Книга: Консультант по дурацким вопросам
Назад: Глава 1 «ГОЛДФИНГЕР»
Дальше: Глава 3 ЗАВТРА НЕ УМРЕТ НИКОГДА

Глава 2
НА СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЕ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА

Сцена 1
«БРАТЬЯ»
База миротворцев.
Экст.
Актеры: Врач, Кузнецов, Офицер, Сержант.
Массовка: солдаты, раненые.
Реквизит: носилки, список раненых.
Пиротехника: автоматы, пистолет.

 

На протокольную часть пьянки Мише, конечно, хода не было. Но после, когда начальство удалилось и народ уже просто общался, Ваня ему свистнул.
Ваня был в погонах и медалях, трезвый и задумчивый.
— Ты чего?.. — спросил Миша.
— Праздник ветеранов ушедшей армии, — процедил тот. — Веселятся через силу, глаза у всех грустные. Сам увидишь.
Собралось тут человек двадцать, Миша почти всех знал. Средний возраст — под сорок лет, биография однотипная: высшее военное в первой половине 80-х, дальше Афганистан, потом что-нибудь типа Карабах-Нахичевань, обе Чечни. Звание майор-полковник и примерно одинаковый комплект наград. Молодых было несколько: лейтенанты и старлей. У всех тоже железо на груди. Скромненько, на фоне трех-четырехрядных «иконостасов» ветеранов, ходячих легенд армии, — по паре медалей да один-два креста. Казалось бы, приличный задел, чтобы лет через десять-пятнадцать быть такими же, как старшие товарищи, но…
Такими, как старшие, эти молодые, но уже послужившие лейтенанты не будут никогда. И нет в том их вины.
— Последние офицеры империи, — сказал Ваня и стремительно хлопнул полстакана. — Уф-ф… Вот они, люди, которые целенаправленно шли служить в армию великой державы. А мы… Черт знает, что мы такое. Иногда я думаю, Мишка, что ты гораздо счастливее меня.
— Да ладно…
— Нет ощущения… — сказал Ваня. — Нет ощущения своей нужности. А «старики» помнят его.
Да, у них это было, подумал Миша. Правда, и сами они постарались оказаться нужными. Они шли в офицеры не ради того, чтобы начальник за них думал. Наоборот, именно в армии они искали сложных задач, к которым надо голову приложить, а потом уже руки-ноги. Военное дело было для них интересной мужской работой. И те, кто уцелел после самых интересных заданий, стали элитой, учителями, живыми легендами и так далее…
Только начали они свой путь в одной армии, продолжили — в другой, а заканчивать карьеру им предстоит в какой-то уже третьей. Меняется страна, меняются Вооруженные силы, а люди все служат.
Сегодня они отмечают праздник, оставшийся от тех времен, когда за ними стояла мощнейшая в военном отношении империя, которой они были нужны. Которая их ценила. Которая их награждала — и офицеры носили ордена с гордо поднятой головой, потому что «Золотую Звезду» Героя не вешали на грудь вчерашним врагам. А еще империя платила деньги, за которые можно было заниматься делом, не думая, чем кормить детей завтра.
Потом империя рухнула, а они все равно остались служить — уже не государству, но стране. Людям своей страны.
Осколки державы в лучшем случае забыли про своих офицеров, а некоторым еще и в рожу плюнули. И люди, за которых они проливали кровь, бросали им в лицо: «Не мы вас туда посылали, не мы вам приказывали, пошли вон, убийцы…»
Пропало очень важное — ощущение того, что ты нужен, что ты олицетворяешь силу этой страны. Остатки некогда могучей силы.
А «старики» еще помнят, как оно было, и потому им куда как горше.
Может, Ваня и прав, подумал Миша. Может, я и счастливее.
— Я придумал, — сказал вдруг Ваня. — Забираем всех, кто хочет, — и ко мне на дачу. А кто не хочет — уговорим. А кого тут нет — обзвоним, пускай народ подтягивается.
Дача у него была старая, фамильная, в двух шагах от города. Подходящее место, чтобы отвлечься, но не застрять, если вдруг кому понадобишься.
— А что, это идея. Заодно кувалду людям покажем, — сказал Миша. — Объясним, зачем она нужна спецназу. То-то все удивятся!
— У меня их две, — вспомнил Ваня. — Большая и маленькая…
* * *
На даче народ продышался, расслабился, повесил тяжелые от орденов мундиры на стулья — и вдруг начался если не настоящий праздник, то уже какое-то веселье. И еще то, что Миша особенно любил: спецназовский разговор «за жизнь». Типа «бойцы вспоминают минувшие дни». Байки, рассказанные в этой компании, были тем замечательны, что никто и не думал привирать. Ну разве самую малость преувеличат, чисто для красоты. А сочинять этим людям незачем — жизнь подбрасывала им случаи, на какие человеческой фантазии просто не хватит. Она такой бред сгенерировать не в состоянии.
Иногда среди уморительных и удивительных историй попадалась ценная информация к размышлению. Например, сегодня Миша наконец-то узнал, кто и какими методами в конце девяностых утихомирил Баксанское ущелье — надолго, аж лет на пять.
«…Баксанское ущелье проходное: если ты в него зашел, тебя искать замучаешься. А уйти ты по нему можешь куда угодно: хоть в Ингушетию, хоть в Чечню. Местечко поганое, да еще проблемы с населением. Потому что, как обычно у нас в полинациональных республиках, балкарцы с кабардинцами друг друга не любят, у них счеты со времен Великой Отечественной, и никто ничего не забыл. Поэтому временами туда посылают сводные отряды откуда угодно, только не из Кабарды, а то может случиться не зачистка, а резня.
Апофеоз безобразий в ущелье настал в девяносто восьмом, когда там — поближе к Эльбрусу уже — местные высокогорные джигиты основали новый бизнес под названием „краденая одежда“. Начали грабить туристов в полный рост. А там много маршрутов в сторону Эльбруса. Народ тормозили на одной седловине, раздевали и отпускали буквально без штанов на все четыре стороны. Через двое суток внизу на рынке эта одежда продавалась — только в путь.
А у нас был такой культовый персонаж — до сих пор где-то бегает — генерал Орлов, правая рука Рушайло. В федеральном розыске сейчас. Но успел сделать одну правильную штуку. Он создал сводную офицерскую группу, куда набрал мужиков отовсюду, под лозунгом: ребята, я вас всем обеспечу, я вам все дам, а вы работайте.
Ребята поставили один ретранслятор связи на Машуке, второй затащили с собой, взяли пару эспэгэшек (как они их на себе перли — это уже скромный такой подвиг), — и когда началась очередная вкусная теплая зима и туда начал валить народ на отдых — приступили к работе… А там все было просто: туземцы спускались с гор по известным им тропам через перевалы, грабили туристов, продавали барахло и тут же уходили обратно наверх. Ну и мужики из безоткаток просто обвалили к чертовой матери все тропинки в горах. Не думая — есть там местные, нет их, — пофиг. Расстреляли, доложили в Москву и ушли. И вплоть до две тысячи третьего это были тихие, мирные, спокойные места. Никто никого не грабил.
Потом, к сожалению, там появился Анзор Астемиров, и пошла уже другая история…»
Как все просто было, оказывается, подумал Миша. Скоро двести лет стукнет, а рецепт, если на Кавказе начинают хулиганить, — все тот же. Грубая сила и никакого вам абстрактного гуманизма. Но ведь работает! Сами-то кавказцы это очень хорошо знают и друг с другом не стесняются, если что.
Он вспомнил, как тщательно, подчистую, выжгли осетины грузинский анклав. Не присвоили, не заняли — уничтожили.
И вспомнил страшные фото — какими маленькими были обугленные тела осетин, что доставали из сожженных машин на Зарской дороге. Мирные люди, пытавшиеся бежать от войны, превратились в черные куколки. Их укладывали в детские гробики.
Это Кавказ. Он такой. Ты его знаешь.
…Как Ваня и обещал, из города начали подтягиваться коллеги, все с тяжело булькающими сумками и портфелями. Ближе к ночи, когда от громового хохота уже опухли уши, приехал еще один замечательный мужик — тот самый, которому Миша звонил из Цхинвала насчет Диксона. Они в Москве с тех пор не виделись — так, перекинулись по телефону парой слов.
К тому моменту разговор свернул на нехарактерную для здешней публики «шпионскую» тему. Может, потому, что компания уже согрелась до состояния «палец покажи — и все ржут», когда самое время для идиотских баек. А ловля иностранных разведчиков часто оборачивается форменным идиотизмом — то своих же поймают, то раздолбают в процессе казенное имущество на такую сумму, что любой диверсант обзавидуется.
У Миши перед глазами встала картинка: солдат с пулеметом, бегущий за «Вектрой», — и он подавил желание нервно отряхнуться.
Общий вывод был: не умеем мы этого, плохо у нас получается. Иногда получается хотя бы смешно, и на том спасибо.
Ага, смешно, подумал Миша. Я лично прямо обхохотался!
А замечательный мужик принял стакан, принял другой и заявил:
— А вот не соглашусь. Все мы умеем. Просто если шпиона взяли тихо и ничего по ходу дела не разломали, это не значит, что мы такие хорошие. Это шпион хороший! Сидит на попе ровно, не светится попусту, не палится, и пришли за ним только потому, что раскололи нашу падлу, которая у него была на подсосе. А если погоня, драка, пальба, и вдруг у тебя в руках целый резидент — это не мы такие плохие, это он лажанулся!
Подождал секунду, посмотрел, как ему кивают, снова налил и сказал:
— В моем личном хит-параде первое место держит американец Лейк. Не слыхали? Он так полюбил Россию, что вместо шпионажа занялся тут алкоголизмом!
Оглядел всех победоносно и удивился: что, правда не слыхали? Ну, ребята, это была история!
«…В девяностые годы у нас орудовал „Консорциум американских колледжей“. Эта штука объединяла полсотни университетов. Студенты оплачивали годовое обучение — и ехали сюда: Иркутск, Ярославль, Воронеж, Москва. Наши, соответственно, туда. И вот появляется такой Джефф Лейк. А Мидлберри-колледж в Вермонте, откуда он прибыл, — это по-нашему иняз, и Лейк по-русски говорит уже без акцента. Плюс фантастический талант к языкам — через полгода у него было несколько региональных акцентов, на выбор. Компанейский парень, симпатяга, роскошное чувство юмора и, обратите внимание, совершенно рязанская физиономия.
Отучился он в Воронеже, а с января девяносто седьмого приехал в Москву. Жили американские студенты в ДСВ — знаете, да?.. Поскольку деньги у них водились, Лейк с приятелем каждый вечер покупали курицу и бутылку водки. Съевши курицу и выпив бутылку на двоих, они шли в ближайшую палатку и брали еще две. Упивались до полного счастья. А ребята были заводные, с огоньком, так сказать, — и они отправлялись куролесить. Главное, их самих ни по роже, ни по разговору за американцев не примешь, поэтому сначала как-то все сходило с рук. Но через месяц-другой накопилось столько материала, что в московском представительстве „Консорциума американских колледжей“ занервничали. Потому что когда американцы в Москве идут и бьют кому-то морду… Ладно бы русским — они били морду хачам! И это каждый вечер, как по расписанию, семь дней в неделю, а по выходным — в удвоенном размере! Дорвались ребята, умученные толерантностью, до настоящей свободы.
На занятия в МГУ Лейк являлся тихий и вменяемый, а вечером начиналось то же самое: пьянка и мордобой с неприличным шовинистическим оттенком. Его вызвали на ковер и начали дрючить. Сказали — родителям напишем. Наш студент начал бы жевать сопли и тормозить, а этот занял очень четкую позицию: а при чем тут родители? Я совершеннолетний! Тогда шеф взял с него обещание… Только не смейтесь. Ну чего вы уже смеетесь?.. Он взял с Лейка клятвенное обещание, что тот не будет пить каждый день. А будет пить раза два в неделю.
Заканчивается семестр, Лейк уезжает в США. Что с ним там произошло, вскрылось потом. Он, оказывается, уже в Мидлберри-колледже учился „по военке“, а продолжил обучение в Форте Чихуахуа. Кто забыл — это школа военной разведки с упором на лингвистику. И в девяносто девятом приехал обратно в Россию как аспирант. В Воронеж.
И вот это чистая правда — я знаю ее от людей, которые вели дело Лейка: чувак реально полюбил Россию. И реально полюбил бухать. И реально полюбил разгульную жизнь, которая в Америке была ему то ли не по карману, то ли не по социальному статусу. Напоминаю, что у него совершенно наша морда, подходящая скорее не горожанину, а такому фольклорному черту из села Кукуево: молодой, но сильно продвинутый не в ту сторону механизатор. Трактор у него уже отобрали, и теперь он вовсе свободен.
В Воронеже мистер Лейк дико квасит и тусит. Что такое Воронеж на тот момент — это почти миллионник, и там есть несколько ночных клубов. У чувака на квартире образуется притон. Девочки меняются каждый вечер. Поскольку здоровье у Лейка по молодости железное, он еще и в аспирантуре Воронежского университета что-то делает. Хотя бы пару раз в неделю появляется.
И наконец на выходе из ночного клуба его тупо принимают менты — потому что рожа русская. Для профилактики. И находят в кармане у чувака коробок. Его сажают в КПЗ, он всех посылает и уходит в глухой отказ, но тут время предъявлять документы. А у него американский паспорт. Менты, естественно, информируют местное УФСБ. Те сначала не особо чешутся: в Воронеже иностранными студентами никого не удивить. Там был один мексиканец, Педро, местная знаменитость, он едва приехал, его сначала полгода каждый день трясли как лицо кавказской национальности. „Лицо кавказской национальности“ — первые слова, которые он выучил по-русски. Вторые полгода он был звездой и лучшим другом воронежской ментуры, потому что с ним уже познакомился весь личный состав.
Ну, задержали какого-то американца, и фиг бы с ним. Но, как положено, отправляют запрос в Москву. А он все сидит, потому что коробок — это уже свинство, ладно бы косяк… Из Москвы просят: вы там чуток притормозите, пока мы мистера Лейка пробьем по своим каналам. Пробивают. И в полном обалдении видят, что чувак — дипломированный специалист, офицер резерва, военный разведчик, мало того, он дознаватель!
Поймали шпиона. Воронежское ФСБ грызло асфальт от усердия — им мерещились звезды и медали. Особенно вдохновлял безумный образ жизни Лейка — идеальное прикрытие…»
Замечательный мужик отвлекся, чтобы хлопнуть еще стакан, и подытожил:
— Хрен там!
«…Мистера Лейка всячески мурыжат, но ни единого факта нарыть не могут. И с каждым днем все больше возбуждаются: до чего ловкий сукин сын попался! Настоящий профессионал. Ну никаких следов разведывательной деятельности!
Ирония судьбы в том, что следов он не оставил по причине, которая в голову никому не приходила. А когда доперло, то просто растерялись. Они взяли парня, которому нечего предъявить, кроме злосчастного коробка, потому что действительно нечего предъявить. Хотя в Воронеже есть один занятный авиазавод, Лейка он не волновал. Его из стратегических вещей в Воронеже интересовали девки, бухач, трава и рок-н-ролл. Ну и еще два раза в неделю доползти до кафедры и не начудить там. Чувак был бухариком, чувак полюбил травку, чуваку было все пофигу. Да, он был шпионом и наверняка имел какое-то задание. Но задание ему было тоже пофигу. Шпион-пофигист, которого повязали из-за его чисто человеческого раздолбайства. Причем встретишь его на улице — ну форменный Петя Пяточкин. А он, падла, Джефферсон Вестлейк! Это известная тема: в американской глубинке таких полно, и слава богу, что они не едут к нам толпой. Мы со своими-то не справляемся.
Пока суд да дело, чувак отсидел восемь месяцев под следствием. Его пытались подвязать к делу Поупа, если помните такое. Фигушки! Посыпали головы пеплом и намотали чуваку три года за коробок. Но, учитывая внезапно добрые отношения с США, срок скостили и подвели под амнистию. Он, кажется, из Массачусетса был, и Лейка там встречали, в его родном крошечном городишке, как героя. За него просил сенат, и трое сенаторов приехали его поздравить. „Вашингтон пост“ писала: „Американский аспирант попал в русские застенки, но благодаря доброй воле нового президента России вернулся домой!“
Так я, собственно, вот о чем. Говорят, пить с ним было одно удовольствие, а чтобы вы оценили его понимание языка — парень въезжал в наши самые абсурдные анекдоты с полуслова. Огромный лингвистический талант и бездна обаяния. Но слишком этот симпатяга полюбил Россию — и полюбил бухать. Вот ему бы самую малость поменьше увлекаться и тем, и другим — простите, американская резидентура в Москве здесь бы всех имела!
И если бы вдруг нашей контрразведке удивительно повезло и нарылся бы на мистера Лейка материал, то пришли бы к нему не „тяжелые“ с автоматами, а такой же милый парень, возможно, с бутылкой — поговорить…»
Назад: Глава 1 «ГОЛДФИНГЕР»
Дальше: Глава 3 ЗАВТРА НЕ УМРЕТ НИКОГДА