Книга: Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...
Назад: 18
Дальше: 20

19

Дженна, собранная, решительная, вошла в бокс, подошла к постели. Габриэль наблюдал за ней. Она уже не была так ослепительно хороша, как на фотографии. Грусть и усталость наложили свой отпечаток.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, помолчав.
Габриэль ограничился неопределенным жестом.
— Как память?
— Отсутствует.
— Меня это не удивляет. Ты всегда старался убежать от реальности, если она тебя не устраивала, — сказала она с горечью. Дженна подошла поближе и посмотрела на его ссадины. — Вполне возможно, что завтра тебя выпишут, так мне сказал доктор, и ты поедешь домой. Разумеется, если полиция не решит иначе. Тебе нужен адвокат.
— Я поговорил с адвокатом.
— Уже? Я вижу, трезвый разум остался при тебе, не то что память. — Дженна взяла стул и села возле кровати.
— Могу я задать вам… Извини, тебе один вопрос? — отважился Габриэль не слишком решительно.
Она кивнула.
— Каким я был мужем?
И следом задал вопрос себе: с чего это он вдруг заинтересовался семейной жизнью Александра? Чтобы не сидеть в гнетущем молчании? Или ему правда интересно?
Дженна сначала удивилась, потом улыбнулась.
— Неужели так и есть на самом деле? — спросила она.
— Что? Я не понимаю.
— Неужели ты действительно лишился памяти?
— Да. А ты сомневалась?
— Я сомневаюсь во всем, что касается тебя. Ты насквозь фальшивый, насквозь лживый. Я решила, ты ломаешь комедию, желая избежать тюрьмы. Но тогда ты не стал бы спрашивать меня, каким был мужем. Не захотел бы выслушать от меня горькую истину. Или… Ты гораздо сильнее, чем я думала.
— Я ничего не помню. Поверь.
Дженна сверлила Александра-Габриэля инквизиторским взглядом.
— Тогда слушай. Ты был худшим из мужей. Тебе хотелось власти, денег и общественного признания. Ты был бесчувственным и неверным.
Габриэль кивнул, соглашаясь. А что он мог еще сделать?
— Но когда мы познакомились, ты был совсем другим, — продолжала Дженна задумчиво. — Ты был обаятельным, может быть, немного бахвалом, но всегда нежным, внимательным, любил, чтобы я была рядом. Ты гордился моей красотой. Да, тогда я была красивой. Мы были замечательной парой. Нами все восхищались, у нас было все, чтобы преуспеть в жизни и быть счастливыми. Конечно, у тебя и тогда были недостатки, но я их не замечала, а может, не придавала значения твоим неожиданным приступам гнева, твоему неистовству перед неудачами. Я считала их проявлениями гордыни, умения побеждать. Я тебя так любила…
— Почему же я изменился?
— Почему? — переспросила она удивленно. — Ты задал серьезный вопрос, Александр. Я бьюсь над ним уже не один год, и у меня нет ответа, есть только предположения.
— И какие же?
Дженна нахмурилась.
— Первое предположение, которое меня устраивало: тебя изменил успех. Второе менее утешительное: твои недостатки — это твоя органика, они были у тебя, когда мы познакомились, но в зачаточном состоянии. Во всяком случае, мой влюбленный взгляд не мог рассмотреть, во что они могут развиться в будущем. А последнее, самое травмирующее: ты изменился, потому что изменилась я, потому что разучилась тебя любить, перестала понимать твои слабости, не захотела брать их на себя.
— И какое тебе кажется самым верным?
— Мне кажется, что верны все три. Но для меня они существуют по отдельности. В зависимости от моего самоощущения. В зависимости от того, кого я ненавижу — тебя или себя.
Габриэль внимательно вгляделся в женщину, которую понемногу разрушала жизнь. Она говорила искренне, и ее горечь была столь же глубока, как была глубока любовь к мужу.
Она растрогала его, и он еще больше возненавидел мужчину, который словно был предназначен судьбой разрушать чужое счастье.
— Ты ничего мне не скажешь? — спросила она.
— Я не знаю, что тебе сказать. Но все очень странно.
— Что именно?
— Моя амнезия. То, как ты меня воспринимаешь. Тон, каким обо мне говоришь.
— Это говорит усталость, Александр.
— Да, я понимаю.
Дженна подошла к окну и, сложив руки на груди, задумчиво наблюдала, как в больничном саду чистят дорожки. Потом, не обернувшись, спросила:
— Она приходила?
— Кто?
— Твоя шлюха.
Габриэль понял, о ком говорит Дженна, и на секунду растерялся. Он не имел права вмешиваться в чужие жизни. Но израненное сердце этой женщины вызывало у него сочувствие.
— Нет, меня никто не навещал.
— Она тебе звонила?
Он чуть было не солгал, удивился своему желанию и ответил:
— Да, сегодня утром. И объяснила… кем была для меня.
Дженна грустно улыбнулась.
— Ты ведь к ней ехал вчера ночью?
— Во всяком случае, она так сказала.
Дженну удивили его прямота и откровенность.
— Знаешь, я ведь всерьез на нее не сержусь. Она молода, красива, влюблена. Может быть, умеет любить тебя лучше меня.
— Я ее не помню. Не помню, что она что-то для меня значила, — произнес Габриэль, словно хотел утешить Дженну.
— Значит, перед твоей амнезией мы с ней на равных, — невесело усмехнулась Дженна. — Но как только к тебе вернется память, ты опять побежишь к ней.
— Почему мы не развелись?
Габриэль чувствовал, что чужая жизнь мало-помалу втягивает его. Жизнь была чужой, проблемы тоже чужими, но он вдруг испытал настоятельное желание узнать эту жизнь, понять и, быть может, наладить. Он оправдывал свое желание необходимостью правдиво играть роль Александра, чувствовать себя свободно, выполняя свою миссию. Оправдывал, но при этом знал, что это не совсем так. На самом деле он чувствовал властное желание внедриться в эту жизнь. Настолько властное, что у него возникало ощущение, будто его туда толкают.
Дженна села у его кровати.
— Потому что я твой компаньон, — ответила она с сардонической усмешкой. — И я тебя держу. Ты так любишь свою фирму, что представить себе не можешь, как заодно со мной лишишься и ее тоже. Жалкая история, правда?
— Согласен, жалкая.
Они замолчали, продолжая приглядываться друг к другу.
— Элоди о тебе беспокоится, — нарушила молчание Дженна.
— А почему она не пришла?
— Она болезненно пережила то, что ты не узнал нас в прошлый раз. Я попросила ее подождать, пока тебе станет лучше.
— А если не станет?
Дженна попыталась представить себе такую возможность.
— Не знаю, что сказать. Но твоя вдумчивость вселяет надежду на лучшее.
Дженна продолжала настойчиво в него вглядываться.
— Странно, очень странно, — прошептала она.
— Что странно?
— У меня такое впечатление… Нет, конечно, даже думать смешно… Но ты мне кажешься другим…
Габриэль отвел глаза и пожал плечами:
— Амнезия…
— Нет, не только. Можно было бы думать, что амнезия загнала в темный угол твои глупость и злость и снова появится краешек того человека, каким ты был еще несколько лет назад. Но нет, дело совсем не в этом. Ты другой. Даже в тебе молодом не было теперешней твоей тонкости.
— Я что, никогда не проявлял чувствительности?
— Ты умел быть любящим, иногда нежным. Но никогда не был уязвимым.
— Я не знаю, каким я был.
— Ты как будто что-то скрываешь, — продолжала Дженна.
— Тебе снова кажется, что я притворяюсь? — проговорил Габриэль, пытаясь скрыть смущение.
— Нет, я так не думаю. Ты по-другому смотришь, у тебя глубокий взгляд. Ты здесь и… совсем в другом месте.
— Может быть, и так, — согласился Габриэль, невольно взволнованный.
Дженна отвернулась.
— Я пойду, — сказала она. — Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Вообще-то… Не знаю. Если что, я скажу.
Она собралась было наклониться, поцеловать, но сдержалась, помахала на прощание рукой и вышла.
* * *
В безликом боксе время тянулось медленно. Медсестра принесла обед. Габриэль к нему не притронулся. Как это — кормить совершенно ему постороннее тело? Он был занят Кларой, пытался продумать, что можно предпринять, но мысли прыгали, сбивая его с толку. Он только ясно видел цель, ради которой задержался в этом мире. А вот пути, что к ней вели, терялись в сумятице мыслей.
— Как вы себя чувствуете?
Габриэль не слышал, как вошел инспектор Панигони. Наверняка тот уже несколько минут стоял на пороге и наблюдал за ним.
— Как человек, совершенно не понимающий, что с ним произошло.
— Ах, ну да! Ваша знаменитая амнезия.
— Похоже, что вы мне не верите.
— Мое дело не верить, а проверять. Вы нашли себе адвоката. Отличного, надо сказать.
— Да, мне тоже так показалось.
— Удивительная прыть для человека с амнезией. И каким же образом вы его нашли?
— Попросил поискать в справочной.
— Неужели? И сразу попали на главную звезду. Какая, однако, удача! Но в ближайшее время я не буду вам докучать, хотя по сути ничего не изменилось. Факты остаются фактами, вы их признаете. Обвинения против вас серьезные, но ваш адвокат выхлопотал отсрочку в связи с состоянием вашего здоровья. Однако не тешьте себя иллюзиями, суда вам не избежать.
— Я и в мыслях не имел убегать от ответственности. Я готов ответить за то, что совершил.
Дверь бокса открылась, и вошли двое мужчин и женщина.
— Простите! Мы зайдем позже, — сказал мужчина постарше.
Женщина, красавица брюнетка с карими глазами и чувственными губами, не сводила с Габриэля глаз, в которых светились тревога и любопытство.
— Проходите, я закончил и ухожу, — отозвался следователь. — А вы, собственно, кто?
— Коллеги мсье Дебера, — объяснил тот, к кому он обратился, и представился: — Я Дуй Дерен, компаньон и заместитель. А это коммерческий директор Виктор Жермен и Алисия Лефор, ассистентка господина Дебера. А вы его родственник?
— Нет, я инспектор полиции, веду следствие.
Лица вновь прибывших вытянулись.
Панигони простился и вышел.
Луи и Виктор обменялись с Габриэлем рукопожатием. Женщина наклонилась и поцеловала его.
— Зачем приходил? — спросил Луи.
— Сообщить, что я под следствием.
— Погано.
Женщина по-прежнему не сводила с него глаз, смотрела с тревогой, почти по-матерински.
— Ты нас помнишь? Меня помнишь? — спросил заместитель и компаньон.
— Нет, — сухо отозвался Габриэль, ему надоело отвечать на один и тот же вопрос.
— Пусть тебя это не беспокоит. Случай не редкий. После шока обычное дело.
— Хочешь маленькое резюме о состоянии дел в конторе? — предложил Виктор.
— Перестаньте! Не лезьте к нему с делами, — потребовала Алисия.
— Не стоит, ты права, — согласился Виктор. — Но не сомневайся, мы со всем справляемся.
Несколько минут они говорили о травмах начальника, но он продолжал молчать, и посетители решили, что пора дать ему отдохнуть.
— Я ненадолго задержусь, — сказала Алисия.
Мужчины кивнули, и Габриэль понял, что они в курсе отношений между патроном и ассистенткой.
Они ушли, и Алисия села возле него, взяв его за руку. Он не мешал ей.
— Я в отчаянии, Алекс, не надо мне было настаивать, чтобы ты приехал. Но мне было так одиноко! Ты сердишься на меня?
Он качнул головой, давая понять, что нет.
— Я места себе не нахожу с того дня, как все это случилось, но раньше не хотела приходить, чтобы не встретиться с твоей женой. Но сегодня, как известно, она в своем благотворительном комитете, вот я и прибежала. Луи и Виктор тоже решили обязательно тебя навестить.
— В каком благотворительном комитете?
— Который помогает одиноким старикам. Она работает там один день в неделю во второй половине дня, а мы это время проводим в гостинице.
Сообщение неприятно поразило Габриэля.
— Неужели ты не помнишь о наших свиданиях? — ворковала Алисия. — Часах, когда мы любили друг друга?
Она положила руку ему на живот и стала его поглаживать.
— Хватит! — грубо сказал Габриэль и, взяв за запястье, снял ее руку.
— Извини, — удивленно проговорила Алисия.
— Оставь меня.
— Но я хотела только…
— Оставь меня, — раздельно и твердо произнес Габриэль.
— Но, Александр…
— Объясни себе, пожалуйста, что вместе с памятью я потерял и чувство к тебе.
Габриэль сообразил, что он впервые проявил себя в жизни своего убийцы. А кто, собственно, ему позволил нарушать течение чужой жизни?
Глаза Алисии наполнились слезами, и он почувствовал себя виноватым.
— Но ведь память к тебе вернется, правда? И все опять будет как прежде?
Губы молодой женщины дрожали, как у маленькой девочки, готовой расплакаться. Габриэль не мог остаться равнодушным к ее горю. В конце концов она тоже была жертвой этого негодяя, в чьем теле он ненадолго нашел себе пристанище.
— Вполне возможно. Но сейчас пойми, ты для меня совсем чужая, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.
— Да, конечно, я понимаю.
Она наклонилась, хотела поцеловать в губы, но он отвернулся, и поцелуй достался щеке.

 

Габриэль взял мобильный Александра и решил его изучить. Едва он включил телефон, сигнал сообщил ему о сообщениях, поступивших на голосовую связь. Первое послала Александру жена, оно пришло за несколько минут до аварии.
«Ты в очередной раз решил сбежать, — говорила она голосом, в котором слышались слезы. — К ней, конечно. Но если у тебя не сохранилось ни капли уважения ко мне, подумай о дочери. Что она должна думать об отце, который среди ночи срывается и едет к любовнице?»
Остальные были от Алисии, она все больше и больше волновалась, почему его нет.
Вошла медсестра, молча осмотрела его ссадины и начала делать перевязку.
— Я вам очень не нравлюсь, не так ли?
— Не мое дело любить или не любить пациентов, я работаю.
— Но я не такой пациент, как остальные, и вы даете мне это почувствовать.
Медсестра распрямилась, потом сделала вид, что ничего не слышала.
— Как себя чувствует Кла… молодая женщина?
Медсестру удивил не вопрос, а искреннее беспокойство, прозвучавшее в его голосе.
— Спит.
— Спит, — повторил Габриэль. — Но это же не ответ!
— А я не обязана отвечать на ваши вопросы, — возразила медсестра.
— Да, действительно. А про себя еще прибавили, что со всякими подлецами нужно быть пожестче. Что я должен получить по полной за то, что сотворил, и вы считаете своим долгом принять участие в моем наказании.
— Ничего такого я не говорила, — вяло возразила медсестра.
— Тогда ответьте на мой вопрос. На мой век хватит наказания, всю жизнь буду расплачиваться.
Медсестра кончила возиться с бинтами и повернулась, чтобы уйти. На пороге задержалась и обернулась.
— Да, правда, у меня к вам недоброе чувство, — сказала она. — У нас у всех сердце надрывается смотреть, как мучается бедняжка.
— У меня тоже надрывается, поверьте.
Медсестра, похоже, не сочла его слова пустой фразой.
— Плохо она себя чувствует. Мы ей даем успокоительное, чтобы она спала. Она поспит, а как глаза откроет, так в той же беде.
* * *
Габриэль открыл дверь Клариного бокса. Она спала.
Он увидел овал ее лица, белевшего в полутьме. Подошел, едва дыша от волнения. Клара спала крепко, но беспокойно, дышала тяжело и часто.
Он наклонился над ней.
«Любовь моя, женщина моей жизни», — подумал он. И от одной этой мысли к горлу у него подкатил комок. Он коснулся пальцем ее щеки, Клара вздрогнула. На секунду он замер, потом снова погладил щеку и лоб. Дыхание Клары стало ровнее. Неужели она почувствовала, что он рядом?
Он опять наклонился, приблизил к ней лицо, вдохнул ее запах. Ему хотелось поцеловать ее. Но, наклоняясь, он увидел свое отражение в зеркале, висящем на стене. На него смотрел незнакомец, убийца. Он не смел целовать его любимую. Габриэль сдержался.
Он приблизил губы к уху Клары.
— Любовь моя, — прошептал он.
Она снова вздрогнула.
— Я здесь, любовь моя. Я рядом с тобой.
Легкая улыбка пробежала по ее губам. Или ему только показалось?
— Я хочу, чтобы ты жила, Клара. Хочу, чтобы ты отказалась от своего ужасного намерения!
Морщинка перерезала лоб любимой. Ей не понравились его слова?
— Я хочу, чтобы ты жила, — повторил он.
Она его слышала, в этом не было сомнений. Он говорил с недремлющей частью ее сознания. С ее душой.
В коридоре послышался шум. Габриэль выпрямился и осторожно вышел из бокса. Голова закружилась, ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Он едва дышал, грудь сдавило от волнения. Он не мог справиться с бушевавшей в нем бурей чувств, с их бешеным напором.
Не мог оставаться в этом мрачном коридоре. Ему нужен был глоток свежего воздуха!
Александр-Габриэль заковылял в сторону больничного сада.
Назад: 18
Дальше: 20