Часть II
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»
Республика Южная Осетия, июнь 2009 г.

Они вышли из самолета в Беслане и сразу надели темные очки. Солнце шпарило вовсю, было почти тридцать градусов в тени. После московской духоты местная жара показалась терпимой: воздух горячий, но все-таки им можно дышать. Так Миша думал вплоть до момента, пока они с ресёрчером и директором не сели в «Газель». Через пять минут Миша сказал себе, что дальше-то будет еще жарче, — и этим утешился.

В Алагире «Газель» вырулила на Транскавказскую магистраль — местную «дорогу жизни», единственную трассу, которая связывает напрямую Северную Осетию с Южной. Шоссе оказалось четырехполосным, в приличном состоянии, ресёрчер удивленно хмыкнул.

— Чего?.. — спросил Миша.

— Я на той неделе ездил в Новгород. Федеральная трасса М10, чтоб ее… Вся кривая, вся разбитая. А какие там ямы на объезде Торжка… А что под самим Новгородом творится… И это дорога между двумя столицами!

— Э-э! — сказал водитель. — Погоди-погоди! Будут тебе ямы. Не хуже, чем в России! Даже лучше!

И заразительно рассмеялся.

Минут пять они весело катились по равнине, и вдруг рельеф изменился. Прямо на глазах долина реки Ардон превратилась в ущелье с отвесными скалами. Дорога сузилась.

— Ого…

Из скалы над входом в ущелье рвался вперед и ввысь стальной всадник. Огромная фигура святого Георгия взлетала над трассой. Водитель остановил машину и, ни слова не говоря, направился к скале.

— Чего он?..

— Видишь чашу? Туда надо денежку бросить, чтобы дорога легкая была. Наш водила — правильный осетин. Если совсем правильный, тогда он еще перед выездом помолился Уастырджи, покровителю всех путешественников…

Ресёрчер поглядел на Мишу с уважением. Директор вздохнул. Его, похоже, не радовала перспектива общения с суеверным народом, который совершает жертвоприношение, чтобы проехать всего-то сто тридцать километров. Таким людям слишком легко наступить на любимую мозоль — просто случайно.

А директору с ними работать и работать.

Миша не стал объяснять, что езда по Транскаму — дело серьезное и лишний раз помолиться для успокоения нервов бывает полезно. Сейчас дорога себя покажет сама. Красивая дорога.

После памятника шоссе начало петлять по лесистым склонам, иногда ныряя в тоннели. Короткие выглядели странно, даже пугающе: будто строители только что прорубили эти дырки в скалах и ушли отдыхать, завтра доделают. Каменные стены, каменный потолок — ничего больше, ни намека на какое-то усиление кровли. В тоннелях подлиннее все было солидно укреплено, и там с непривычки казалось как-то спокойнее.

Поселок Мизур заставил сказать «ого!» не только ресёрчера, которому положено по работе все видеть и всему удивляться, но и флегматичного директора. К этому моменту шоссе совсем зажало между скал, и высокой растительности на горах стало заметно меньше — лишь местами попадались кусты можжевельника, барбариса да редкая облепиха. И вдруг «Газель» въехала в странный городок, растянутый вдоль дороги: типовые девятиэтажки в один ряд, а сразу за ними каменный склон уходит резко вверх. Как будто от полноценного города отрезали полмикрорайона и воткнули сюда.

— А стена зачем? — спросил ресёрчер.

Дорогу отделял от домов пятиметровый шумозащитный забор. «Газель» сейчас ехала в узком каньоне: с одной стороны эта зеленая стенка (за ней дома, за ними скалы), с другой — узкая бурная река и тоже скалы.

— Думали, что Транскам будет шуметь днем и ночью, — объяснил Миша.

— Тут серебро и цинк добывали, — сказал водитель. — Тут шахтеры были. Денег было много, людей было много. А теперь — э-эх…

Да, подумал Миша, тут всего «было много». Если закрыть глаза, можно представить, как это выглядело… Транскам не гудит, конечно, но довольно оживлен. То и дело притормаживают автобусы — мимо поселка транзитом идут экскурсии. На улицах много молодежи, это студенты-практиканты. Лица у студентов очень разные, попадаются даже черные. Местные бабушки от негров шарахаются. Много детей. И, конечно, сами шахтеры — высшая каста, сильные и гордые люди с огромной по советским меркам зарплатой. Красивые новые дома. В магазине на полках загляденье — спецснабжение по высшей категории. Жизнь такая, о какой в русской советской глубинке и мечтать нельзя. Это все здесь было… А потом месторождение исчерпалось — и кирдык… Миша открыл глаза.

Шумная раскаленная «Газель», палящая жара за бортом, извилистая дорога, голые скалы вокруг. С гор исчезли не только редкие кустики, теперь время от времени пропадала даже трава. Вместо зеленого ковра с яркими пятнами цветов — суровый обнаженный камень.

— Отсюда дорога становится лавиноопасной, — сказал он ресёрчеру.

Подумал и на всякий случай добавил:

— Зимой.

— Э-э! — водитель криво усмехнулся. — Летом тоже камни падают.

— Ты мне людей не пугай, — сказал Миша строго.

— Зимой на неделю закрывают, на две закрывают, а летом только камни падают! — поправился водитель. — Красивая дорога, да?

— Красивая, — согласился Миша.

— У вас таких нет, — гордо сообщил водитель.

Пройти российскую таможню и пограничный контроль — занятие долгое, муторное, а по такой погоде еще и потное. Зато границу Республики Южная Осетия они проскочили, едва заметив, с веселым свистом. В открытые окна машины снова дунул ветерок, настроение резко поднялось.

От границы до северного портала Рокского тоннеля было метров двести, ну, двести пятьдесят. Над его черным зевом красовалась перетяжка с надписью: «Добро пожаловать на древнюю землю Алан!»: Миша только поднял глаза, чтобы все это прочитать, и тут…

ХРЯСЬ!!!

После такого удара в переднюю подвеску некоторые машины гибнут на месте, но «Газель» выдержала.

— Это они нарочно, что ли? — донеслось с заднего сиденья. — Чтобы каждый сразу понял — приехали?..

— Э-э! Ты помнишь, я же обещал! — сказал водитель и захохотал.

Миша на всякий случай уселся попрочнее и старался не глазеть по сторонам. И не болтать. А то и язык прикусить недолго. Асфальт в тоннеле после прохода по нему в том августе 58-й армии никто не ремонтировал, а учитывая, сколько тут побывало тяжелой гусеничной техники…

В узкой кишке тоннеля оказалось темно — раньше тут был свет, но теперь то ли развалился, то ли кончился. Перед «Газелью» плясало желтое пятно. То ныряя, то чуть задирая нос, машина выкусывала фарами из темноты немного жизненного пространства, а потом вкатывалась в него. И так раз за разом. Ехать оказалось не страшно и не интересно, а просто скучно — ну когда уже кончатся эти три километра шестьсот шестьдесят метров… Минут через пять Миша начал напряженно всматриваться: он знал, что вот-вот должна показаться впереди ослепительно-яркая точка выхода.

Выхода не было.

Ночь там, что ли, на той стороне, подумал он. Почему такая тьма впереди? Точно ночь! А чего, «южане» теперь самостийные — кто их еще признал, кроме нас, вроде бы Науру? Вот они и перевели стрелки на это… Наурийское время!

И тут машина прямо из тоннеля въехала в стену дождя.

— Ё-моё… — только и сказал Миша.

Через секунду их совсем залило, хоть езжай по приборам, но запечатлеть в памяти картинку он успел. Это был какой-то другой мир. Справа — отвесная скала. Слева — обрыв. Над обрывом в танковом окопе уютно пристроилась — Миша с трудом поверил глазам — настоящая БМП-3, стволом на юг. 58-я армия воевала черт-те чем, а тут — новейшая военная техника окопалась, и шикарная у нее позиция, однако… Вниз уходил причудливо закрученный серпантин, весь как на ладони. А сверху било ключом, да по голове, то есть по крыше «Газели». До звона.

Южная Осетия встречала московских гостей обломным ливнем. Древняя земля Алан была серой и мокрой. Вода хлестала с неба, текла вниз по скалам. Иногда в потоках случались короткие разрывы, и сквозь них проглядывали далекие горы, у подножия которых будто прошла газовая атака — это туман в низинах казался черным. А потом все опять застилала вода.

Зато не сказать чтобы тут было душно. К моменту, когда они въехали в Цхинвал, стало даже прохладно. Дождь чуть-чуть ослаб, и сквозь запотевающие стекла, если потереть рукавом, удавалось хоть как-то разглядеть город.

Первое впечатление было жуткое. Город выглядел не разбитым, не разрушенным, нет… Безнадежно испорченным. Сплошные дыры в асфальте и дыры в стенах. Раскрошенные дороги и простреленные дома. А по улице медленно брели мокрые и пришибленные люди.

Победители.

Где я это уже видел? — подумал Миша. В Грозном! Было то же самое: ливень, серая хмарь, убитый город и зомби на улицах. Я надеялся, что дождь пройдет, и картинка изменится, но все осталось как было.

Неужели и здесь то же самое… Неужели все было впустую?

«Газель» то петляла, то ползла, тяжело переваливаясь на колдобинах, ей навстречу так же трудно пробирались редкие местные машины — раздавленные жизнью «Жигули» с перекошенными мордами и отвисшими багажниками.

С заднего сиденья доносилось убитое молчание. Оно толкалось в затылок, но Миша не хотел оборачиваться. Что он мог сказать ресёрчеру — да, понимаю, ты это тоже видел в Грозном, а чего ты хотел, война всегда одинакова?..

— Гостиница «Алан»! — провозгласил водитель. — Э-э, гляди, первый этаж уже совсем починили!

Машина остановилась, скрипя всеми членами — похоже, и ее здесь доконало. Миша открыл дверь, но не двинулся с места. Ему не хотелось глядеть на полуразрушенную гостиницу. Ему нужно было несколько секунд, чтобы собраться с духом. Просто сказать себе: хватит рефлексировать, пора работать. Тогда он бодро выпрыгнет наружу и бодро начнет действовать. Вдох-выдох…

И тут кончился дождь.