— К сожалению, девочки, особенно похвастаться нечем…

С этими словами Анна Сергеевна положила на стол стопку тетрадок.

Аня и Катя тревожно переглянулись.

«Так и есть! — подумала Катя. — Наверно, у Ани опять двойка. А у меня? Неужели тоже есть ошибки?»

Все притихли, думая о том, что таится под легкими обложками тетрадей, в листках, разлинованных тонкими полосками строк. Эти обыкновенные голубые и синие ученические тетрадки казались теперь Кате какими-то совсем другими, незнакомыми, с тех пор как они побывали у Анны Сергеевны дома. Какие ошибки нашла она и подчеркнула своим острым красным карандашом? Какие поставила отметки под косой размашистой чертой? Ничего неизвестно, неизвестно даже, где чья тетрадка.

Каждая из девочек с нетерпением ждала, когда же к ней вернется ее работа, но Анна Сергеевна почему-то не спешила раздать тетради.

Она прошлась раза два по классу и, остановившись у стола, пристально посмотрела на Катю.

Сердце у Кати екнуло.

«Наверно, я наделала кучу ошибок! — со страхом подумала она. — Это все от рассеянности. Где букву пропустишь, где слова не допишешь…»

— Вот ты, Снегирева, у нас председатель совета отряда, — сказала Анна Сергеевна очень серьезно. — Подумала ли ты, с чем ваш отряд придет на сбор дружины? Ведь сбор, кажется, у вас не за горами?

«Ах, вот в чем дело!» — подумала Катя, но от этой догадки на душе у нее не сделалось легче. Только беспокойство стало какое-то другое.

— Сбор будет скоро, Анна Сергеевна, — сказала она вставая. — Наверно, в конце этой четверти или в самом начале будущей.

— Вот видите. Мы с вами прожили почти половину учебного года. Теперь уже пора оглянуться и посмотреть, что мы успели. Давайте так и сделаем. Проведем еще несколько контрольных работ.

— Ой, несколько контрольных!.. — пробежал по классу испуганный шепот.

— А почему вы, собственно, так встревожились? — приподняв брови, спросила Анна Сергеевна. — Вас пугает слово «контрольная»? Напрасно. Если бы вы хорошенько подумали, вы бы поняли, что каждая ваша работа — контрольная. И в классе и дома.

— А все-таки домашняя работа не то, что классная, — тихонько сказала Валя Ёлкина своей соседке Насте Егоровой. — Дома не волнуешься. Там и спросить можно и в книжку заглянуть…

Но как тихо ни говорила Валя, Анна Сергеевна услышала ее.

— Да, конечно, — сказала она. — Дома работать легче и спокойнее. Но то, что труднее, всегда интереснее. Только надо уметь работать. Вот вы все охаете: «Ох, контрольная! Контрольная!» А по-настоящему, вам самим должно быть любопытно проверить себя, узнать, далеко ли вы ушли за эти месяцы — с первого сентября до середины декабря. Да ведь и сбор дружины будет у вас той же проверкой, только еще более ответственной: вся школа узна́ет, что вы успели за это время.

Анна Сергеевна подошла к столу и положила ладонь на стопку тетрадей.

— Не знаю, — сказала она озабоченно, — будет ли вам приятно прийти на сбор с такими успехами. На тридцать шесть работ у вас целых пятнадцать троек и даже две двойки.

— Две двойки! — пронеслось от парты к парте. — У кого? У кого?

— Сейчас узнаете, — ответила Анна Сергеевна и стала раздавать тетради.

— Ипполитовой — пять, — сказала она, медленно проходя между двумя рядами парт. — Нет ни ошибок, ни помарок. Егоровой — тоже пять… Алиевой — четыре… А вот Зотова написала на тройку. Слово «подъем» у тебя, Зотова, без разделительного знака. Вышло — «подем». И слово «низкий» написала через «с». Ёлкиной — четыре с минусом. Надо быть внимательнее, Валя. Лебедевой — тоже четыре с минусом.

Аня даже подскочила от радости.

— Молодец Лебедева! — похвалила Аню учительница. — Только слово «подъезжали» написала неправильно. Да перенос сделала неверно. Но все-таки заметны успехи. Значит, перед контрольной ты позанималась?

— Да, — тихонько ответила Аня, — я и болела и занималась.

Анна Сергеевна улыбнулась:

— Что, наверно Снегирева к тебе приходила?

— Нет, — ответила Аня и почему-то покраснела.

А Катя подумала: «Странно, неужели Аня сама нанималась? И почему она смущается? Надо будет спросить у нее…»

— А вот и твоя работа, Снегирева, — продолжала Анна Сергеевна. — У тебя пять.

Катя взяла свою тетрадку, но ее не так обрадовала собственная пятерка, как четверка с минусом в тетради Ани Лебедевой.

«Наверно, все-таки немножко помогло и то, что мы на переменах писали, — думала Катя. — А у кого же, интересно, двойки?»

И она опять стала внимательно прислушиваться к тому, что говорила, похаживая по классу, Анна Сергеевна.

— Ивановой — четыре… Ладыгиной — четыре… Осташевской — три с плюсом… А вот Зайцевой пришлось поставить двойку: грубые ошибки, сплошные кляксы. Киселевой — тоже два: много ошибок, пропуски букв.

Анна Сергеевна остановилась у парты Клавы Киселевой, показывая сделанные ею ошибки, а Тоня Зайцева тем временем уже уткнулась головой в парту и залилась слезами, еще больше размазывая кляксы в своей тетрадке.

— Возьми себя в руки, девочка; — участливо, но в то же время и строго сказала Анна Сергеевна. — Слезами дело не поправишь.

Катя тоже обернулась к Тоне:

— Не надо, Тоня, не плачь! Мы тебе поможем. Слышишь?

Клава Киселева не плакала. Она только вся покраснела и молча уставилась в тетрадку.

Анна Сергеевна вернулась наконец к своему столу.

— Ну вот, девочки, — сказала она. Вы теперь видите, какие у вас ошибки, и поймете, на что вам нужно обратить особое внимание. Это не так уж трудно. Вот посмотрите на Аню Лебедеву. Еще совсем недавно она писала на тройки. Случалось, что и на двойки. А сегодня? Сегодня у нее четверка.

Катя и Аня радостно переглянулись. Уже второй раз сегодня Анна Сергеевна называет Анину фамилию. Молодчина Аня, не подвела! Если так пойдет дело, то скоро Аня начнет получать пятерки. Вот будет рада Людмила Федоровна, когда узнает! И дома у Ани, наверно, все будут хвалить ее и Катю.

Но радость обеих девочек продолжалась недолго. Неожиданно подняла руку Клава Киселева.

— Что же в этом удивительного, — сказала она, встав с места, — если Лебедева написала на четыре? Ей же диктовала Снегирева. Если бы мне диктовала Зайцева, а я — Зайцевой, то у нас обеих были бы пятерки.

Кто-то засмеялся, а Катя от неожиданности так и замерла. Ей вспомнилось, как в начале учебного года Клава точно так же заявила: «За нее рисовала мама…»

Аня густо покраснела и, подняв руку, вся потянулась вверх.

— Я писала сама! — с возмущением сказала она. — Я так просила Катю повторить слово «подъезжали», так смотрела на нее, а она даже отворачивалась!

В классе засмеялись. А Клава Киселева торжествующе поглядывала на простодушную и чуть не до слез взволнованную Аню.

— Ага! — подхватила она злорадно. — Значит, просила повторить?

Но Анна Сергеевна прервала их спор:

— Довольно об этом. Садитесь, девочки. Я знаю, что Снегирева всегда рада помочь подруге, но контрольную писать за нее ни в коем случае не станет. А ты, Киселева, прежде чем бросать такие обвинения, в другой раз хорошенько подумай. Стыдно!

Анна Сергеевна помолчала.

— А сейчас давайте работать. Откройте «Родную речь».

Девочки положили тетрадки к себе в парты и достали оттуда книжки.

И работа в классе скоро опять пошла полным ходом.

В этот же день Клава получила еще одну двойку — по истории.

Возвращаясь к себе на место и проходя мимо Кати, она тихонько бросила через плечо:

— Что, небось рада?

Катя с удивлением посмотрела ей вслед. Чему же тут радоваться? Она была очень огорчена и еще больше озабочена.

Как только началась большая перемена, Катя побежала к вожатой Оле. Она хотела посоветоваться, что же теперь делать с Клавой и Тоней.

Ане, конечно, захотелось идти вместе с Катей.

— Скажи, Аня, — спросила Катя, шагая с подругой по коридору, — ты правда занималась в тот день, когда болела?

— Правда, — тихо ответила Аня.

— Одна?

— Нет, не совсем… — И Аня как-то неловко усмехнулась. — Моя мама позвонила тете Лизе — она доктор — и сказала, что у меня немножко… голова болит и что я даже пропустила контрольную по русскому письменному. Ну, тетя пришла, выстукала меня, посмотрела мне горло и говорит: «Я сейчас тебе хорошее лекарство пропишу. Принеси чернильницу и бумагу». Я принесла. Думаю, сейчас будет лекарство выписывать, а тетя говорит: «Давай учебник». А я и тут не догадалась. Даю ей арифметику. Думаю, она книжку просит, чтоб под листок подложить — глаже писать, знаешь? А она говорит: «Нет, не этот учебник. Давай грамматику, «Родную речь». Что у нас там еще есть?» Ну, я все принесла — и «Русский язык», и ту тетрадку, где у нас все правила записаны. А тетя говорит: «Ну, теперь садись за стол». И знаешь, Катя? Заставила меня все правила повторить, а потом целых два часа диктовала.

— Хорошее лекарство, — сказала Катя смеясь. — Горькое или сладкое?

— Соленое, — ответила Аня и поморщилась. — Знаешь, я даже поплакала немножко…

— Ну, тогда понятно — слезы ведь соленые, — сказала Катя.

Девочки поднялись на третий этаж, где помещался восьмой «Г». Олю они нашли скоро.

Она медленно прогуливалась по коридору под руку со своей подругой и одноклассницей, Женей Березовской, черненькой, смуглой девочкой. Они заглядывали вдвоем в один учебник, Оля что-то повторяла вполголоса, а Женя ее слушала.

Катя не решалась подойти к старшеклассницам, боясь им помешать. К тому же Березовская была председателем совета дружины, и Катя чувствовала к ней особенное уважение. На рукаве у Березовской алели целых три нашивки.

Оля сама заметила Катю и Аню:

— Вы что — ко мне?

— Олечка, — начала Катя, — сегодня у нас две двойки… то есть три! То есть не у нас, а две у Киселевой и одна у Зайцевой.

— Да, многовато, — покачала головой Оля и посмотрела на свою молчаливую и серьезную подругу. — Что ж, придется вызвать их на совет отряда. Как ты думаешь, Женя?

— Да, конечно, — подтвердила Женя. — Они у вас пионерки?

— Нет еще, — ответила Оля. — А разве непионерок нельзя вызывать на совет?

— Почему нельзя? Можно, — сказала Женя. — А много у вас девочек не в отряде?

— Всего две, — ответила Оля. — Как раз эти самые — Киселева и Зайцева.

— Ну так скорее готовьте их в пионеры, — сказала Женя. — Ведь во всех отрядах скоро будет прием. А на сборе дружины они дадут торжественное обещание.

— А когда будет сбор дружины? — спросила с беспокойством Катя. — Очень скоро?

— Да, теперь уж скоро — в конце декабря.

— Ой, Олечка, — сказала Катя, — что же нам делать? Клава и Тоня не успеют исправить свои двойки.

— Ну вот что, — решительно сказала Оля, — если они хотят, чтобы их приняли в пионеры, пусть подтянутся. Я спрошу у Анны Сергеевны, удобно ли ей, чтобы мы назначили совет на сегодня. А ты, Катя, скажи Тоне и Клаве, чтобы они обязательно пришли… Подожди меня, Женя, я сейчас вернусь.

Анну Сергеевну Оля застала уже у самых дверей класса.

— Нет, Оля, сегодня я очень занята, — сказала учительница, — и прийти к вам на совет не смогу никак. Впрочем, не стоит из-за этого откладывать. Вы прекрасно справитесь и без меня.

— Хорошо, Анна Сергеевна, постараемся, — сказала Оля. — Значит, обеих вызвать — и Киселеву и Зайцеву?

— Пока вызовите Киселеву. С Зайцевой надо будет поговорить особо. К ней нужно пойти на дом и посмотреть, как она учит уроки. Зайцева — не лентяйка. Я у нее уже была и убедилась в этом. Ей просто нужно помочь. Она хочет учиться, но не может, не умеет.

— А Киселева?

— Киселева — наоборот. Может учиться, но не хочет.

В тот же вечер в пионерской комнате собрался совет отряда.