21
Дерзкий план
Добравшись утром до дома, я попытался лечь спать, но все ворочался в постели — был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Мало того, что в голове постоянно крутились картинки последних событий, весь я был словно лошадь перед скачками или как мальчик перед свиданием: сердце стучало часто, кровь не бежала, а буквально неслась по жилам. Наконец я задремал, а может, просто задумался о своем сумасшедшем плане, но буквально через четверть часа постучалась Маша и сказала, что в гостиной меня ждет сыщик Архипов. Я тут же вскочил с постели, натянул поверх пижамы свой халат и быстро вышел в гостиную.
— Захар Борисович, вы уже вернулись? Со щитом или на щите? — буквально завопил я.
— Со щитом, со щитом, — улыбнулся Архипов. Он все еще был в дорожном платье — мятом и несвежем — вероятно, даже не успел заехать домой переодеться.
— Новости? Чаю? Позавтракать?
— И то, и другое, и третье.
Маша уже пошла на кухню — готовить. Я сел за стол напротив Архипова.
— Начинаю привыкать, что вы у меня завтракаете, Захар Борисович. Пожалуй, надо сказать Маше, чтобы теперь каждое утро ставила еще один прибор. Захар Борисович явно смутился.
— Простите ради бога, Владимир Алексеевич! Это я не нарочно.
— Полно. У меня есть что вам рассказать. А у вас?
— И у меня есть что, — сказал Архипов, принимая от Маши чашку чая. — Хотя я и не знаю пока, насколько это важно.
— Тогда начинайте вы, — предложил я.
— Хорошо.
Он аккуратно отпил исходящий паром чай и начал:
— Я был в Дубках под Можайском. Помните — это родная деревня Ренарда?
— Да.
— Для начала посетил можайское уездное управление полиции и попросил поднять мне архивные дела по Дубкам за последние двадцать лет.
— Ого, — удивился я. — А как же вам это удалось? Вы ведь в отпуске, не на службе? Архипов вздохнул:
— Ну… я не сообщил им этой подробности.
— И много набралось? — поинтересовался я. Архипов удивленно посмотрел на меня.
— За двадцать лет? Всего три дела.
— Тихо живут…
— Да нет, — пожал плечами Захар Борисович. — Просто по мелочам местные в полицию не обращаются — разбираются сами. Так что три дела за двадцать лет — это нормально. Два дела — сущая ерунда — поджог и побои. Все по пьяному делу. А вот одно — убийство. Пятнадцать лет назад обнаружено тело местной крестьянки Пелагеи Смирновой, шестнадцати лет, со следами издевательств. Девушка была изнасилована и задушена.
— А Ренард в то время еще был в деревне? Архипов кивнул.
— Так-так. Убийцу не нашли?
— Почему? Нашли. Осудили и сослали на каторгу. Это — родной брат-близнец Ренарда, Лисицын Антон Игнатьевич.
— Брат-близнец? — спросил я задумчиво. Архипов погрозил мне пальцем.
— Э-э-э, Владимир Алексеевич! Ну-ка перестаньте! — Что?
— Вы уже пытаетесь встроить брата-близнеца в ваши теории?
— Как вы догадались? Вернее, я только начал думать в этом направлении.
— Не стоит, — покачал головой Архипов. — Хотя они и братья-близнецы, но при этом совершенно не схожи друг с другом.
— Как это? — удивился я.
— Они действительно родились одновременно, однако Антон, в отличие от Павла, появился на свет с деформированной головой. Он слабоумный.
— Змеюка! — воскликнул я. — Змеюка — брат Ренарда?
— Похоже на то, — согласился Захар Борисович. — Но это не все. Я поехал в сами Дубки и встретился с отцом Ренарда. К сожалению, безрезультатно. Он не захотел со мной говорить. — Так.
— Зато мне удалось поговорить с соседями. И похоже, что в этом деле все не так просто. Они намекают, что полиция схватила не того брата. — Не того?
— Не того. Соседи указали мне дом матери погибшей пятнадцать лет назад девушки. Она уверена, что ее убил сам Ренард. Но чтобы оставить его на свободе, полиции отдали второго брата — слабоумного.
— Что же, логично, — сказал я. — Их понять можно. Хотя… родного сына, пусть и слабоумного — в Сибирь невинным послать… Что за люди!
— Впрочем, — продолжил Архипов. — Сам Павел Игнатьевич, то есть наш Ренард, после этого долго в деревне не задержался. Сначала отец прятал его дома, сказав, что сын болеет. А потом, вероятно, отправил в Москву — с глаз подальше. Он вообще суровый старик — даже сейчас, пятнадцать лет спустя. — А мать Ренарда?
— Нет. Ее не существует. Говорят, умерла от оспы через три года после родов.
— Понятно, — сказал я, задумчиво вертя в руках свою табакерку. — Но может ли это как-то помочь нам? Возможно ли провести теперь еще одно расследование и доказать причастность Ренарда к тогдашнему убийству? Можно ли доказать подмену обвиняемого?
— Нет, — спокойно сказал Архипов. — Я же говорил вам, Владимир Алексеевич, я еще не понимаю, как распорядиться этими знаниями. Что нам с того, что Змеюка — родной брат Ренарда? Зато теперь понятно, что их связывает… Ну, ладно, я с вами поделился своими новостями. Теперь расскажите и вы мне, что случилось за то время, пока я уезжал?
— Ха! — сказал я. — У меня новостей больше. Да что новостей — кажется, мы нашли способ прищучить этого мерзавца.
Я прикрыл дверь на кухню, чтобы Маша не услышала, потом подробно рассказал Архипову о произошедших событиях и изложил свой план. Когда я закончил, Захар Борисович смотрел на меня, прямо скажем, оторопело.
— Вы представляете себе всю степень риска, Владимир Алексеевич? — Да… — промямлил я.
— А как вы собираетесь приманить Ренарда в Марьину Рощу?
— Один из людей Арцакова переоделся в одежду захваченного в бане бандита и поехал к Ренарду. Он должен представиться членом шайки — подручным, который сторожил эту самую баню. Он передаст Ренарду или Змеюке послание от Болдохи. Описать место и назначить время. В полночь.
— Ага, — кивнул Архипов, — в полночь. Как же иначе. — Если все пройдет чисто, — продолжил я, — Петр Петрович пришлет мне своего человека, предупредить. Надеюсь, что Ренард клюнет. Уж слишком крупную рыбу мы ему предлагаем.
— Куда крупнее, — задумчиво сказал Архипов, — не какую-нибудь портниху из ателье, а самого Гиляровского!
— Да, — согласился я.
Действительно, план мой состоял в том, что «бандиты» дадут знать Ренарду, будто им попался я сам. Помня, с какой ненавистью Змеюка с братом изуродовали несчастного Митю Березкина, я не сомневался: Ренард непременно воспользуется случаем, чтобы «побеседовать» со мной лично, связанным и беспомощным. Правда, во что именно может вылиться эта беседа, я предпочитал не фантазировать, благо баня на тот момент будет окружена «ангелами», которые должны ворваться по моему сигналу.
— Это неправильно, — сказал вдруг Архипов. — Гораздо проще обратиться в полицию. Тем более что дело уже идет не о госпоже Ламановой, а о вас. Если Ренарда задержат в бане при вашем допросе, ему можно будет предъявить официальное обвинение в похищении человека. К тому же вы известный человек, журналист. Ренарда точно осудят.
— Не верю я полиции.
— Позвольте! — вскипел Архипов.
— Захар Борисович! — выставил я вперед руки. — Посмотрите на себя! Ведь вас отстранили именно от этого дела! И именно из-за связи «сестер» с адъютантом великого князя. Если выяснится, что Ренард и этот самый адъютант состояли в одной шайке «сестер» — что будет? Архипов надолго задумался, помешивая ложечкой остывший чай в чашке.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Провести эту операцию силами одной только полиции мы, вероятно, не сможем. Однако там должен быть хоть один полицейский при исполнении, чтобы официально запротоколировать происшествие и арестовать Ренарда. Я, к сожалению, сейчас не при деле. Но, кажется, смогу организовать такое присутствие. Вот только, как я узнаю, удалось ли вам заставить Ренарда клюнуть на уловку?
— Подождите у меня, — предложил я. — Вы спали сегодня ночью? — Крайне мало.
— Вот вам диван. Ложитесь. Отдохните. Как только приедет гонец, я вас разбужу.
— Это не очень удобно, — с сомнением сказал Архипов.
— Наоборот, — возразил я. — Это гостевой диван. Вы не представляете, в какой компании окажетесь — на этом диване спала половина литературной и сценической Москвы! — Ну, если так…
— Вот как раз в этом углу сиживал Лев Николаевич Толстой, — сказал я, указывая на диван.
— Толстой? Граф?
— Он самый.
— Пожалуй, тогда я лягу туда головой, — сказал Архипов.
— А в другом — Антон Павлович Чехов.
Курьер от Арцакова постучался через полтора часа. Это был один из тех «ангелов», с которыми мы ночью врывались в баню в Марьиной Роще.
— Ну как, братец? — спросил я.
— Приедет.
— Хорошо. Петр Петрович мне еще что-то передавал?
— Говорит, делаем, как условились.
— Спасибо.
Это означало, что я должен был появиться в марьинорощинской бане за два часа до полуночи, чтобы успеть подготовиться.
Я вернулся в гостиную и разбудил Архипова, посапывавшего на диване.
— Что? — спросил он спросонья.
— Клюнул.
Архипов кивнул, встал и начал надевать пиджак.
— Понятно, — сказал он наконец. — Значит, договорились. Когда я приеду со своим человеком, «ангелы» должны исчезнуть. Иначе придется им объяснять свое появление в этом месте.
Я пожал плечами. Зная, как ненавидит Петр Петрович Ренарда после случая с Митей Березкиным и как хочет посчитаться, я не представлял себе, можно ли будет вытащить модельера из его рук. Впрочем, я все же надеялся уговорить Арцакова отдать негодяя в руки закона.
Иван в сумерках живо домчал меня до Шереметьевской и подкатил к условленному месту, где ждал Степаныч. Прошлой ночью в темноте я не слишком хорошо запомнил дорогу к бане и теперь пошел к ней в сопровождении бывшего филера.
Несмотря на то что оделся я тепло, все равно меня слегка потряхивало изнутри — пусть план и был обговорен тщательно, все-таки я никогда не видел плана, который исполнялся в точности. А вернее, любой тщательно составленный план был только двигателем хаоса и беспорядка. Конечно, проще всего было бы остаться в кровати и, лежа под теплым ватным одеялом, ждать, когда ситуация разрешится сама собой. Впрочем, не такой я человек, увы.
В бане все оставалось в точности, как вчера. Только Болдоха больше не был связан — он сидел на одном из табуретов и курил махорку. Арцаков сидел напротив, положив револьвер на стол — дулом к Болдохе.
— А, здоров! — встретил меня Петр Петрович, обернувшись. — Ну что, не отказался еще от своей идеи?
— Нет! — сказал я бодро. Вернее, я надеялся, что это звучало бодро.
— Ладно. Тогда давай еще раз проговорим.
— Сколько уже можно? — с досадой спросил я. — Вчера все утро проговаривали.
— Ничего, — осадил меня Арцаков. — Не помешает. Повторенье — мать ученья. Он повернулся к Болдохе.
— Значит, так. Гиляя я связываю. Сажаю в угол. А ты встречаешь Ренарда. Так? Болдоха кивнул и сплюнул на пол.
— Ренард со Змеюкой заходят. А что делаешь ты?
— Ну, говорю — так и так, пойду на шухере постою, — ответил лениво громила.
— А чего на шухере? — спросил строго Арцаков. — Разве место не проверенное? Лучше скажи, что пойдешь отольешь. Мол, засиделся тут сторожить. Невмочь тебе. Понял? Болдоха опять кивнул.
— Дальше. Ты просто выходишь, и все. И мотай на все четыре стороны.
— Ага, — возразил Болдоха вяло. — Тут твои меня снова и повяжут. Петр Петрович ударил по столу кулаком.
— Я тебе, идиоту, уже обещал — никто тебя вязать не будет. У нас уговор — помнишь? Ты нам сдаешь Ренарда, а мы к тебе больше претензий не имеем. Вали куда хочешь — никто тебя не тронет. Усек? — Усек. Арцаков повернулся ко мне.
— Теперь еще раз с тобой, Владимир Алексеевич. Руки и ноги я тебе свяжу. Но так, что освободиться ты сможешь без проблем — я тебе покажу как. Узелок хитрый — с виду крепко связано, а на самом деле — ерунда. Понял?
Теперь кивнул и я.
— Твое дело, — продолжил старший «ангел», — дождаться, когда Болдоха выйдет. Как только он выйдет, тут и мы влетаем.
— А если он не выйдет? Если продаст? — спросил я. Арцаков пожал плечами.
— Что же с того! Дверь мы обратно прибили к косяку, но держится она хлипко. Десять минут подождем и все равно ворвемся. Только… — он, недобро прищурившись повернулся к Болдохе, — тогда уже не серчай, дядя. В неразберихе и пристрелить можем.
Громила дернул щекой и затянулся своей «козьей ножкой».
— Хорошо, — согласился я. — Предположим, что все так и будет. А дальше?
— А дальше я с Ренардом в чулане немного потолкую. Без свидетелей, — спокойно ответил Арцаков. — Думаю, у него вся охота пакостничать после этого пройдет. — Нет, — сказал я, — дальше будет не так. Арцаков молча посмотрел на меня.
— Дальше, — продолжил я, — с вами пойдут два полицейских, оформят поимку Ренарда с поличным и увезут с собой. А вы, как только они начнут оформлять протокол, исчезнете, чтобы не подставляться.
— Мы так не договаривались, — сказал Арцаков, — мне Ренард самому нужен — расквитаться за Митю Березкина.
— Вряд ли сам Ренард твоего Митю уродовал, — ответил я на это. — Возьми себе Змеюку. С него и весь спрос, как я понимаю. Но Ренард пойдет под суд за мое похищение. Так будет надежнее. Он, конечно, будет все отрицать, но его же возьмут с поличным — так что…
— Не нравится мне это, — мотнул головой Арцаков. — Зря ты, Алексеич полицию позвал.
— Так надо, Петр Петрович, — ответил я. — Чувства твои мне понятны, однако это я рискую шкурой, так что я и буду правила устанавливать. Согласен?
— Полиция? — спросил Болдоха. — Тогда я точно смотаюсь.
— Ладно, — тяжело согласился Арцаков, — только уж тогда я Змеюку точно с собой забираю.
— Забирай!
— Кто хоть из легавых приедет? — спросил Арцаков. — Знакомые твои?
— Архипов Захар Борисович. Из Сыскного. И с ним еще кто-то.
— Архипов? — переспросил Петр Петрович. — Такой, с усиками?
— Он.
— Знаю. Ну что, посидим еще немного, и я пойду в засаду садиться.
Арцаков вынул из кармана свою сигарку, потом посмотрел на нее и сунул обратно.
— Учуют запах. Ни к чему это.
Минут через десять Арцаков поднялся, вынул из кармана два куска веревки и, усадив меня в угол, где прошлой ночью сидел Болдоха, связал мне руки и ноги, показав, как можно одним движением освободиться от пут. Потом, повернувшись к Болдохе, он погрозил ему пальцем и вышел.
Мы остались вдвоем с громилой. Тот сидел, облокотясь на стол и свесив свою кудлатую голову.
— Ну, Ляксеич, снова мы с тобой вдвоем остались, — сказал он наконец. — Не страшно?
Я поерзал на полу, устраиваясь поудобнее.
— Нет, — ответил я. — Чего бояться? Вокруг наши.
— Так-то так, — ответил громила. — А что, если я тебя прирежу и спокойно уйду? Меня же выпустят — сам слышал. Вот дождусь, как Ренард приедет, чик тебя по горлу и — на все четыре? «Ага, — подумал я, — этот вариант мы как-то не продумали…»
— Арцаков тебя все равно найдет. Из-под земли достанет.
— Может, достанет, — согласился Болдоха, — а может, и нет. Уеду в Рязань или на Урал подамся. Кто меня там разыщет? А? — А ты попробуй, — предложил я спокойно. — Одно дело было там, под землей, — никто и не знал, что мы с тобой там встретимся. Ну, пошел человек под Хитровку и пропал там — дело обычное. Другое дело сейчас — когда все знают, что ты тут, со мной. Тебя не только Арцаков искать будет, но и вся полиция. И на Урале, и в Рязани, и в царстве Польском.
— Это — да, — согласился Болдоха. — Зря я вообще в это дело полез. Вот как чуял! Да и Ренард этот — та еще сволочь! Ты его знаешь? — Разговаривали как-то один раз.
— Ну… Это не считается. Ладно, сейчас сам увидишь.
— А ты знаешь, что Змеюка — его родной брат? Болдоха пожал плечами.
— Этот? Ну и что?
Я хотел расспросить Болдоху про телохранителя Ренарда, но не успел — входная дверь скрипнула, в предбанник ворвался холодный ноябрьский воздух и на пороге появился Ренард собственной персоной — в короткой шубе, с тростью в руках. За его спиной мелькнула маленькая голова Змеюки.
— Так-так — так! — сказал Ренард своим высоким голосом. — Какая приятная встреча, господин Гиляровский! Просто подарок!
