ГЛАВА 11. ВПЕРВЫЕ НА АРЕНЕ!

Несколько дней цирк колесил по дорогам, давая представления в маленьких городишках. Порой артисты едва могли наскрести себе на пропитание. Розита беспрестанно жаловалась, что гордячку приходится кормить задарма, но Усатый не спешил выпускать девушку на арену.

- Всему своё время, - посмеиваясь, говорил он.

"Он - человек добрый, хотя вид у него свирепый", - думала про Усатого Злата. Она и не подозревала, что тот просто выжидает, пока они отъедут подальше, чтобы она не могла вернуться домой. Однако новую "звезду" пришлось показать раньше, чем предполагал Усатый.

В тот день всё шло наперекосяк. Началось с того, что какая-то дворняга стянула у циркачей кусок варёной говядины и благородным артистам пришлось довольствоваться сухим хлебом с кипятком. Во время представления несчастья посыпались одно за другим. Жонглируя, скоморох не успел поймать один из мячиков, и тот, отлетев в сторону, попал прямо в лоб зрителю в первом ряду. Пострадавший стал возмущённо кричать, что ему набили шишку, и требовать возмещения ущерба. К счастью, скоморох быстро нашёлся:

- Эй, приятель, ты говоришь, у тебя на лбу вскочила шишка? - обратился он к оскорблённому зрителю.

- Точно так, - подтвердил тот.

- А ты уверен, что раньше шишки не было?

- Конечно!

- Значит, ты получил что-то новенькое и ещё должен за это приплатить.

Публике шутка понравилась: каждый готов посмеяться над шишкой на лбу, если лоб чужой. Под насмешки зала рассерженный пострадавший покинул своё место, и представление продолжалось, но на этом злоключения не кончились.

Когда Усатый показывал фокусы, у цилиндра отвалилось двойное дно, и всё, что факир должен был оттуда доставать, высыпалось на землю. Публика почувствовала себя одураченной, Усатому пришлось быстро ретироваться. Чтобы загладить конфуз, на подмостках появился "человек-гора". Его представлял толстяк. Надо сказать, что перед выступлением он надевал надувную резиновую жилетку, отчего и впрямь становился внушительных размеров. В этот раз его выход на арену был столь поспешным, что он не успел хорошенько заткнуть пробку на жилете.

Зрители встретили появление "человека-горы" удивлёнными возгласами. Толстяк важно прошёлся перед почтенной публикой. Подойдя к "пудовой" гире, которая на самом деле была пустой внутри, он наклонился, чтобы её поднять, но в этот самый момент пробка на жилете выскочила, воздух со свистом вырвался наружу, и "человек-гора" стал худеть на глазах. Благородные артисты поняли, что очередное мошенничество им с рук не сойдёт. Надо было спасать положение. И тут

Усатый вспомнил о новенькой.

- Послушай, крошка, тебе придётся спеть, - сказал он и, схватив Злату за руку, потащил на арену.

- Но я никогда раньше не пела перед публикой, - упиралась девушка.

- Ты ведь не хочешь, чтобы твоих верных друзей угостили тумаками? настаивал Усатый.

- Я всегда говорила, что она не способна заработать ни гроша, - встряла Розита.

Её слова подстегнули Злату. В конце концов она докажет, что может зарабатывать ничуть не хуже других. Девушка гордо вскинула голову и сказала:

- Хорошо, я буду петь!

Публика неистовствовала. От оглушительного свиста и топота ног подмостки, казалось, вот-вот рухнут. Когда на арену полетели тухлые яйца, перед занавесом появился Усатый и объявил:

- Почтеннейшая публика! Прошу внимания! Сейчас вы увидите настоящую жемчужину! Ваше терпение будет вознаграждено. Перед вами выступает самая удивительная, самая прекрасная карлица на свете. Слово "карлица" больно задело Злату. Она была готова провалиться сквозь землю, но отступать было поздно. Скоморох и Толстяк смотрели на неё так, словно она была их последняя надежда, а Розита презрительно ухмылялась.

- Сыты по горло вашими выступлениями! - не унималась публика.

- Небось, ваша карлица красива, как рябая Меланья, если на нее вымазать пуда два румян!

Усатый отдёрнул занавес. У зрителей вырвался вздох восхищения. Перед ними действительно стояло самое очаровательное создание, которое можно себе представить. Волосы, подобно золотой волне, струились по плечам девушки. Она была хрупкой и нежной, как редкий диковинный цветок. Даже самые горластые крикуны смущённо примолкли. Наступила тишина. Злата вышла на середину арены и запела. От волнения голос её срывался, отчего пение получалось таким жалобным, что к концу номера публика готова была рыдать вместе с артисткой. Едва Злата закончила петь и ушла за кулисы, как Усатый сунул ей в руки шапку.

- Пойди по кругу, кажется, эти остолопы готовы раскошелиться, - шепнул он.

Злата подумала, что она ослышалась. Неужели этот циркач думает, что она унизится до того, чтобы ходить с шапкой, словно нищенка?

- Ни за что! - с вызовом сказала она.

- А ты, как я погляжу, и впрямь гордячка, - разозлился циркач и, прежде чем Злата успела опомниться, снова выпихнул её на арену. В шапку посыпались монеты.

В тот вечер артисты наелись досыта, и у них даже осталось кое- что про запас, но Злату не радовали её первые заработанные на сцене деньги. Она почти не притронулась к еде.

"Кто бы мог подумать, что я паду так низко?" - со стыдом думала она.

Усатый, разомлевший от сытости и дешёвого вина, довольно потирал руки:

- Что я говорил? Эта девчонка принесёт нам денежки! Она сумеет выжать из публики слезу и звонкую монету!

Услышав его слова, Злата опешила. Так вот какое будущее "великой актрисы" ей уготовано!

- Я не буду обходить публику с шапкой, - твёрдо сказала девушка.

- Запомни, крошка, тут командую я! - расхохотался Усатый.

- Мною никто не будет командовать! Как только рассветёт, я уйду! - Не выйдет, куколка! Никуда тебе от меня не деться, - пробасил Усатый и добавил: - Запомни, ты не получишь еды до тех пор, пока не станешь послушной.

Злата оказалась в плену. Днём за ней зорко следили, а на ночь накрепко связывали ноги верёвкой. Вот уже несколько дней у неё во рту не было ни крошки, но даже скоморох, который относился к ней лучше, чем остальные, не пожалел бедняжку.

"К чему потакать её капризам? - думал он. - Пускай выступает, как другие, тогда и получит свою порцию обеда".

От голода Злата едва держалась на ногах, но, когда циркачи усаживались за трапезу, она лишь гордо вскидывала голову и отворачивалась. Её упрямство приводило Усатого в бешенство. Он решил во что бы то ни стало сломить характер непокорной гордячки.