На этажерке стояли, выстроившись рядами, все Катины книжки.

Какую из них любила она больше других? Кате трудно было бы сейчас на это ответить. Каждая из них казалась ей очень интересной, каждую она перечитывала по многу раз. Но одна книга — большая, в переплете светло-шоколадного цвета с белыми буквами в овальной рамочке: Аркадий Гайдар, — была ее самой-самой любимой.

Катя нежно погладила кончиками пальцев выпуклый рисунок на переплете — маленькую винтовочку, сабельку и книгу — и перелистала первые страницы. С белого глянцевитого листа на Катю смотрел сам Гайдар, одетый в черную гимнастерку, смотрел с ласковой и чуть лукавой улыбкой, как будто хотел поглядеть, для кого это он написал столько повестей и рассказов. Ой, как трудно расставаться с этим портретом, с этой книгой! Грустно будет увидеть на полке, где она стояла, пустое место. Захочется опять перечитать ее, а нельзя будет…

Но если так грустно отдавать эту книгу, — значит, ее будет весело получать. Стало быть, нечего и жалеть. А когда уж очень захочется почитать Гайдара, можно будет взять в библиотеке.

Катя положила книгу на стол, прибавила к ней басни Крылова и «Каштанку» Чехова, а потом уселась в последний раз перечитывать любимые страницы своей самой любимой повести — «Тимур и его команда».

Переворачивая чуть шелестящие листы, она невольно подумала: «А не спросить ли у мамы, можно отдать эту книгу или нет?»

Где-то в глубине ее души шевельнулась надежда — может быть, мама скажет: «Эту оставь себе. Поищи что-нибудь другое…» И тогда совесть у Кати будет спокойна. Ведь получится, что не она сама не захотела отдать книгу, а мама не позволила.

Катя вскочила с места, чтобы бежать к маме, но вдруг остановилась, прикусив губу и нахмурив брови. Что ж это она? Хитрит сама с собой? Нечего сказать, хороша! А еще председатель совета отряда!.. Нет уж, дарить так дарить! А то привезут в детский дом книги, ребята обрадуются, начнут распаковывать, а там — ничего интересного. «Ну, — подумают они, — не стоило и посылать! А мы еще их в гости звали». Нехорошо получится, некрасиво.

Катя решительно захлопнула книгу и положили все три в сумку.

Лежа в постели, она старалась представить себе, что принесут завтра девочки.

У Настеньки, кажется, детских книг не очень много, у Иры тоже. А вот у Ани целый шкаф с книгами. Наверно, и у Стеллы.

Только Стелла, пожалуй, ничего хорошего не принесет. Пожалеет… А вот уж Аня, наверно, притащит целую кучу.

Но на завтра все получилось совсем не так, как думала Катя.

Она пришла в класс раньше всех и, стоя в дверях, встречала своих одноклассниц.

Первая в коридоре показалась Валя Ёлкина.

— Несу-у! — крикнула она, завидя издали Катю, и похлопала рукой по своей, потолстевшей со вчерашнего дня сумке.

Валя подошла и, открыв сумку, показала Кате на корешки каких-то книжек.

— Хоть и не очень толстые, — сказала она, — но зато знаешь какие интересные? Зачитаешься!

— Молодчина! — похвалила ее Катя. — Неси в класс. Потом запишем, от кого — что.

Валя тряхнула кудряшками и скрылась за дверью.

Сейчас же вслед за Валей пришла Аня Лебедева.

— Принесла? — еще издали крикнула ей Катя.

— А как же! — ответила Аня. — Вот смотри.

И она, порывшись в сумке, достала какую-то книжку, аккуратно завернутую в белую бумагу и перевязанную голубой ленточкой.

— Посмотри, как я красиво завернула. Так и пошлем, ладно?

— А что это? — спросила Катя.

— «Украинские сказки». Знаешь? У тебя, кажется, тоже есть такая книжка.

Катя взяла в руки нарядный пакет.

— Мои «Украинские» вроде толще, — сказала она с удивлением. — У тебя, верно, какая-нибудь другая книжка?

Катя быстро сдернула голубую ленточку и развернула глянцевитую бумагу.

— Аня, да что же это?

В руках у Кати была растрепанная, потерявшая всякий вид книжка. Листы держались на ниточках, а доброй половины и совсем не хватало.

— Что это, Аня?

— Я же тебе говорю — «Украинские сказки», — отводя в сторону глаза, сказала Аня. — Народные. Да ты не думай! Тут все-таки еще осталось порядочно сказок. Самые интересные — про Вертодуба, Вернигору, про Ивасика-Телесика… Только первой не хватает, последней да еще из середины двух, кажется. Остальные — все.

— Да что у тебя, собаки эту книжку трепали, что ли?

— Какие еще собаки! — обиделась Аня. — У нас собак нет. Просто я ее с собой на дачу брала. Читала на берегу. Один раз забыла в саду, и она под маленький дождик попала… Вот и все.

— Аня, и тебе не стыдно?

— Да чего же стыдиться-то? Книжку можно подшить — ниточки же остались, — подклеить…

Кате стало жарко. Она посмотрела на Аню прищуренными глазами и решительно протянула ей книжку:

— Возьми! Подшей, подклей и себе оставь. А товарищам не дарят самое плохое, чего не жалко. Дарить нужно хорошее! У самой тысяча книг, а она какую-то рвань притащила!

У Ани задрожали губы и глаза налились слезами:

— А ты считала, сколько у меня книг?

— И не считала, а знаю.

— Ну так приходи, посчитай. «Тысяча»! Скажет тоже…

— И не приду, и считать не стану!

Аня закрыла лицо руками, всхлипнула и прижалась лбом к подоконнику.

— Нечего реветь! — сказала Катя. — Сама понимаешь, что пионерки так не делают.

Аня в ответ только носом потянула.

В эту минуту к дверям подошла Настя:

— Ой, Снегирь, пропусти скорей, а то не донесу!

Настя в одной руке несла туго набитую сумку, а в другой — пакет, крепко перевязанный веревочкой.

— Ох, Настенька! — Катя от удивления всплеснула руками. — Откуда у тебя столько книг? — И Катя взяла у нее пакет. — Ну и тяжелый!

— Да разве это все мое? — сказала Настя. — Я весь наш дом обегала, собирала у ребят. Знаешь, есть такие, что все тебе отдадут, а другие до того жадные, что суют тебе всякую дрянь.

Катя засмеялась и посмотрела на Аню. Услышав ее смех, Аня оторвалась от подоконника и через плечо сердито поглядела на Катю.

— И нечего смеяться! — сказала она. — А если мне книги не для виду нужны, а для ума?

— Вот ума-то, видно, у тебя и не хватает! — решительно отрезала Катя и пошла в класс.

Аня поплелась вслед за ней и, сев за парту, положила на крышку голову. Она потихоньку всхлипывала, терла платком глаза, но Катя не обращала на нее никакого внимания.

Жалеть и утешать Аню ей сейчас не хотелось.

Аня сидела за партой, закрыв лицо руками, а тем временем девочки все подходили с книгами и, оглядываясь на Аню, спрашивали, что с ней такое. Но Аня не отвечала.

Катя с интересом рассматривала книги, которые девочки приносили и складывали перед ней, и уже совсем не замечала Аниных слез.

Оказалось, что большинство девочек не поскупились. Даже Стелла Кузьминская удивила всех. Она еле-еле вытащила из сумки увесистую книгу с серебряными буквами на красноватом переплете: «Н.А. Некрасов. Стихотворения».

На первой странице было написано аккуратным Стеллиным почерком: «Детскому дому имени Олега Кошевого от Стеллы Кузьминской».

Девочки обступили Стеллу, любуясь роскошной книгой и вдавленными в переплет буквами.

— Вот это, Стелла, замечательно! — похвалила ее Катя. — Такую книгу не пожалела!

— А у меня есть второй экземпляр, — сказала Стелла, как-то особенно нажимая на слово «экземпляр», и Катя поняла, что Стелла гордится и знанием такого слова и тем, что у нее дома много книг — так много, что некоторые даже имеются в двух экземплярах. — Мне на рождение, — прибавила Стелла, — всегда дарят очень много подарков: ведь я — единственная дочка, единственная внучка и единственная племянница.

Стелла как-то небрежно усмехнулась и отошла к своей парте. Катя ничего не сказала, но подумали: «А все-таки она — воображала! Ну все равно, пусть. Зато хорошую книгу принесла. А вот Аню надо проучить. Нельзя, чтобы у нас в отряде были такие жадные девчонки».