Наша встреча – последнее интервью с Березовским, которого все запомнили. Было видно, что он воодушевлен и на подъеме: митинги на Болотной, предвкушение победы в суде над Абрамовичем, ревностное, но возбужденное отношение к Навальному. Березовский всегда был «за движуху» и несколько раз намекал на то, что главная оппозиция – это все еще он.

Также в беседе принимал участие корреспондент телеканала «Дождь» Дмитрий Еловский.

Мы приехали в графство Суррей (это под Лондоном) к Борису Абрамовичу Березовскому.

Еловский: Это, пожалуй, один из самых одиозных и популярных русских персонажей во всей Великобритании, а может быть, во всем зарубежье.

Желнов: Это здание – новодел, хотя смотрится, как очень старый дом. Сам Борис Абрамович рассказал, что дому от силы лет 25. Борис Абрамович приобрел его, соответственно, в 2000 году, когда уехал в Англию. Ну, что нам интересно узнать от него?

Еловский: Конечно, интересует его политическое участие во всех событиях в Москве, в России. Кроме того, сейчас огромное внимание британской общественности приковано к громкому судебному процессу. Постараемся узнать все подробности.

Березовский: Я предлагаю пройти вот сюда, по дорожке. Кстати, вот эта береза… помните, Рогозин говорил: «Я посажу березу». Вот, он опоздал.

Желнов: Вот эти письма, которые вы опубликовали, – сначала патриарху, потом Путину, – вы это всерьез? Либо это такой, как говорят в молодежной интернет-среде, троллинг патриарха и Путина?

Березовский: На самом деле, конечно, восприятие зависит от тех, кому это адресовано прежде всего. Не мне судить, как получилось, серьезно или несерьезно. Намерения серьезные, реализация – это уже вещь субъективная. Но, судя по тому, что была реакция и со стороны патриархии, и со стороны офиса Путина – реакция, естественно, резко отрицательная: мол, знать такого не знаю, из Лондона что-то вякает, – эта реакция означает, что повестка вручена. То есть они не смогут сказать, что не читали эти письма. А для меня это и было самое главное, потому что это мое понимание того, как можно остановить кровопролитие в России.

И поскольку они откликнулись (неважно, в какой форме), то я, по крайней мере, могу сказать, что если что-то произойдет – это их ответственность.

Еловский: В письме к Путину вы довольно по-свойски к нему обращаетесь – «Володя»…

Желнов: И обращались тогда, когда он был назначен.

Березовский: Все дело в том, что у меня есть личная история отношений с ним. И я ему написал несколько писем, совершенно личных, непубличных, так скажем. Но, когда он не услышал то, что я хотел до него донести, я счел совершенно корректным занять публичную позицию. Тем более что, когда он избирался президентом, у меня была с ним личная договоренность о привилегии: я имел право, в силу наших отношений, всегда формулировать свою позицию и иметь возможность донести до него эту позицию лично.

Желнов: Даже когда он стал главой государства?

Березовский: Даже когда он стал главой государства.

Желнов: То есть вы считаете, что тон обращения не должен меняться, когда ваш хороший знакомый становится президентом?

Березовский: Подождите секундочку, давайте последовательно. Я поддерживал Путина не потому, что он был мой хороший знакомый. Я поддерживал его только по той причине, что считал, – и мы с ним неоднократно на эту тему говорили, – что он будет продолжать реформы, которые начал Борис Николаевич Ельцин, будет избегать тех многочисленных ошибок, которые Ельцин допускал, но вектор развития России не будет изменен. И это была привилегия за то, что я много помогал ему (и всем нам, как я считаю) в борьбе против Примакова и Лужкова. Это была альтернатива, на самом деле это как-то забывают.

Да, Путин плохой, но и сегодня я говорю, что это лучше, чем Примаков. И когда он уже стал президентом, мы регулярно встречались с ним и действительно он выполнял нашу договоренность, что он выслушивает мои аргументы, если я не согласен с тем, что он делает.

Желнов: И вы можете обращаться к нему?

Березовский: Я могу, естественно. Просто я не люблю этого лицемерия, знаете, когда: «Владимир Владимирович», а отошли в сторону, и – «Володя». И первый, по существу, публичный конфликт возник, когда Путин принял решение о том, чтобы сформировать семь федеральных округов и инициировал право снимать губернаторов, если против них возбуждено уголовное дело. То есть таким образом как бы поменялась вся конструкция власти. Тогда еще не было идеи отменить выборы губернаторов, но она уже стала витать в воздухе. Он уже присваивал право на то, чтобы избранные народом губернаторы отстранялись от власти совсем не народом, который их избрал. И я с ним этот вопрос обсуждал. И он не согласился с моей точкой зрения. И тогда я ему сказал: «Ну, мы же с тобой договорились, тогда я ухожу на открытую позицию». И я написал ему письмо, которое было опубликовано в «Коммерсанте» в конце мая 2000 года. Обращение там было вполне уважительное, по-моему: «Уважаемый Владимир Владимирович…»

Но дальше события развивались достаточно стремительно – подводная лодка «Курск», вы помните все это. И в конечном счете я уехал из России. Я абсолютно сознательно сделал этот выбор, поскольку понял, что его кагэбэшное окружение оказывает на него доминирующее влияние, и сказывается его менталитет – все делать закрыто: публично говорить одно, делать другое и так далее. И я понял, что внутреннюю битву с этими профессиональными разведчиками и провокаторами я никогда не выиграю. Я принял это тяжелое решение и сказал своей жене Лене, что у нас есть два варианта: «Мы остаемся в России. У меня самые лучшие отношения с Путиным, я буду одним из самых близких к нему людей, но я тебе говорю, Лена: максимум 10 лет, и я буду болтаться на рее рядом с ним. Я думаю, даже буду болтаться перед ним, потому что тот разворот, который он сейчас делает, – смертельный для России и для всех, кто будет поддерживать этот режим. Я ничего изменить не могу. Ну а если мы уедем, то есть шанс выжить. Будет тяжело, потому что нас будут преследовать».

Я все это сказал 11 лет тому назад, когда мы уезжали. И тем не менее мне очень сложно от него дистанцироваться, потому что будут говорить: «Вот, ты сам ему помогал, а теперь ты…» Это, в общем, происходило до 2007–2008 года, потому что ведь считали, что я в сговоре с Путиным: он – good guy, я – bad guy, и прочее.

Желнов: А если говорить об оппозиции – вы, очевидно, поддерживаете Болотную. Но не кажется ли вам, что этими письмами вы немножко стравливаете саму идею оппозиционности – потому что вся негативная энергия, которая должна быть направлена на оппозицию со стороны власти, направляется на ваши обращения?

Березовский: Мне многие мои приятели говорят: «Послушай, давай попробуем сделать так, чтобы ты стал положительным героем».

Желнов: Это возможно?

Березовский: Сейчас объясню. «И тогда ты будешь вот таким же, как на площади». А я говорю: «Но тогда я буду одним из них». Их сегодня считают положительными героями, завтра могут посчитать отрицательными. С Путиным произошло именно так: сначала – герой, а сейчас его ненавидит практически вся страна. Поэтому игра на симпатиях и антипатиях людей – это дешевая история. А вот линия, определяемая собственным взглядом на жизнь, идеологией, – это совершенно другое.

Если вы проанализируете все, что я написал, став политиком, особенно после того, как Путин пришел к власти, то вы обнаружите, что все, что я говорил 10 лет тому назад, так и происходит, к сожалению. Понятно, что общество тоже подчиняется определенным законам развития, и эти законы никто отменить не может: ни Путин, ни патриарх, никто. И поэтому все было очевидно для меня еще в 2000 году. Другое дело, что я ошибался во времени. Я считал, что все произойдет быстрее. Я генетический оптимист, поэтому я считал, что народ прозреет, и так далее, и так далее.

И я говорил много лет тому назад то, о чем сегодня говорят лидеры этой площади. И у меня претензии к этому нет, потому что в науке приоритет принадлежит тому, кто первый сделал открытие, а в политике – тому, кого первого услышали. Поэтому я считаю, что, например, Навальный – герой.

И ДО ЭТОГО ЖЕ ГОВОРИЛИ: «ПРЕСТУПНЫЙ РЕЖИМ», – НО НЕ СЛЫШНО БЫЛО. А НАВАЛЬНЫЙ СКАЗАЛ: «ЖУЛИКИ И ВОРЫ», – И ВСЕ УСЛЫШАЛИ, ПОТОМУ ЧТО ОН СКАЗАЛ ИМЕННО В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ОБЩЕСТВО БЫЛО ГОТОВО ЭТО УСЛЫШАТЬ.

И до этого же говорили: «Преступный режим», – но не слышно было. А Навальный сказал: «Жулики и воры», – и все услышали, потому что он сказал именно в тот момент, когда общество было готово это услышать. Не раньше и не позже. И я лично чувствую, что меня наконец общество догнало.

Желнов: Я хотел у вас спросить про Прохорова. Вы говорили, что это один из немногих олигархов, о котором у вас остались хорошие впечатления и которого вы поддерживаете, даже учитывая, что он действует по договоренности с Кремлем. Как вам кажется, он может стать самостоятельным политиком или нет?

Березовский: Когда я уехал из России, Прохоров, один из немногих, продолжал поддерживать отношения со мной, причем по собственной инициативе. И для меня это принципиально: не когда ты можешь людям что-то дать, а когда они понимают трудности того положения, в которое ты попал. Да, я поддержал идею того, что Прохоров пошел в президенты, потому что считаю, что он самодостаточный сильный человек.

Желнов: Хочу спросить вас про суды, не вдаваясь в содержание суда с Абрамовичем. Зачем вы судитесь с ним, а теперь будете судиться с восемнадцатью родственниками Патаркацишвили? Не потому ли, что ваше финансовое положение сейчас не очень хорошее и вам нужно заработать, в том числе, на этих процессах?

Березовский: Я считаю, что эта история имеет две важные стороны. Первая – она важна, чтобы понимать, что в мире существует профессиональное непредвзятое правосудие. Вторая, важная для меня, – то, что происходило в России в те годы, сегодня стало публичным, вот такая правда, к сожалению или к счастью. И постольку-поскольку я всегда говорил, что мне абсолютно наплевать на свою репутацию – она меня интересует только с точки зрения отношения ко мне моих близких, – то я нахожусь в потрясающей позиции, когда я говорю только правду, в то время как другие вынуждены… У них возникают большие проблемы, потому что они считают, что создали себе репутацию, – и Абрамович, и другие: Волошин, который выступал на процессе, Дерипаска. И конечно же эта история имеет материальную сторону. Я считаю, что у меня просто украли огромные деньги.

Желнов: Правдоподобна ли информация о сумме, которая у вас сейчас осталась, – эксперты называют 200 миллионов долларов? Насколько ваше финансовое положение вас сейчас заботит?

Березовский: Вы знаете, когда умер Бадри и выяснилось, что очень много наших совместных активов было записано совсем не на меня, а на каких-то там родственников, – я оказался действительно в очень сложной ситуации. И основная идея моих оппонентов была, что я не выдержу финансового бремени, связанного с этим разбирательством. Расходы действительно колоссальные. За эту справедливость приходится еще и платить. Не покупать, но платить за нее. И на это был основной расчет, была целая кампания, чтобы не дать мне доступа ни к каким активам. Бадри умер в 2008 году, я веду этот бой очень долго и, вот видите, до сих пор. Ну, мы сейчас с вами едем не на такси, хотя такси – очень хороший транспорт здесь.

Желнов: Но это еще не говорит о реальном финансовом всесилии.

Березовский: А мы вообще не говорим о всесилии. Я тогда что-то не понимаю русский язык. Вы меня спрашиваете, достаточно ли у меня средств для того, чтобы вести этот бой, на который, наверное, мы потратили больше 100 миллионов, – я не знаю, точно не считал. А что касается того, сколько точно есть – это вопрос, который больше всего интересует ФСБ, например. Даже, я знаю, засылали людей в мое ближайшее окружение.

Желнов: Давайте им привет передадим сейчас?

Березовский: …Воровали документы и так далее. Более того, если бы я даже захотел отвечать на этот вопрос, я бы никогда не смог на него ответить точно, постольку-поскольку из-за особенностей конъюнктуры рынка трудно сказать, во сколько оцениваются активы, которые у меня есть. Я могу ответить на этот вопрос только одним образом: у меня достаточно средств для того, чтобы я продолжал поддерживать для своей семьи и для себя тот же самый уровень жизни, которым я жил. Он никогда не был феноменально роскошным, но выше среднего, безусловно. Процесс против Абрамовича, например, по стоимости не превосходит процесс, который идет по наследству.

Желнов: Почему вы так доверяли Патаркацишвили, если все оказалось оформленным вкривь и вкось?

Березовский: Это, к сожалению, мой идеализм, если можно так сказать. Не знаю, может, по глупости, может, потому, что действительно я не в состоянии разобраться в моральных качествах людей. Глупый или умный – вот это я понимаю абсолютно. А предатель, не предатель… Более того, меня предали почти все, просто почти все, как я понимаю это. Я еще раз говорю, у меня никаких претензий к ним нет: это был мой выбор друзей, соратников – того же самого Путина, Волошина, Ромы Абрамовича, того же самого Бадри. Это был мой выбор, и претензии у меня могут быть только к себе.

Желнов: Почему тогда произошла такая ситуация? Семья, восемнадцать родственников?

Березовский: Да. Понятно почему. Это первая причина. Поскольку, когда Бадри умер и когда Инна подписала официально документы…

Желнов: Инна Гудавадзе?

Березовский: Да, жена Бадри. Подписала от имени всей семьи, что все, весь бизнес, который остался, – это бизнес 50/50. И через короткое время она попросила о встрече, мы с ней встретились в гостинице «Лэйнсборо», здесь в Лондоне, и она мне сказала: «Боря, я только что приехала из Москвы. Я встречалась с очень высокими людьми из ФСБ, и они мне сказали, что, если я продолжу отношения с тобой, я могу потерять не только весь бизнес, но больше». Это факт, который я сообщил своим адвокатам.

Желнов: В суде будут эти доказательства о переговорах Гудавадзе с людьми из ФСБ?

Березовский: Безусловно.

Желнов: А вы можете подтвердить ваш и Патаркацишвили интерес к «Металлоинвесту» Алишера Усманова?

Березовский: Когда мы продали активы «Русала» Дерипаске, мы с Бадри напополам на эти деньги, приблизительно 600 миллионов, приобрели 25 % Михайловского горно-обогатительного комбината. И в то же самое время акционером Михайловского ГОКа стал Алишер Усманов (50 %) и Василий Анисимов (25 %). Вот то, что мне известно. И у нас с Бадри 25 %, – значит, по 12,5 %. Как теперь представляется в результате раскрытия по требованию суда материалов, связанных пока что с делом Абрамовича (но в этом процессе также участвовал Анисимов как ответчик), то, что мы дали – это был единственный кеш, который вообще пошел в этот проект. То есть Анисимов не дал ни копейки, а Алишер Усманов под этот кеш взял в ВТБ деньги, необходимые для покупки Михайловского ГОКа. По-моему, стоимость Михайловского ГОКа тогда равнялась 1600–1700 миллионам.

Желнов: Получается, вы единственные, кто дал кеш?

Березовский: Получается, что Анисимов просто сжульничал. Мне Бадри сказал, что тоже кладет деньги, а выходит, по крайней мере, из тех документов, которые мы видели, что он их не положил. А к Алишеру Усманову я не могу предъявить никаких претензий, постольку-поскольку он внес существенный вклад в бизнес, получил кредит, правда, не положив своих ни копейки. Позже на базе Михайловского ГОКа был создан «Металлоинвест», там пропорции изменились, появился Скоч.

Желнов: Андрей Скоч?

Березовский: Такой авторитетный человек. А у Анисимова и у нас с Бадри осталось 20 %. Мне и Бадри 10 %: мне – пять, значит, и Бадри – пять. Собственно, в этом и состоит претензия к Анисимову. Как вы знаете, недавно 20 % акций были проданы. Формально считается, что их купил ВТБ.

Желнов: Ваши акции?

Березовский: Все 20 % одним пакетом. Есть оценка моих пяти процентов, которая представлена как оценка «Дойче банка» (у меня не было возможности ее проверять) – это 625 миллионов. И по решению суда, и по моему согласию эти акции обременены вот этим судебным иском. Анисимов положил на спецсчет здесь, в Лондоне, 600 миллионов долларов. То есть мои претензии были частично компенсированы вот этой суммой в 600 миллионов долларов. Почему частично? Потому что я не разбирался еще в оценке, мне кажется, она занижена. И второе: за эти годы мне причитаются дивиденды, которые я не получал и на которые я тоже претендую. Да, будет отдельный процесс осенью по «Металлоинвесту». Это иск не только против семьи Бадри, но и против «Металлоинвеста» и против компании Salford, совместного инвестиционного фонда, который был создан мной и Бадри.

Желнов: Кто будет ответчиком по делу «Металлоинвеста»? Очевидно, Анисимов и Усманов?

Березовский: Нет, я называл в числе ответчиков только Анисимова. Безусловно, без упоминания Усманова там не обойтись. Его роль для меня совершенно неоднозначна, постольку-поскольку Усманов утверждает, что он ничего не знал о том, что Бадри и я – акционеры, что Анисимов его дезинформировал. А мне доподлинно известно, что это не так. Будем разбираться в суде.

Желнов: Но неужели, если бы они хотели поступить с вами так, как с Ходорковским, то не поступили бы? Ведь они, пусть через Абрамовича, но выкупили у вас бизнес, хотя и не за рыночную цену, как вы утверждаете. Вы живете в Англии спокойно. Неужели?

Когда я говорю о большой политике и о предательстве – это в чистом виде, безусловно, Волошин. Это предательство началось, еще когда я был в России, когда он лоббировал четыре закона и один указ, по существу изменяющий структуру власти.

Желнов: О полпредах?

Березовский: О полпредах, о возможности снимать губернаторов, если против них возбуждено уголовное дело.

Желнов: Это не путинское, значит, а волошинское?

Березовский: Это инициатива команды. Я считаю, что этим был сделан первый шаг к построению вертикали власти, которая и разрушила демократическое устройство России. И в этом смысле Волошин, безусловно, предатель, предатель идеи демократической России, ровно так же, как Сурков. Я считаю, что Чубайс тоже предатель. Об остальных я не буду говорить, они, в общем, бизнесмены, а мы говорим только о политике.

Желнов: Известно, хотя публично об этом не говорилось, что с 2007 по 2010 год вы часто приезжали в Белоруссию, работали с Александром Лукашенко, бывали в его загородной резиденции.

Березовский: Я еще раз хочу сказать, что не комментирую свои политические и деловые контакты, даже по бизнесу, постольку-поскольку я уже имею опыт, когда любые люди, которые работают со мной, оказываются под атакой спецслужб России. Действительно, есть много людей, с которыми я продолжаю общаться – это и политики, и бизнесмены, и прочие, – но я никогда не называю имен, это ставит людей как минимум в сложное положение, а иногда эти люди просто преследуются.

Еловский: У вас были какие-то бизнес-интересы в Белоруссии?

Березовский: И бизнес я тоже не комментирую по той же самой причине.

Еловский: Вы никогда не скрывали, что поддерживаете «оранжевую революцию» и частично ее, можно сказать, спонсировали. Во-первых, так ли это? А во-вторых, как вы думаете, могла ли она состояться без вашего участия?

Ко мне обратился Ющенко, и я поддерживал все. Безусловно, она состоялась бы и без меня тоже. Может ли революция происходить без денег? Ну, без денег совсем не может, но они необходимо возникают, если идея правильная. И кто из тех, у кого есть деньги, осознает эту идею, – это, в общем-то, не имеет значения. В данном случае это осознал я. Не я бы это осознал, они бы нашли средства, я в этом нисколько не сомневаюсь.

Еловский: Почему они к вам обратились?

Березовский: Потому что, я думаю, это был самый короткий путь. Они понимали, что я готов им помочь, что я верю в идею, я верю в Ющенко и Тимошенко, то есть меня было проще всего убедить.

Желнов: Борис Абрамович, сколько вы вложили денег в это?

Березовский: Около 50 миллионов долларов.

Желнов: Как они распределялись?

Березовский: Вы знаете, я отдавал их вполне конкретным людям, на которых показал Ющенко – Давиду Жвании и Александру Третьякову (он был глава администрации Ющенко). Я считаю, что они поступили в высшей степени некорректно, нечестно, но это совершенно другая история. Жалею ли я, что я давал деньги? Я давал ответ много раз: я считаю это одним из самых эффективных вложений средств в течение всей моей жизни.

Желнов: Я знаю, что вы перечисляли деньги и Тимошенко, из-за чего был известный конфликт между Жванией и Тимошенко, когда они делили ваши деньги и сферы влияния. Вы можете это подтвердить или опровергнуть?

Березовский: Мне про это ничего не известно. Я встречался с Тимошенко, она знала о том, что я помогаю Ющенко, и никаких других обращений ко мне не было.

Еловский: Когда вы в последний раз виделись с Тимошенко?

Березовский: Можно сказать, первый и последний раз здесь, в Лондоне, года за полтора до «оранжевой революции». Она была у меня дома, там, где мы сегодня были, за тем же самым обеденным столом.

Желнов: Вы сказали, что украинские власти поступили с вами некорректно. Они обещали вам какие-то активы?

Березовский: Я никогда не оговаривал никаких условий своей помощи революции как таковой. Но, безусловно, мы с Бадри понимали, что если там будут демократические реформы, тогда возникнут огромные возможности для бизнеса, в том числе и для нас, мы не будем там изгоями, как в России, например. Я рассчитывал на то, что Ющенко проявит достаточную смелость, чтобы позволить нам заниматься там бизнесом. Но, безусловно, конкретных договоренностей по «Укртелекому» и так далее не было.

Желнов: А почему вы не стали ездить на Украину?

Березовский: Потому что Ющенко испугался Путина.

Желнов: Почему «семья» решила приблизить к себе Абрамовича в какой-то момент?

Березовский: Мне абсолютно все равно было и тогда, и сейчас, насколько близко Абрамович связан с Дьяченко, Юмашевым…

Желнов: Почему он стал ближе, чем вы, в какой-то исторический момент?

Березовский: Это вопрос не ко мне, я еще раз говорю. Абрамович всегда подчеркивает, что он человек аполитичный, для него существует только бизнес, а для бизнеса важна тишина, хорошие отношения. Неважно, если завтра придет Гитлер к власти – с ним тоже нужно построить хорошие отношения. Я по-другому устроен. Для меня деньги вторичны.

Желнов: Вы просто много говорили, наверное?

Березовский: Я считаю, что я много делал. Это разные вещи немножко, да? Единственное, что я замечал, – даже когда у меня были прекрасные отношения с Валей Юмашевым, с Татьяной, с Борисом Николаевичем лично, – я понимал, что Валентин пытается всячески ограничить мой прямой контакт с Борисом Николаевичем. Потому что, хотя Борис Николаевич меня не любил, о чем он откровенно пишет в своей автобиографии, он меня слышал, и очень часто я умел переубедить его.

Желнов: Первое гонение на вас не связано с именем Путина. Это было в 1998 году, когда вы уехали во Францию, в Антиб. Скуратов завел на вас уголовное дело, Примаков обрушился на олигархов – но ведь они не могли действовать без Юмашевых? Юмашевы – первые инициаторы вашего изгнания из России, а вовсе не Путин.

Березовский: Во-первых, по факту вы абсолютно правы. Я бы не назвал это гонением, это борьба двух различных взглядов на жизнь. Но я хочу подчеркнуть, что Путин просто продолжил эту историю, когда получил власть. Власть тех, кто сопротивлялся, если так высокопарно говорить, демократической России, тех, кто пытался – в Абхазии, в Приднестровье – восстановить вот эту абсолютно развалившуюся, прогнившую империю и этот авторитарный взгляд на мироустройство, на государственное устройство. А что касается Юмашева и Татьяны Дьяченко – вы не первые, от кого я это слышу. Я этими фактами не располагаю. Более того, когда я переехал в Лондон, я пару раз случайно встречался с Валентином Юмашевым и Татьяной Дьяченко. Случайно в прямом смысле слова. Мы даже какое-то время провели вместе, обсуждая, что произошло. Я тогда, как и на последней встрече с Волошиным, заявил, что мы привели к власти «черных полковников» и несем за это ответственность. Волошин тогда возражал мне. И я ту же самую мысль пытался донести до Юмашева и Татьяны, когда они здесь были. Они со мной не согласились. Как сейчас помню, я тогда сказал: «Ладно, бог с ним. Сделайте одну простую вещь, которая абсолютно бесспорно важна для России, просто для людей – решите задачу безвизового въезда в Европу». И Юмашев сказал мне: «О, вот это классная идея!»

Еловский: Когда вы поняли, что ваша роль в текущей политической системе подходит к концу?

Березовский: А я и сейчас этого не понял.

Еловский: Вы считаете, что функционируете в рамках того режима, который у нас сейчас? И вы все еще часть этого механизма?

Березовский: Конечно. Не внутри, а вне – я функционирую. То есть то, что вы приехали ко мне после того, как я 11 лет назад уехал из России, брать интервью и говорить о политике, свидетельствует только об одном факте, который невозможно отрицать: я пускай микроскопическая, маленькая, но часть русской политической жизни.

Желнов: Я не хочу ни разочаровывать кого-то, ни, наоборот, воодушевлять. Инерция, которую вы оставили, слишком мощная, ее надолго еще хватит. Но вы сейчас чувствуете свое влияние на текущий процесс?

Березовский: Если бы я его не чувствовал, я бы не писал письма.

Еловский: Вы не боитесь, что рано или поздно, когда все эти процессы достигнут нужного уровня кипения, площадь вас не примет?

Березовский: А чего мне бояться-то? Есть, слава богу, страна, которая мне дала убежище, есть страна, о которой я думаю, несмотря на то, что я далеко от нее – я имею в виду Россию. Ну не примет и не примет, ну что сделаешь…

Еловский: Вы не будете особо переживать?

Березовский: Я буду считать это неправильным. Более того, я вам хочу сказать, что если к власти придет демократический режим, он не сможет запретить мне ездить в Россию. Просто они не могут мне запретить, а если запретят – значит, они точно не то, о чем мы говорим. А вот пустят меня во власть или не пустят – мне абсолютно наплевать. Услышат меня – буду во власти. Не услышат меня – не буду во власти. Ровно так же, как история с Ходорковским. Ни у какого следующего режима нет шанса не выпустить Ходорковского. Кто бы ни пришел – коммунисты, демократы, Жириновский, – они Ходорковского выпустят. А как только они выпустят Ходорковского, то, если Ходорковский не устал и будет делать то, о чем он пишет, – он станет безусловным лидером оппозиции. И я не думаю, что кто-нибудь из сегодняшних оппозиционеров может похвалиться такой поддержкой, какую получат Ходорковский и Лебедев. И Лебедев, я хочу подчеркнуть особо. И в этом смысле у меня есть некоторые претензии к сегодняшним лидерам площади. Да, нужно освобождение политических заключенных и так далее, но они должны понимать – и Навальный, и другие, – что, как только Ходорковский будет на свободе, уровень конкуренции за оппозицию повысится многократно. И я не уверен, что оппозиция отдаст предпочтение Навальному, а не Ходорковскому с Лебедевым.

Еловский: Дело в том, что, если сменится режим, с вас снимут все претензии, и тогда…

Березовский: Я готов предстать перед нормальным судом в России. Более того, я хотел бы пройти в России всю эту историю, которую прошел здесь во время попытки экстрадиции, но перед нормальным судом, чтобы действительно были аргументы содержательные, а не политические. Я готов отвечать за приватизацию, за «Сибнефть», за «Русал», за все эти богатства, которые у меня есть или были. Я-то не считаю, что ограбил страну или получил «Сибнефть» за бесценок.

Желнов: Борис Абрамович, а за связи с криминалом, которые вам приписывают, вы тоже будете готовы отвечать в случае справедливого суда?

Березовский: Я уже отвечал за это перед справедливым судом здесь, потому что вопрос о моих криминальных связях был поднят здесь, в Великобритании. Теперь мы ждем решения госпожи Глостер, которое будет принято через несколько месяцев, и эта часть тоже будет отражена непременно.

Желнов: В интервью GQ вы говорили, что не хотели власти, потому что «власть – это всегда насилие». Но получается, вы хотели, чтобы грязную работу выполняли за вас другие?

Березовский: Это не грязная работа. Я не имел права делегировать ответственность во власть, будучи идеологом этой власти. Я могу сказать сегодня, что это была ошибка.

Желнов: Что вы делегировали ответственность? Или?..

Березовский: Что я, грубо говоря, делегировал другим ответственность за выполнение и слагал с себя таким образом ответственность. Это была ошибка, связанная с непониманием того, что одно от другого неотделимо. Но я очень люблю убеждать и совершенно не умею принуждать.

Еловский: Кого вам хотелось бы видеть на посту президента России?

Березовский: Леню Парфенова.