Глава седьмая МУЖСКИЕ РЕШЕНИЯ
Юрий покраснел и потупился. Ему очень не хотелось рассказывать о своих неприятностях. Но еще больше не хотелось отступать — ведь он только что прикоснулся к самой большой тайне, которая когда-либо бывала на его Земле, той самой, которую космонавты называли Голубой. И, вероятно, называли справедливо. Он сам читал, что из космоса его родная Земля кажется голубой и зеленой. Об этом писали космонавты. И это же самое увидели…
Нет, теперь сомнений не было — перед ним за столом сидели именно незнакомые космонавты. Они прилетели с какой-то другой планеты и теперь спешили еще дальше. А раз так — можно им рассказать все по-честному: все равно на Земле никто ничего не узнает.
Но, с другой стороны, единственным представителем Голубой земли на корабле является Юрий. Шарика можно не считать. Значит, по поведению Юрия люди другой планеты будут судить о всех жителях Земли — белых и черных, желтых и краснокожих, коммунистах, капиталистах и неприсоединившихся. В эти критические минуты Юрий отвечал за всю Землю! Один за всех!
И первое, что он хотел сказать, было: «Ничего особенного со мной не произошло. Никаких неприятностей».
Но если он скажет так, то хоть и спасет одну сторону чести землян, но зато уронит другую. Ведь при этом он должен будет соврать. А что может быть противней лжи? Нет, настоящий мужчина никогда не унизится до лжи. В крайнем случае, он промолчит, но не соврет. Правда — вот девиз настоящего мужчины. А для того чтобы принять решение, настоящий мужчина должен знать как можно больше. И поэтому Юрий спросил:
— Слушай, Зет, а почему вам важно знать, какие у меня неприятности?
— Потому, что, может быть, мы поможем тебе.
— Вряд ли… — сомневаясь, покачал головой Юрий. — У меня ведь они… личные. Их можно просто не понять.
— Ну знаешь ли!.. — рассердился Миро. — Можно подумать, что ты какой-то особенный. Неповторимый.
— И потом, откуда ты знаешь, может быть, и у нас такие же или, вернее, похожие неприятности? — мягко сказал Зет, и все переглянулись.
Юрий задумался. В самом деле, что он знал о голубых людях? Ровным счетом ничего. Так почему он должен думать, что они плохие и поймут его неправильно? Может быть, потому, что сам он чувствовал, что поступил неправильно, и теперь стыдится собственных поступков? Но голубые-то люди тут ни при чем.
— В общем, так, товарищи. Мы поругались с отцом. И я ушел из дому. Вот…
— Та-ак… Почти понятно, — усмехнулся Квач, и все опять переглянулись.
— Теперь давай уточним. Почему ты поругался с отцом?
— Понимаете, отец все время меня ругал, что я ни о чем не думаю, что я… бездельник. Что он в мои годы уже работал и учился, а я даже учиться как следует не умею… или не хочу. И еще он говорил, что я безвольный, бесхарактерный и настоящего мужчины из меня никогда не получится. Ну вот… Сколько же можно терпеть оскорблений? Я разозлился и ушел.
— Что же ты собирался делать после ухода из дому? — допытывался Миро.
— Не знаю… Вернее, знаю… Но… — Юрий опять вздохнул и покраснел так, что сам понял: в сущности, он был очень смешным и глупым человеком, когда принимал такое решение. — Ноя собирался пожить немного в лесу, пока меня не перестанут искать… А потом пойти работать. А вечером — учиться.
— А у вас учатся вечером? — удивился молчаливый Тэн. — Странно…
— Нет, учатся и утром и днем. Словом, кто как хочет.
— А ты хотел вечером?
— Да.
— А отец хотел, чтобы ты учился утром?
— Нет, дело не только в этом. Мне просто надоело быть маленьким. Понимаете? Все время маленьким! И то нельзя, и это невозможно! И я всегда виноват. Как будто взрослые во всем везде раз и навсегда правые, а я, потому что еще не успел вырасти, обязательно виноват. Мне это надоело. И я решил быть взрослым! Пусть… маленьким, но — взрослым! А что? — сразу став сильным и решительным, спросил Юрий у молчавших и почему-то радостно переглядывающихся космонавтов. — А что, в конце концов? Буду работать и учиться, как это делают взрослые! Буду поступать так, как я считаю нужным. И не буду вечно просить разрешения. Раз отец в мои годы мог работать и учиться — так я не хуже его! Если он никого и ничего не боится, так и я не хуже. Вот потому я и ушел из дому. И никаких неприятностей у меня нет.
Космонавты стали словно родней и ближе. Они сгрудились вокруг Юрия и, кажется, даже полиловели — наверное, у них так проявляется румянец, — и глаза были добрыми и суматошными.
— Тао! — воскликнул Миро. — Тао! И здесь Квач прав, и нечего на него сердиться. Каждому надоедает вечно быть маленьким. Особенно если есть голова на плечах, а руки крепкие.
— В конце концов, все совершенно правильно, — миролюбиво согласился мудрый Тэн. — У Юрия точно такая же история, как и у нас. Но, конечно, с поправками на уровень цивилизации.
Юрий с удивлением посмотрел на Тэна, но спросить, почему у них такая же история, не успел, хотя, честно говоря, у него мелькнула странная мысль: «А может быть, эти космонавты на самом деле вовсе не космонавты, а просто сбежавшие из дому мальчишки?.. Украли космический корабль — и сбежали. Ведь и в самом деле нужно делать поправку на уровень цивилизации».
— Как вы думаете, — вмешался Зет, и кончики его больших ушей полиловели, — может быть Юрий нашим настоящим товарищем или не может?
Все примолкли, присматриваясь друг к другу и к Юрию, словно заново оценивая и себя, и его.
У Юрия почему-то забилось сердце и мысли словно исчезли. Но он чувствовал, догадывался, что именно сейчас, в эти секунды решается его судьба. Пришло время принимать настоящие мужские решения. А у него билось сердце и сразу пересохло во рту.
«Спокойней… — твердил он себе. — Спокойней!»
Густой, с металлическим оттенком голос заполнил весь корабль:
— Внимание, внимание! Летательный аппарат местных жителей снова приближается к кораблю. Напоминаю, что нейтринный режим вызывает усиленный распад внешней оболочки. Принимайте решение. Принимайте решение.
И Юрий и голубые люди обернулись к экрану.
Вертолет, теперь уже совсем иной конструкции — тяжелый и мощный, быстро и неумолимо приближался к земляничной поляне. Над ним радужным кругом вращался винт. Казалось, что он перемешивает пронизанный солнцем воздух и каждая струйка этого густого, пропахшего летом и земляникой воздуха отражает полуденное жаркое солнце. А под вертолетом трепетали и изгибались от воздушных потоков остроконечные, как пики, верхушки елей, курчавились листвой нежные вершинки берез. Все было необыкновенно красиво и в то же время сурово и мужественно.
— Слушай, Юрий! Мы с тобой вполне согласны. И мы тебя понимаем. Хочешь — летим с нами.
— Куда… летим? — еле выговорил Юрка, потому что сердце у него билось как сумасшедшее.
— Летим туда, куда летим и мы. К новым мирам! К новым землям!
— Ребята… товарищи… я… не знаю…
— Тумус! — крикнул Миро. — Ты просто настоящий тумус. Нужно же быть последовательным. Раз решил доказать, что ты настоящий мужчина, — значит, доказывай. Соглашайся!
— Да… но…
— Чего там «но»! — закричал мудрый Тэн. — Ты рассуди. У тебя отец летал в космос?
Юрий уже не мог ворочать языком. Он только отрицательно покачал головой.
— Вот видишь. А вообще с вашей планеты кто-нибудь летал в космос?
Юрий кивнул.
Это несколько смутило голубых людей, но Тэн сейчас же нашелся:
— А в другие солнечные системы?
— Нет…
— Вот видишь! А ты полетишь. Понимаешь — ты будешь первым на своей земле межпланетным космонавтом!
— Но, ребята, а как же… как же…
— Не трусь! — сказал Миро. — На обратном пути из экспедиции мы привезем тебя на твою Голубую землю.
Юрий никак не мог принять мужского решения. С одной стороны, конечно… Полететь в настоящий космос. К другим планетам. Это… Да что говорить!.. Но, с другой стороны, как же родные? Товарищи? Милая Голубая земля?.. Это тоже, знаете…
Юрий то краснел, то бледнел и топтался, сам того не замечая, на одном месте.
Квачу, видимо, надоела эта детская нерешительность. Он сурово сказал:
— Ты странный человек, Юрий. Ты вдумайся. Мы предлагаем тебе то, ради чего люди науки, ученые, путешественники согласились бы отдать жизнь. А ты колеблешься.
Юрий быстро взглянул на небо, потупился и задумался.
Квач был прав. Ничего не скажешь! Прав — и все тут. Потому что настоящий мужчина ради науки не пожалеет ничего. Даже собственной жизни. Ведь наука нужна не одному человеку, а всему человечеству. Может быть, даже не только тому, что живет сейчас на его родной Земле. Может быть, даже тому, что проживает на других планетах и еще ничего не знает, что существуют другие цивилизации. Не знает, так же как до сегодняшнего утра сам Юрий не знал, что существуют голубые люди.
Юрий с тоской и тревогой смотрел на экран. Вертолет завис, и струи золотящегося воздуха прижимали и будоражили верхушки деревьев. Они метались зелеными космами, дрожали и переливались. И было в этом что-то очень трогательное, но беззащитное. Как будто бы деревья страшились лишиться своего места на земле, под солнцем, как будто они старались и не могли убежать от свежих и мощных потоков солнечного воздуха.
«Но ведь я-то не дерево! — подумал Юрий. — Почему же я так держусь за это свое место на Земле! Ведь взрослый мужчина никогда не боится неизвестности. Он смело идет ей навстречу».
— Решай! — властно сказал Квач. — Мы тоже должны принимать решение.
Юрий не ответил. Он продолжал думать.
Да, тяжело и трудно расставаться с милой, родной Землей.
Да, тяжело и трудно расставаться с матерью, — теперь он почему-то думал прежде всего о матери.
Но ведь отец тоже расставался со своими родными, когда почти мальчишкой добровольцем уходил на войну. Разве ему обещали, что его доставят домой в целости и сохранности? Нет! Он знал, что он идет, может быть, на смерть. Но он шел, потому что знал — его жизнь нужна всем людям, а значит, и его родным. И он шел.
А теперь его сыну предлагают рискнуть — рискнуть, чтобы исследовать неизвестное, раскрыть его для науки и, значит, для всех людей.
— Принимайте решение! Принимайте решение! — загудел металлический голос. — Летательный аппарат местных обитателей оснащен электронной аппаратурой и радиолокаторами. Мы не можем долго поддерживать форсированный нейтринный режим, и они неминуемо засекут нас. Принимайте решение!
— Юрка! Ну что же ты?! — взмолился Зет и прижал руки к груди.
Каким смешным и глупым показался сам себе Юрий, когда вспомнил, почему он сбежал из дому. Подумаешь, причина: обида на отца! Желание показать, что он уже не маленький. Тогда у него нашлись и сила воли, и решимость собраться и уйти из дому, уйти, да еще и понемногу злорадствовать:
«Вот, пускай поволнуются! Пусть поищут! Тогда узнают, как все время пилить и воспитывать!»
Тогда все дело было только в его болезненном самолюбии, в его упрямстве, от которых никому ничего доброго не предвиделось. Даже Шарику. Ведь он морил собаку голодом чуть не целые сутки.
А теперь, когда голубые люди предлагали ему совершить настоящий подвиг, стать настоящим мужчиной, сделать доброе дело для всего человечества, он колеблется. Он волнуется так, что сердце колотится как овечий хвост. Нет, пожалуй, он и в самом деле еще не мужчина, а самый обыкновенный сопливый мальчишка, которого не то что наказывать, а прямо-таки пороть нужно, чтобы не задавался, не воображал из себя неизвестно что.
И такая обида пришла к Юрию, так он рассердился на самого себя, что высказать он этого не мог: голубые люди наверняка не взяли бы с собой такого растяпу и эгоиста. Поэтому он только вздохнул поглубже, вытянулся, как солдат, грудью встречающий настоящую, а не выдуманную опасность, и твердо сказал:
— Я готов, товарищи!
Зет подскочил, обнял его и приподнял.
— Юрка, ты настоящий парень! Квач, принимай решение.
— Внимание! — крикнул Квач. — Перейти на самый слабый полетный режим в атмосфере. Угол отклонения — сорок пять градусов. Внимание! Взлет.
Корабль стал медленно клониться набок. Со стола посыпались на пол чашки, миски и тарелки, но на них никто не обратил внимания. Как и все, Юрий бросился к стене и прижался к ней.
Корабль клонился все сильнее, и в это время в его утробе разлился ровный и все нарастающий слитный гул.
Что-то дрогнуло, пол под ногами не то что оторвался, а как бы отошел куда-то вниз, и тело Юрия стало на несколько килограммов легче.
Пол уходил все дальше и дальше. Тело становилось все легче и легче, и тогда Квач крикнул:
— Передаю управление для выхода на предстартовую орбиту!
Юрий явственно ощутил, что он как будто подпрыгнул и чуть-чуть повис в воздухе.
«Неужели невесомость?» — подумал он, но спросить об этом не решился. Все будет ясным в свое время. Теперь торопиться некуда и незачем. И так накопилось слишком много вопросов.