ГЛАВА 28. Войны культурного фронта
Пузырев уже посылал четверых сотрудников Центра в Питер, но тогда москвичам обломилось. Их не пустили даже осмотреть запасники, сунули в зубы десяток еле живых полотнищ полузабытых художников. В этот раз Эдик послал целую бригаду реставраторов, пятнадцать человек, усиленную двумя чиновниками из министерства. Это помогло прорваться в запасники Русского музея. Эрмитаж устоял, опять отделался двумя десятками полустертых полотен. Правда, классом повыше, но ценности относительной. Правда, отдали одного Леонардо и в неплохом состоянии – просто показать, что держат слово, перед самым отъездом обратно. Помогло устоять подключение криминала – угрозы по телефону, брань на улицы от незнакомых парней, да и толчки в толпе, явно нарочитые. Одну из машин на стоянке гостиницы исцарапали – правда, художественно, вторую – изрисовали дерьмом. Наконец, перевернутый гостиничный номер, разбитая – не украденная – аппаратура доконали даже реставраторов, ребят крепких и спокойных. На Эрмитаж плюнули, хотя Эдик и пытался телефонными звонками поднять их на штурм. Зато оттоптались на Русском музее. Вернулись с тремя Леонардами, двумя Микеланджело, пятью Рубенсами, Ван Дейком, Гогеном, Ватто, не говоря о куче полотен русских художников.
Старший в группе – Саша Савченко – по приезде рассказал Эдику, почему перестали теребить Эрмитаж, хотя он явно потрескивает. Просто ему там и намекали, и прямо говорили, что для переговоров требуется Эдуард Максимович, лично, и потому реставраторы пусть не суетятся. Просят приехать. Тогда будут и картины.
– Хрен им, – подумав, сказал Эдик. – Пока обойдемся этими трофеями.
Он знал, чего добивается Эрмитаж. Ему не раз уже звонили оттуда по поводу аукционов Сотбис и Кристи. Эрмитажевцы нарисовали несколько копий Рубенса и попытались пристроить их на аукционы – их послали…в Российский музей, к директору Поспелову. Эдик понимал, чего хотят и аукционщики, и питерцы – заработать. Если эрмитажевские копии – а это действительно копии! – пойдут от Российского музея, под его именем, то цены однозначно подскачут до небес. Но это неизбежно уронит репутацию Российского музея, подорвет веру в его честность, когда покупатели обнаружат, что им и впрямь продали копии.
Эрмитаж хотел спрятаться за широкой спиной Российского музея. Вот хрен им. Аукционщики не дураки, копии не берут даже от Эрмитажа. Они ж за мелочь уйдут, копии, одна морока с этой мелочью и никакого дохода. Они сидят на проценте от вырученной суммы. А если Российский музей подписывается, это другой разговор. В кругах коллекционеров «копии от Эдика» идут чуть не в драку. Эдику верят. Авторитет у Российского музея, если перестать скромничать, вообще-то огромный. И если пошатнется после такого «кидка» с копиями, его всегда можно укрепить новой порцией настоящих «копий». Да и эрмитажевцы наверняка старались, сделали очень качественно. В принципе, если прогнать их через технологии старения Центра, то и скандала практически не получится. Так, сомнения кое у кого появятся… Это и впрямь может показаться настоящим МТС-33, задвинутым Европе, но только на первый взгляд тупого и жадного эрмитажника, если кто из них и расшифрует смысл этих букв. Но на взгляд Эдика, это какое-то извращение. Не туда направлен МТС-33 из Питера. Наркоманство это и ничего более. За ним нет будущего, которое может родиться только от настоящего МТС-33, задвинутого Европе именно туда, куда следует. Европа этому МТС рада на все тридцать три. И Америка счастлива, и Азия, в очередь уже встали. Против настоящего никто не возражает, все только приветствуют. И Интерпол, и коллекционеры, и московское начальство.
Питерцы не правы со своими мелкими хитростями. В их предложении нет той широты, нет того «белого безмолвия», что отличает истинно русский дух. И потому – вот хрен им, какие бы картины не сулили они из своих закромов. Тем более, что картин класса «А» или Леонардов – на жаргоне реставраторов Центра – теперь хватало. Из Третьяковки. Ее штурмом Эдик руководил не по телефону. Лично, во главе пятерых реставраторов и чиновника из министерства, он обследовал все запасники и все хранилища Третьяковской галереи, выдержав скандал и ругань от руководства музея во главе с директором. Очень помог чиновник – непрерывно грозил директору карами и репрессиями вплоть до ревизии и уголовного дела за расхищенные и утраченные шедевры, которые наверняка вскроются. За разрешение на вывоз в Америку двух копий Леонардо и трех Ван Дейков Эдик выложил в конечном счете миллион долларов, чуть ли не горстями раздавая зеленые бумажки в каждом кабинете за каждую подпись, а за экспертное заключение, что это копии, и что ценности для российской культуры не представляют, еще три стольника, так что только хорошее воспитание удерживало чиновника от нападения на упрямого директора.
В первый же день отобрали на «реставрацию» сорок пять картин, среди них – не меньше, чем полтора десятка Леонардов. Этого хватит даже и на Австралию, что уже везла свои бумеранги для российских зевак. Добыча столь ценная, что Эдик великодушно решил не добивать главного третьяковщика – старикан то и дело глотал таблетки и хватался за левую сторону груди – видимо, там лежал кошелек, в который лезли непрошенные гости. Эдик даже чиновника тормознул, который принялся было названивать в МВД, за ОМОНом. Ладно, пусть старикан отдохнет. А то и впрямь ласты склеит. Чиновник явно этого и добивался, и месяцем раньше Эдик не стал бы его останавливать. Но теперь, ощутив на плечах пузыревский воз, он уже не стремился возглавить еще и Третьяковку, в министерстве теперь ее так и навяливали. Нет, это уж чересчур. Эдик предпочитал выпотрошить ее со стороны черного хода, а официальный воз Третьяковки пусть везет ее директор. Такое, по сути, соглашение устроило обе стороны. Неофициальное, оно прозвучало в конце налета, в откровенном разговоре у дверей. Короче, Эдик получил право реставрировать все, что пожелает из запасников, но и носа не сует на экспозицию, в залы, где висят прочие шедевры. Они реставрации не требуют. Видимо, директор собирался «среставрировать» их своими силами. Эдик и не подозревал, что спустя пару недель договор этот придется нарушить, и виноват в этом будет начавший, наконец, работать отдел «К», который заимел, кроме Эдика, еще одного сотрудника – Сулеймана Мехди.