Глава 48
Ребекка пересекла гараж, и тут я увидел, что она на ходу изменила первоначальный план. Сперва-то она и впрямь двинулась вправо, готовая распластаться, прижавшись к стене за дверью, со стороны петель. Но потом замерла на месте и прижала конец разводного ключа к подбородку. И задумалась, изучая обстановку. Развернулась и стала рассматривать секции полок. Эти секции тянулись вдоль всей стены от гаражных ворот до двери в кухню, туда, где болтался шнур выключателя ламп освещения. До потолка полки не доставали примерно на фут.
Ребекка подошла к той секции, что находилась рядом с дверью в кухню, и начала карабкаться по полкам, забираясь наверх. Полки представляли собой нечто вроде лестницы, и она взбиралась по ним, пока не добралась до второй от потолка. Сунула голову в пустое пространство над секцией и попыталась задрать и впихнуть туда левую ногу, чтобы уместиться там, под потолком, всем телом. Но не смогла. Секция была слишком узкая, да и места наверху оказалось недостаточно. Льюис оставила эту затею и спустилась немного ниже, так что ее левая нога теперь стояла на второй от потолка полке, а правая – на третьей. Левой рукой она покрепче ухватилась за верх секции и вытянула правую с зажатым в ней ключом. Это была отличная позиция, чтобы ударом вниз врезать кому-нибудь по голове.
Но при этом возникло две проблемы. Первая: положение Ребекки было весьма ненадежным, неустойчивым, и я не уверен, что она долго так продержится. И вторая. Любой, кто войдет в дверь, получит отличную возможность увидеть Льюис до того, как она нанесет удар. Это было основным недостатком такого решения, и именно поэтому я с самого начала предлагал спрятаться за дверью. Но я хорошо понимал ее предусмотрительность. Если Андерсон готов встретить нападение, он может сильно пнуть дверь, и та просто расплющит Ребекку о стену. Но в любом случае Ребекка еще не покончила со всеми приготовлениями. Она протянула руку, аккуратно и осторожно дернула вниз шнур выключателя. Раздался едва слышный щелчок, и гараж погрузился в полную тьму.
Сперва тьма была и впрямь совершенно непроницаемая. Все, что я мог разглядеть, – это красный огонек индикатора на бойлере и узкую полоску света, пробивавшегося из-под гаражных ворот. Потом я начал различать очертания и углы. Из мрака выступил едва видимый силуэт секции полок. Кожанка Ребекки была более глянцево-черной, нежели остальная часть помещения, и выделялась своим насыщенным оттенком. Еще я разглядел ее бледное лицо, прижатое к боковой панели секции, и серые пятна рук. А вот ключ было никак не разглядеть.
Я отдавал себе отчет, что когда Андерсон откроет дверь, из кухни сюда потоком хлынет свет. Но также я помнил по опыту, что кухня сама слабо освещена, ну а, кроме всего прочего, главной целью нашего предприятия была внезапность. Темноты визитер не ожидает. Как не ожидает и того, что Ребекка забралась чуть ли не под потолок. Я решил, что это, пожалуй, лучший шанс, какой только мог нам выпасть, вот разве что сам я вряд ли сумею вовремя подняться на ноги и внести в происходящее свой скромный вклад.
Этого и ожидать не приходится. Темнота и тишина мало помогали, я все равно не мог отвлечься от донимавшей меня боли. Мне очень хотелось укрыться за дверью и удвоить наши силы в нападении, но Ребекка была права, это сейчас не для меня.
Но все равно хотелось встать на ноги.
Тут у меня, кажется, был выбор. Два варианта. Можно было проделать это очень медленно и осторожно. Или быстро и болезненно. Медленно и осторожно – этот способ не давал никаких гарантий успеха. И он не поможет мне немедленно убраться с линии огня, если Лукас или Андерсон решат пустить в ход пистолет. Быстро и болезненно – это гораздо более верный способ.
Я принялся за это на выдохе. Это было для меня нетипично. В случаях, когда точно предполагалось, что я непременно произведу немало шума, я всегда набирал в легкие побольше воздуха, а потом с воплями и проклятьями поднимался на ноги. А сейчас действие на выдохе означало, что у меня не будет в груди достаточно кислорода, чтобы выразить вслух свои жалобы.
Во всяком случае, я на это надеялся.
Так что жаловался я про себя, молча, можете мне поверить. Да, я ругался и орал. Но единственным звуком, который я издал, был придушенный стон. Я встал на ноги одним движением. Резко и превозмогая себя. Чертовски тяжело было. Но я уже стоял, прежде чем меня со всей силой поразил приступ боли. А потом я отступил назад, согнулся и тут же выпрямился. Прикусил себе язык и топнул ногой, при этом всеми силами стараясь все вокруг держать в фокусе.
Если бы в помещении гаража уже не было темно, думаю, в глазах бы у меня потемнело. Совершенно уверен, я был на грани того, чтобы потерять сознание. Но я все-таки оставался на ногах, сжав челюсти, терпя боль и напряжение, пока не понял, что хуже уже не будет.
Я стоял на ногах. Я дышал.
Все, что нам теперь оставалось, это дождаться, когда Андерсон сделает свой ход.
И тут он его сделал.
Я еще попрочнее утверждался на ногах и старался справиться с дыханием, когда в замке повернулся ключ, скрипнула дверная ручка и раздался резкий звук мощного удара. Прежде чем я понял, что это врезалась в стену с силой распахнутая дверь, и попытался отклониться назад, в помещение гаража влетел Андерсон.
Американец сделал несколько ошибок. Он думал, что за дверью кто-то спрятался, поэтому инстинктивно развернулся всем телом влево, готовый противостоять нападению. Но опасность подстерегала его не спереди, она была сзади. Ему пришлось поднять и вытянуть руку, чтобы придержать дверь, отскочившую от стены прямо ему в лицо, и это обошлось ему в потерю времени, темпа и инерции. Американец уже не мог сделать выпад своей битой, пока удерживал отскочившую дверь. И еще – он не ожидал угодить в полную темноту. Он даже челюсть выпятил, пялясь в темное пространство.
Эта его гримаса совпала с взмахом руки Ребекки, которая стремительно описала и завершила дугу в воздухе. В тот момент, когда распахнулась дверь из кухни, в проникшем оттуда неярком свете я успел заметить, как Льюис отвела руку назад, за плечо, и напряглась, сжимая разводной ключ. Ее кисть вытянулась, компенсируя вес предмета. Это движение внезапно полностью изменило направление, ключ метнулся вперед и вниз, прямо как маятник. Лицо Ребекки напряглось и окаменело, она оскалила зубы от прилагаемого усилия.
Потом я видел, как ключ вошел в соприкосновение с правой стороной нижней челюсти Андерсона. Удар был страшный. Зубодробительный. Его челюсть, казалось, одновременно как-то сжалась и взорвалась. Голова отлетела назад, словно он врезался в невидимую стену. Американец издал придушенный хриплый звук, послышался громкий хруст раздробленной кости.
Сила инерции протащила ключ еще дальше. Он завершил описываемую дугу и увяз в массе слюны и крови. А эта же инерция яростного удара чуть не сбросила Ребекку с полок. А потом сила инерции удара исчерпала себя, эффект маятника угас, и я увидел, как ее кисть разворачивается и рука снова устремляется вперед, нанося еще один жестокий удар.
Теперь ключ угодил Андерсону по черепу, куда-то позади правого уха. Звук был жутко неприятный. Такой мокрый хруст. Но еще сильнее меня поразило то, как ключ завершил свою траекторию. Он внезапно замер на месте. Остановив мощное усилие Ребекки в точке удара.
Я помню основы физики. Еще со школы. Сила не может просто исчезнуть. Она никуда не девается. Но ее можно перенести. Так что вся сила, которую Ребекка вложила в удар, сосредоточилась в головке ключа, а оттуда перешла на голову Андерсона. И теперь производила свое разрушительное действие внутри его черепа. Дробя и разрушая кость, мозговое вещество и нервные окончания. И выходя наружу подобно ударной волне после разрыва бомбы.
Мне хорошо известны последствия ранений и повреждений головы. Недавние события и приобретенный в них опыт неплохо меня обучили. Знаю я и о травмах, причиняемых тупыми предметами. О гематомах и опухолях в мозгу. О вторичных кровотечениях. О потере сознания. О коме. О смерти. Я все знаю про все эти опасности, я их на себе испытал. А теперь наблюдал их со стороны, в действии.
Андерсон рухнул на пол. Он рухнул тяжело, с грохотом бухнувшись на колени. Бейсбольная бита выпала у него из руки, подскочила, ударившись о бетонный пол, перевернулась в воздухе, упала и откатилась в сторону, уже никому не опасная. Его руки безвольно повисли вдоль тела. Секунду американец так и стоял на коленях, прямо как марионетка, поддерживаемая невидимыми ниточками. А потом голова перевесила, мотнула его вперед, верхняя часть тела сложилась, и Андерсон шмякнулся прямо об пол своей раздробленной челюстью, издав жуткий хрустящий звук.
Ребекка при ударе все-таки потеряла равновесие. И наполовину свалилась, наполовину спрыгнула с полки. И теперь осматривала Андерсона, изучала ущерб, который ему причинила, может, даже спрашивая себя, не убила ли она его. И уже была готова присесть рядом с ним и выяснить, что еще сейчас следует с ним сделать.
И тут раздался оглушительный грохот, сопровождаемый слепящей вспышкой. С потолка ливнем посыпались пыль и осколки. Я пригнулся и прикрыл голову свободной рукой, потому что вокруг падали куски штукатурки и обломки потолочных досок. Потом поднял взгляд и, прищурившись, посмотрел, невзирая на новый приступ боли во всем теле и повисшую в воздухе пылевую завесу, в направлении кухни. И разглядел Лукаса. Он стоял возле кухонного стола, и вокруг его лица клубился дымок, выходящий из дула пистолета в его руке.
В тот момент, когда наши взгляды встретились, он выронил «беретту», и она с негромким стуком упала на линолеум. Звук «тап-тап-тап» был не слишком слышен, поскольку уши мне заложило от грохота выстрела. Лукас отступил назад. Поднял руки вверх. Его широко распахнутые в ужасе глаза наткнулись на распростертого на полу Андерсона, и у него полностью отлила от лица кровь, так что мужик стал похож на экспонат из музея восковых фигур.
Ребекка уже вскочила на ноги и метнулась вперед сквозь туман и танцующие в нем частицы штукатурки. Она перепрыгнула через тело Андерсона и бросилась в кухню, нагнулась и одним движением подхватила с пола пистолет. И направила его на Лукаса, сжимая рукоятку обеими руками.
– На колени!!! На колени!!! На колени!!! – заорала Льюис. – Давай двигайся!!! На колени!!!
Лукас тяжело рухнул на одно колено, выставив вперед поврежденную ногу, и прижал руки к шее сзади. Потом низко опустил голову, как кающийся грешник, а Ребекка держала ствол пистолета всего в дюйме от его виска.
Я тоже поднялся на ноги. И направился к Андерсону, переступая через обломки. Вероятно, мной двигал врожденный гуманизм. Все-таки человек ранен. Может, я могу ему помочь.
Но я ошибался.
Его волосы были сплошь засыпаны крошевом штукатурки, но я сразу же разглядел, что череп разбит вдребезги и превратился в кровавую пульпу. И из него потоком течет кровь. А когда я прижал два пальца к его шее, к сонной артерии, то почувствовал, что пульс едва ощущается. Слабый и нерегулярный.
А потом он и вовсе пропал.