лишь самих диппредставительств и их территорий. Однако малоопытные испанские руководители согласились, и в итоге около 70 больших столичных домов оказались увенчанными флагами и гербами различных государств и стали таким образом экстерриториальными. Некоторые здания даже охранялись полицией.
В Сегуридад точно знали, что эти так называемые «общежития граждан иностранных государств» на деле являлись местами укрытия самых разномастных противников Республики, которые составляли костяк организованной франкистами «пятой колонны». Правительство, однако, не разрешало службе безопасности проводить против них какие-либо акции, опасаясь дипломатических осложнений.
Ситуация сложилась странная: противник известен, но выступить против него нельзя. И служба безопасности рискнула вторгнуться в два здания, находившихся под покровительством миссии… Финляндии.
В начале декабря 1936 года на секретном совещании в Сегуридад (Макс там присутствовал) был разработан план операции. В ночь на 4 декабря спецотряд Сегуридад проник в финские дома. Засевшие в первом доме оказали вооруженное сопротивление, второй был взят «мирно». Поразило число находившихся в обоих домах постояльцев — около 2000 человек, включая 450 женщин и детей. И ни одного финна, ни одного иностранца! Зато целый арсенал оружия вместе с мастерской по изготовлению ручных гранат. Арестованных в автобусах препроводили в места заключения. В ходе допросов выяснились любопытнейшие детали. Оказалось, что с каждого постояльца финны получали от 150 до 1500 песет в месяц. Кроме того, взималась плата за питание. Неплохой бизнес делали финские дипломаты на своем содействии «пятой колонне».
Аналогичная акция была проведена и в отношении нескольких зданий, опекавшихся чилийским посольством. Контрразведчикам было известно, что один из сотрудников посольства служит связником между засевшими в их домах франкистами и подпольем в городе. Решили захватить связника с поличным во время его очередной конспиративной встречи с подпольщиком. Операция удалась, и в распоряжение Сегуридад попали важные документы, компрометирующие чилийское диппредставительство. Той же ночью был произведен захват нескольких чилийских зданий и произведены многочисленные аресты среди их обитателей.
Руководитель Сегуридад, несмотря на допущенное самоуправство, наказан не был: слишком убедительными оказались результаты этих двух акций. Тем не менее арестованные отделались легким испугом. Дело в том, что консервативно настроенный премьер-министр Ларго Кабальеро, человек нерешительный и трусоватый, пуще всего опасавшийся международных осложнений, распорядился прекратить следствие и всех задержанных — а это около 2000 явных «пяти-колонников» — депортировать во Францию. Более того, премьер решительно запретил проводить подобные мероприятия в дальнейшем. Службе безопасности осталось лишь вести пассивное наблюдение за домами, населенными «иностранцами». Впрочем, иногда «в профилактических целях» там отключали воду, электричество, газ, телефоны.
Только с приходом на пост премьер-министра левого социалиста Хуана Негрина в мае 1937 года действия спецслужб республиканской Испании стали носить характер, более соответствовавший складывавшемуся в стране чрезвычайно сложному положению.
Так, при обыске в одном из домов, который опекало турецкое посольство, обнаружили 100 ящиков с винтовками, принадлежавших фашистской организации.
Контрразведка вторглась в перуанское генконсульство и пятиэтажный дом, защищенный флагом Перу. В одной из квартир захватили радиостанцию, шифры и готовый к передаче шпионский материал. Все это хозяйство принадлежало крупной франкистской организации «Испанская фаланга». Было арестовано около 800 скрывавшихся там противников режима. Путем агентурно-оперативной комбинации был организован доступ к дипломатической почте чехословацкого поверенного в делах и получено документальное подтверждение его связи с агентурой гестапо. О результатах операции доложили премьеру республиканского правительства Негрину. Дипломат был объявлен «персоной нон грата» и выдворен из страны.
Важной вехой «испанской» биографии Макса явилось его участие в подавлении с оружием в руках мятежа в Барселоне в мае 1937 года. Партии анархистов и троцкистов (ПОУМ), располагавшие собственными воинскими формированиями, сняли свои части с фронта, ввели их в Барселону и 2 мая попытались захватить власть. Уже 3 мая Макс в составе спецотряда из 10 сотрудников Сегуридад прибыл в Барселону. Перед ними стояли задачи: немедленно остановить кровопролитие, определить местонахождение и при возможности арестовать руководителей мятежа и командиров восставших воинских подразделений. Частично это удалось сделать в первый день, а окончательно — на следующий, при поддержке прибывшего подкрепления. Не обошлось без казуса. Под горячую руку в суматохе в двух гостиницах были арестованы иностранцы — представители различных, большей частью демократических, организаций из других государств. Обошлись с задержанными не очень вежливо. Возник шумный скандал. Разобравшись, принесли потерпевшим, среди которых находился и Вилли Брандт, будущий канцлер ФРГ, извинения.
Шло время. Выполняя различные поручения резидентуры, Макс постепенно приобретал оперативный опыт, профессиональные навыки. Очень скоро выявилась ценная способность разведчика — умение завязывать нужные знакомства, располагать к себе людей. Он одинаково легко находил общий язык и с крестьянином из глубинки, и с фронтовым офицером, и с аристократом-интеллектуалом. С учетом этих качеств он направлялся на важные участки разведывательной работы. Сначала был адъютантом «но международным поручениям» политического комиссара известного всей стране 5-го полка, позже занял аналогичный пост при начальнике штаба Мадридского фронта, затем закрепился в аппарате госбезопасности.
Необычайно яркие, спрессованные в пеструю вереницу удивительные события, связанные с пребыванием Макса в Испании, уложились в 10 незабываемых месяцев.
…Макс оставил нам несколько десятков страниц автобиографических записок, подготовленных в 60-70-е годы. Он намеревался опубликовать этот материал, однако в печати так ничего и не появилось. В настоящем очерке использованы некоторые детали из записок Макса. Но это только начало повествования об удивительном человеке.
