Большую часть пути до дома Рокки спал. Я же никак не мог расслабиться. Мой фургон, конечно, с автоматической коробкой передач, но с одной рукой на перевязи ехать все равно было трудновато. Что гораздо более важно, я чувствовал себя здорово не в своей тарелке. Кто знает, не ввязался ли я в сомнительное дело и не придется ли мне об этом пожалеть. Были у меня некоторые основания предполагать, что с теми двоими мужиками здесь, в лесу, расправились. И, возможно, с Леной тоже. Самым разумным было бы позвонить в полицию и попросить соединить с детективом Шиммином или с Тир. И рассказать им о том, что здесь произошло. После чего умыть руки, забыв про все это дело. Но проблема заключалась в том, что Шиммин открестился от моей истории, едва успев ее услышать, а Эрик просил меня с полицией не связываться. Правда, я ничем ему не обязан – я его даже вообще никогда не видел, – но если Лена действительно его дочь, то мне и впрямь следует хотя бы выслушать, что он мне может рассказать.

А выслушать его означало, что мне придется во всем полагаться на Ребекку. Пока что она производит впечатление человека весьма подготовленного и уверенного в себе. Она обнаружила в коттедже все эти устройства для слежки и придумала весьма разумное и вполне приемлемое объяснение моего ДТП. Но что еще более важно, Ребекка верит всему, что я ей рассказал о Лене, и этот факт заставляет меня склоняться к тому, чтобы доверять ей. Но я понятия не имел, оправдано ли впрямь это мое доверие. Не знал я и того, каким образом мама с папой пришли к мысли нанять Льюис проводить все эти расследования. И почему.

Я все еще думал о Ребекке, когда припарковал фургон перед мастерской и вместе с Рокки направился к входной двери. Он побежал впереди меня вверх по ступенькам, уже готовый снова завалиться спать – это вторая стадия его дневного сна. Я запер пса внутри, а сам отправился разыскивать папу.

Много времени для этого не потребовалось. Я услыхал знакомое «жух-жух-жух» его газонокосилки, доносившееся из-за оранжереи. Пару лет назад папа разорился на приобретение этого мощного седельного агрегата и теперь тратил ничуть не меньше внимания и энергии на заботу о нем, чем на мои мотобайки. Косилка, выкрашенная в зеленый цвет с желтой полосой посредине, была оборудована мягким подпружиненным сиденьем и даже подставкой для кружки. Я всегда подозревал, что именно эта подставка стала решающим аргументом в пользу данной модели, когда папа отправился в местный магазин садовых принадлежностей изучать то, что там выставлено на продажу. Подставка отлично подходила для банки охлажденного пива.

Но сегодня пива в ней не было. Папа не прикасался к спиртному с самой смерти Лоры. Подставка была пуста, таким же пустым был и его взгляд, слепо вперившийся куда-то в траву на лужайке впереди косилки. В этом году папа почему-то избрал новый способ косьбы – двигался концентрическими кругами, так что лужайка представляла собой сочетание темных и светлых круговых зеленых полос. В прошлом году это были просто прямые полосы.

– Папа!

Он не услышал меня, потому что заткнул уши наушниками. Я подождал, когда он развернется и направится в мою сторону. Папа остановился рядом со мной, и рев движка заставил его кричать.

– Хочу успеть скосить, пока дождик снова не начался. – Он снял наушники и надел их на руль своего агрегата. – Сам знаешь, как наши поселенцы любят на это смотреть.

Папа мотнул головой в сторону оранжереи. Там, за стеклами, на откидных сиденьях и в инвалидных колясках разместилась пестрая компания иссохших и сморщенных стариков и старух. Я помахал им рукой, словно извиняясь за вторжение.

– Мне надо поговорить с тобой насчет Ребекки, – проорал я.

– Подождать можешь? Скоро стемнеет.

– Лучше сейчас.

Я протянул руку и повернул ключ зажигания. Мотор захлебнулся и замолчал. Внезапная тишина, казалось, таила в себе некие угрожающие разряды.

– Почему вы ее наняли?

– Так ты уже, наверное, знаешь. Она ведь тебе сказала.

Папа бросил недовольный взгляд на уродливую полоску нескошенной травы, почему-то пропущенную косилкой.

– Но ты никогда не говорил мне о каких-то своих подозрениях насчет смерти Лоры. И почему именно Ребекка? На острове, должно быть, есть и свои частные сыщики. И ты наверняка кое-кого из них знаешь. А вы наняли совершенно постороннего человека. Из Лондона.

Папа вздохнул. Это было более похоже на рычание.

– Ну, так уж получилось.

– Как это – так? Ты зашел в Интернет, поискал частных следователей, и ее фирма просто выскочила на экран? Или кто-то тебе ее порекомендовал? Или еще что-то?

Папа положил руку на ключ зажигания. Я схватил его за запястье и сжал его.

– Что ты от меня скрываешь? Что-то ведь утаиваешь, да?

Папа покачал головой. Вырвал у меня руку и потянулся за своими наушниками. Потом включил движок и резко тронулся с места.

– У матери спроси, – крикнул он, обернувшись через плечо. – Тебе лучше с ней об этом поговорить.

Маму я нашел в гостиной перед телевизором. Она стояла, опустившись на колени, возле одной из наших новых обитательниц, старой леди в свалявшемся парике и полуспущенных чулках, которая изо всех сил вцепилась в пульт управления. Телевизор орал на полную мощь. Его звук поднимал с постели тех, кто спал, а прочих заставлял уменьшить громкость слуховых аппаратов. Но старая леди желала сделать еще погромче.

Мама изо всех сил старалась вытащить пульт у нее из руки, но так, чтобы ее не обидеть. Это был весьма трудоемкий и деликатный процесс, но мама все делала со спокойной уверенностью, свидетелем чего я неоднократно становился в прошлом. И теперь наблюдал, как она высвободила пульт из руки старухи, звук был уменьшен, а старую леди утихомирили и успокоили нежным пожатием руки и предложением выпить чашечку чаю.

– Мам, минутка найдется?

– Конечно, милый. Пойдем со мной.

Мама сунула пульт в карман передника, и я последовал за ней через гостиную в маленькую боковую кухню. За нашим передвижением внимательно наблюдали все пребывающие в сознании обитатели приюта, находящиеся поблизости. В кухне на стойке стоял чайник с горячей водой. Мама опустила пакетик чая в металлический заварочный чайничек и наполнила его кипятком.

– Как твоя голова?

– Отлично.

– У тебя малость осунувшийся вид. – Мама положила прохладную ладонь мне на лоб. – М-да. – Потом взяла меня за запястье и пощупала пульс, сверяясь с часами. – М-да, – снова сказала она.

– И какой будет приговор?

– Тебе надо отдохнуть. Именно так я и сказала твоему отцу.

Непреклонное и суровое выражение, которое было у мамы до этого, сменилось выражением крайней усталости. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как она перестала хорошо спать. Глядя на нее, вполне можно было решить, что несколько лет. Кожа на висках стала совершенно сухой и словно припудренной: показатель того, что маму снова одолевает экзема. Да и лицо было таким бледным, словно она превращалась в призрак. Контраст этих болезненных признаков с кудрявыми рыжими волосами делал ее и без того мертвенно-бледный вид еще более больным. И в весе потеряла. Лишилась былой энергии. Лишилась очень многого, что и говорить.

– Я в полном порядке, – сказал я. – Плечо немного побаливает, да и все.

– Но тебе вовсе не надо постоянно быть на ногах, сынок.

Мама повернулась ко мне спиной и стала возиться с бледно-зеленой, как в больнице, посудой на полке над стойкой.

– Я говорил с отцом насчет Ребекки, – перешел я к делу.

Никакой реакции.

– Насчет этой сыщицы, которую вы наняли, мам. Чтобы расследовать обстоятельства смерти Лоры.

У мамы опустились плечи, и она со звоном поставила на стойку чашку с блюдцем. Потом взяла себя в руки и полезла под стойку, в холодильник, за пакетом молока.

– Как Рокки? – спросила она. – Он-то рад, что ты вернулся. Ничего удивительного. Ты бы видел, как он метался по дому, пока тебя не было! Но всегда был рад перекусить, заметь.

– Мам!

По-прежнему никакой реакции.

– Мам! Нам надо поговорить.

Мама со шлепком поставила пакет молока на стойку. Из отверстия выплеснулась капля молока и расползлась по стойке.

– Ах ты, чтоб тебя!

– Вот, возьми. – Я взял тряпку, смочил водой из-под крана и протянул ей. – Мама, почему вы ее наняли?

– Послушай, Роб… – Мама сжала тряпку в руке. Так крепко, что из нее потекла вода прямо на пол. – Почему бы тебе не поговорить об этом с отцом?

– Он велел мне поговорить с тобой. Что происходит, мам? Да, то, что случилось с Лорой, – это ужасно. И мы об этом не упоминаем, что тоже понятно. И понятно почему. Но меня ситуация ранит ничуть не меньше, чем вас с папой. И если творится что-то не то, думаю, будет справедливо обо всем мне рассказать.

Мама огляделась вокруг, словно потеряла ориентацию в пространстве.

– Да, ты прав. Ты прав.

Она вытерла пролитое молоко. Посмотрела на исходящий паром чайник.

– Чай подождет, – сказал я.

– Мне вообще-то нужно…

– Расскажи про Ребекку, мама. Скажи, почему вы наняли именно ее.

Мама вдохнула воздух, глубоко вдохнула, полные легкие набрала, так что на глазах выступили слезы. Но когда заговорила, мне показалось, что каждое ее слово пробивает дырку у меня в сердце.

– Потому что об этом просила твоя сестра.

Мама протянула мне маленький кусочек бледно-желтого картона, визитную карточку. На одной ее стороне скромным черным шрифтом было напечатано: «Ребекка Льюис, «Уилтон Ассошиэйтс». Я перевернул ее. Там были указаны адрес и контактные телефоны Ребекки.

– Карточку дала мне твоя сестра, – сказала мама. – Это было за день до несчастного случая.

Несчастный случай! Мне как-то не нравилось, что мама с папой продолжали называть это именно так. Словно нога Лоры просто соскользнула с педали тормоза и нажала на акселератор. А ее руки повернули рулевое колесо в сторону обрыва против ее воли.

– Она стояла на этом самом месте, – сказала мама. – Прямо вот тут, где стоишь ты.

Жаль, что она мне это сказала. Я почти представил призрачную фигуру Лоры, занимающую то же самое место в пространстве, что мое собственное тело. И мои ноги закрывают тот же самый квадрат ковра. И легкие дышат тем же самым воздухом.

Мама провела меня в свой кабинет. Это была маленькая, ярко освещенная комнатка сбоку от парадного входа в наш приют. Там стояли светлые книжные шкафы и такой же светлый письменный стол. Никакого беспорядка, ни намека на хаос. Это была первая комната, куда попадали наши перспективные клиенты – обычно люди среднего возраста, дети будущих наших обитателей, – когда приезжали посмотреть, какие мы предлагаем условия проживания.

Я прижал уголок визитной карточки указательным пальцем. Та самая карточка, к которой прикасалась Лора. Почти месяц назад.

– Что именно она тебе сказала?

Мама прижала руку к груди.

– Это произошло на второй день после ее приезда. Большую часть первого Лора провела в постели, помнишь? Выглядела бедняжка очень усталой, просто вымотанной, и я велела ей отдохнуть. Мне кажется, она сама удивилась, сколько времени проспала.

– Ей здорово доставалось на работе.

– Именно так я ей и сказала. А на следующий день у нее слегка кружилась голова. За завтраком Лора почти ничего не ела. Выглядела какой-то потерянной. Я подумала, что усталость так сказывается. А потом твоя сестра зашла сюда, нашла меня, и я велела ей идти к себе и еще поспать. Но она сказала, что ей нужно куда-то поехать. Что у нее есть дела, которыми надо заняться.

– Какие дела?

– Я не знаю. Она была очень сдержанна, закрыта. Но ведь она всегда была такая, наша Лора.

Да, действительно. Раньше все было иначе. Во всяком случае, пока мы росли. Тогда смех сестры заполнял весь дом. Работа – вот что ее изменило. Стремительная деловая карьера. Из-за этой работы между нами возникла некая дистанция. И не просто потому, что сестра так уж стремилась вырваться вперед – за счет того, как мне тогда казалось, что нас она оставила где-то позади, в прошлом, – но также и потому, что я чувствовал: она теперь смотрит на меня свысока из-за того образа жизни, который я выбрал. Из-за того, что я не пошел в университет. Не приобрел никакой профессии. Но я-то так поступил, потому что хотел заниматься мотогонками, может даже, однажды стать профессионалом, но Лора этого совершенно не поняла. Она обращалась со мной так, будто вся моя жизнь – одна сплошная неудача, череда упущенных возможностей.

Ничего этого я маме не сказал. И раньше никогда не говорил.

– А потом, – продолжала мама, указывая пальцем на визитную карточку Ребекки, – Лора достала из кармана вот это. Я заметила, что она нервничает, отдавая ее мне. Некоторое время она просто вертела визитку в руках. Но когда она мне сказала, зачем это…

Мама опустила взгляд на телефон, стоящий у нее на столе. И покачала головой.

– Лора сказала, что это детективное агентство? – спросил я.

– Она сказала, что знает эту Ребекку и готова доверить ей собственную жизнь. Это ее слова, Роб. Доверяет собственную жизнь. И я сразу поняла, что не хочу больше ничего об этом слышать. Но Лора заставила меня слушать. И просила пообещать ей.

– Что именно?

Мама подняла взгляд. В ее глазах зияла сплошная пустота. Как при горе от утраты. Как будто она сейчас теряет последнюю частичку своей дочери, за которую так упорно держалась, изо всех сил стараясь не упустить.

– Лора заставила меня пообещать, что, если с ней что-то случится, я свяжусь с Ребеккой. А когда я спросила, что она имеет в виду, твоя сестра ничего не ответила. Ничего не стала объяснять.

Эти слова оказались для меня настоящим ударом. Я замолчал. Я опасался, что, если продолжу нажимать, мама просто развалится на части, прямо передо мной. И эта тема будет закрыта уже навсегда.

– Лора не сказала тебе, как они познакомились? – спросил я тихим голосом.

– Она сказала, что они вместе учились и проходили разные тренинги. На работе у Лоры.

– На работе?

– Да. В банке.

Я задумался над этим. Можно предположить, что Ребекка была кем-то вроде следователя по финансовым вопросам, расследовала всякие аферы. Может, только потом она стала заниматься другими делами.

– И когда ты связалась с Ребеккой?

– Уже после похорон.

– И как она отреагировала?

– Она очень удивилась. Смутилась. Мне пришлось объяснять, кто такая Лора. Ребекка даже заставила меня описать ее внешность.

– Тебе это не показалось странным?

– Я чуть трубку не повесила. Мне и до этого не очень хотелось звонить по этому номеру. Твой отец был абсолютно против. И я все откладывала этот звонок, день за днем. После того, что случилось с Лорой… – Мама глотнула воздуха, как ныряльщик, готовый погрузиться на самое дно океана. – Мне не хотелось верить, что тут что-то иное. Понимаешь? Я могла справиться с этим горем. Со стыдом. Но Роб, милый, можешь мне поверить, я не смогла бы справиться с надеждой.

Мама искала взглядом мои глаза, и я заставил себя смотреть ей прямо в лицо, словно каким-то образом мог помочь ей подняться из того мрака, в который ее завел.

– Но потом, – продолжила мама, – произошло нечто странное. Ребекка сказала мне, что берется за это дело. Сказала, что начинает работать над ним немедленно. И еще добавила, что не возьмет с нас за это ни гроша. Ни единого пенни.