Сколько раз все последние годы, с 2004-го и дальше, как только заходил разговор о русском авторитаризме или о русских протестах, недовольные в России каждый раз вспоминали Украину. «Там смогли, а у нас нет. Молодцы, а мы не очень. Значит, там и власть, и, главное, люди другие — получше, посмелее, посвободнее. Потому что, наверное, ближе к Европе». Это — по нашу сторону границы.

А по их сторону соглашались. Да, мы другие, получше. Потому что природные европейцы. Украина потому и не Россия, что Европа. И власть у нас бывает плоха, а все ж не Путин. Чувствует, что она в другой стране власть. Наши менты свой народ, как ваши, бить не станут. Да и народ не тот: не потерпит. Не зря тут магдебургское право, письмо султану, святой престол и казачий протопарламент.

Когда в Москве выходят сто тысяч, здесь — миллион, одни расходятся, другие остаются, одних разгоняют, а других не разгонишь. В общем, там — рабское сознание, тут — вольный дух. Русские сдаются, а мы нет. У вас — орда, у нас — Европа. И каждый народ заслуживает ту власть, какую имеет.

А ясно же, говорят некоторые, почему: в России угро-финны, а тут славяне, а значит, европейцы. Весь украинский интернет пропитан этой славяно-угрофинской, европейско-ордынской альтернативой. Свет мифа так ярок, что ослепленный разум не замечает противоречий. Например, угров и финнов, которые давно в Европе, и балканских славян, которые недавно так лихо резали друг друга, выясняя, кто из них настоящие европейцы, что в Европу их зовут с большими оговорками, а некоторых и вовсе не зовут.

Эта «там орда, а тут Европа» мешает украинцам — и им сочувствующим — понять, что происходит на Украине.

Все-таки все эти разговоры о том, что «разогнали, сволочи», «президент — гад», про жестокости «Беркута», несправедливые суды и автозаки как-то странно слышать одновременно с разговорами «тут вам не Россия, рабы не мы, там орда, а тут — прирожденные европейцы».

А гад президент, сволочи омоновцы, неправедные судьи — это Батый с дружиной вчера прискакал и кибитки под автозаки переоборудовал? Или они тоже с некоторого боку все украинцы? Или «украинец» — это просто местный синоним хорошего человека, который за свободу? Пока мы тут в России мучаемся, как такого назвать, там все придумали.

Одни мои украинские друзья для защиты собственного разума искали отличия Майдана от Болотной: людей больше, сидели настойчивей, побитых поменьше, синяки светлее, результат есть — вот, круглый стол. Другие продолжают развивать тему орды: «Беркут» — не здешний, не киевский, а крымский и еще вроде криворожский, менты и президент — донецкие. Внутренние войска еще с какого соседнего мамаева побоища, и командовал ими лично Путин. Хотя на карте мира все эти места закрашены одним с Киевом цветом и у всех (кроме лично Путина) одинаковые с обитателями Майдана паспорта.

И одновременно открывали для себя то, что мы открыли в 2000-е и раньше. Оказывается, спецназ может бить своих граждан; оказывается, демонстрантов могут тащить в воронок; оказывается, прокуратура может заводить дела против демонстрантов, а суд — присуждать им сроки, а собственный президент — отдавать такие приказы при согласии министров и большинства депутатов, которые за все это не хотят прогнать правительство в отставку. И главное, пока одни киевляне и жители областей стоят в мороз за Европу, другие, не менее многочисленные, проезжают на метро станцию «Майдан Незалежности», едут в свой район домой к телевизору и переключают новости на сериал.

Продвинутые украинцы уперлись в то же, во что и мы. Оказывается, у них тут не одна, а две страны. Не один, а два народа. Один неравнодушный, граждански сознательный, с мечтой. А другому все равно, другой считает, что его лично эти разборки не касаются, что все куплено, а ему — обычному человеку — тут ловить нечего. А есть еще такие, которые думают, что это те, кто с мечтой, куплены, а настоящая мечта у них, у тех, кто против Майдана и за Москву. Оказывается, и украинцы — как мы с Путиным в 2011-м или в 2012 году, — могут проснуться в другой стране, и никакое магдебургское право не поможет.

Мы, допустим, уже знаем, что и те, кто выходит на митинги и возмущается Мизулиной, и те, кто не выходит и хвалит Мизулину, — люди очень разные, но народ они один. То, что мы тут мучаемся, не знаем, что с этим делать, какое дать имя одному и другому народу, а на Украине знают, что один, который сознательный, — это украинцы, а другой — неведомо кто, ничего не меняет. Ни «Беркут», ни президент, ни донецкие олигархи, ни донецкие боевики не перестали быть украинцами, если под Украиной понимать то, что мы видим на карте и встречаем на местности, а не незримую духовную сущность.

И еще важное отличие между нашим и украинским протестом: у нас мало, а там, на Украине, среди протестующих полно простых людей из областей, из маленьких городов, из сел. И понятно почему. В украинской борьбе за Европу против России есть сильный национально-освободительный привкус, как в свое время в Польше или Прибалтике. А обычному человеку, рабочему и землепашцу, гораздо проще стать европейцем и демократом, если он считает, что его страну угнетает отсталая иноземная сила и он за Европу против той самой силы.

Вот сейчас пойдут разговоры, чем станет Украина: Россией без нефти, Белоруссией без Батьки, Польшей без Европы, но в итоге все сойдутся на том, что она все равно Европа, не чета нам. Но в действительности она не стала ничем другим, кроме самой себя.

Я отлично помню 90-е, когда в России была свобода печати и собраний, а на Украине Кучма и режим красных директоров. Или раннюю перестройку, когда Украина числилась оплотом позднесоветской тоски и ее пришлось раскачивать из Москвы: снимать первого секретаря Щербицкого, чтоб не препятствовал гласности.

Совершенно естественное желание городских украинцев сбежать подальше от России, где правит Мизулина, совпадает с желанием не очень городских украинцев сбежать подальше от любой России, будь там у власти хоть весь коллектив «Эха Москвы» в полном составе.

Но могут ли протестующие уйти от собственной страны? А если они согласны признать Украиной и украинцами только своих единомышленников — кто тогда все прочие?

Проводить рубеж между Европой и Ордой по украинской границе надо крайне осторожно. Очевидно, что разговоры про «тут Европа — там Орда» упрощают реальность. Недавно я познакомился с превосходным современным композитором Кузьмой Бодровым. Ему 34, он родился в киргизском городе Ош и учился музыке там и в Бишкеке, в самых глубинах Азии, и преподает в «ордынской» Московской консерватории, замещая на кафедре композиции ее главу Александра Чайковского. И ему, а не обладателю безупречной европейской анкеты, курия Папы Римского заказала мессу для Всемирного дня молодежи в Испании. Credo из нее подпевали три миллиона католиков со всего мира, включая украинцев.

История про прирожденных европейцев с безупречным происхождением, от рождения свободолюбивых, которым все удается, потому что «здесь вам не там», искажает реальность. А исказить гораздо проще, чем улучшить. Это не про злорадство, а про то, насколько полезно самим украинцам утешать себя разговорами про угро-финнов и европейскую ментальность, в то время как кибитки внутренней Монголии равно делят Майдан с палатками внутренней Европы. Всегда делили и еще долго будут.