Дума

Полагают, что Лжедмитрий провел реформу управления, преобразовав Боярскую думу в «сенат». В доказательство ссылаются на список «сената», написанный рукой Бучинского весной 1606 г. В подлинном польском тексте дума названа «Радой», а ее члены — не сенаторами, а боярами. И лишь на обороте документа имеется помета: «Роспись московским сенаторам».

Дума цепко держалась за старину. Но бояре согласились на учреждение новой должности по польскому образцу. Чин «мечника великого» был пожалован юному князю Михаилу Скопину.

Самозванец значительно расширил состав думы. При Грозном дума насчитывала немногим более 30 членов, при царе Федоре — до 50, при Борисе — 40. По списку «сенаторов» в думе Лжедмитрия числилось 59 членов, а вместе с не названными в этом документе лицами — более 70 человек.

По словам Якова Маржарета, число членов царской думы было неопределенно: при «Дмитрии» оно доходило до 32. Капитан мушкетеров своими глазами наблюдал за деятельностью думы, и не верить ему нет оснований. Видимое противоречие объясняется тем, что добрая половина членов думы служила на воеводстве в городах и на полковой службе. Но и из тех, кто находился в столице, монарх приглашал на заседание не всех. Традиционный состав думы при Грозном немногим превышал 30 человек. Власти следовали традиции.

Дьяк Иван Тимофеев упрекал Расстригу за то, что тот не по достоинству раздавал царские чины, не сообразуясь с породой и возрастом, не по родству и не ради заслуг по службе, но ради услуг весьма постыдных.

В действительности расширение думы было следствием того, что самозванец объединил московскую думу с «воровской». Именно это имел в виду Тимофеев, говоря о постыдных услугах. Государственные преступники, возглавившие мятеж, достойны были виселицы, а вместо этого стали заседать в думе.

Желая иметь послушную думу, самозванец постарался назначить на ключевые посты своих людей. При Грозном пост боярина дворецкого занимали представители знатной семьи Романовых. Князья Мосальские не имели права на этот чин. Но князь Василий Рубец-Мосальский за особые заслуги был пожалован Лжедмитрием в дворецкие, и московская дума не посмела протестовать.

На пост конюшего боярина могли претендовать лишь самые знатные фамилии России или ближайшие родственники государя. Самозванец навязал думе в качестве конюшего Михаила Нагова, бражника, не пользовавшегося авторитетом и не имевшего никаких заслуг перед государством. Его братья Андрей, Михаил и Афанасий Александровичи Нагие, а также Григорий Федорович Нагой стали боярами и заняли в думе высокое положение.

Надев на себя личину сына Грозного, Отрепьев невольно воскресил тень опричнины. В его окружении появились люди, принадлежавшие к самым известным опричным фамилиям, — Бельский, Басманов, Нагие, Татищевы, Пушкины, Зюзины, Воейковы, князья Хворостинины, Григорий Микулин, Михалка Молчанов и др.

Басманов снискал доверие самозванца, и тот поставил его во главе Стрелецкого приказа. Иначе говоря, Петру Басманову было вверено командование стрелецким гарнизоном столицы.

Не менее важную роль играл поначалу племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский, знаменитый опричный временщик Грозного. Вернувшись в думу после смерти Бориса Годунова, он поспешил завязать изменнические сношения с самозванцем и стал передавать ему сведения о планах и решениях московских бояр. Его происки помогли Отрепьеву поставить на колени Боярскую думу.

Даже Иван Грозный не решился пожаловать любимцу высший думный чин ввиду его «худородства». Отрепьев не посчитался с традицией и даровал племяннику Малюты боярский чин.

После смерти Грозного Богдан Бельский предложил ввести опричные порядки. При Лжедмитрии он вновь выступил сторонником политики неограниченного насилия по отношению к крамольной знати. Фактически речь шла о возрождении репрессивного режима.

Если бы Бельскому удалось настоять на казни Василия Шуйского, его влияние упрочилось бы. Помилование Шуйского стало для бывшего опричника политической катастрофой.

Богдан Бельский был последним оставшимся в живых душеприказчиком Грозного. Он обладал огромным опытом интриг и в качестве спасителя «царевича Дмитрия» имел шанс занять пост правителя государства. Что помешало ему добиться власти?

Бельский был связан тесным родством с династией Годуновых и не принял участия в убийстве своей двоюродной сестры царицы Марии Бельской-Годуновой. Он примкнул к «вору» в самый последний момент, перед падением Москвы. Знати было ненавистно самое имя богомерзких Скуратовых-Бельских. Носилась молва, что Бельский отравил царя Ивана. Царица Мария Нагая не забыла, что именно Бельский выслал ее с сыном Дмитрием прочь из столицы перед самой коронацией царя Федора Ивановича. Теперь она могла расквитаться с ним.

Когда Лжедмитрий окончательно утвердился в Москве, его боярину и великому оружничему пришлось уйти в тень. Расстрига выслал Богдана из столицы, назначив вторым воеводой в Новгород Великий. Единственный человек, способный обуздать «боярское своеволие», навсегда покинул двор Лжедмитрия.

Неверно было бы думать, будто самозванцу удалось провести в думу всех ближних людей, окружавших его в «воровском» лагере. В наибольшей мере Отрепьев был обязан победой атаману Андрею Кореле. Но пожаловать ему думный чин он не осмелился. Первым боярином из казаков стал позднее Иван Заруцкий.

Ранее других чин боярина получил от «вора» князь Петр Шаховской. Но ни он, ни его сын Григорий не попали в список «сената», составленный польскими секретарями царя. Не числились в этом списке ни Михаил Толочанов, в числе первых принятый в «думу» самозванца, ни Прокофий Ляпунов, возглавивший мятеж под Кромами, ни Наум Плещеев, ни Михалка Молчанов, задушивший царя Федора Борисовича.

Бесстрашный Гаврила Пушкин вел род, подобно Челядниным, от Ратши, соратника Александра Невского. По знатности он далеко превосходил Богдана Бельского, но в отличие от него не получил боярства и должен был довольствоваться одним из низших думных чинов. Лжедмитрий сделал его своим ловчим. Между тем именно Пушкин «смутил» Москву, возглавил переворот в столице. Со времени опричнины видную роль в царской думе играл постельничий. Отрепьев назначил главой Постельного приказа Семена Шапкина, но и он в польский список не попал.

В соответствии с местническими порядками, право заседать в думе имел ограниченный круг представителей знатных фамилий, издавна входивших в думу. Отступления от этого правила были достаточно редкими. В думе Лжедмитрия в подавляющем большинстве заседали члены старых думных фамилий.

Боярская дума осталась по составу органом высшей аристократии, при этом представительство знати в думе значительно расширилось. Список «сената» позволяет выделить те группы Государева двора, на долю которых достались наибольшие милости монарха.

Некогда Федор Мстиславский наголову разгромил самозванца, но тот простил его и сохранил за ним пост главы думы. Царь Борис запретил Мстиславскому жениться, рассчитывая после смерти князя забрать его обширный удел в казну. Лжедмитрий не жалел усилий, чтобы снискать дружбу первого из бояр. Он подарил вельможе старый двор Бориса Годунова в Кремле, пожаловал ему огромную вотчину в Веневе, наконец, женил на своей мнимой тетке из рода Нагих.

Отрепьев вернул из ссылки и пожаловал боярство князю Ивану Воротынскому, долгие годы бывшему не у дел. С Мстиславским Воротынского роднило то, что его предки приехали из Литвы.

Предки Отрепьева были выходцами из Литвы. В Речи Посполитой самозванец пользовался покровительством литовской знати. Будучи ставленником короля, он и в Москве пытался сделать ставку на знать литовского происхождения. Этой знати он жаловал чины, не считаясь с возрастом и службами. Широкое представительство в думе получили Гедиминовичи Патрикеевы: Голицыны (четыре боярина), Куракины (три боярина), а также Трубецкие (двое бояр).

В составе Государева двора литовская знать числом далеко уступала суздальской знати. В дворовых списках Грозного значилось 286 князей Суздальских-Шуйских, Ростовских, Ярославских и Стародубских. Из них 17 носили думные чины. К суздальской знати Расстрига благоволил значительно меньше, чем к литовским родам. Трое Шуйских поначалу были изгнаны из думы и лишь со временем возвращены туда. Согласно польскому списку в думе числились мечник Скопин, Ростовские (один боярин), Ярославские (один боярин и два окольничих) и Стародубские князья (один боярин, один окольничий). Представительство суздальской аристократии в думе не соответствовало ее численности и политическому влиянию.

Старый боярин Михаил Катырев-Ростовский, противник «вора», находился в Новгороде и не был упомянут в сенатском списке. В думу не были допущены ни Лобановы-Ростовские, ни Троекуровы-Ярославские, ни Хилковы-Стародубские, представители старших ветвей княжеских домов.

Опала царя Бориса сокрушила Романовых и отняла у них надежду занять трон. Из старших Романовых уцелел, кроме Филарета, один Иван Никитич. Самозванец пожаловал ему боярство, но отвел в думе одно из последних мест. Лжедмитрий осыпал милостями Романовых после того, как положение его стало шатким. С запозданием, 31 декабря 1605 г., Лжедмитрий I повелел перевезти и похоронить в родовой усыпальнице тела Романовых, умерших в ссылке. Филарет Романов смог покинуть Антониев-Сийский монастырь.

Филарет был деятелен и честолюбив. Самозванец побоялся оставить его в столице и отослал в Троице-Сергиев монастырь, где старец жил до апреля 1606 г. Лишь в последние недели правления Отрепьев вновь вспомнил о «родственнике».

Лжедмитрий не церемонился с духовенством: он отправил на покой Ростовского митрополита Кирилла, а митрополичью кафедру тут же передал Филарету Романову.

По словам архиепископа Арсения, самозванец будто бы намеревался вернуть Романова в Боярскую думу. Через греков Игнатия и Арсения и «синод» он якобы передал Филарету необычное предложение: сложить с себя монашескую одежду, надетую на него силой, вернуться в мир и принять жену. Арсений закончил мемуары в то самое время, когда отец царя Михаила Романова вернулся из Польши в Москву. Рассказ Арсения имел очевидной целью прославить подвиг Филарета. Сообщив об отказе Филарета вернуться в мир, Арсений без всякой паузы замечает, что «царь» и патриарх снова пригласили Романова и посвятили его в сан Ростовского митрополита. Известно, что Филарет получил сан митрополита лишь в мае 1606 г.

Самозванец не оставил своими милостями даже малолетнего сына Филарета. В царской казне хранились «посохи… рога оправлены золотом с чернью». Согласно казенной описи, один посох был снабжен ярлыком, «а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднес… Михаилу Федоровичу».

Из старомосковской знати в думе сидели двое бояр Шереметевых, несколько Морозовых (Салтыковы, Шеин, Морозов), двое Плещеевых.

«Государь» переусердствовал в стремлении утвердить свое родство с Нагими. Он посадил их в думе выше Голицыных, Шереметевых, Романовых, что вызвало негодование знати.

Отрепьев усвоил роль государя кроткого и милосердного. Его амнистии должны были покончить с воспоминаниями об убийстве членов семьи Бориса Годунова и жестоких преследованиях его родни. Михаил Сабуров храбро защищал от «вора» Астрахань. Государь не только простил его, но и пожаловал в бояре. Сабуровы и Вельяминовы, отправленные с семьями в изгнание, были все возвращены на службу.

Государь милостиво объявил о прощении Годуновых и назначил их воеводами в Тюмень, Устюг и Свияжск. Самые ревностные сторонники царя Бориса один за другим получали назад думные чины и служебные назначения.

Самозванец четко уловил настроение общества. Не только дума, но и все население отвергало опричные методы управления. Время опричных кровопролитий миновало.