Седьмой круг
Насилие

Валко просунул ноги в туристические ботинки, нагнулся и завязал шнурки. Весна в горах холодна, и, чтобы не замерзнуть, им потребуются толстые куртки и перчатки. Зайдя в оранжерею, он вернулся с несколькими куртками «Гортекс». Потом подошел к металлическому шкафу и достал крошечные лакированные коробочки, ложки, изготовленные из различных металлов, ступку с пестом и немного стеклянных сосудов. Затем аккуратно уложил все в свой рюкзак. Обернув тканью переносную газовую плитку, добавил ее к прочему снаряжению. Внизу, в пещере, все необходимое должно быть под рукой.

Застегивая молнию, Валко повернулся к остальным. Распределил куртки, выдал всем по шапке и паре перчаток. Он сомневался в обеих женщинах, Свете и Вере. Худощавая и загоревшая на черноморском берегу Света не знала бо́льших физических напряжений, чем перенесение стопки книг с одной полки на другую. Вера – если он правильно понял – отличалась от нее немногим. Ни та, ни другая не обладали должной подготовкой и силой для похода.

Он попытался напомнить себе, что и сам был некогда новичком в горном краю и что следует быть терпеливым с младшими коллегами. Первые экспедиции Валко прошли в Пиренеях, где они с его первой женой Серафиной полюбили друг друга. В годы, последовавшие за свадьбой, они продолжали искать следы нефилимов в горах. Работа жены в Родопах изменила дальнейшую судьбу супругов. Открытие валкина, встреча с Хранителями, сделанные Серафиной фотографии мертвого ангела и – в качестве величайшего достижения – обретение лиры. Ничего подобного прежде не делал никто, и сам он, несмотря на то что прошло уже почти семьдесят лет, никогда более не достигал прежних высот. С тех пор Рафаэль женился еще два раза, но так и не смог забыть блистательную Серафину. Возможно, сказывалась ностальгическая память об их совместной жизни, но ему казалось, что в горах он к ней ближе, чем где-либо еще…

Они направились по густому лесу к окружавшим Смолян вершинам. Следовало стороной обойти деревенские дороги возле Триграда и спуститься к Глотке Дьявола с тыла. За прошедшие годы он совершал этот поход неоднократно, прихватив с собой видеокамеру, чтобы иметь возможность зафиксировать увиденное. Но сегодня не стал брать с собой ни блокнот, ни видеокамеру. Валко знал, что совершает свой последний поход в пещеру.

Снег здесь растаял еще в марте, и они поднимались, ступая по усыпанной сосновыми иглами почве и камням, чувствуя себя в безопасности под прикрытием крон громадных вечнозеленых деревьев. Открылась брешь между облаками, солнечный свет скользнул на лесную подстилку сквозь голые ветви липы. Ученый бросил взгляд назад, отыскивая дым, поднимавшийся из трубы его собственного каменного дома, – струйка становилась все тоньше и тоньше, и вот уже полностью исчезла.

Когда они добрались до Глотки Дьявола, солнце высоко поднялось в небо. Свет его превращал камни горных вершин в серебро. Валко возглавлял путь по крутому подъему. Лес вдоль тропы оставался густым. За высоким терновником виднелось большое и темное устье пещеры. Давным-давно там находился вход в Глотку Дьявола. Фракийцы сооружали святилища в этом урочище, про него сложено много мифов и легенд. Местные жители полагали, что Орфей именно здесь спускался в подземный мир, и не сомневались, что в самой глубине подземных лабиринтов обитают бесы. Всяк вошедший туда будет проклят, отречен от земной жизни, навсегда погружен во тьму.

Подходя к входу, Валко вспомнил, как некогда впервые заметил проход. Тогда ему показалось, что он видит просто дыру, зияющую в склоне горы, столь похожую на все другие пещеры, какие ему довелось повидать во время своих походов. Но, конечно же, эта пещера превосходила все остальные. Рафаэль так и не мог забыть победоносную улыбку на лице Серафины, когда она возвратилась в Париж после второй ангелологической экспедиции. Она нашла ход, ведущий в подземный мир, и вышла из него к свету, прихватив главное сокровище подземелья. Конечно, все изменилось после ее смерти. Мужчина остался в Париже, снова женился, вырастил Анджелу, развелся, похоронил ее. И только после смерти дочери, когда оборвались последние связи его с Парижем, предпринял собственное путешествие к Глотке Дьявола. Двадцать пять лет Валко лазил по отвесным скалам и порой, спрятавшись вблизи водопада, шпионил за нефилимами, за экспериментами ангелов, наблюдал за их прогрессом. Ученый ждал того дня, когда вернется сюда и сможет все уничтожить. Год за годом его жизнь проходила в этом уединенном ущелье. Он маскировался столь хорошо, что твари так никогда не узнали, кто он такой и чем занят. Валко женился на болгарке, научился без акцента говорить на ее языке, общался с местными мужчинами в деревенском баре, делал все возможное, чтобы вжиться в роль. Если б нефилимы узнали его истинные намерения, то немедленно расправились бы с врагом. Но они остались в неведении. И теперь исследователь пришел сюда, чтобы отомстить.

Прислонившись спиной к камню у входа в пещеру, он посмотрел в сторону молодых спутников. Потом перевел взор в небо и задумался над тем, что будет здесь через несколько часов. Перебросил через карниз веревочную лестницу. Вера приблизилась, взялась за верхнее звено и сделала первый шаг вниз. Спуск будет трудным и опасным. Знакомый шум воды наполнял ущелье, и Рафаэль удивился тому, что Вера и Азов не стали задавать никаких вопросов о внутреннем устройстве Глотки Дьявола, поверили в рассказ о Люсьене и не стали проверять его слова. Раньше агенты не верили никому.

Валко были известны связанные с пещерой мифы, однако он знал и ее геологические особенности. Помнил глубину и протяженность Глотки Дьявола, помнил все контурные линии, изображавшее это место на топографической карте; не забыл ученый и звук воды, доносившийся от реки, несущейся вниз с водопада. Он быстро спускался вниз, просчитывая каждый шаг, аккуратно ставя ноги на перемычки лестницы. Бросив взгляд через плечо, Рафаэль попытался увидеть хоть что-нибудь в бесконечной мгле. Он знал, что по мере спуска шум будет делаться громче. Но тьма в глубине начнет смягчаться. Когда Валко стал различать только белые костяшки собственных пальцев на перекладинах лестницы, он понял, что дно пещеры недалеко.

Следуя за ученым сквозь тьму, Вера увидела распростертую на скале костлявую фигуру, скрестившую на груди бледные руки. Снимки мертвого Хранителя, сделанные Серафиной Валко год назад в Париже, произвели на Веру сильное впечатление, но теперь перед нею предстал во плоти сам мертвый ангел… Кожа его казалась живой, завитки золотых волос спускались на плечи. Остановившись над его телом, впивая неземную красоту, она вдруг ощутила, что следует по тропе, предначертанной задолго до ее рождения.

– Выглядит как живой, – проговорила Вера.

Она подняла белую металлическую мантию и нащупала пальцами ткань.

– Я бы не стал трогать, – посоветовал Валко. – Уровень радиоактивности может оказаться слишком высоким. Тела ангелов не предназначены для чужих прикосновений.

Азов нагнулся к телу.

– Я думал, они не способны умереть.

– Дар бессмертия можно отнять столь же легко, как и наделить им, – промолвил Валко. – Клематис считал, что Господь низверг ангелов в порядке отмщения. Нетрудно предположить, что жизнь небесных созданий похожа на человеческую. Твари живут в тени своего Создателя и во всем зависят от его божественного желания.

Валко, не один раз видевший лежащего Хранителя, сразу направился в глубь пещеры. Вера последовала за колеблющимся лучом его фонарика в холодный и сырой зал. Мужчина остановился перед впадиной в стене, которая при внимательном рассмотрении оказалась тесаным коридором. Пройдя по нему, они вошли в большую комнату. Там стояла тишина, горел свет и раздавался негромкий скрип пера по бумаге. От стола поднялась и направилась к ним едва различимая фигура.

– Люсьен? – почти шепотом позвал Валко.

– В чем дело? – послышался тихий голос.

– Я привел людей и хочу, чтобы ты принял их, – проговорил Рафаэль. – Ты не будешь возражать, если мы войдем?

Ангел помедлил, но понял, что отказаться не может. Он отступил в сторону и позволил людям войти.

На столе в углу горела свеча, бросавшая мерцающий отсвет на чистые страницы и чернильницу. В пещере находилось немногое – книжная полка, плотно уставленная книгами, блеклый ковер, небольшой столик и рядом деревянное кресло. Вере показалось, что она входит в скудную и уединенную келью отшельника. Не было ни постели ни кровати, ни еды или воды. Женщине было известно, что ангелы способны существовать без удобств материального мира, ибо тела их сотворены из воздуха и огня. Люсьена окружала аура спокойствия, бытия, вершащегося за пределами времени. Исследовательница ощутила одновременно страх, благоговейный трепет и почтение. Захотелось немедленно пасть на колени и внимать красоте ангела.

Люсьен неторопливо расправил крылья и тут же сложил их, как бы защищая свое тело, вдруг оказавшееся слишком хрупким для человеческих глаз. Вера попыталась рассмотреть небесное существо внимательнее, однако кожа его светилась, будто свеча. Под взглядом гостьи он, казалось бы, таял; руки его, растворяясь, превращались в крылья, а крылья исчезали во тьме. Вера была уверена в том, что если попытается положить руку на его плечо, пальцы пройдут сквозь тело.

Она украдкой бросила взгляд на Азова и Свету. Было очевидно, что ее спутникам еще не приходилось видеть столь великолепного создания. Несмотря на всю подготовку и знания, они были потрясены.

Люсьен спросил:

– Ты принес чернил?

– Конечно, – ответил Валко, доставая баночку из кармана и опуская на деревянную поверхность стола. – Еще бумаги не нужно?

– Пока нет, – произнес ангел.

Валко повернулся к Азову.

– Люсьен отчасти является серафимом, и потому природа его требует возносить хвалы Господу. Катя обучила его музыкальной нотации, и с тех пор он постоянно записывает псалмы.

– Вы пришли сюда не для того, чтобы внимать моим песням, – проговорил Люсьен, внимательно глядя на гостей.

– Не сегодня, – ответил за них ученый. – Я пришел, потому что мне нужны тигель и куб.

Вера угадывала связь между ними, оба как будто следовали давным-давно оговоренному плану.

Вернувшись к кровати, Люсьен извлек из-под нее видавший виды чемодан. Щелкнув замками, поднял крышку и достал деревянную шкатулку. Внутри оказалось яйцо работы Фаберже – золотое, украшенное алмазами и рубинами сокровище с крупным кабошоном наверху. Люсьен передал артефакт Валко. Тот, оглядев его, одобрительно кивнул. Вера заметила, как он запустил ноготь под украшение и нажал. Щелкнул механизм, и крышка открылась, явив миру золотые маникюрные принадлежности. Вынув их, Рафаэль достал из яйца образовывавший его внутренности стаканчик. Гладкий и ровный сосудик был изготовлен из прозрачного горного хрусталя.

– Это яйцо «Несессер», – проговорила Вера, обращаясь едва ли не к себе самой. – Настоящее, то самое, какое великая княжна Татьяна изобразила на своей акварели.

– Отлично, – продолжил Валко, вынимая две туалетные палочки и показывая женщине.

Длинные тонкие золотые трубочки были присыпаны бриллиантовой пылью. Мужчина ввинтил их в крошечные отверстия в яйце и хрустальном сосуде.

– Итак, данный артефакт оказывается чем-то большим, чем драгоценная безделушка. На самом деле он исполняет функции перегонного куба, сосуда, в котором может готовиться алхимическая смесь. Кварцевый стаканчик, образовывавший внутренность яйца, представляет собой превосходное средство для создания эликсира. Золотые трубочки, подобно змеевику, передают жидкость из первого сосуда во второй. A яйцо содержит в себе зелье и защищает его. Дочь передала перегонный куб Люсьену на хранение. Ангел спрятал его еще до своего ареста, a после того, как я освободил внука, мы нашли в тайнике и этот предмет.

Вера посмотрела на миниатюрный аппаратик, яркий блеск дорогих камней привлек к себе ее внимание. Она и представить себе не могла ту степень предвидения, скрупулезного планирования, какую проявила Анджела Валко, оставив яйцо у Люсьена. Должно быть, она спланировала совершенно все – от обнаружения ингредиентов до сочетания их в присутствии сына. Наконец Вера подумала о том, что к этому яйцу прикасались пальцы самой императрицы. Ведь оно играло роль средоточия всех замыслов месье Филиппа – a потом и Распутина.

Вера прикоснулась к хрустальному сосудику, провела пальцем по гладкой поверхности.

– Трудно поверить, что именно его искали целые поколения.

– Вы даже не представляете себе, как долго искали, – негромко проговорил Валко. – Путь от Ноя к этой пещере трудно даже вообразить. Вы обладаете истинной формулой, втайне передававшейся поколениями магов, алхимиков, ученых и мистиков, все труды которых оказались тщетными потому лишь, что у них не было самых важных ингредиентов.

– Сильфия, – добавил Азов.

– И валкина, – внесла последнее уточнение Света.

– Ну да, конечно, – произнес ученый. – Однако, что важнее всего, необходимо присутствие ангельского создания, подобно Люсьену рожденного из яйца и происходящего от архангела. Присутствие такого ангела абсолютно необходимо. Но Люсьен с нами, как и все остальное.

– И вы считаете, что теперь и вправду возможно создать зелье? – проговорил Азов, и Вера заметила в его голосе любопытство, бескорыстный интерес углубленного в работу ученого.

– В этом мы скоро убедимся, – отозвался Валко. – Для начала же нужен огонь.

Он извлек из рюкзака переносную газовую плитку, вынул спички из кармана и зажег огонь. Голубое пламя с шипением вспыхнуло и съежилось до небольшого огонька.

– Теперь мне нужен рецепт, – проговорил он.

Вера достала из сумки альбом и подала Валко. Вытащив цветы из-под папиросной бумаги, он уронил их в сосуд, они начали тлеть. Процесс занял считаные минуты. Скоро цветы превратились в пахнущую смолой белую жидкость.

Взяв в руки сосуд, ученый осторожно потряс его. Вязкая жидкость взбаламутилась и осела на дне липким сиропом. Скоро бурое, густое, как карамель, варево налипло на стенки сосуда. Взяв длинный медный стержень, Валко размешал субстанцию и сказал:

– А теперь пора плавить валкин и добавлять сильфий.

Ученый извлек из кармана пробирку. Женщина заметила на ее дне тычинки цветов толщиной в мушиную ножку.

– Вот весь урожай сильфия, полученный после многих лет возделывания, – поговорил Валко. – Надеюсь, хватит.

Ученый вытянул из пробирки пробку и высыпал тычинки в смесь.

– Их следует добавлять не спеша, – проговорил он, не отрывая глаз от процесса. – По нескольку частичек за раз.

Соприкоснувшись с первыми частичками, густое бурое варево зашипело и начало разжижаться. Следующая порция сильфия превратила его в золотой янтарь, яркая желтизна которого могла соперничать в блеске с яйцами Фаберже. Старец всыпал оставшиеся частички, наблюдая за тем, как они растворялись в составе. Отойдя от стола, Вера подумала о людях, проводивших свои дни в бесконечных экспериментах, в поисках не существующих на свете ингредиентов. Они придумывали бесполезные рецептуры, следовали неопределенным метафорам и в итоге расходовали свои жизни на так и не достигнутую мечту. Она, конечно, надеялась на чудо и все же сомневалась: их могла ждать та же бесперспективная дорога.

– Вера, моя дорогая, – промолвил Валко, – мне нужна ваша помощь. – В глазах его мелькнул огонек. – Подвеску.

Вера зашла за спину старца и расстегнула цепочку. Металл сохранял тепло его тела.

– Она растворится? – спросила Света.

– Валкин чрезвычайно мягок и легкоплавок, – проговорил Валко, помешивая смесь.

Варварина сняла подвеску с цепочки и опустила в тигель.

– А теперь – кровь, – попросил ученый.

– Кровь? – переспросила удивленная неожиданным ингредиентом Вера. Она недоуменно посмотрела на Азова, потом на Валко. – Вы ничего не говорили насчет крови.

– А зачем, по-вашему, нам нужен сейчас Люсьен? – произнес ученый. – Для завершения процесса необходима кровь ангела – вполне определенного чина. Кровь вылупившегося создания отличается не только от человеческой, но даже от нефилистической.

– Так вот зачем Годвину нужна Эванджелина, – заметила дама.

– Не только, – медленно проговорил Валко. – Кровь Эванджелины их, конечно, интересует, хотя та обладает редкой ее смесью: девушка не рождена из яйца и не является результатом ангелофании. В любом случае ему не удастся создать то, что мы делаем здесь.

Посмотрев на Люсьена, старец жестом пригласил его подойти к столу. Ангел подошел ближе, осветив тигель собственным светом. Взяв ножницы из «Несессера», Валко уколол ими кончик ангельского пальца. Капли крови упали в варево.

– Помогите, – попросил он, передавая даме пластмассовую пробирку, которую достал из рюкзака.

Она зажала ее в пальцах, пока мужчина по капле переливал туда густую жидкость. Потом Вера закупорила пробирку и поднесла к свету. Сосуд, стенки коего только что покрывала вязкая смола, стал совершенно прозрачным, словно стекло.

Азов пристально посмотрел на зелье.

– Получилось, но не слишком много.

– Оно в высшей степени концентрированно, – сказал Валко, принимая сосуд из пальцев Веры. Обернув его тканью, он поместил тигель внутрь яйца и защелкнул артефакт. – Нескольких капель, пущенных в систему водоснабжения любого крупного города, хватит, чтобы истребить все его нефилистическое население.

– Если вы поступите подобным образом, – произнесла Вера, – что произойдет с Люсьеном?

Ученый вздохнул. Ясно было, что к этому вопросу он обращался не один раз и что сомнения бдительных собратьев-ангелологов неприятны ему.

– На мой взгляд, изменения произойдут только с самыми низменными качествами ангелических созданий, – проговорил он наконец. – Но до конца я не уверен. Люсьен должен быть готов пойти на такую жертву. Впрочем, впереди нас ждут большие испытания. Мы должны нанести жестокий удар всеми имеющимися у нас средствами. Зелье Ноя представляет собой только одно из орудий. С Хранителями – от которых и идет все Зло в нашей истории – нужно разобраться без промедления.

– Вы серьезно? – возмутился Азов, в гневе шагая навстречу Валко и глядя ему прямо в глаза. – Вам известны потенциальные последствия высвобождения Хранителей. Они могут вступить в борьбу с нефилимами, но могут также обратиться и против человечества. Вы подвергнете весь род людской великой опасности.

Валко опустил руки на стол и закрыл глаза. На мгновение женщине показалось, что он произносит молитву, просит божественного наставления. Наконец старец открыл глаза и произнес:

– Таков был завет наших пращуров, благородных людей, пришедших сюда с первой ангелологической экспедицией. Мы должны завершить их дело. Опасность является неотъемлемой частью нашей работы. Смерть всегда стоит рядом. Отступать невозможно.

Валко убрал сосудик в карман.

– Пришла пора. Пойдем, Люсьен.

Черная вода извилистого потока исчезала во тьме. Они сели в шаткую лодочку. Устроившись на носу рядом со Светой, Вера посмотрела на водопад, бывший источником потока, на густой туман, прикрывавший казавшуюся бесконечной полость пещеры. Она поняла теперь, почему легенда называла Стикс рекой мертвых. Пока они переплывали речку, женщина ощутила, как ее придавила тяжесть, как окружила темная пустота, настолько полная, что даже жизнь показалась прожитой напрасно. Живым не дано вступать в страну мертвых.

Мужчины взялись за весла, и скоро все оказались на противоположном берегу. Люсьен ждал их на той стороне. В абсолютной темноте пещеры тело его светилось ярче, чем в келье. Белые крылья рассыпали искры, словно были выложены кристаллами. Вера внимательно смотрела на него, понимая, как же ей далеко – телом, умом, силой и быстротой – до любого ангелического создания. Женщине пришли на ум все собственные ограничения, все человеческие слабости.

Противоположный берег реки сперва показался пустынным, но потом Варварина заметила, что там стали появляться существа, будто сотканные из неяркого прозрачного света. Они обступили Люсьена широким полукольцом. Ангел освободил Хранителей, выпустил на свободу после тысячелетий заточения. Числом их было от полусотни до сотни, каждый краше другого. Крылья их казались выкованными из листового золота, над пышными светлыми кудрями парили сотканные из света кольца. Но, при всем своем великолепии, Хранители не могли соперничать с Люсьеном.

Вере было страшно, но отчаянно хотелось смотреть и смотреть на ангелов. Несколько небесных существ исполняли роль начальников остальных. Расхаживая меж своих братий, они строили их в ряды, формируя строй, готовый к будущей битве. Выстроив воинов в идеальном повзводном порядке, вожди опустились возле Люсьена подобием телохранителей.

Прошелестев крыльями, ангелы стали навытяжку, тела их огненно сверкали во тьме; размеренным шагом они сходили к воде, окружая лодку. Создания приближались, и Вера захлебнулась от смеси ужаса и благоговения. Когда ангелы еще больше подступили, золотые отблески их великолепия заиграли на темной воде.

Люсьен внезапно поднялся вверх, всколыхнув воздух крыльями, и приземлился между ангелологами и Хранителями. Он превосходил их во всем. Сверкающие существа замерли перед сыном архангела и единым движением преклонили перед ним колена.

– Братья, – промолвил он, – это на небесах я принадлежу к высшему чину. Здесь же, в глуши, в изгнании, все мы равны.

Хранители поднялись, свет заиграл на каменистых стенах пещеры. В молчании ангелов Вера уловила нерешительность, любопытство и страх.

Юноша продолжил:

– Ваша повесть известна на Небе и на земле. Бог заточил вас. Вы ждали Его прощения, ждали, что он вернет вас к себе. Теперь вы свободны. Пойдемте вместе со мной из пещеры. Мы отпразднуем сегодняшний день – вознесем хвалу небесам, – а потом будем биться и погубим наших врагов.

От блистающей рати отделился величавый ангел в серебристом облачении; крылья его – величественные и белые, не уступавшие великолепием крыльям Люсьена, – были сложены за плечами.

– Брат, мы готовимся к бою.

– Между нами нет вражды, – произнес юноша.

– Не с тобой, но с ними, – изрек хранитель, указав на Веру и Свету. – Это из-за людей мы вышли из милости Бога.

– Нет, – возразил Люсьен. – Война идет между людьми и нефилимами. Мы, чистые, сотканные из света в начале времен создания, не вступаем в их детские раздоры и ссоры.

К нему приблизился еще один древний ангел.

– Но нефилимы являются нашими детьми.

– Они стали плодом вашего великого прегрешения против Неба, – сказал юноша. – Признавая их, вы отрицаете собственную вину.

– Он прав, – заметило другое создание. – Мы должны опрокинуть их, отречься от нефилимов, искупить вину.

– Пойдемте же, – предложил Люсьен, делая шаг к когорте падших ангелов. – Вы созданы из света и воздуха, в вас нет ничего человеческого. Присоединяйтесь ко мне. Вместе добьемся вашего оправдания. Скоро вы снова воссияете в лике высших ангелов. Создания солнца встретятся с порождениями тьмы. Эфирные существа будут бороться вместе с порождениями земного тлена. Ангелы, приготовьтесь! Скоро в бой.

Пещеру наполнил ослепительный свет. Вера ощутила, как ее окатила волна жара, вязкого и липкого. Она услышала, как вскрикнул от боли Азов, ощутила мощное биение крыльев. Валко уже вылез из лодки и по колено в воде брел к берегу, когда на нее накатила вторая волна обжигающего жара, оказавшаяся намного болезненнее первой. Ей показалось, что с нее единым движением содрали кожу. Пригнувшись к земле, женщина попыталась уклониться от чудовищного жара. Когда-то она жутко боялась смерти и пыталась представить, как будет драться, если придется вступить в поединок с одним из подземных созданий. Исследовательница надеялась, что в ней хватит отваги погибнуть, сражаясь. Теперь она не чувствовала ничего подобного, осознав суть жизни и смерти, приблизившись к переходу из одного состояния в другое.

Когда Вера очнулась, ей показалось, что она умерла и перешла на другую сторону бытия, словно бы Харон и впрямь переправил ее на адские берега через Стикс. Придя в себя, она покорилась боли. Тело женщины словно бы онемело от жара – будто ее окунули в расплавленный воск. Над нею посветил фонарик, и кто-то прикоснулся к руке, мягко, но настойчиво. Дама поняла две вещи: во-первых, она еще жива; во-вторых, ангелы вырвались на свободу.

Вера попыталась сесть. Лодка покачнулась в спокойной воде. Варвариной стало дурно, и ее вырвало прямо за борт.

– Секунду, – проговорил Азов, обнимая за плечи. – Только не надо волноваться.

Исследовательница поняла, что случилось нечто ужасное. Глянув за спину старика, она увидела доктора Рафаэля Валко на камнях пещеры, тело его было обуглено до неузнаваемости. Азов подошел к трупу и аккуратно – словно стараясь не разбудить уснувшее дитя – забрал из рук Валко сосуд с зельем Ноя и переложил в свой карман.

– Он мертв, – едва слышно, чуть ли не шепотом проговорил Христо. – Он принял на себя всю мощь света.

– А где ваша помощница? – спросила Вера, оглядываясь по сторонам, стараясь разглядеть стенки каверны, где воцарилась пугающая тишина.

Впервые в жизни она увидела, что старик не может найти нужные для ответа слова. Он просто махнул над водой куда-то в сторону темной и молчаливой утробы Глотки Дьявола. Глаза его наполнились слезами. Вера хотела что-то сказать, однако голос не слушался. Оставалось только надеяться, что он поймет ее молчание.

Азов кашлянул.

– Сейчас нам придется сосредоточиться на том, как выбраться отсюда. Вы ранены, вам нужен врач.

Он прикоснулся к ее руке, и Вера дернулась. Тело исследовательницы пронзила острая, жгучая боль. Азов помог встать – неторопливо и с большой осторожностью. Прислонившись к нему, дама поняла, что обожжено и ее лицо.

– Вы скверно выглядите, – проговорил ученый. – Просто не представляю, как можно безболезненно переправить вас через реку.

На камни упала полоса белого света, повергшая женщину в ужас. Ее снова вырвало. Люсьен опустился и, осторожно подняв больную, перенес через реку. Пока он нес Веру к веревочной лестнице, она держалась за ангельскую шею, припав к мягкому теплому пуху под крыльями. Лестница уходила вверх, в темноту, пропадая за выступавшей скалой.

– Держись крепче, – велел Люсьен, переложив руки дамы себе на плечи и обняв ее за талию. – Я подниму тебя наверх.

– Нет, – возразила Вера. – Сперва принеси сюда Азова.

Задумавшись на мгновение, Люсьен опустил Веру на камни и полетел за стариком.

Она съежилась возле каменной стенки пещеры, в ушах отдавался резкий грохот водопада. Без света, излучавшегося телом Люсьена, пещера погрузилась в бездонную тьму. Вера не могла даже ощутить пространство вокруг себя. Исследовательница попыталась встать, однако ноги не послушались, и она повалилась на камни, ощущая, что вот-вот снова потеряет сознание. Больная на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, вдали показалось слабое свечение. Люсьен возвращался. Ей следовало приготовиться к сопутствующей любому движению обжигающей боли. Чуть приподнявшись, она заметила, что свет приблизился. Заметив сияние белых крыльев, мерцание серебристого балахона, она поняла, что видит не Люсьена, а одного из Хранителей. Повиснув над Верой, ангел с любопытством уставился на нее.

– Ты – человек? – спросил он наконец.

Вера кивнула, не отводя глаз от ангела. В чертах его усматривалось некое, едва ли не божественное, благородство, и она впервые поняла, насколько нечестно наказывать так строго столь прекрасные существа. Хотелось понять, как случилось, что акт любви – ибо Хранители, в конце концов, нарушили послушание Богу из любви – мог принести в мир такое зло. Этот ангел провел тысячелетия в подземном мире среди воды и камня. Он утратил рай, а теперь потерял и друзей.

Назвавшийся Семьязой ангел положил руку на плечо Веры. Мягкое тепло скользнуло по ее мышцам, снимая боль, как если бы она получила укол морфия. Облегчение оказалось настолько полным, что больная поняла, что в силах встать. Она хотела поблагодарить ангела, в свой черед чем-то наделить его.

– Все остальные уже вверху, – сказала Вера, указав на веревочную лестницу, спускавшуюся с высокого выступа. – Разве ты не хочешь присоединиться к своим братьям?

– Я решил остаться здесь, – ответил Семьяза.

– Но почему? – Вера не верила своим ушам.

Они вернули ангелу свободу, а он предпочитал оставаться в одиночестве, в темной и мрачной пещере.

– Присутствие людей может причинить мне великое страдание. Тысячи лет я был адской тварью и не знаю, сумею ли теперь приспособиться к свету, – ангел улыбнулся. – К тому же земля принадлежит людям. Для меня на ней больше нет места. Я – узник, но не этой пещеры, а вечной жизни падшего ангела. Мне хотелось хотя бы на минуту ощутить, что такое быть человеком. Воспоминания о любви свежи в моей памяти. С тех пор я не знал ничего подобного. Ощущать теплую кровь в своих жилах, прижимать к себе чье-то тело, принимать пищу, бояться смерти… Ради этого я вернулся бы на землю.