9. Конец РОВС
После завершения операции «Трест», проводившейся разведкой и контрразведкой ВЧК-ОГПУ в 1922–1927 годах по упреждению и сковыванию диверсионно-террористической деятельности Российского общевоинского союза (РОВС) против Советской России, а затем и СССР, руководство РОВС вновь активизировало заброску на территорию СССР хорошо подготовленных групп боевиков, каждая из которых действовала автономно. Идеологом и непосредственным организатором этой работы являлся А.П. Кутепов, ставший после смерти Врангеля в 1928 году и великого князя Николая Николаевича в 1929 году единоличным руководителем белого движения за рубежом.
В связи с тем что Кутепов принял действенные меры конспирации при заброске на территорию СССР террористов, руководство ОГПУ решило организовать новые оперативные игры с РОВС от имени якобы антисоветских организаций, действовавших на территории СССР. Одна из таких легендированных организаций, «Северокавказская военная организация» (СКВО), была успешно подставлена представителям РОВС в Румынии генералам Штейфону и Геруа, что позволило вскрыть каналы переброски боевиков, выявить их связи и опорные пункты на Северном Кавказе, Кубани и в Донской области. В свою очередь, чекистам удалось вывести за границу и внедрить хорошо подготовленных агентов в филиалы РОВС не только в Румынии, но и в Болгарии и Югославии.
Сложнее проходила оперативная игра непосредственно со штаб-квартирой РОВС от имени ВРИО («Внутренней русской национальной организации», созданной из числа бывших офицеров с участием агентов ОГПУ). По мнению руководителей этой операции В.Р. Менжинского и А.Х. Артузова, прямой выход на Кутепова и его ближайшее окружение представлялся более чем проблематичным. Поэтому было решено первоначально ввести ВРИО в поле зрения редактора журнала «Борьба за Россию» С.П. Мельгунова, поддерживавшего тесные связи с начальником канцелярии Кутепова С.Е. Трубецким. Было известно, что Мельгунов не только получает от Трубецкого информацию о России, но и через людей Кутепова переправляет в Россию свой журнал.
В 1928 году в Париж был направлен в качестве представителя ВРИО агент ОГПУ бывший полковник царской армии А.Н. Попов, который через генерала П.П. Дьяконова, бывшего военного атташе царской России в Лондоне, сотрудничавшего с советской разведкой с 1924 года, встретился с Мельгуновым и проинформировал его о положении в России, целях и задачах ВРИО и необходимости расширения связей с белоэмигрантскими организациями за рубежом. Одновременно А.Н. Попов сообщил Мельгунову, что генерал Дьяконов является представителем ВРИО в Париже, и попросил его организовать встречу с Кутеповым.
Кутепов согласился встретиться с Поповым, но был категорически против участия в ней Дьяконова, которому, как оказалось, он не доверял, и это негативно сказалось на дальнейшем развитии оперативной игры. Несмотря на то что впоследствии наладился регулярный обмен информацией между Мельгуновым и ВРИО через Дьяконова и привлеченного затем к этой операции генерала Г.Г. Карганова, развить ее не удалось. В немалой степени это было результатом неудачного поведения Попова при встрече с Кутеповым. Изложенные им цели и задачи ВРИО, позиции, занимаемые ее членами в государственных структурах, в том числе в армии и в ОГПУ, невольно напомнили Кутепову, как он попался на удочку «Треста», особенно после заявлений Попова, что их организация во имя сохранения кадров решительно выступает против проведения на территории СССР террористических и диверсионных актов. Слушая Попова, Кутепов про себя решил: это второй Якушев, и занял выжидательную позицию.
Усомнившись в подлинности ВРИО, Кутепов внимательно изучал и анализировал поступавшую от этой организации информацию, которую обрабатывал и докладывал ему генерал Карганов.
Так, 25 апреля 1929 г. в очередном своем письме Мельгунову, предназначенном для Кутепова, Попов сообщал: «…политическая обстановка в СССР обострилась до такой степени, что мы сейчас находимся накануне полосы открытых действий населения против большевизма… Три года назад мы еще не думали об открытых боях, сейчас же они стоят на очереди дня, и не столько благодаря деятельности нашей организации, сколько ввиду огромного подъема народной антибольшевистской стихии. В 1929 году мы намерены впервые ударить по чужим рукам. Боевой план действий разработан нами объективно и достаточно серьезно… Ввиду серьезности момента мы настаиваем на выполнении Вами следующих мероприятий:
1) создание нелегального перехода на одной из границ северо-запада или же на границах юго-запада России;
2) посылка к нам через созданный переходный пункт Вашего представителя, пользующегося Вашим полным доверием и имеющего опыт нелегальной работы;
3) представитель, командированный Вами, должен иметь образцы литературы, выпускаемой за границей русской националистической эмиграцией и сепаратистами, и должен располагать достаточными информационными данными о положении в Европе;
4) мы желали бы видеть представителя, достаточно компетентного и правомочного делать разработки тактики борьбы… Его приезд мы намерены использовать также для подкрепления точки зрения части членов штаба, считающих уже возможным… приступить к первым боевым выступлениям… Ваш представитель может получить богатый информационный материал… Этот материал поможет Вам вести сильнейшую кампанию по объединению национальных сил эмиграции на платформе борьбы за Россию. В Вашем лице мы видели и видим до сих пор тот центр, который обязан взять на себя объединение русской молодежи, точнее — российской эмиграции…»
Поступавшая от Попова информация частично подтверждалась сообщениями забрасываемых в индивидуальном порядке в Советскую Россию боевиков РОВС о недовольстве крестьян коллективизацией, выступлениях населения в отдельных городах против безработицы и тяжелых условий жизни. Подобная информация поступала в РОВС и по каналам легендированной чекистами СКВО.
Вместе с тем забрасываемым боевикам не удалось осуществить запланированные Кутеповым террористические акции против Сталина, Бухарина, Менжинского, Крыленко, руководящих работников О ГПУ, так как разведка своевременно получила исчерпывающую информацию по этому вопросу и 19 июля 1928 г. направила руководству ОГПУ подробное спецсообщение за № 232700. Свои неудачи боевики объясняли усилением охраны высших должностных лиц и государственных учреждений после террористических актов в общежитии ОГПУ на Лубянке, в Доме политпросвещения в Ленинграде и др. С упорством и настойчивостью Кутепов продолжал принимать меры к практической реализации принятого в 1927 году в предместье Парижа Шуаньи вышеупомянутого плана по заброске боевиков для осуществления террористических актов. Это, в свою очередь, поставило перед руководством ОГПУ вопрос о проведении операции по нейтрализации Кутепова.
На основе сведений об образе жизни Кутепова была разработана операция по его похищению, осуществление которой было поручено руководителю Особой группы при председателе ОГПУ Якову Серебрянскому. Проведение операции было намечено на воскресенье, 26 января 1930 г., так как, по полученным разведкой данным, Кутепов в этот день должен был в 11 часов 30 минут утра присутствовать на панихиде по случаю смерти барона Каульбарса в Галлиполийской церкви в Париже на улице Мадемуазель, в 20 минутах ходьбы от его дома.
Накануне, 25 января, одним из сотрудников опергруппы Кутепову была передана записка, в которой ему назначалась кратковременная встреча на пути к церкви. При этом учитывалось, что Кутепов на важные встречи, связанные с агентурной и боевой деятельностью РОВС, всегда ходил один. Прождав некоторое время «курьера» на трамвайной остановке на улице Севр, Кутепов продолжил свой путь к церкви. На улице Удино он был перехвачен опергруппой, представившейся сотрудниками французской полиции, и увезен за город на автомашине. Однако доставить его в Москву и, как планировалось, предать суду не удалось, так как по дороге Кутепов, по свидетельству участников операции, скончался от сердечного приступа Принятые полицией и лично начальником контрразведки РОВС полковником Зайцевым меры по выяснению, что же случилось с Кутеповым, положительных результатов не дали. Ближайшее окружение и руководство РОВС терялось в догадках. Находившийся в это время в Париже генерал Штейфон, который в 3 часа дня посетил квартиру Кутепова, написал 27 января 1930 г. генералу Геруа в Бухарест:
«Вчера неожиданно при невыясненных обстоятельствах исчез А.П. (Кутепов). Он вышел утром в церковь, никуда не предполагал заходить, никому не назначал свидания и условился с женой, что после обеда (в час дня) они всей семьей отправятся в город».
Незадолго до этого в одной из гостиниц Берлина находились прибывшие в первых числах января 1930 года из Москвы представители БРНО полковник Попов и полковник де Роберти, бывший в 1918 году начальником штаба Кутепова в Новороссийске. Накануне своего отъезда они направили письмо генералу Штейфону, с которым встречались в 1929 году в Москве, с просьбой передать приглашение Кутепову приехать в Берлин для обсуждения вопросов углубления взаимодействия БРНО с РОВС. Первоначально по поручению Кутепова в Берлин выехал начальник контрразведки полковник Зайцев, в беседе с которым Попов и де Роберти настояли на встрече с Кутеповым 16–18 января.
17 января вечером состоялась первая беседа Кутепова с представителями БРНО. На ней Попов и де Роберти, в отличие от занятой в 1928 году позиции, поставили вопрос о направлении в СССР нескольких групп надежных офицеров РОВС для подготовки восстаний весной 1930 года и вторично заявили о том, что хотели бы видеть генерала П.П. Дьяконова в качестве представителя БРНО при РОВС в Париже. На следующий день, во время организованного Кутеповым в ресторане в честь гостей завтрака, де Роберти, оставшись ненадолго наедине с генералом, сообщил ему, что Попов и он действуют по зада-нию ОПТУ, что никакой подпольной организации ВРИО не существует и что на Кутепова готовится покушение. Кутепов весьма хладнокровно воспринял информацию де Роберти и во время завтрака в присутствии Попова, который не знал о предательстве де Роберти, ничем не выдал обуревавших его чувств.
По пути из Берлина в Париж Кутепов подробно рассказал Зайцеву об откровениях де Роберти, а по прибытии в Париж поставил об этом в известность С.Е. Трубецкого и своего секретаря-поручика М.А. Критского. После отъезда Кутепова в Париж Дьяконов без согласования с ним выехал в Берлин и обсудил с Поповым и де Роберти условия поддержания связи и обмена информацией.
В Берлине их застало известие об исчезновении Кутепова, но по указанию из Москвы Попов и де Роберти выехали из Берлина только в феврале, подтверждая тем самым, что их приезд в Берлин никак не связан с этим происшествием. Более того, в своих письмах из Москвы на имя Зайцева они высказали опасения за свою дальнейшую судьбу, так как не уверены, что их встречи с Кутеповым не станут достоянием ОГПУ, и поэтому просили временно не писать им.
ОГПУ вскоре стало известно о предательстве де Роберти. Он был арестован и после непродолжительного следствия в мае 1930 года расстрелян.
Осуществленная ОГПУ операция по похищению Кутепова нанесла тяжелый удар по белому движению. Депрессия, панические настроения, недоверие к руководителям, взаимные подозрения в сотрудничестве с органами госбезопасности СССР были характерны не только для членов Российского общевоинского союза, но и для поддерживавшей его части белой эмиграции на протяжении ряда лет после исчезновения Кутепова.
Преемником Кутепова на посту председателя РОВС стал генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер, кадровый военный, окончивший в 1892 году академию Генерального штаба. С 1898 по 1907 год он находился на военно-дипломатической работе в Бельгии, Голландии и Италии. Участвовал в Первой мировой войне, будучи начальником штаба 5-й армии. В августе 1917 года был назначен представителем Ставки при итальянской Главной квартире. В 1918 году после высадки английских войск в Архангельске стал главкомом белых войск на Севере, а в 1920 году возглавил Северное правительство. После эвакуации английских войск из Архангельска уехал в Финляндию, откуда перебрался в Париж, где сначала состоял при штабе Врангеля, а затем находился в распоряжении великого князя Николая Николаевича. В 1929 году был назначен заместителем председателя РОВС.
В штаб-квартире РОВС Миллер поручил всю информационную работу Трубецкому, начальником канцелярии назначил генерал-лейтенанта Н.Н. Стогова и его помощником — генерала П.А. Кусонского.
Будучи заместителем Кутепова, Миллер не был допущен к боевой работе РОВС и не был информирован об этой стороне секретной деятельности организации. Поэтому Миллер начал свою деятельность с инспекционных поездок в Югославию, Чехословакию, Болгарию, чтобы на местах разобраться с практической деятельностью РОВС и оживить разведывательную работу. Это обусловливалось и тем, что многие генералы и старшие офицеры РОВС считали Миллера кабинетным работником, не способным к решительной борьбе с советской властью. Однако по мере вхождения в дела РОВС Миллер, назвав мелкими булавочными уколами различного рода «бессистемные покушения, нападения на советские учреждения и поджоги складов», поставил перед РОВС стратегическую задачу: организацию и подготовку крупных выступлений против СССР всех подчиненных ему сил. Не отрицая важности проведения террористических актов, Миллер обращал особое внимание на подготовку кадров для развертывания партизанской войны в тылу Красной Армии в случае войны с СССР. В предвидении открытых военных действий против СССР со стороны Запада он создал под руководством генерала Н.Н. Головина в Париже и Белграде курсы по переподготовке офицеров РОВС и обучению военно-диверсионному делу новых членов Союза из числа эмигрантской молодежи.
Однако планы и практические шага по их реализации генерала Миллера и его сподвижников своевременно становились достоянием советской разведки. Благодаря полученным через агентуру данным в 1931–1934 годах удалось захватить и обезвредить 17 террористов РОВС и НТСНП, заброшенных в СССР, и вскрыть 11 явочных пунктов. Большой вклад в эту работу внесли агент-нелегал Леонид Леонидович Линицкий в Белграде, сотрудники парижской и берлинской резидентур ИНО ОГПУ. Советским разведчикам удалось предотвратить готовившиеся РОВС террористические акты против наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова в Европе и его заместителя Л.М. Карахана в Иране.
В начале 30-х годов советская разведка установила технику слухового контроля в штаб-квартире РОВС в Париже, которая с мая 1930 года располагалась на первом этаже дома № 29 на Рю де Колизе. Дом принадлежал семье агента парижской резидентуры Сергея Николаевича Третьякова. Высокий, статный мужчина, всегда элегантно и со вкусом одетый, знавший несколько европейских языков, бывший обладатель солидного капитала в России, Третьяков был желанным гостем в эмигрантских кругах и находился в близких отношениях с Кутеповым. Бывший председатель Костромской мануфактуры, председатель Московского биржевого комитета, бывший министр Временного правительства (последнего периода), Третьяков по личному поручению Керенского поддерживал связь с французской военной миссией. В 1918 году эмигрировал во Францию, откуда в конце 1919 года возвратился в Россию и в течение 10 месяцев занимал должность министра торговли в правительстве адмирала Колчака. Вернувшись в Париж, Третьяков работал в различных эмигрантских организациях, в том числе был заместителем председателя «Торгпрома». Реально оценивая обстановку, Третьяков ранее других понял, что возврата к старой России нет. На почве разочарований, усугубленных разрывом с женой, он пытался покончить жизнь самоубийством. В 1929 году Третьяков был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой. Первоначально от Третьякова поступала информация по подрывной деятельности «Торгпрома» и других эмигрантских организаций. В 1933 году перед ним была поставлена задача по «разработке» РОВС и его 1-го отдела. По предложению заместителя ИНО О ГПУ Шпигельгласа, Третьяков вернулся в принадлежащий семье дом и занял второй этаж — как раз над помещениями, арендовавшимися штаб-квартирой РОВС. На третьем этаже проживала семья Третьякова. Это позволило парижской резидентуре установить микрофоны для подслушивания в кабинетах Миллера, начальника 1-го отдела Шатилова и в канцелярии РОВС. Аппаратура приема информации была размещена в квартире Третьякова. Начиная с 12 января 1934 г. заработал технический канал получения информации, обернувшийся для Третьякова годами тяжелейшей работы. Почти ежедневно, пока Миллер, Шатилов и Кусонский находились на работе, он, надев наушники, вел записи разговоров, происходивших в их кабинетах. Поступавшая от Третьякова информация, носившая первоначально кодовое название «Петька», а затем «Информация наших дней» (ИНД), позволила разведке и контрразведке О ГПУ, а затем НКВД более полно контролировать и пресекать подрывную деятельность РОВС, выявлять каналы заброски террористов и их имена, факт сотрудничества Миллера с французскими и японскими спецслужбами, установление тесного контакта РОВС с НТСНП, встречи Миллера с Байдалаковым и Поремским и другими лидерами НТСНП, на которых обсуждались конкретные вопросы взаимодействия этих двух антисоветских организаций в борьбе против СССР. Благодаря информации Третьякова стало известно, что представитель РОВС в Румынии полковник Жолондовский, отвечавший за заброску террористов, скрывал от руководства РОВС провалы до тех пор, пока данные об аресте террористов и их фамилии не появлялись в советской печати. Интересна в этом отношении информация Третьякова о провале румынского канала Жолондовского, изложенная в спец-сообщении ИНО руководству НКВД СССР:
«ИНО Главного управления государственной безопасности получены сведения, что руководитель террористической работой РОВС в Румынии полк. Жолондовский заявляет, что НКВД… совершенно разгромил всю английскую разведку, ведущуюся из Румынии, и всю румынскую линию Жолондовского. По словам Жолондовского, нарушены все организации всех разведок. На Жолондовского произвело впечатление опубликование в советской печати настоящих фамилий двух расстрелянных террористов в Харькове… Жолондовский заявляет, что сейчас со стороны Румынии невозможна работа террористического характера, но в то же время он считает необходимым, чтобы РОВС снова провел террористический акт по какой-либо другой линии против т. Жданова или т. Постышева. Ген. Абрамов… и капитан Фосс… считают, что сейчас румынской линии не существует и что Жолондовский всех обманывал. Он тратил получаемые от РОВС 5 тыс. франков на свои личные нужды, ведя неприличный образ жизни, и на взятки Мурузову (один из руководителей румынских спецслужб). По словам Абрамова и Фосса, все посылки людей в СССР Жолондовским производились на английские деньги, а счет представляли ген. Миллеру…»
После провала румынского канала советскую разведку интересовал вопрос, где и через кого РОВС продолжит переброску в СССР своих террористов, и ответ на этот вопрос был получен от ближайшего соратника Миллера, отвечавшего за разведывательную работу, генерала Николая Владимировича Скоблина, сотрудничавшего вместе с женой Н.В. Плевицкой с советской разведкой с 1930 года. Скоблин родился 9 июня 1893 г. в Нежине в семье отставного полковника. В 1914 году окончил Чугуевское военное училище и в чине прапорщика был направлен на фронт. За храбрость и боевые заслуги вскоре был награжден орденом св. Георгия и золотым Георгиевским оружием. Человек редких военных дарований, Скоблин, несмотря на отсутствие высшего военного образования, в ходе Мировой и Гражданской войны в составе белой армии дослужился до командира Корниловской дивизии и получил звание генерал-майора. После бегства армии Врангеля из Крыма Скоблин, находясь в Галлиполи, в июне 1921 года женился на известной русской певице Надежде Васильевне Плевицкой и после переезда в Париж не принимал активного участия в делах РОВС, оставаясь почетным командиром корниловцев. По оценке ИНО ОГПУ, через год после вербовки Скоблин «стал одним из лучших источников… довольно четко информировал нас о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках Миллера в другие страны». Гастроли его жены давали возможность Скоблину осуществлять инспекторские проверки периферийных подразделений РОВС и обеспечивать советскую разведку оперативно значимой информацией. С помощью Скоблина были ликвидированы боевые кутеповские дружины, скомпрометирована идея генералов Шатилова и Туркула о создании в РОВС террористического ядра для использования его на территории СССР. В конечном счете Скоблин стал одним из ближайших помощников Миллера по линии разведки него поверенным в делах центральной организации РОВС. Когда некоторые члены РОВС стали высказывать подозрения относительно сотрудничества Скоблина с советской разведкой, Миллер решительно выступил в его защиту.
Это обстоятельство было использовано, когда встал вопрос о проведении операции по Миллеру, который через своего представителя в Берлине генерала Лампе установил тесные контакты с фашистским режимом в Германии.
22 сентября 1937 г. по приглашению Скоблина Миллер направился с ним на виллу в Сен-Клу, под Парижем, где должна была состояться организованная Скоблиным встреча Миллера с немецкими представителями. На вилле Миллера ожидала оперативная группа чекистов, которая захватила его и через Гавр переправила на теплоходе в СССР. После проведенного в Москве следствия Миллер был предан суду и в 1939 году расстрелян. Как удалось установить, в операции по захвату Миллера участвовали советские разведчики Георгий Косенко, Вениамин Гражуль и Михаил Григорьев. Руководил операцией приехавший из Москвы заместитель начальника ИНО С. Шпигельглас. Эта операция прошла не без потерь для разведки. Уходя на встречу со Скоблиным, Миллер оставил конверт с запиской генералу Кусонскому и попросил вскрыть конверт, если с ним что-нибудь случится. Как только окружению Миллера стало ясно, что он пропал, Кусонский вскрыл конверт с запиской следующего содержания:
«У меня сегодня в 12 час. 30 мин. дня встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в Прибалтийских странах — полковником Штроманом и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г.»
Дело близилось к ночи. Кусонский и Кедров решили послать за Скоблиным. Не подозревая о записке Миллера, прибывший в штаб РОВС Скоблин отрицал, что назначал встречу с Миллером, но после того, как Кусонский познакомил его с запиской и предложил поехать вместе с ним в полицию, Скоблин, воспользовавшись замешательством Кедрова и Кусонского, скрылся. Принятые полицией меры по его розыску ничего не дали. Скоблин был нелегально переправлен нашей разведкой на специально зафрахтованном самолете в Испанию. По имеющимся сведениям, он погиб в Барселоне при бомбежке франкистской авиации. Н.В. Плевицкая была арестована как соучастница и осуждена парижским судом к 20 годам каторжных работ. 5 октября 1940 г. она скончалась в Центральной тюрьме города Ренн.
Шпигельглас, Косенко и Григорьев в 1938–1939 годах были арестованы и в 1940 году расстреляны. В 1956 году все посмертно реабилитированы. Гражуль в 1946 году был уволен из органов госбезопасности по болезни, в 1956 году умер в Москве.
Сергей Николаевич Третьяков продолжал сотрудничать с советской разведкой до оккупации гитлеровской Германией Франции. В августе 1942 года фашистская газета «Локаль-анцайгер» и эмигрантская газета «Новое слово» опубликовали сообщение о том, что Третьяков был арестован гестапо. В 1944 году его казнили как резидента советской разведки в Париже.
После похищения Миллера руководителем РОВС стал генерал Абрамов, которого через год сменил генерал Шатилов. Никому из них не удалось сохранить РОВС как дееспособную и активную организацию и ее авторитет в белой среде. Последняя операция советской разведки по Миллеру стала концом РОВС. И хотя окончательно как организация он прекратил свое существование с началом Второй мировой войны, советская разведка, дезорганизовав и разложив РОВС, лишила гитлеровскую Германию и ее союзников возможности активно использовать в войне против СССР около 20 тыс. членов этой организации.
