За несколько дней
8
Год и семнадцать дней длится их любовь, подсчитала Клара, устроившись на кушетке. Она отбросила назад волосы и не сводила глаз с потолка, словно ждала, что там покажут фильм с их историей.
Они жили своей страстью и никуда не спешили. Но все изменилось. Теперь каждый день был на счету.
Нужно ли ей сказать ему? И что она должна ему сказать? Что простодушная радость, баюкавшая их все это время, стала прошлым, что теперь им нужно думать о будущем, подвести фундамент под их любовь, ее оформить? Но имеет ли она право требовать больше, чем у нее есть? Да, имеет. Это не право, это долг.
А если… он откажется? Если ее просьба покажется ему до того неожиданной, что послужит поводом, чтобы уйти? Тогда выяснится, что они ошиблись, заблудились, дали обмануть себя дешевой глупой романтике, не имеющей ничего общего с настоящими чувствами, в которые она верила, открывая каждый день глаза.
Но Клара продолжала в них верить. Конечно, ей бы хотелось, чтобы предложение исходило от Габриэля. Решение, объяснение, будущее. Но он пока не был готов, Клара это знала. Сколько еще месяцев ему понадобится, чтобы быть готовым? А может, он вообще никогда этого не захочет?
Скажет ли она? Да, надо сказать. Она поймет когда. Постарается.
С сердцем начеку, она попробует поймать правильную минуту.
* * *
— Ты еще не легла? — удивился Габриэль, увидев Клару, отрабатывающую на ковре шпагат, отброшенный модный журнал валялся рядом.
— Как видишь. Я ждала тебя.
— Прости, дело попалось непростое.
— Чем непростое?
— Мне, видно, придется расторгнуть контракт. Фирма попалась темная, — объяснил он, стараясь говорить как можно небрежнее, чтобы не показывать огорчения.
— Вы даже с темняками работаете?
— Работаем со всеми, кто согласен оплачивать сумасшедшие счета нашей фирмы.
— Ну и ладно. А теперь забудь о них и расслабься.
Габриэль снял пиджак и повесил его в шкаф на плечики, снял ботинки и поставил в нескончаемый ряд других пар, потом принялся развязывать галстук. Клара следила за ним, тая от восхищения, ей нравилось все — методичность, мужская уверенность, изящество каждого жеста.
— Чему ты улыбаешься? — спросил он.
— Ты такой классный, даже когда устал. Когда устал, класса, может быть, даже больше.
— Классный?
— Ну да, у тебя собственное пространство. Как у танцора.
— Танцора! — усмехнулся Габриэль. — Ты прекрасно знаешь, какой я неуклюжий, когда приходится двигаться под музыку.
— Ты танцуешь в обычной жизни. Твоя сцена — пол, асфальт, по которым ты ходишь. Ритм — биение твоего сердца. У тебя не бывает избыточных жестов, все они отточены и предельно эффективны.
Габриэль на секунду застыл, ожидая увидеть на лице Клары иронию. Но нет, ничего подобного. И опять ее неподдельная искренность растрогала его до глубины души. Наверное, за эту искренность он так ее и любил. Клара наблюдала за ним, словно он был самым удивительным, самым потрясающим, самым необыкновенным человеком в мире. Она любила его, восхищалась именно им самим, а все остальные видели то, что он хотел показать, или то, что хотели увидеть они сами. До поры до времени Габриэль был школьником, получающим хорошие оценки, потом студентом престижного вуза, потом человеком с успехом, возможностями и будущей блестящей карьерой, владельцем дорогого автомобиля. Клара же любила его особые черточки, придавая им невероятное значение.
— Ты преувеличиваешь! — засмеялся он, стараясь не показать, до чего растроган.
— Да нет, я говорю правду. У меня наступает свобода, когда цепочка движений тысячу раз отрепетирована. Мои движения создают иллюзию естественности, но они результат неустанных усилий. А ты… ты в ладу со своим телом. С таким изяществом двигаются по своей территории кошачьи, зная все неровности почвы, все опасности.
— Значит, я зверь кошачьей породы?
— Великолепный гепард городских джунглей и запутанных дел.
— Гепард поплещется в ближайшем водоеме, а когда вернется, наверняка захочет испробовать свою силу, — пошутил он.
— А поесть?
— И поесть тоже. Мы посмотрим, что раньше, а что потом.
Они лежали рядом, держась за руки, еще блуждая в только что пережитых мгновениях.
— Как ты считаешь, в каком платье нужно идти на свадьбу Артура?
Габриэль поднес руку Клары к губам и поцеловал.
— Ты не ответил, — тихонько шепнула она.
— А ты не спросила, — так же тихонько отозвался он. — Ты же не ждешь от меня совета, ты сказала, что беспокоишься, как будешь там выглядеть.
— Ты так хорошо знаешь женщин?
— Отвечу, ты будешь прекрасна в любом платье.
— Ты отвечаешь по-мужски. А мне не важно, прекрасна я буду или не прекрасна. Я хочу выглядеть достойно. Хочу придавать тебе веса. Там будут твои друзья. Твои родители…
При одной мысли о родителях Габриэль поежился. Да, там будут его родители. После той, прямо скажем, малоприятной встречи в ресторане он с ними больше не виделся. И вот они встретятся…
— Мое появление на свадьбе тебя смущает? — спросила Клара, надеясь, что говорит спокойно.
Но Габриэлю ее вопрос показался пощечиной.
— Что ты такое говоришь?!
— Не будем себя обманывать. Я знаю, ты не отваживаешься вводить меня в свой круг, знакомить с родителями. Если бы Артур не пригласил меня, ты сам не предложил бы пойти с тобой. Как, впрочем, на все другие празднества, куда ты ходишь без меня.
— Не выдумывай! — оборвал он Клару. Но, вглядевшись в ее лицо, белевшее в полутьме, поразился ее беззащитности и добавил: — Я люблю тебя, не надо во мне сомневаться.
— Я говорю о другом, Габриэль. Я знаю, что ты меня любишь. Но я совсем не та девушка, которую хотели бы видеть рядом с тобой твои родители и друзья. Быть рядом с тобой на этой свадьбе — значит, как бы узаконить наши отношения. Я не права?
— Я не стесняюсь тебя, Клара. Все наоборот, поверь мне! — горячо возразил Габриэль.
— И все же?
— Мои родители… Они такие, какие есть. Я никогда не мог обсудить с ними по-простому ни одной своей проблемы. С самого детства каждый разговор с ними был экзаменом на звание безупречного сына. — Габриэль погладил шелковистые волосы Клары. — Дело не в тебе. Их жизненная позиция — вот главная моя проблема. Но ничего не поделаешь, они мои родители, и я отношусь к ним с уважением.
Клара поднялась и села на постели. Лицо у нее застыло, сделалось отчужденным. Она становилась такой всегда, когда ее всерьез что-то задевало. За отчуждением прятала свои чувства. Хотела выглядеть неуязвимой, когда на самом деле была глубоко задета.
— Значит, все дело в разнице поколений? В разной степени условностей?
— Да, можно сказать и так, — не без осторожности согласился Габриэль.
— Значит, я для тебя не временная подружка, не мимолетная любовь? — спросила она с вызывающим видом. — Значит, ты сам можешь вообразить, что… Что мы с тобой на всю жизнь?
Удивленный ее напором, Габриэль пробормотал:
— Ну да… В общем, я хочу сказать…
— Подумай хорошенько, что именно ты хочешь сказать!
— А почему ты вдруг об этом заговорила?
— А потому, что я хочу знать, что я для тебя!
Оказавшись в затруднении, не понимая причины внезапной настойчивости и горячности Клары, Габриэль любовался ее красотой, красотой, пламенеющей бунтом.
— Ты же знаешь, как я люблю тебя! Ничего лучше нашей любви у меня в жизни не было. И я горжусь тем, что я рядом с тобой.
— Я жду от тебя вовсе не признания, достойного романтической комедии, Габриэль.
Обиженный замечанием, Габриэль вспылил:
— А чего ты от меня ждешь? Клятвы, что я тебя никогда не покину? Предложения руки и сердца? Пока, Клара, я не могу тебе дать больше, чем у нас сейчас есть. Я ничего не знаю. Не могу принять такого ответственного решения. Вот уже год, как мы вместе. Счастливый год, ничего не скажу. Но иначе и быть не могло, когда влюбленные начинают жить вместе…
Габриэль увидел, как у Клары задрожали губы, глаза наполнились слезами.
— Спасибо, я получила ответ на свой вопрос.
— Да нет же, ты не получила никакого ответа! Я люблю тебя, я с тобой счастлив! И не понимаю, с чего ты вдруг хочешь омрачить наше счастье, так жестко требуя ответа на такой серьезный вопрос? Я вырос в среде, которая приучила меня взвешивать каждое слово, каждый поступок — как он отзовется в будущем. Настоящее было только плацдармом будущего. С тобой я открыл для себя совсем другое: наслаждение настоящим, каждым мгновением, каждой минутой. Ты научила меня жить простыми радостями бытия. Я открыл их для себя, а теперь ты, совсем как мои родители, хочешь, чтобы я снова смотрел в завтрашний день?
Клара поднялась с постели и принялась одеваться.
— Черт! Что ты делаешь?
Она не отвечала, продолжая торопливо натягивать юбку, потом блузку.
— Погоди, Клара! Что такого невероятного я сказал?
— Ничего. Ты не сказал совершенно ничего невероятного.
— Куда ты? — Габриэль тоже встал.
— Пойду подышу воздухом.
— Сейчас ночь! Прошу тебя, никуда не ходи. Завтра мы все с тобой обсудим!
Клара чуть ли не бегом направилась к двери, подхватив на ходу сумочку. Дверь хлопнула. Ушла.
Что такое случилось с Кларой? Почему ее так задели его слова? Он никогда не видел ее в таком состоянии. Бывало, что они не сходились во мнениях. Им случалось повышать голос при гораздо более серьезных расхождениях, но всегда все кончалось смехом. Они не ссорились, не злились. Это была их первая ссора, и она потрясла Габриэля.
Неужели у Клары есть неведомые ему черты, которые до сих пор ни разу еще не проявлялись? Теневые стороны характера, которые теперь станут очевидны, вызовут у него отторжение и погубят их любовь? По сути, он ничего не знал о Кларе. Она отказывалась наотрез говорить о своем прошлом, застывала в тревожной немоте, стоило ему задать вопрос о жизни дома с родителями. Как-то очень коротко, в нескольких словах, она сказала, что отец погиб в автокатастрофе, и ей пришлось нелегко, воспитывая маленького брата, борясь с материнской депрессией и вечной нехваткой денег. И все-таки что осталось за стеной, которую Клара воздвигла между своей теперешней жизнью и юностью? Детством?
Ссора подействовала на Габриэля угнетающе в первую очередь потому, что их любовь, которая казалась ему чем-то необычайным, сродни волшебству, вдруг стала обычной житейской историей. Да, все женщины одинаковы. Они получают все, чтобы быть счастливыми, но не радуются, а тут же рвутся к покорению новых вершин. Все женщины, без исключения. А он-то считал, что Клара не похожа на «всех женщин»!
Заложив руки за голову, Габриэль потрясенно вглядывался в темноту, прекрасно понимая, что ответа ему не дождаться.
* * *
Клара не спала. Ну разве что забылась на секунду. Она поднялась с постели, подошла к окну и выглянула в сад. Кусты роз, пурпурные клематисы, прудик с плакучей ивой, плавающие по нему утки не зачаровали ее, как в тот раз, когда она проснулась в этом номере после их первой ночи. Гостиницу они выбирали вместе, им хотелось прожить как чудо предстоящее им событие. И оно стало чудом.
Уйдя от Габриэля, гневная, обиженная, Клара растерялась. Не знала, куда пойти, что делать. Она не хотела идти к Сабрине, своей подруге, не могла поехать к матери. У нее не было желания делиться своей бедой, не было сил ее прятать. Она брела с полными слез глазами по городу, пока не наткнулась на рекламу, которая напомнила ей о гостинице. Наверное, глупо было искать утешения там, где все и начиналось. Но Клара, ни секунды не думая, поддалась возникшему порыву. Быть может, подсознательно она хотела воскресить в себе пережитые чувства, почерпнуть в них энергию и уверенность, которых ей так сейчас недоставало.
Зазвонил телефон. Габриэль уже не раз пытался ей дозвониться, но она не брала трубку. Они с Сабриной, которую Габриэль поднял по тревоге, оставляли ей сообщения. На экране появилось имя брата, и Клара нажала на клавишу.
— Кевин?
— Ты где? — не тратя лишних слов, спросил тот.
— А почему ты спрашиваешь?
— Твой парень обзвонился. Оставил сто сообщений. Пишет, что тебя ищет. Ты с ним порвала?
— Мы поссорились.
— И ты слиняла?
— Да.
— Класс! — обрадовался Кевин. — Сейчас у Сабрины?
— Нет, в гостинице за городом.
— Он здорово волнуется, — насмешливо сообщил Кевин.
— Я этого не хотела. Мне нужно подумать на свободе.
— У тебя проблемы?
— Нет, сердце мое, — ответила Клара, не желая пускаться в объяснения.
— Не называй меня «сердце мое», я же не младенец.
— Ты мой любимый маленький братик.
— Что? Решила наконец бросить своего олуха?
Клара помертвела при одной только этой мысли.
— Почему ты его так не любишь? — спросила она, чтобы не отвечать.
— Не знаю. Думаю, меня бесит его самодовольный мажорский вид, когда он с тобой появляется.
— Неправда, он совсем не такой.
— Значит, бесят прикид, тачка. Он выпендрежник. Берет от жизни все, но не потому, что заслужил, а потому, что у предков полно бабла.
— Ты не прав, Кевин. Габриэль трудяга. Он очень хорошо учился. Тебе просто завидно, что у него все есть.
— Нет, дело не в этом.
— Ну, значит, ты ревнуешь, что теперь не единственный мужчина в моей жизни, — пошутила Клара.
— Что за пурга! Просто ты с ним не будешь счастлива, вот и все. Он другой, не такой, как мы.
С этим Клара не могла не согласиться.
— Я и сама иной раз так думаю, — призналась она.
— Ну вот видишь, ты со мной согласна.
— Мы из разных миров, и мне кажется, он когда-нибудь от меня устанет.
— Ты из-за этого напряглась?
— Да… И еще есть причина…
— Переживаешь?
— Да… Немного. Но ты меня знаешь, я справлюсь.
— Да, я тебя знаю.
— А у тебя как дела? Нашел работу?
— Если дело дошло до меня, предпочитаю попрощаться.
— Скажи все-таки.
— У меня есть планы.
— Планы… — повторила она грустно.
— Ладно, пока! Вечерком созвонимся.
Клара хотела еще что-то сказать, но Кевин повесил трубку.
За окном молодая пара уселась за столик на берегу пруда и принялась за завтрак. Молодой человек взял девушку за руку, поцеловал ее. Она ласково провела рукой по его щеке, взяла тост, намазала маслом, конфитюром и протянула ему. Клара печально улыбнулась, глядя на них. Конечно, это влюбленные, они недавно вместе и полны нежности друг к другу. Может быть, и эти молодые люди, как год назад они с Габриэлем, проснулись после первой ночи любви, ощутив в себе страсть, смешанную со стыдливостью, которая рождается от чувства, что ты отдал все, открыл все и ничего не потерял. Будут ли они так же влюблены друг в друга спустя год? Может быть, судьба посылает ей знак, что пора перевернуть страницу, потому что счастливый период в ее жизни окончился?
Парочка с улыбкой обернулась. Молодые люди говорили с кем-то, кого Клара не видела. Потом появился малыш, бегом бросившийся в объятия к молодой женщине.
По Клариной щеке скатилась слеза.
* * *
Габриэль не пошел обедать с друзьями. Ему трудно было сохранять беззаботный вид, он думал только о Кларе. Она не отвечала на звонки, игнорировала сообщения. Габриэль немного прошелся по улице и, устроившись на террасе кафе, заказал эспрессо. Ему хотелось уловить в окружающей суете эхо соответствия, обнаружить в обыденности щемящую трещину, сродни той, что прошла через его сердце. Но земля продолжала вертеться, безразличная к его заботам. Вся его утренняя деятельность: летучка, переговоры, телефонные звонки — рутина, в которую он обычно погружался с удовольствием, казалась ему отвратительной. Когда он закрылся у себя в кабинете и попытался работать, у него ничего не получилось — мозг отказывался сосредоточиться.
Не могла их любовь закончиться нелепой ссорой, сути которой он не понимал. Такого быть не могло. Ему хотелось верить, что эта ссора — случайность. Или в худшем случае — первый кризис, неизбежный в совместной жизни.
И вот он, с его-то быстрой реакцией, с умением устранять проблемы своих клиентов, находить удачные решения, сейчас безоружен, вынужден ждать, когда отзовется Клара.
— Можно?
Габриэль поднял глаза. Перед его столиком стоял Люка. Он улыбался, но при этом пристально вглядывался в Габриэля, стараясь понять причину его озабоченности. Не дожидаясь неизбежно положительного ответа, Люка занял место напротив.
— И что? — начал он.
— Что — что?
— Что случилось? С чего вдруг такая мрачность?
Люка был самым ярким из друзей Габриэля. Живой ум, потрясающая работоспособность помогли ему занять один из самых высоких постов. Габриэля поражали чуткость и участливость Люка — удивительные качества, несовместимые с его высоким статусом. По принятым в фирме правилам Люка, поднимаясь по лестнице успеха, должен был становиться все отстраненнее и холоднее. Но он оставался прежним. Сделавшись компаньоном, он по-прежнему интересовался своими сотрудниками, расспрашивал о членах семьи, уик-эндах, вникал в неурядицы, если люди ими делились. Сын родителей с очень скромными возможностями, Люка волей и трудом пробился в первые ученики лучшей из коммерческих школ и чувствовал себя обязанным расплатиться за свою удачу. Габриэль быстро с ним подружился. Он всегда восхищался путем отца, Люка проделал такой же.
Люка заказал себе пиво, положил локти на стол и наклонился к Габриэлю, словно собирался выслушать его признания.
Габриэль нелегко шел на откровенность, но и врать тоже не умел. А сейчас ему даже хотелось выразить словами гнетущую его тоску.
— У нас с Кларой произошла ссора, — начал он.
— Серьезная?
— Да. То есть я не думаю, что очень. Все началось как самый обычный разговор. А потом — я даже не понял, по какой такой причине, — она вспыхнула и ушла посреди ночи. Где она, я не знаю. Она не отвечает на мои звонки.
Люка задумчиво покачал головой.
— А из-за чего конкретно произошла ссора?
— Из-за… помолвки. Клара никогда о ней не заговаривала, а тут вдруг неожиданно захотела узнать, собираюсь ли я жить с ней всю жизнь.
— А что в последнее время происходило?
— Ничего. Я чувствовал, что она в напряжении, что беспокоится, но в общем-то ничего. Клара не любит выставлять напоказ свои чувства. И от других тоже этого не требует.
— Мне-то кажется, она прячет свою чувствительность, не хочет быть уязвимой, — заметил Люка.
— Но между нами все было безоблачно!
Люка поморщился, давая понять, что не принимает всерьез реплику Габриэля. Лицо у него было очень серьезное, он хотел найти настоящий ответ.
— Рассмотрим сначала проблему в целом. Мужчины и женщины принципиально отличаются друг от друга. Мы движемся, опустив голову, нацелены на настоящее. Женщины же движутся, высоко подняв голову, впившись взглядом в будущее, ища в настоящем знаки, которые позволят его предугадать и приготовиться к нему. Они смотрят дальше нас. Чаще всего они априори ощущают себя будущими женами и матерями. Мы же становимся мужьями и отцами силой обстоятельств и зачастую обнаруживаем полную неспособность взять на себя эти роли и ответственность за них.
— Согласен. Но с чего вдруг взрыв? — Габриэль недоумевал. — Мы говорили об этом в первый раз. Можно же обдумать все не спеша, Клара могла помочь мне идти по этой дороге.
— Вы никогда не говорили об этом вслух, но Клара наверняка подмечала всякие детали, истолковывала жесты, поступки. У вас были какие-то болезненные точки?
— Можно сказать и так. Она до сих пор не знакома с моими родителями.
— Твои родители не знают, что ты живешь с Кларой?
— Знают, но не хотят ее принять. Они достаточно старомодны, всегда руководили моей жизнью и считают, будто им известно, что для меня хорошо и что плохо.
— Клара… недостаточно хороша для них, — сделал вывод Люка.
— Она не соответствует образу невестки, о которой они мечтают, — уточнил Габриэль.
— Понимаю. Идеальная невестка должна быть из хорошей семьи. Лучше, если из семьи их круга.
— Да, что-то в этом роде. Я их не осуждаю, не злюсь на них. Их так воспитали. Так тогда всех воспитывали.
— И ты не настаивал на их знакомстве с Кларой?
— Причина в другом. Я боюсь, что они помешают моему счастью с Кларой, — признался Габриэль.
— Ты уверен, что это единственная причина? Уверен, что сам не зависишь от своего консервативного воспитания?
Габриэль нахмурился.
— Что ты хочешь мне приписать? Что я не уверен в своей любви к Кларе?
— Да, немного. Сознательно или подсознательно.
— Нет, этого не может быть, — оскорбился Габриэль.
— Тогда что тебе мешает строить планы на будущее? Настоять на своем выборе? Поговорить с родителями?
— Я жду, когда представится случай. И в самые ближайшие дни он представится: родители будут на свадьбе Артура и Луизы.
— Ясно. И ты опасаешься их реакции?
— Да, боюсь, — признался Габриэль. — Мне бы очень хотелось, чтобы все обошлось помягче. Я отношусь к ним с уважением.
— А что Клара? Разве с ней не нужно быть предельно искренним?
— Разумеется. А к чему твой вопрос?
— К тому, что ты позволил недосказанностям проникнуть в ваши отношения. Клара истолковывает твои умолчания, твои подтексты и снимает собственный фильм.
— И что, по-твоему, мне делать?
— Поговорить с ней, точно так же, как ты поговорил со мной. Объяснить свои сомнения, опасения. Она поймет тебя. И так же вести себя с родителями.
Габриэль обхватил голову руками и глубоко вздохнул. Если он мог себе представить, что открывает душу Кларе, то с родителями такая откровенность завела бы его в тупик.
— Знаешь, я выработал для себя одно правило, — доверительно произнес Люка. — Если ум не в силах принять решение, если тонешь в сомнениях и неопределенности, уцепись за неопровержимую для тебя истину и доверься ей.
— Неопровержимую?
— Да. Что на сегодняшний день для тебя главное?
— Не потерять Клару!
— Значит, ты знаешь, что тебе делать.
* * *
Габриэль достал мобильник и принялся писать эсэмэску. Он лихорадочно строчил, не чувствуя в душе большой уверенности. Осталось ли у него право воспользоваться игрой, которая сопровождала их любовь, когда сама любовь под угрозой? Но он тут же прогнал сомнения. Клара должна ему ответить! Он не вынесет еще одной ночи вдали от нее.
Нет, не уходи.
Нужно позабыть,
Можно позабыть
Все, что позади.
Позабыть про мрак
Бесполезных ссор…
* * *
Клара улыбнулась. Трудно было отнестись серьезно к посланию Габриэля. Но после множества утренних звонков он внезапно замолчал, и Клару его молчание беспокоило. Может, он смирился с тем, что они больше не увидятся? Может, ее уход так подействовал на него, что он усомнился в ней и вообще в их любви? Ведь все, что произошло, произошло из-за нее… Необходимость подтолкнула ее, и она ускорила ход событий…
«Любовь может убедить тебя в одном, а может совершенно в противоположном, — размышляла Клара. — Передышка способна задуть пылающий огонь, и вот ты уже видишь все в другом свете: то, что раньше казалось малодушием, теперь представляется мужеством, правда видится ложью, жертва палачом, а потом наоборот».
Эсэмэска была легковесной, но было понятно, что Габриэль ждет ее, что он ее любит.
Телефон сообщил о новом послании.
Да, глупо. Но на большее сейчас не способен. Песню передавали по радио, и я чуть не расплакался. (Расплакался, но ни за что не сознаюсь.)
* * *
Он взял ее за руку — первое робкое сближение, на которое согласилась Клара. Она сама еще не знала, как вести себя после бегства.
Отдаться на волю чувств? Сбросить ледяную маску, которой она вооружилась, чтобы еще немного продержать оборону? Но, увидев расстроенное лицо Габриэля, ощутив его беззащитность, Клара прониклась сочувствием. Он был уже не уверенным в себе мужчиной, а мальчуганом, нуждавшимся в любви. Она любила обоих, и мужчину, и мальчугана. Ее тронуло то, что он ей говорил, тщательно подбирая слова, с трудом выдавливая из себя фразы, словно продвигался в темноте, боясь свалиться в пропасть.
Габриэль поцеловал руку Клары и наклонился над столом, чтобы быть к ней ближе.
— Помнишь мою историю о двух речках, которые должны слиться? Ты еще над ней так смеялась…
— Помню, — отозвалась она удивленно.
— У меня есть еще одна.
— Пожалуйста, пощади! — воскликнула она, но улыбнулась.
Габриэль набрал в грудь воздуха и продекламировал, как очень плохой актер:
— Будущее — океан, я исследую не спеша его берег, набираясь мужества войти и поплыть. Мне хочется качаться на волнах, хочется, чтобы они баюкали меня. Не бросайся в океан одна, не отдаляйся от меня. Если поплывешь, я, наверное, брошусь тебя догонять. И возможно, захлебнусь раньше, чем догоню. Или останусь на берегу, буду сидеть и ждать твоего возвращения — я не знаю. Но будь уверена: если ты меня подождешь, если мы подготовим наше путешествие, то пустимся в плавание вместе.
— Да-а, — не могла не улыбнуться Клара, — таланта бездна. И где ты только нашел такого скверного писателя?
— Это я сам написал, а потом выучил, — признался Габриэль, опустив глаза и изобразив предельную скромность, обрадованный донельзя, что Клара немного оттаяла.
— И ты всерьез думал таким образом меня убедить?
— Нет, я надеялся тебя рассмешить. И рассмешил, — объявил он торжествующе.
— Я тебя ненавижу, — сообщила Клара, сдаваясь.
— Я тебя тоже очень люблю. Значит, посидим вместе на песке, посмотрим на волны…
Клара снова рассмеялась.
— И что я, по-твоему, должна сейчас делать?
— У тебя есть выбор: ты можешь поцеловать меня сама или позволить мне тебя поцеловать.
— Предложение не работает.
— Жаль, пропадает заранее подготовленный экспромт.
— А что ты приготовил на случай, если я вдруг встану и уйду?
— Кое-что приготовил.
— Телефон!
Телефон Клары запиликал, сообщая о послании. Габриэль кивнул: читай, мол. Клара недоуменно нахмурила брови. Он поднял руку, которую держал под столом, и показал мобильник.
— Ты?
— Да. Эсэмэска была готова, оставалось только послать.
Клара взяла телефон и открыла сообщение.
Слова не приходят на ум,
Как мне сделать так,
Чтоб ты поняла — я люблю тебя.
Клара больше не сдерживалась, она откровенно смеялась.
— Нет, с чужими песнями у тебя нет шанса.
— Когда упустишь единственный шанс на счастье, трудно найти тот, что его вернет.
— Не продолжай! Лучше не надо. — Клара сделала вид, что ей претят банальности.
— Или ты меня поцелуешь, или я буду продолжать. Поверь, у меня еще много чего в запасе. И одно хуже другого. Тебя не было целые сутки, я успел достаточно написать.
* * *
Клара провела рукой по волосам Габриэля. Потом, водя указательным пальцем, стала рисовать его портрет: высокий лоб, прямой нос, губы пухлые, почти женские, твердый мужской подбородок… К покою примирения примешивалось давящее чувство неудовлетворенности. Даже что-то худшее: предчувствие беды. Клара старалась прогнать его и вздыхала.
— Тяжело дышишь? Виной моя внешность?
— Ты красивый. Сам знаешь.
— Я и говорю, дух захватывает от красоты!
Она хотела улыбнуться и не смогла.
— Габриэль… Мне кажется, нам не стоит идти на эту свадьбу, — прошептала она с тревогой.
— Не-не-не! — замахал он руками. — К прошлому нет возврата.
— Это не прошлое. Я совсем о другом. Говорю, что не надо туда идти — и все.
— Но почему?
— Не знаю… Чувствую, а определить не могу…
— Из-за моих родителей?
— Не только.
Конечно, причина в родителях, кто бы сомневался. Клара боится встретиться лицом к лицу с четой Сансье. Главным образом с матерью. Она о ней немало наслышана и, поскольку ее фотографий у него нет, воображает властной матроной с суровым пронизывающим взглядом и поджатыми губами. Из тех, что могут одной фразой смешать с землей.
— У меня дурное предчувствие, Габриэль, — призналась Клара и приподнялась на локте.
— Что ты говоришь? С каких пор ты стала суеверной?
— Мы получили приглашение и поссорились. Мне кажется, эта свадьба… принесет нам несчастье. Мы могли бы… найти какой-нибудь предлог…
— Исключено! Я не могу так поступить с Артуром и Луизой.
— Тогда иди один.
— И это исключено. Я не хочу идти туда без тебя, — поспешно сказал он.
Габриэль уже привык к налетающей порой на Клару мрачности. Это происходило внезапно, без видимых причин, к счастью, ненадолго. Он решил списать это на прошлое, о котором она никогда не говорила.
— Вот увидишь, все будет хорошо, — уверил он ее.
Она поцеловала его и прилегла, но на сердце оставался камень. А сказать больше было нечего. Сейчас она постарается заснуть, доверит свою тревогу ночи. Кто знает, может, завтра проснется с легким сердцем? Но Клара не сомневалась, что тяжесть никуда не денется. Отравляла ей счастье ее тайна, поутру она будет, как всегда, ждать ее. И еще это странное предчувствие. Скорее переплетение смутных неприятных ощущений, заставляющих представлять себе будущее совсем уж мрачно. До сих пор предчувствия ее не обманывали. Сейчас она предчувствовала катастрофу. Наверное, потому и убежала — хотела обмануть судьбу.
Но Клара запрещала себе обозначать словами пугающую ее неотвратимость, не хотела укоренить ее в реальности. Но отмахнуться от нее тоже не могла.
Конец их любви близок.
