Многоотраслевой философ Аристотель в седьмой главе своей книги про политику взялся определить идеальный размер государства — полиса. Россию бы он точно забраковал. «Население полиса, — писал Аристотель, — должно быть легко обозримо, также легко обозрима должна быть и его территория». Городок-государство должен быть не велик и не мал, лучше меньше, да лучше, золотая серединка на половинку. Из современных государств кроме карликовых вроде Сан-Марино, Лихтенштейна и султаната Бруней он мог бы одобрить страны Латвию, Литву и Эстонию. Но приглядевшись повнимательнее, Латвию вряд ли бы одобрил.

Мы по традиции считаем Россию малонаселенной и глухой страной с большими пустыми пространствами. Однако это не совсем так. Взять хотя бы город Ярославль. В самом городе — под 700 тыс. чел., в 80 км на восток — Кострома, а в ней 260 тыс. чел., в 120 км на север — Рыбинск, а в нем 200 тыс., за Рыбинском — Череповец, там 300 тыс., а от него на восток — Вологда, где 300 тыс. чел.. Все это большие по европейским меркам города. И так везде, кроме тундры и Сибири.

А Латвия сама себе Сибирь. Ну, Рига еще туда-сюда, по местным меркам — мегаполис. Но вокруг-то — три дня скачи, ни до одного приличного города не доскачешь. 200 км по разбитой дороге на восток — второй город страны Даугавпилс, 100 тыс.; третий по размеру город, почти в 300 км от Риги порт калийных удобрений Лиепая, 80 тыс.; четвертый — нефтяной Вентспилс, 44 тыс. чел. А больше городов-то, считай, и нет. И на кольцевой дороге — такой же, какой ее построили, чтобы танки Ленинградского военного округа в обход Риги быстро пошли на Европу, одна полоса в каждом направлении, — до сих пор нет пробок. Если все население Латвии стянуть в Ригу, оно внутри этой щедро нарезанной кольцевой поместится.

И вот трясешься по дальней латвийской дороге, а она (кроме автобана «Пятнадцать минут Америки» между Ригой и Юрмалой) ничем не лучше какого-нибудь владимирского тракта между Киржачом и Петушками. А ведь это трасса европейского значения Via Baltia, единственная дорога, которая соединяет посуху Европу и присоединившуюся к ней Прибалтику. Только в Эстонии и Литве она хоть и узковата, но ничего. А вот въезжаешь в Латвию, и асфальт будто гигантская корова слизнула шершавым языком. А коровы-то и нет. На монете в два лата есть, а в полях — надо еще поискать. По обе стороны тернистого латвийского пути русский человек напрасно ждет европейских коровок в колокольчиках, «Альпенгольд» и «Милки», пастушков и пастушек, Амура и Психею. Милый мой идет.

Но дойдет не скоро, далеко до ближайшего хутора. Мимо брошенных ферм, заросших покосов, пустых дач, да вот у того упавшего столба повернуть. Мало вдоль латвийских дорог аккуратных полей и лужков с полезным рапсом и аппетитной люцерной, мало эротичных стогов и сеновалов, а в них молодых Психей, ждущих своего Амура или, на худой конец, Бунина. Все больше леса, перелески, болота и пустоши. Латвия — мечта радикального эколога. Его цели здесь достигнуты, вредная промышленность остановлена. Хорошо здесь зверю лесному, птице небесной, жабе болотной и Пришвину с Виталием Бианки.

А, к примеру, продавцу народной мебели IKEA нехорошо весьма: покупателей не хватает. В Риге, да и вообще в Латвии, да и в Эстонии с Литвой в придачу, нет IKEA. Нет «Икеи», нет идеи. Некому руку подать в минуту душевной тревоги. И уж не будет, ибо, как признался ее пресс-секретарь: «К сожалению, мы вынуждены сообщить, что IKEA не планирует открывать магазины в Эстонии, Латвии и Литве, а сосредоточится на уже существующих рынках и на экспансии на Ближнем Востоке». Для творцов народной мебели это слишком маленький рынок. Ну что такое Рига с ее миллионом, даже если из Вентспилса все 44 тысячи подъедут.

Прибалтийский анекдот времен перестройки: объявим войну Швеции, а на следующий день ей сдадимся. Ну, сдались. За вантовым мостом — символом советской Риги — отовсюду видать теперь символ новой жизни: рижский офис Swedbank в Задвинье, небоскреб «Солнечный камень», типичный представитель колониальной архитектуры XXI века — офисов транснациональных корпораций.

Швеция занимает второе место по инвестициям в Латвию. Но это формально. Потому что первый инвестор в Латвию — Эстония, а это те же шведские (и в меньшей степени финские) деньги, пропущенные по эстонским каналам. По состоянию на 2009 год домашние хозяйства Латвии были должны трем главным шведским банкам более 4 млрд евро, выданных на покупку жилья. Половина латвийцев, так или иначе, должны шведским банкам, и на вполне колониальных условиях: за кредит по ипотеке ты отвечаешь не только заложенным имуществом — ипотечной квартирой, но и прочим добросовестно прежде приобретенным и унаследованным, своим и семейным.

В том числе из-за малолюдства, Латвия даже не создала собственной крупной сети супермаркетов, и латвийцы отовариваются на выбор в шведских Rimi или литовских Maxima литовским же сыром.

И это сейчас. А если выставить половину населения, как мечтают латышские националисты, так ведь в стране вообще один с копейками миллион человек останется. «И ныне все дико и пусто кругом». И в этой пустыне находятся политики, которые уверяют, что с вывозом миллиона человек на родину предков дела в экономике пойдут в гору. И есть люди, которые за это голосуют.

Это мы тут боролись против номенклатурных магазинов и поворота сибирских рек. А в Латвии в 1988 году все началось с протеста против строительства рижского метро. Вы видали большой город, который против того, чтобы ему подарили метро? Но тут была своя логика. Нет метро — нет привозных метростроевцев. Это как если б основным мотивом бунта против дороги через Химкинский лес было не «птичку жалко», а «понаедут гастарбайтеры». Нет МКАДа — нет таджиков. Лучше будем друг к другу лесными тропами пробиваться, зато свои среди своих. В этом же была одна из причин закрытия передовых — по советским, разумеется, меркам — латвийских заводов.

Между мировыми войнами, во время первой республики, Латвия (согласно вполне академической и абсолютно латышской «Истории Латвии. ХХ век»  — Рига: Юмава, 2005) умудрилась иметь отрицательный прирост населения. Это когда вся остальная Европа умножалась, как нынешний третий мир, и заботилась, в какой бы Lebensraum деть своих крестьянских детей.

За время второй республики, с 1991 по 2014 год, население Латвии уменьшилось на 400 тыс. человек. Плотность населения Латвии 35 человек на квадратный километр, во всех странах Восточной Европы (кроме Прибалтики) этот показатель выше 100 человек. В России с ее огромными непригодными для жизни пространствами около 9. Но Латвия-то вся целиком лежит в умеренном, хоть и не слишком теплом, климате.

Израильские политики никак не могли понять, почему Китай голосовал против создания Израиля — ему-то какая разница? Пока Дэн Сяопин не объяснил: если каждые шесть миллионов человек захотят свое государство, во что превратится Земля? Взгляд, конечно, очень варварский, но отчасти верный.

Нет у Аристотеля последователя, который взялся бы вычислить идеальный размер современного государства для нормальной работы экономики: какое там должно быть соотношение населения, территории, денег. А зря. Возможно, преемники Аристотеля на этом поприще забраковали бы Россию за ее неизмеримость общим аршином, но и для Латвии, пожалуй, может не оказаться сита с достаточно мелкими ячейками. Путешествуя по пустынной Латвии, я думал, что местному правительству неплохо бы завезти к себе миллион китайцев.