20
Он шел по глубокому снегу, с трудом переставляя окоченевшие ноги. От холодного встречного ветра у него онемело лицо, а безжизненной снежной равнине, вплывающей в бледную синь горизонта, казалось, не было конца. Но он старался во что бы то ни стало преодолеть эту мертвую равнину и вернуться, обязательно вернуться к живым… Приглушенный рокот донесся с обратной стороны небес – и снег начал чернеть и таять, растекаясь мутной водой, и вода превращалась в пар, и проступала, проступала черная земля… Не ржавый кизерит, а настоящая земля, земля, вечно порождающая живое и вечно принимающая в себя мертвое…
Угомонился, утих холодный северный ветер, отпечатались в блеклой синеве на горизонте какие-то знаки – очень важные, но совершенно непонятные знаки! – и Алекс Батлер смог наконец вздохнуть полной грудью. Что-то дрогнуло, и отступило, и пропало – и он открыл глаза.
Некоторое время ему представлялось, что он лежит в тени под деревом – сюда оттащили его ребята после солнечного удара. Но потом он сообразил, что тот солнечный удар случился с ним в восемь лет, на ферме у маминых родственников в Коннектикуте, а теперь ему тридцать семь, и он лежит на спине в совсем другом штате.
В штате Кидония.
Вокруг было темно, и еле слышно раздавались какие-то прерывистые шелестящие звуки. Батлер затаил дыхание, вслушался – звуки тут же стихли. Пальцы его левой руки нашарили фонарь на груди. В правой руке он продолжал сжимать за ствол пистолет. Луч света ударил вверх, и круглое пятно расплылось по каменному потолку довольно высоко над головой. Ареолог сел, уже сообразив, что за звуки слышал в тишине – это дышал он сам.
Обведя фонарем вокруг, он обнаружил, что находится в пустом помещении с закругленными стенами. В одной из стен темнел арочный проем. Интерьер Сфинкса пока представлялся очень скудным – пустой зал… пустой коридор… пустые помещения…
Но ведь было же, было же здесь что-то! В стенах? Под полом? В потолочных перекрытиях? Даже если содержимое залов и комнат вынесли отсюда в незапамятные времена, Сфинкс определенно не остался порожним. Что-то происходило в его каменной толще, какие-то непонятные процессы… Возможно, вызванные вторжением чужаков…
«Фло… Свен…» – подумал Алекс, и с неожиданной беспощадной отчетливостью представил себе, как они лежат в пустых камерах, погребенные в каменных недрах.
Ареолог с ужасом вообразил, какая многометровая преграда отделяет и их, и его от внешнего мира, от неба и солнца – и чуть не застонал от безысходности.
«Стоп! – тут же сказал он себе. – Я жив, я дышу, руки-ноги целы… Это уже совсем неплохо… Во всяком случае, могло быть гораздо хуже…»
А в глубине сознания змеей вертелась, извивалась мысль о заживо погребенных…
«Бойся тесного пространства среди камней», – сказала ему когда-то полупьяная скво. Осенним дождливым вечером, в какой-то придорожной забегаловке.
«Бойся тесного пространства…»
Тушь текла по ее дряблому, мокрому от дождя лицу с затуманенными спиртным тусклыми глазами. А он только посмеялся в ответ, потому что был молод и уверен в себе, они все были молоды, вся их бесшабашная компания, возвращавшаяся с пикника… Холодный ливень застал их на берегу озера, и они, побросав вещи в машины, убрались оттуда и остановились у этой забегаловки, совсем неподалеку от города. Почему бы не принять еще стаканчик, если ты молод и здоров, и уверен в себе, и недавно прямо на пожухлой осенней траве порезвился с Джулией Хоук… нет, ее, кажется, звали Бетти, – и мало ли что там болтает какая-то нетрезвая старуха, рассчитывая на дармовую выпивку.
«Бойся тесного пространства среди камней… Можешь сгореть, Алекс…»
Да, она назвала его по имени – ну и что? Подслушала, они же болтали без умолку и смеялись в той забегаловке.
«Бойся…»
Батлеру захотелось немедленно вскочить на ноги и броситься прочь из этого каменного склепа, прочь, к воздуху, к свету! Сокрушить стены – и вырваться из тесноты и темноты на простор.
Желание было резким, страстным, почти непреодолимым. По-прежнему сжимая в руке «магнум», теперь уже стволом вперед, он встал и направился к проему в стене. Изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не побежать.
Сразу за проемом луч висящего на его груди фонаря вырвал из темноты что-то ярко-оранжевое.
Огонь!
«Можешь сгореть…»
Нет, не огонь – комбинезон… Свен!
Батлер присел на корточки рядом с лежащим навзничь Торнссоном. Глаза пилота были закрыты. Одна рука была вытянута вдоль туловища, а другая закинута за голову, словно Торнссон просто прилег здесь отдохнуть. Ареолог убрал наконец пистолет в кобуру, расстегнул ворот комбинезона пилота и, жестом полицейского приложив палец к горлу Свена, проверил пульс. И облегченно вздохнул: пилот был жив. Более того, веки его дрогнули, приподнимаясь, – и Торнссон, заслоняясь рукой от бьющего в лицо луча, пробормотал, проглатывая окончания слов:
– Выклю… све… – И добавил после короткой паузы: – Еще рано встава… Софи…
– Не рано, лежебока, – ласково сказал Батлер, внезапно успокоившись, словно возвращение пилота из краев то ли сна, то ли забытья разом снимало все проблемы. Только что все в нем клокотало и неистовствовало, и рвалось к небу и солнцу, а теперь он чувствовал себя безмятежным и умиротворенным, как будто проглотил изрядную дозу нейролептиков.
Пилот медленно приподнялся и сел, опираясь на отставленные назад руки. Ареолог включил его фонарь, мимоходом отметив, что, перед тем как угодить в черную сиропообразную субстанцию, они фонари не гасили.
– Господи, это ты, Алекс, – каким-то скомканным голосом произнес Торнссон. – А мне казалось… – Он потряс головой и огляделся. – По-моему, у создателей всех этих развлечений явные проблемы с фантазией. Опять нас куда-то утянули, опять очередная каменная кишка… прямая кишка Сфинкса… Может, вот-вот дефекация состоится, и мы будем на свободе? Только что-то не верится…
– У них были какие-то свои соображения, Свен. – Батлер чувствовал, что входит в свою привычную колею. – Возможно, такая здесь защита от посторонних. Налетали какие-нибудь кочевники или желтолицые с прибрежных островов. Или заокеанские викинги. Проникали внутрь. А здешняя машинерия – цап их за шкирку! И приходили они в себя уже безоружные, в таких вот камерах, по двое – по трое. А дальше уж великие жрецы распоряжались ими по своему усмотрению. Может, в зомби превращали – и на плантации. Может, и вовсе на мясо пускали. А может, давали пинок под зад – не лезьте, мол, парни, бесполезное это дело.
– А где Флосси? – спросил Торнссон. – Она тоже здесь?
Алекс Батлер помрачнел.
– Нет, Свен, ее здесь нет. Но раз уж мы живы-здоровы, то, надеюсь, жива-здорова и она. Нас просто нейтрализуют, Свен. Хозяев нет, а техника осталась. И, как я уже говорил, продолжает функционировать. Даже если это кажется невероятным.
– Ничего себе техника, – покачал головой пилот. – Не разладилась за бог знает сколько лет…
– А может, как раз и разладилась, – медленно сказал Батлер. – Может, потому мы до сих пор и живы, что она разладилась и теперь неспособна испепелить на месте. По-моему, я об этом тоже говорил…
– То есть нас таки пытались убить?
Батлер пожал плечами:
– Не исключено.
Торнссон поднялся на ноги и опять осмотрелся.
– Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится, Алекс? У тебя в голове полным-полно всяких идей. Придумываешь прямо на пустом месте. Желтолицые с островов… Марсианские викинги, утащившие земной «Викинг»… Оцени каламбур! Жрецы, готовящие в микроволновке бифштексы из врагов… А вот я мыслю конкретно: вот схема – и вот она не работает. Но я не начинаю фантазировать – я ищу причину. И, как человек, мыслящий конкретно, я задаю тебе вопрос: каковы наши дальнейшие действия?
– Идти куда глаза глядят. Вернее, куда можно будет идти. Куда нас пустят. И не дай бог, чтобы нас просто вынудили ходить по кругу.
– Да уж, перспектива… – протянул Свен.
– Слушай, а есть тебе, случайно, не хочется? – внезапно спросил ареолог.
– Случайно – нет. И пить не хочется. Хотя от пива бы не отказался – душновато здесь.
– Есть не хочется… Пить не хочется… И отлить не хочется… А ведь мы тут находимся уже довольно долго. Марсианская машина работает, Свен! И не только замедляет время, но, судя по всему, тормозит и наш метаболизм. И дело здесь не в повышенной гравитации – при таком замедлении нас бы уже расплющило в лепешку. Тут что-то иное, какой-то иной принцип. Может быть, более плотно упаковываются сами кванты времени. Или что-нибудь в этом роде…
– Я же говорю, ты кладезь идей, – усмехнулся пилот.
Алекс взглянул на него:
– Свен, сейчас я тебе не начальник. Приказывать не буду, просто посоветую: поменьше резких движений, и постарайся держаться подальше от стен. А впрочем, – тут же добавил он, – у меня нет никакой уверенности в целесообразности этих советов. Может быть, тут следует поступать как раз наоборот.
– Господь все видит, все про нас знает и все давным-давно решил, – рассудительно сказал Торнссон. – Остается надеяться на то, что его решение – в нашу пользу. Право, ему не стоило направлять меня на край света, чтобы прихлопнуть вот тут, в этом ангаре. Гораздо проще было бы сделать это на Земле.
– Не дано нам знать о замыслах Господа, – в стиле заправского проповедника изрек Батлер. – Пошли, Свен.
Они медленно и осторожно прошагали с полсотни метров по неширокому коридору, ступая след в след – ареолог впереди, пилот сзади, – и обнаружили, что пол постепенно понижается.
– Я бы предпочел наткнуться на ступени, ведущие вверх, – заметил Торнссон. – А так и в самое ядро можно угодить.
– Следует довольствоваться тем, что имеешь. – Батлеру, видимо, понравилась роль проповедника. – Тогда и другое придет. Да, в этих толщах великие жрецы вполне могли пережить космическую бомбардировку.
Коридор изогнулся закругленным поворотом, потом еще одним. Вокруг по-прежнему было тихо, и эта неживая тишина прессом давила на психику.
– Черт, мне начинает казаться, что за нами кто-то крадется, – нервно сказал Торнссон, когда позади остался еще один поворот.
Батлер, остановившись, пропустил его вперед и посветил фонарем в темноту за спиной. Ему почудилось, что мигнул там какой-то крохотный лиловый огонек – будто мгновенный проблеск маяка. Но это могло быть просто обманом зрения. Спелеологам во мраке пещер тоже не раз мерещились разные разности.
Они прошли еще сотни две шагов, и впереди забрезжил свет.
Но это был вовсе не выход. Перед Батлером и Торнссоном открылся небольшой круглый зал. Его пол устилали чередующиеся желтые, белые и розовые ромбовидные плитки. В их расположении не просматривалось какой-либо системы. Кое-где плитки отсутствовали, и такие черные пятна были хаотично разбросаны по всему полу. Возможно, эти пятна появились тут позже, а не изначально задумывались неведомыми проектировщиками. Потолок тоже выглядел гораздо наряднее, чем в тех камерах и коридорах, где довелось побывать астронавтам: по обтесанному камню змеились широкие красные спирали, то тут, то там пересекаясь друг с другом. В трех местах в стенах темнели проходы, а стена напротив обозревающих зал астронавтов напоминала витрину. Точнее, три витрины, отделенные друг от друга каменными перегородками. Эти «витрины» были квадратными, почти от пола до потолка, их неярко освещенные изнутри мутноватые стекла (или то, что выглядело как стекла), казалось, покрывала легкая изморозь. Других источников освещения в зале не было.
Батлер и Торнссон молча переглянулись и медленно, бок о бок, двинулись вперед, переставляя ноги очень осторожно, словно ступая по тонкому льду. После предыдущих пустых камер и коридоров этот зал выглядел чуть ли не празднично. Так, пожалуй, мог бы воспринимать площадь захудалого городка с тысячью-двумя жителей, площадь, где наперебой зазывают к себе выцветшей рекламой целых два магазина и одна забегаловка, какой-нибудь бедуин, в жизни не видавший ничего, кроме своей пустыни.
Переход через зал завершился без неприятных неожиданностей, и астронавты остановились перед одной из «витрин». Батлер провел ладонью по словно бы запотевшей поверхности. Она была холодной, гладкой, но не скользкой и, скорее всего, не стеклянной. Возможно, какие-то силикаты там и присутствовали, но не занимали в составе этого материала ведущего места. Прозрачнее от прикосновения ареолога «витрина» не стала.
Как ни странно, но и направленные туда лучи фонарей не делали более зримыми какие-то лежащие за «стеклом» предметы. Напротив, эти предметы как бы вовсе теряли очертания, превращались в еле уловимые глазом подобия миражей, в бледные бесформенные отпечатки, грозившие полностью раствориться в тех люксах, что исправно извергала из себя земная светотехника.
– Выключи фонарь, – тихо сказал Батлер пилоту и погасил свой.
Торнссон, чуть помедлив и оглянувшись, последовал его примеру.
Света стало гораздо меньше, но видимость от этого только улучшилась. За мутной перегородкой проступили слабо освещенные сверху контуры. Батлеру представилось, что он видит монолит, платформу, которая не более чем на метр возвышается над полом. Бок ее, обращенный к астронавтам, был испещрен какими-то едва заметными сквозь «изморозь» знаками. А на платформе лежали в ряд пять продолговатых предметов… Светлое… с золотом… Серо-белая ткань и тусклое золото масок…
– Боже мой… – почти беззвучно ошеломленно выдохнул ареолог.
Пропитанные благовониями полотняные погребальные ткани и золотые посмертные маски… Каменное ложе ушедших…
– Что такое, Алекс? – встрепенулся Торнссон, безуспешно пытаясь протереть «витрину» рукавом комбинезона. – По-моему, это всего лишь покойники. Или куклы.
– Это мумии, – стараясь не повышать голоса, пояснил Батлер.
– Марсианское кладбище! – Пилот восхищенно покрутил головой. – Это классно, Алекс! Мы нашли мумии марсиан!
– Боже мой… – повторил ареолог. – Видишь вон те значки? – Он ткнул пальцем в «стекло», показывая на посмертное каменное ложе.
Пилот прищурился, всматриваясь. Сказал неуверенно:
– Вроде змейки какие-то… И птицы… Точно, птицы… Человечки… Какая-то корзиночка… А вон что-то типа мобильника…
– Это не мобильник, Свен, это изображение плиты. – Батлер по-прежнему говорил приглушенным голосом. – Иллюстрация предыдущих четырех знаков. А эти предыдущие четыре знака составляют слово «памятник».
– Ага, понятно. А вон та зверюга означает слово «пантера». Похоже, да? – Пилот вдруг с изумленным видом повернулся к Батлеру: – Ты что, док, знаешь язык марсиан? Такие находки уже были? Секретная информация?
– Это не марсианский язык, Свен, – ответил ареолог. – Это древнее египетское рисуночное письмо вперемежку с древнеегипетским языком. Такие же символы есть на Розеттском камне, его нашли в Египте во время военного похода Наполеона.
– Ты хочешь сказать, что марсиане обучили древних египтян языку?
– Не знаю, Свен, не знаю… Но перед нами именно древнеегипетские письмена… – Батлер сдвинул брови и немного помолчал, размышляя. – Смотри, что получается. Многих египетских фараонов хоронили в пирамидах. Не в кубических гробницах, не под земляной насыпью – именно в пирамидах. Другой факт: мумий фараонов найдено не так много. Объяснение известно: мол, гробницы были разграблены. Но вот они, фараоны. – Батлер кивнул на каменное ложе. – Я не утверждаю, что это именно фараоны, но похоже, что так. Золотые маски… Подобная была у Тутанхамона. Пойдем дальше: есть некий математический код, одинаковый для нефракталов здешней Кидонии и земных сооружений Стоунхенджа, Теотиуакана и Гизы. Даже введено такое понятие: «стандартная теотиуаканская единица»…
– То есть марсиане явились на Землю, построили все эти сооружения, прихватили зачем-то мумии фараонов и вернулись сюда, так, что ли?
– Я ничего не могу утверждать, Свен, я могу только предполагать.
– И?…
– Марсиане могли обучить землян строительству таких сооружений. С соблюдением нужных пропорций, соответствующих теотиуаканской единице. Наверное, пропорции тут очень важны. Не думаю, что марсиане обучили египтян письму – письмо-то довольно примитивное. Они просто воспроизвели здесь, – ареолог вновь показал за «стекло», – древнеегипетские тексты. Потому что здесь покоятся именно фараоны Древнего Египта. Не исключено, что в каком-то другом зале находятся останки правителей Теотиуакана. А ну-ка…
Батлер прошел вдоль стены, заглянув во вторую и третью «витрины».
– То же самое, Свен, – сказал он, вернувшись к пилоту. – Египетские мумии. Вообще, тут можно строить разные предположения, но для меня сейчас важнее другое: как мумии фараонов оказались здесь?
– А я думал, для тебя важнее, как нам выбраться отсюда, – с почти неуловимым оттенком сарказма заметил Торнссон. – Я же говорю, марсианские великие жрецы посетили Землю и, возвращаясь, прихватили их с собой. В качестве сувениров. Или как вещественные доказательства того, что они, жрецы, летали именно на Землю, а не рванули куда-нибудь на Юпитер.
– Шутки шутками, но все же: как мумии попали на Марс? И как марсиане попали на Землю? – Глаза ареолога возбужденно блестели. – И зачем там, – он кивком указал вверх, – на марсианской равнине, построены пирамиды?
– Ну, давай, не тяни, – поторопил его пилот. – Ведь вижу, что есть у тебя ответ, тебе же идею выдать – все равно что мне хот-дог проглотить. Давай, рассказывай, как египетские рабы копали подземный ход до самого Марса.
– И расскажу. Слышал о таком понятии: энергия пирамид?
– Нет, док, не слышал. Так что сделай милость, просвети.
– В пирамидах концентрируется некая энергия, – начал Батлер в стиле школьного учителя. – Я читал научные отчеты и сам, своими глазами, видел очень любопытные фотографии. Уже многократно установлено, что эта невидимая энергия пирамид не дает портиться мясу, бритвенные лезвия затачивает…
Торнссон удивленно поднял брови:
– Да ну!
– …вытягивает из предметов влагу, даже раны заживляет, – не обратил внимания на это восклицание Батлер. – Точь-в-точь как вода, заряженная сенситивами… не шарлатанами, а настоящими сенситивами – таких не очень-то и много. Помещали в пирамиду яйца – и из них выводились птенцы. Помнишь, Фло говорила об инкубаторах? Так вот, сами пирамиды и есть инкубаторы. То есть, вне всякого сомнения, пирамиды влияют на химические, физические и биологические процессы. Заметь, Свен, археологи не раз находили абсолютно нетронутые саркофаги, запечатанные по всем правилам. Открывают – пусто. Словно там не мумии лежали, а сплошные живые Гарри Гудини! Размотались из своих пелен, выбрались, не повредив печатей, и ушли куда-то. Объяснение и тут нашли: ложное погребение, чтобы врагов оставить с носом.
– А они что, действительно ушли? Сюда, на Марс? Через двадцать пятое измерение?
– Так ты же сам видишь: вот же они, тут! Есть такая идея, что пирамиды были нужны для перемещения в пространстве. Марсиане об этом знали и, судя по всему, поделились своими знаниями с египетскими жрецами. Для перемещения тел следует перевести их в некое лучистое тонкоматериальное состояние. И этого можно добиться именно с помощью энергии пирамид, понимаешь? Возможно, пирамиды не только концентрируют энергию, но и время от времени ее излучают. Вот так мумии и были перемещены сюда.
– Ну никак не могли марсиане обойтись без этих трупов, – скептически сказал Торнссон. – Чем плохо было фараонам лежать в родной земле?
У Батлера незамедлительно нашелся ответ и на этот вопрос:
– Мумии в тонкоматериальном состоянии переместили сюда и воссоздали. Мумии – это носители тонкоматериальных тел, такие тела состоят из каких-то невидимых микрочастиц. Они своего рода фантомы, призраки. На них можно потом навесить нормальные атомы – и получится живой египетский фараон! Это, – ареолог показал на «витрину», – хранилище, понимаешь, Свен? Хранилище!
– Понимаю, – кивнул пилот, – и не перестаю удивляться твоим знаниям и фантазии… Нет, без всякой иронии, серьезно. Может быть, ты объяснишь еще, зачем марсианам понадобились оживленные фараоны? Зачем в городе великих жрецов Гор-Пта нужны живые египетские фараоны?
– А вот этого я не знаю.
– Тогда попробую-ка и я пошевелить извилинами.
– Ну-ка, ну-ка…
– Допустим, марсиане предполагали… м-м… что древние египтяне когда-нибудь вымрут. Как мамонты. И хотели сохранить генофонд.
Алекс Батлер задумчиво почесал нос.
– Что ж, не исключено.
– Ладно, пошли отсюда, а? Не нравится мне торчать рядом с покойниками…
– Пошли.
Батлер бросил последний взгляд на каменное ложе и отошел от «витрины». Включив фонарь, он поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы.
– Какой выбираешь, Свен?
– Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.
Алекс подошел к левому проходу и направил луч фонаря в темноту. Ему показалось, что вдали, на пределе видимости, мелькнула какая-то тень. Метнулась от стены к стене – и пропала. Ареолог несколько раз моргнул, вгляделся еще раз – луч терялся во мраке неширокого прохода со сводчатым потолком.
Батлер не был уверен, что тень ему померещилась.
«А мы все-таки пойдем именно туда», – решил он.