Книга: Стихи. Сказки. Басни. Пьесы
Назад: Суеверный Трусохвостик (Повесть-сказка)
Дальше: Сказки-пьесы

Басни

Почему мыши котов не обижают

Было это в давние-предавние времена…
Вернулся как-то поздно домой Мышонок и рассказывает:
— Только что нос к носу с соседским котом столкнулся!
Заволновались мыши:
— Ну и что? Рассказывай! Дальше что?
— Столкнулись мы лбами, — продолжал Мышонок, — ну и…
— Какой ужас! Ну и что дальше? — не терпелось узнать мышам.
— Понимаете… — вздохнул Мышонок и закатил глазки. — Такая ночь!.. Облачка по небу бегут… звёздочки горят… луна светит… ветерок тёплый веет… и настроение у меня было такое чудесное, такое хорошее, что…
— Что? Что? Говори скорее! Не тяни!
— …что я кота даже пальцем не тронул! Пусть себе живёт! — закончил свой рассказ Мышонок.
— Ах! Ах, как трогательно! — запищали мыши. — И мы тоже никогда не будем обижать котов и кошек!..
Так возникла эта красивая легенда.
С тех давних пор мыши никогда не обижают котов и кошек.

Хочу бодаться!

Это было ужасно приставучий Козлёнок с крохотными рожками. Делать ему было нечего, вот он и приставал ко всем:
— Хочу бодаться! Давай бодаться!..
— Отстань от меня! — сказал Индюк и важно отошёл в сторону.
— Давай бодаться! — пристал Козлёнок к Поросёнку.
— Отвяжись! — ответил Поросёнок и зарылся пятачком в землю.
Подбежал Козлёнок к старой Овце:
— Давай бодаться!
— Отойди от меня! — попросила Овца. — Оставь меня в покое. Не к лицу мне с тобой бодаться!
— А я хочу! Давай пободаемся!
Промолчала Овца и сама отошла в сторону.
Увидел Козлёнок Щенка.
— А ну! Давай бодаться!
— Давай! — обрадовался Щенок и больно укусил Козлёнка за ногу.
— Постой! — заплакал Козлёнок. — Я хочу бодаться, а ты что делаешь?
— А я хочу кусаться! — ответил Щенок и ещё раз укусил Козлёнка.

Жадный Заяц

Заприметил Заяц в дупле пчелиный улей. Решил медком посластиться. Раздобыл большую кадушку.
Пошёл в лес. По пути Медведя встретил.
— Куда ты, Косой?
— За мёдом, Косолапый! Я улей в лесу нашёл.
— Возьми меня с собой.
— Не возьму! Мне одному мало будет.
— И пчёлкам ничего не оставишь?
— А зачем им? Они себе ещё насобирают…
Полез Заяц в дупло. За мёдом. Забила тревогу сторожевая пчела.
Напали пчёлы всем роем на незваного гостя. И досталось же ему от пчёл! Уж так они его отделали, так нажалили, что он едва ноги унёс.
— Больно ты, Косой, бессовестный, — сказал Медведь. — Пошёл бы ты за мёдом с кружкой, глядишь, пчёлы тебя бы и не тронули. Они народ добрый!
— Хотел бы я посмотреть, как они тебя с кружкой встретят!.. — простонал Заяц.
Взял Медведь небольшую кружку и полез в дупло. Забила тревогу сторожевая пчела. Налетели пчёлы на Медведя и давай жалить. Хуже Зайца искусали.
— Всё дело ты мне испортил! — сказал Медведь Зайцу. — Не полезь ты к ним со своей кадушкой, они бы меня с кружкой не тронули… Вот что значит жадность!

Услужливый

Устал Лось бродить по лесу и захотел отдохнуть. Прилёг он на полянке и попросил Зайца:
— Сделай одолжение — разбуди меня через полчасика!
Засуетился Заяц: ведь сам Лось попросил его об одолжении…
— Спи-спи! Обязательно разбужу! — пообещал он.
Лось потянулся и закрыл глаза.
— Может, тебе сена подстелить? — предложил Заяц.
Притащил клок сена и давай его Лосю под бок пихать.
— Спасибо, не надо! — сквозь сон сказал Лось.
— Как — не надо? На сене-то, поди, мягче будет!
— Ладно, ладно… я спать хочу…
— Может, тебе перед сном напиться принести? Тут ручей неподалёку. Я мигом сбегаю!
— Да нет, не надо… я спать хочу…
— Спи-спи! Хочешь, я тебе сказку на ухо расскажу? Скорей уснёшь! — не унимался услужливый Заяц.
— Да нет же… спасибо… я и так засну…
— А может, тебе рога мешают?!
Вскочил Лось на ноги и, зевая, поплёлся прочь.
— Куда же ты? — удивился Заяц. — Ведь ещё и двадцати минут не прошло!

Экзамен

Расхвастался Попугай:
— Я умею говорить по-человечьи! Больше вы не услышите от меня ни одного слова на птичьем языке!
— Ах, ах! — разахались трясогузки. — Какая умница! Он будет говорить только по-человечьи! Он презирает птичий язык!
— Он умеет говорить по-человечьи? — переспросил старый Ворон. — Ну что ж! Это неплохо! Но это ещё не значит, что он умнее всех! Я тоже знаю несколько человечьих слов, но я не считаю себя мудрецом!
— А вы поговорите, поговорите с ним по-человечьи! — заверещали трясогузки. — На птичьем языке он и разговаривать с вами не станет. Сами увидите!
— Попробуем! — сказал Ворон и перелетел туда, где сидел важный попугай.
— Здравствуйте! — представился Ворон на чистом человечьем языке. — Здрррравствуйте! Я — Ворон!
— Попка-дурак! Попка-дурак! — важно ответил ему Попугай тоже по-человечьи. — Попка-дурак!
— Вы слышите? — восхитились трясогузки. — Он вас убедил?
— Да! — сказал Ворон. — Я с ним согласен!

Ошибка

Прибежал как-то Заяц к Журавлю.
— Журавушка, дорогой! Ты хорошо зубы лечишь, вставь мне, пожалуйста, зубы!
— Да они у тебя хорошие!
— Хороши, да малы! Вставь мне львиные клыки!
— Зачем тебе клыки?
— Я с Лисой рассчитаться хочу! Надоело мне от неё бегать, пусть она от меня побегает!
Улыбнулся Журавль и вставил Зайцу искусственные зубы — два львиных клыка. Совсем как настоящие! Страшно смотреть!
— Вот здорово! — воскликнул Заяц, посмотрев на себя в зеркало. — Побегу Лису искать!
Бежит Заяц по лесу — Лису ищет, а она сама ему навстречу из-за кустов выходит. Увидел Заяц Лису и бросился от неё наутёк. Прибежал к Журавлю — дрожит, трясётся от страха.
— Жу-жу-ра-равушка, дорогой! Замени клыки!
— А эти чем плохи?
— Не плохи, да малы! Против Лисы не годятся! Может, у тебя какие побольше есть?
— Не поможет! — ответил Журавль. — Ошибся я, Косой! Надо было тебе сердце заменить: твоё, заячье, выкинуть, а львиное поставить!..

Зеркало

Жил-был один Носорог. Он имел привычку над всеми издеваться.
— Горбун! Горбун! — дразнил он Верблюда.
— Это я горбун? — возмущался Верблюд. — Да будь у меня на спине три горба, я был бы ещё красивей!
— Эй, толстокожий! — кричал Носорог Слону. — Где у тебя нос, а где хвост? Что-то я не разберу!
— И чего это он ко мне пристаёт? — удивлялся добродушный Слон. — Хоботом своим я доволен, и он вовсе не похож на хвост!
— Дяденька, достань воробушка! — смеялся Носорог над Жирафом.
— Сам-то больно хорош! — откуда-то сверху отвечал Жираф.
Однажды Верблюд, Слон и Жираф достали зеркало и пошли искать Носорога. А тот как раз к Страусу приставал:
— Эй ты, недощипанный! Голоногий! Летать не умеешь, а птицей называешься!
От обиды бедный Страус даже голову под крыло спрятал.
— Послушай, друг! — сказал Верблюд, подойдя поближе. — Неужели ты сам себя красавцем считаешь?
— Конечно! — ответил Носорог. — Кто же в этом сомневается?
— Ну тогда посмотри на себя! — сказал Слон и протянул Носорогу зеркало.
Посмотрел Носорог в зеркало и захохотал:
— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Что это ещё за уродина на меня смотрит? Что у него на носу? Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!
И пока он смеялся, глядя на себя в зеркало, Слон, Жираф, Верблюд и Страус поняли, что Носорог просто глуп как пробка. И они перестали обижаться.

Аисты и лягушки

Поспорила Лягушка с Аистом:
— Кто красивее?
— Я! — уверенно сказал Аист. — Посмотри, какие у меня красивые ноги!
— Зато у меня их четыре, а у тебя только две! — возразила Лягушка.
— Да, у меня только две ноги, — сказал Аист, — но они у меня длинные!
— А я квакать умею, а ты нет!
— А я летаю, а ты только прыгаешь!
— Летаешь, а нырять не можешь!
— А у меня есть клюв!
— Подумаешь, клюв! На что он нужен?!
— А вот на что! — рассердился Аист и… проглотил Лягушку.
Не зря говорят, что аисты глотают лягушек, чтобы понапрасну с ними не спорить.

Белые перчатки

Раздобыл где-то молодой ленивый Грач пару белых перчаток. Кое-как натянул их на лапки и задрал клюв:
— Вот я какой!..
Полетели утром птицы на работу: жучков, паучков и мошек в лесах и на полях собирать. Грач дома остался.
— Летим с нами! — кричали птицы, пролетая мимо.
— Летите, летите! — отвечал им Грач. — Разве вы не видите, что я в белых перчатках? Не могу же я их замарать!
Наработались птицы в лесах и на полях, сами досыта наелись, прилетели домой птенцов кормить.
— А мне? — крикнул Грач. — Накормите меня! Я голодный! Весь день ничего не ел!
— Как же ты будешь есть в белых перчатках? Ты их запачкаешь!
— А вы мне прямо в рот кладите — я буду жевать!
— Ну нет! — отвечали птицы. — Ты уже давно не птенчик! Ты уже носишь белые перчатки!
Разлетелись птицы по своим гнёздам, перед сном песни пропели и легли спать. А Соловей-соловушка, так тот даже ночью пел — так славно он потрудился за день.
Только Грач да старый Филин не спали. Филин мышей ловил, а Грач в гнезде ворочался. Ворочался, ворочался, а потом взял и съел одну белую перчатку. Голод — не тётка!

Заячье горе

Жил среди зайцев один Заяц. Многие зайчихи на него заглядывались: быстрее его никто в поле не бегал! Кажется, жить бы ему да радоваться, но… Заяц мучительно завидовал Черепахе.
«Вот живёт! Вот живёт! — думал Заяц. — Собственную нору на спине носит! Втянула голову и ноги — и уже дома. Да ещё какая нора! Крепкая, как камень, и с узорчиком. Эх, и повезло же глупой Черепахе!..»
И всюду-то Заяц поносил Черепаху, и всюду-то её ругал, рассказывал про неё всякие небылицы, смеялся над ней. От зависти даже расхворался.
— Что с тобой? — спросила Зайца Белочка. — С чего чахнешь?
— Из-за проклятой Черепахи, — ответил Заяц. — Просто видеть её не могу, до чего она меня раздражает! Какую нору на спине носит! С узорчиком…
А Черепаха больше, чем кому-либо, завидовала Зайцу, который умел так быстро бегать.

Пеликанье воспитанье

Два медвежонка возвращались домой с рыбалки и встретили по дороге Пеликана.
— Смотри, Пеликаша, сколько мы рыбки наловили! Приходи к нам в гости, к обеду. На славу угостим!
— Приду! — сказал Пеликан.
И пришёл. Сел к столу.
— Не стесняйся, Пеликаша! Ешь на здоровье! — угощали гостя медвежата. — Рыбки много — всю не съедим!
Но через минуту рыбки как не бывало: вся она исчезла у Пеликана в глотке.
Облизнулись медвежата.
— Как вкусно! Мы, кажется, ещё бы съели. А ты бы ещё съел? — спросил у Пеликана один из медвежат.
— Да! — открыл свой большой клюв Пеликан, и при этом у него изо рта выскочила одна рыбка.
— Так кушай ещё! — насмешливо сказали медвежата. — Вот как раз ещё одна рыбка!..
Больше почему-то медвежата к обеду Пеликана не приглашали. Кстати, Пеликан так до сих пор и не понял — почему?

Портрет

Написал Заяц-художник портрет Тигра. Очень удачный портрет получился. Тигру понравился.
— Как живой! Лучше, чем фотография.
Увидел работу Зайца старый Осёл. И заказал свой портрет. Взялся Заяц за кисть и краски. Через неделю заказ был готов. Посмотрел Осёл на свой портрет и рассердился:
— Не то нарисовал, Косой! Совсем не то! И глаза не такие! Этот портрет мне не нравится. Ты меня как Тигра нарисуй!
— Ладно! — сказал художник. — Будет сделано!
Взялся Заяц за кисть и краски. Изобразил Осла с раскрытой пастью, из которой страшные клыки торчат, вместо ослиных копыт когти нарисовал. И глаза выразительные, как у Тигра.
— Совсем другое дело! Теперь мне нравится! — сказал Осёл. — С этого надо было начинать!
Взял Осёл свой портрет, вставил его в золотую раму и понёс всем показывать.
Кому ни покажет, всем нравится!
— Ну и портрет! Ну и Заяц-художник! Талант!
Повстречал Осёл Медведя. Показал ему портрет.
— Похож?
— На кого? — спросил Медведь.
— На меня! — ответил Осёл. — Это же я! Не узнал?
— Кто же это тебя так изуродовал? — покачал головой Медведь.
— Ничего ты не понимаешь! Все говорят, что я очень похож! — возмутился Осёл и, не сдержавшись, лягнул Медведя.
Рассвирепел Медведь. Вырвал у Осла портрет да как двинет им по Ослиной морде… Порвал Осёл мордой холст и выглянул из золотой рамы.
— Вот теперь ты похож! — проворчал Медведь.

Просчитался

Жил-был в своём логове один Волк. Своё жилище он никогда не чинил и не чистил. Оно было грязное, старое — того гляди, развалится!
Проходил как-то мимо Волчьего логова Слон. Едва-едва задел за крышу, она и покосилась.
— Прости меня, пожалуйста, дружище! — сказал Слон Волку. — Я ведь нечаянно! Я её сейчас починю!
Слон был на все руки мастер и не боялся работы. Взял он молоток, гвозди и починил крышу. Стала крыша крепче, чем была.
«Ого! — подумал Волк. — Да он меня, видать, испугался! Сперва передо мной извинился, потом сам мне крышу починил. Заставлю-ка я его поставить мне новый дом! Раз боится, значит, послушается!»
— Стой! — закричал он на Слона. — Ты что же это? Ты думаешь, от меня так легко отделаться? Своротил мне крышу набок, кое-как её гвоздиками приколотил и хочешь удрать? Изволь построить мне новый дом! Да поживей, а то я тебя так проучу, что ты своих не узнаешь.
Ничего не ответил Слон, услышав такие слова. Он легко схватил Волка поперёк живота и швырнул его в яму с гнилой водой. А потом сел на Волчий дом и раздавил его.
— Вот тебе новый дом! — сказал Слон и ушёл.
— Ничего не понимаю! — удивился Волк, придя в себя. — То он меня боялся, прощения просил, а потом так поступил… Ничего не понимаю!
— Дурачина ты! — прокаркал старый Ворон, который всё это видел. — Ты просто не видишь разницы между трусостью и хорошим воспитанием!

Волшебное слово

— Теперь я сильнее всех! — сказал однажды Заяц.
— Ну уж и сильнее? — усомнилась Зайчиха.
— Не веришь? Хочешь, я сейчас Кабану пинка дам?
— Одумайся! — испугалась Зайчиха.
— Ничего он мне не сделает! Я такое волшебное слово знаю!
Подошёл Заяц сзади к Кабану и дал ему пинка. Рассвирепел Кабан. Обмерла от страха Зайчиха, глаза закрыла… А Заяц спокойно лёг на землю, лапки кверху поднял и закричал:
— Признаю свою ошибку! Лежачего не бьют!
Задумался Кабан… Ладно, коли так… Не тронул Зайца, отошёл.
— Во! Видала?! — сказал Заяц Зайчихе.
— Герой! — даже задохнулась от восторга Зайчиха. — Герой!!!
Совсем обнаглел Заяц. Ходит с Зайчихой по лесу, всем направо и налево пинки раздаёт… И ничего! Помогает волшебное слово!
Вот шли они как-то опушкой, видят: сидит Медведь на пеньке, морковку ест.
— Как мне хочется морковки… — мечтательно сказала Зайчиха.
— Морковки? Сейчас будет!
Подошёл Заяц к Медведю, дал ему пинка и вырвал морковку. Промолчал Медведь, только поднялся на задние лапы и взял прут.
— Стой! — закричал Заяц, повалившись на землю и поднимая кверху лапки. — Стой! Признаю свою ошибку! Лежачего не бьют!
— Знаю, — сказал Медведь. — А я тебя бить и не собираюсь. Я тебя высеку!..
И высек. Пребольно высек на глазах у Зайчихи.
Стыд-то какой!

Что Кошка о себе вообразила

Прослышала где-то Кошка, что Тигр и Пантера принадлежат к семейству кошек.
— Ого! — обрадовалась Кошка. — А я-то, дурочка, не знала, какая у меня родня! Ну, теперь я себя покажу… — И, не долго думая, она прыгнула на спину Осла.
— Это ещё что за новости? — удивился Осёл.
— Вези, куда прикажу. Вези и не разговаривай! Знаешь, кто у меня родственники? — воскликнула Кошка, сидя у Осла на загривке.
— Кто же? — поинтересовался Осёл.
— Тигр и Пантера, вот кто! Не веришь — спроси у Ворона.
Осёл спросил у Ворона. Тот подтвердил:
— Да, действительно кошка, тигр, барс, рысь, а также пантера и ягуар и даже лев — из семейства кошачьих!
— Теперь ты убедился? — воскликнула Кошка, вонзая когти в Ослиную гриву. — Вези!
— Куда? — спокойно спросил Осёл. — К Тигру или к Пантере?
— Не-е-ет! — неожиданно промяукала Кошка. — Вези меня к этим… как их… к ммм-мышам!..
И Осёл отвёз Кошку туда, где водились мыши.
Потому что Кошка — это всё-таки кошка.

Заячий мост

Повстречал Бык возле речки Зайца. Поздоровались.
— Куда это ты собрался? — спросил Заяц.
— Да вот хочу на ту сторону перебраться, — ответил Бык. — Где бы мне тут брод найти?
— А на что тебе брод? Вон мостик рядом!
— Как бы он подо мной не провалился! — сказал Бык и посмотрел на мостик, что был перекинут через речку.
— Смело иди! — посоветовал Заяц. — Он и не такого, как ты, выдержит!
Пошёл Бык по мостику. До середины не дошёл, как мостик под ним рухнул.
— Эх, ты! — сказал Бык, выбираясь на берег. — Посоветовал!.. Как я только ноги себе не переломал. Остался бы калекой!
— Просто непонятно! — пожал плечами Заяц. — Да я по нему взад-назад целый день бегаю — и ничего!..

Заяц-симулянт

Наступил как-то Медведь Зайцу на любимую мозоль.
— Ой, ой! — завопил Заяц. — Спасите! Умираю!
Испугался добряк Медведь. Жалко ему стало Зайца.
— Извини, пожалуйста! Я ведь не нарочно! Я нечаянно тебе на ногу наступил.
— Что мне от твоих извинений!.. — застонал Заяц. — Остался я теперь без ноги! Как я теперь прыгать буду!..
Взял Медведь Зайца и отнёс к себе в берлогу. Положил на свою койку. Стал Зайцу лапку перевязывать.
— Ой, ой! — громче прежнего завопил Заяц, хотя ему на самом деле было совсем не так больно. — Ой, ой! Я сейчас умру!..
Стал Медведь Зайца лечить, поить и кормить. Утром проснётся, первым делом интересуется:
— Ну, как лапка, Косой? Заживает?
— Ещё как болит! — отвечает Заяц. — Вчера вроде лучше стало, а сегодня так ломит, что и вовсе встать не могу.
А когда Медведь уходил в лес, Заяц срывал повязку с ноги, скакал по берлоге и распевал во все горло:
Мишка кормит, Мишка поит —
Ловко я провёл его!
А меня не беспокоит
Ровным счётом ничего!

Обленился Заяц, ничего не делая. Стал капризничать, на Медведя ворчать:
— Почему ты меня одной морковкой кормишь? Вчера морковка, сегодня опять морковка! Искалечил, а теперь голодом моришь? Хочу сладких груш с мёдом!
Пошёл Медведь мёд и груши искать. По дороге встретил Лису.
— Куда ты, Миша, такой озабоченный?
— Мёд и груши искать! — ответил Медведь и рассказал всё Лисе.
— Не за тем идёшь! — сказала Лиса. — Тебе за врачом идти надо!
— А где его найдёшь? — спросил Медведь.
— А зачем искать? — ответила Лиса. — Разве ты не знаешь, что я второй месяц при больнице работаю? Проводи меня к Зайцу, я его быстро на ноги поставлю.
Привёл Медведь Лису в свою берлогу. Увидел Заяц Лису — задрожал. А Лиса посмотрела на Зайца и говорит:
— Плохи его дела, Миша! Видишь, какой у него озноб? Заберу-ка я его к себе в больницу. У меня Волк по ножным болезням большой специалист. Мы с ним вместе Зайца лечить будем.
Только и видели Зайца в берлоге.
— Вот он и здоров! — сказала Лиса.
— Век живи — век учись! — ответил добряк Медведь и завалился на свою койку, потому что всё время, пока у него жил Заяц, сам он спал на полу.

Осёл и Бобр

Росло посреди полянки молодое, красивое деревцо. Бежал через полянку Осёл, зазевался и налетел со всего хода на это деревцо, да так, что искры из глаз посыпались.
Обозлился Осёл. Пошёл к реке, позвал Бобра.
— Бобр! Знаешь полянку, на которой одно деревцо растёт?
— Как не знать!
— Свали, Бобр, это деревцо! У тебя зубы острые…
— Это ещё зачем?
— Да я об него лоб расшиб — шишку себе набил!
— Куда ж ты смотрел?
— «Куда, куда»… Зазевался — и всё тут… Свали деревцо!
— Жалко валить. Оно полянку украшает.
— А мне бегать мешает. Свали, Бобр, деревцо!
— Не хочу.
— Что тебе, трудно, что ли?
— Не трудно, но не стану.
— Почему?
— А потому, что, если я его свалю, ты на пенёк налетишь!
— А ты пенёк выкорчуй!
— Пенёк выкорчую, ты в яму свалишься — ноги переломаешь!
— Почему?
— Потому, что ты Осёл! — сказал Бобр.

Не стоит благодарности

Тащил на себе старый Медведь здоровенное бревно. Замучился, присел на пенёк.
— Тяжёлое небось бревно-то? — спросил молодой Кабан, что неподалёку грелся на солнцепёке.
— Ух, и тяжёлое! — ответил Медведь, отдуваясь.
— И далеко ещё тащить?
— До самого леса.
— В такую жару! Поди, умаялся?
— И не спрашивай!
— Такое-то бревно вдвоём бы тащить!
— Ясное дело — вдвоём бы сподручнее было!
— Ну, я пошёл! — сказал Кабан, поднимаясь. — Желаю удачи! Да смотри не надорвись!
— Спасибо, — вздохнул Медведь.
— Не за что! — ответил Кабан.

Два толстяка и Заяц

Нашёл толстяк Бегемот в камышах брошенный кем-то старый автомобиль.
Позвал Бегемот Слона:
— Смотри, толстяк, какую я штуку нашёл! Что делать будем?
— Хорошая штука! — сказал Слон. — Давай его вытащим и к делу приспособим. Будем вдвоём кататься!
Откуда ни возьмись — Заяц.
— Добрый день, друзья! Что нашли? Автомобиль? Очень хорошо! А ну, взяли! А ну, еще разок!..
Вытащили толстяки машину из болота на сухой берег. Заяц в сторонке стоял — командовал.
Стали толстяки машину мыть, мотор заводить, шины надувать. Заяц в сторонке стоял — подсказывал.
Стали толстяки дорогу протаптывать, дорожные знаки расставлять. Заяц в сторонке стоял — указывал.
Стали толстяки в автомобиль садиться — поссорились: никак вдвоём на одно сиденье не сесть!
А Заяц опять тут как тут! Вскочил в машину и поехал, но…
Недалеко уехал Косой. Налетел на дерево. Машина — вдребезги. Сам едва уцелел.
Жалко толстяков, что зря потрудились. Машину жаль, что разбилась. А Зайца не жаль! Почему не жаль? Сами догадайтесь!

Захваленная певунья

Жила-была певунья, Канарейка. Жёлтенькая, с хохолком. Голосок у неё был небольшой, но славный — приятно было послушать, как она поёт. Её слушали и хвалили:
— Ах, какая способная!
— Какая талантливая!
А однажды она даже услышала такое:
— О несравненная!
Кто это произнёс, она так и не поняла, потому что, когда пела, по привычке закрывала глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы она окончательно зазналась.
Скоро все заметили, что Канарейка уже не поёт, а чирикает. И на неё перестали обращать внимание…
— Послушай, «несравненная»! — сказал ей однажды Воробей. — Если уж ты взялась чирикать, то подучись у меня. Я тебе с удовольствием помогу! Хорошо чирикать тоже надо уметь!

Друзья в походе

Сговорились Лиса, Бобр и Кабан пойти вместе в дальний поход: по лесам, по горам побродить, новые места посмотреть.
Собрались они и пошли. Шли, шли, дошли до речки. Через речку мостик перекинут. Втроём не пройдёшь, надо по одному перебираться.
— Ступай ты первый! — сказал Бобру Кабан. — Ты старше, тебе почёт!
— Правильно. Пусть Бобр первый идёт! — согласилась Лиса.
Бобр пошёл. Вдруг мостик под ним провалился. Бобр полетел в воду.
— Ах, беда! Беда! — завопила Лиса. — Кабан, прыгай в воду, спасай Бобра. Пропадёт наш Бобр! Скорей! Скорей!
— Сама за ним прыгай! — прохрюкал Кабан. — Я бы рад, да боюсь в холодной воде простудиться.
— Спасибо вам, я уж как-нибудь сам. Я ведь плаваю, — послышался из-под мостика голос Бобра.
Вылез Бобр на берег, откашлялся, отряхнулся.
— Вот и чудесно! — обрадовались Лиса и Кабан. — Пошли дальше.
— Ну нет! — твёрдо сказал Бобр. — С вами пропадёшь!

Осторожные Козлы

Забрался Хорёк в курятник, подкрался к спящему Петушку, накрыл его мешком, завязал и потащил в лес…
Бьётся Петушок в мешке, кричит что есть мочи. Тащит Хорёк добычу, а навстречу ему два Козла идут, бородами трясут.
Испугался Хорёк, бросил мешок и — в кусты…
Подошли Козлы.
— Никак, Петух кричал? — сказал один.
— Я тоже слышал, — сказал другой. — Эй, Петя! Где ты?
— Я здесь… в мешке… — отозвался Петушок. — Спасите меня, братцы!
— Как же ты в мешок попал?
— Накрыл меня сзади кто-то мешком и потащил. Спасите меня, голубчики!
— Вот оно что… Мешок, стало быть, не твой?
— Не мой! Развяжите мешок, братцы!
Задумались Козлы.
— Гм-м… Это, брат, не так просто… Дело-то вон как оборачивается! Мешок-то, выходит, чужой?
— Да-а-а… — замотал бородой второй Козёл. — Был бы твой мешок, мы бы тебя живо того… из него… согласно личной просьбе… А то чужой ведь мешок-то! Незаконно вроде без хозяина…
— Так меня же самого украли! Разве не ясно? — завопил Петушок.
— Так-то оно так… — сказал первый Козёл. — Но тут, брат, посоветоваться надо бы… согласовать…
— Вот кабы разрешение достать или указание получить, тогда бы мы тебя враз освободили! — подтвердил второй Козёл.
— Ну хоть отнесите меня к Полкану! — простонал Петушок. — Он поймёт!
— Чего ж тут не понять? — сказал первый Козёл.
— Отнести — дело нехитрое… А ну как нас спросят: «Куда это вы чужой мешок тянете?» А? Что тогда? — спросил второй Козёл.
— Точно, — согласился первый Козёл. — Доказывай потом, что ты с рогами, а не с горбом!
— Ну хоть сходите к Полкану, скажите ему, что я в беду попал! — взмолился Петушок. — А я пока в мешке подожду…
— Это можно, — согласились Козлы. — Правда, не по пути нам, но для тебя сделаем…
Ушли Козлы.
Остался Петушок в мешке на дороге.
Прибежал Полкан выручать Петушка. Прибежал, ан… уже ни мешка, ни Петушка!

Заяц и Черепаха

Однажды где-то под кустом
Свалила Зайца лихорадка.
Болеть, известно, как не сладко:
То бьёт озноб его, то пот с него ручьём,
Он бредит в забытьи, зовёт кого-то в страхе…
Случилось на него наткнуться Черепахе.
Вот Заяц к ней: «Голубушка… воды…
Кружится голова… Нет сил моих подняться,
А тут рукой подать — пруды!»
Как Черепахе было отказаться?..
Вот минул час, за ним пошёл другой,
За третьим начало смеркаться, —
Всё Черепаху ждёт Косой.
Всё нет и нет её. И стал больной ругаться:
«Вот чертов гребешок! Вот костяная дочь!
Попутал бес просить тебя помочь!
Куда же ты запропастилась?
Глоток воды, поди, уж сутки жду…» —
«Ты что ругаешься?» — Трава зашевелилась.
«Ну, наконец, пришла, — вздохнул
больной. — Явилась!» —
«Да нет, Косой, ещё туда-а иду…»

Я многих черепах имею здесь в виду.
Нам помощь скорая подчас нужна в делах,
Но горе, коль она в руках
У черепах!

Слон-живописец

Слон-живописец написал пейзаж,
Но раньше, чем послать его на вернисаж,
Он пригласил друзей взглянуть на полотно:
Что, если вдруг не удалось оно?
Вниманием гостей художник наш польщён!
Какую критику сейчас услышит он?
Не будет ли жесток звериный суд?
Низвергнут? Или вознесут?

Ценители пришли. Картину Слон открыл.
Кто дальше встал, кто подошёл поближе.
«Ну, что же, — начал Крокодил, —
Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу…» —
«Что Нила нет, в том нет большой беды! —
Сказал Тюлень. — Но где снега? Где льды?» —
«Позвольте! — удивился Крот. —
Есть кое-что важней, чем лёд!
Забыл художник огород». —
«Хрю-хрю, — прохрюкала Свинья, —
Картина удалась, друзья!
Но с точки зренья нас, свиней,
Должны быть жёлуди на ней».
Все пожеланья принял Слон.
Опять за краски взялся он
И всем друзьям по мере сил
Слоновьей кистью угодил,
Изобразив снега, и лёд,
И Нил, и дуб, и огород,
И даже — мёд!
(На случай, если вдруг Медведь
Придет картину посмотреть…)

Картина у Слона готова,
Друзей созвал художник снова.
Взглянули гости на пейзаж
И прошептали: «Ералаш!»

Мой друг! Не будь таким Слоном:
Советам следуй, но с умом!
На всех друзей не угодишь,
Себе же только навредишь.

Заяц во хмелю

В день именин, а может быть, рожденья
Был Заяц приглашён к Ежу на угощенье.
В кругу друзей, за шумною беседой,
Вино лилось рекой. Сосед поил соседа.
И Заяц наш, как сел,
Так, с места не сходя, настолько окосел,
Что, отвалившись от стола с трудом,
Сказал: «Пшли домой!» — «Да ты найдёшь ли дом? —
Спросил радушный Ёж. —
Поди, как ты хорош!
Уж лёг бы лучше спать, пока не протрезвился!
В лесу один ты пропадешь:
Все говорят, что Лев в округе объявился!»
Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел.
«Да что мне Лев! — кричит. — Да мне ль его бояться!
Я как бы сам его не съел!
Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться!
Да я семь шкур с него спущу
И голым в Африку пущу!..»
Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов,
Как меж столов,
Идёт Косой, шумит по лесу тёмной ночью:
«Видали мы в лесах зверей почище львов,
От них и то летели клочья!..»
Проснулся Лев, услышав пьяный крик, —
Наш Заяц в этот миг сквозь чащу продирался.
Лев — цап его за воротник!
«Так вот кто в лапы мне попался!
Так это ты шумел, болван?
Постой, да ты, я вижу, пьян —
Какой-то дряни нализался!»
Весь хмель из головы у Зайца вышел вон!
Стал от беды искать спасенья он:
«Да я… Да вы… Да мы… Позвольте объясниться!
Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас.
Там лишнего хватил. Но всё за Вас!
За Ваших львят! За Вашу Львицу!
Ну, как тут было не напиться?!»
И, когти подобрав, Лев отпустил Косого.
Спасен был хвастунишка наш!

Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного,
Но обожал… подхалимаж.

Завидное упорство

Хозяйка в кладовушке, на окне,
Оставила сметану в кувшине.
И надо ж было,
Чтоб тот кувшин прикрыть она забыла!
Два малых лягушонка в тот же час —
Бултых в кувшин, не закрывая глаз,
И ну барахтаться в сметане!.. И понятно,
Что им из кувшина не выбраться обратно, —
Напрасно лапками они по стенкам бьют:
Чем больше бьют, тем больше устают…
И вот уже один, решив, что всё равно
Самим не вылезти, спасенья не дождаться,
Пуская пузыри, пошёл на дно…
Но был второй во всём упорней братца —
Барахтаясь во тьме что было сил,
Он из сметаны за ночь масло сбил
И, оттолкнувшись, выскочил к рассвету…

Всем, с толком тратящим упорство, труд и пыл,
Я в шутку посвящаю басню эту!

Нужный Осёл

Обед давали у Вола.
Хлев переполнен был гостями,
А стол — харчами.
Пора бы уж гостям и сесть вокруг стола,
Но тут разнёсся слух: «К обеду ждут Осла!
Как только он изволит появиться,
Хозяйка знак подаст — гостям за стол садиться!»
Вот долгожданный гость явился наконец.
Напротив племенной Коровы
Посажен он в кругу Овец.
Хозяин налил всем: «Так будем же здоровы!
Внимание! Осёл имеет слово!»
Весёлые умолкли голоса.
Как наш Осёл завел… насчёт овса!
Почём теперь овёс, да как овёс хранится,
Да почему сытней он, чем пшеница…
Он говорит уж полчаса.
Один Баран успел напиться,
Заснула старая Овца,
А речи про овёс всё нет и нет конца:
Ослу невмочь остановиться!
Уже гостям ни есть, ни пить, ни петь.
И начали ряды гостей редеть.
Окончен бал, как говорится.
Охрипшего Осла остался слушать Вол…
Как мог такой Осёл попасть к Волу за стол?
Ужели он с Волом был так сердечно дружен?
Осёл в почёте был. Осёл Волу был нужен:
Когда б кормушками на скотном он не ведал,
Он у Вола бы не обедал!

Толстый и Тонкий

«Я лягу на полок, а ты потри мне спину, —
Кряхтя, сказал толстяк худому гражданину. —
Да хорошенько веничком попарь.
Вот так-то я, глядишь, чуток и в весе скину.
Ты только, братец, не ошпарь!»
Трёт Тонкий Толстого. Одно пыхтит лежачий:
«Ещё разок пройдись!.. Ещё наддай!..
А ну ещё разок! Смелей — я не заплачу!
А ну ещё разок!..» — «Готово, друг! Вставай!
Теперь я для себя парку подкину.
Мочалку мылить твой черёд!» —
«Нет, братец, уж уволь! Тереть чужую спину
Мне не положено по чину.
Кто трёт другим, тот сам себе потрёт!»

Смеялся от души народ,
Смотря в предбаннике, как Тонкий одевался
И как в сторонке Толстый волновался:
Он чином ниже оказался!

Непьющий Воробей

Случилось это
Во время птичьего банкета:
Заметил Дятел-тамада,
Когда бокалы гости поднимали,
Что у Воробушки в бокале —
Вода! Фруктовая вода!!
Подняли гости шум, все возмущаться стали,
«Штрафной» налили Воробью.
А он твердит своё: «Не пью! Не пью! Не пью!» —
«Не поддержать друзей? Уж я на что больная, —
Вопит Сова, — а всё же пью до дна я!» —
«Где ж это видано, не выпить за леса
И за родные небеса?!» —
Со всех сторон стола несутся голоса.
Что делать? Воробей приклювил полбокала.
«Нет! Нет! — ему кричат. — Не выйдет! Мало! Мало!
Раз взялся пить, так пей уже до дна!
А ну налить ему ещё бокал вина!»
Наш скромный трезвенник недолго продержался —
Все разошлись, он под столом остался…
С тех пор прошло немало лет,
Но Воробью теперь нигде проходу нет,
И где бы он ни появился,
Везде ему глядят и шепчут вслед:
«Ах, как он пьёт!», «Ах, как он разложился!»,
«Вы слышали? На днях опять напился!»,
«Вы знаете? Бросает он семью!»
Напрасно Воробей кричит: «Не пью-ю!
Не пью-ю-ю!»

Иной, бывает, промахнётся
(Бедняга сам тому не рад!),
Исправится, за ум возьмётся,
Ни разу больше не споткнётся,
Живёт умней, скромней стократ.
Но если где одним хоть словом
Его коснётся разговор,
Есть люди, что ему готовы
Припомнить старое в укор:
Мол, точно вспомнить трудновато,
В каком году, каким числом…
Но где-то, кажется, когда-то
С ним что-то было под столом!..

Соловей и Ворона

Со дня рожденья четверть века
Справлял в дубраве Курский Соловей.
(Немалый срок и в жизни человека,
А соловью — тем паче юбилей!)
Среди лесных певцов подъём и оживленье:
Окрестные леса
Вручают юбиляру адреса.
Готовится банкет. Концерт на два часа.
И от Орла приходит поздравленье.
Счастливый юбиляр растроган и польщён —
Не зря в своих кустах свистел и щёлкал он…
За праздничным столом в тот вечер шумно было.
На все лады звенели голоса,
И лишь Ворона каркала уныло:
«Подумать только, чудеса!
Уж мне за пятьдесят давно перевалило,
И голосом сильней, и всем понятней я,
И столько раз Сова меня хвалила…
А юбилей — поди ж ты — Соловья!..»

Вот пишешь про зверей, про птиц и насекомых,
А попадаешь всё в знакомых…

Дальновидная Сорока

Изнемогая от тяжёлых ран,
К своим трущобам отступал Кабан.
В чужие вторгся он владенья,
Но был разбойнику отпор достойный дан,
Как поднялось лесное населенье…
Сороке довелось в ту пору пролетать
Над полем боевых событий.
И — кто бы ожидал такой сорочьей прыти! —
Сорока, сев на ель, вдруг стала стрекотать:
«Так, так его! Так, так! Гоните Кабана!
Мне с дерева видней — он не уйдёт далёко!
Я помогу, коль помощь вам нужна.
А вы ещё разок ему поддайте сбоку!» —
«Дивлюсь я на тебя. Ты только прилетела, —
Сказал Сороке Воробей, —
А трескотнёй своей, ей-ей,
Всем надоесть уже успела!» —
«Скажи, мой свет, —
Сорока Воробью в ответ, —
Что толку, если б я молчала?
А тут придёт конец войне —
Глядишь, и вспомнят обо мне
Да скажут где-нибудь: «Сорока воевала!..»

Сороке выдали медаль.
А жаль!

Муха и Пчела

Перелетев с помойки на цветок,
Лентяйка Муха Пчёлку повстречала —
Та хоботком своим цветочный сок
По малым долькам собирала…
«Летим со мной! — так, обратясь к Пчеле,
Сказала Муха, глазками вращая. —
Я угощу тебя! Там — в доме, на столе —
Такие сладости остались после чая!
На скатерти — варенье, в блюдцах — мёд.
И всё — за так! Всё даром лезет в рот!» —
«Нет! Это не по мне!» — ответила Пчела.
«Тогда валяй трудись!» — лентяйка прожужжала
И полетела в дом, где уж не раз была,
Но там на липкую бумагу вдруг попала…

Не так ли папенькины дочки и сынки,
Бездумно проводя беспечные деньки,
Безделье выдают за некую отвагу
И в лености своей, от жизни далеки,
Садятся, вроде мух, на липкую бумагу!

Лев и Муха

Раз Мухе довелось позавтракать со Львом
От одного куска и за одним столом.
Вот Муха досыта наелась,
Напилась,
Собралась улетать, да, видно, расхотелось
(На Львином ухе солнышком пригрелась),
Осталась на обед, а там и… прижилась.
В недолгом времени пошла молва,
Распространяться стали слухи
(Их разносили те же мухи!),
Что Муха-де живёт советницей у Льва,
Что в ней
Гроза зверей
Души не чает.
Случись по делу отлучиться ей,
Так он уж загодя скучает —
Не ест, не пьёт,
И сам завёл такой обычай:
Когда уходит на добычу,
То Муху он с собой берёт,
А раз она сидит на Львином ухе,
То может нажужжать, что в голову взбредёт!..
Ну, как тут не бояться Мухи?..
А Льву и невдомёк, что Муха так сильна,
Что перед ней все лезут вон из кожи
И что она
В его прихожей
Делами Львиными подчас вершит одна!

У нашей басни цель: бороться против зла.
Так вот бы хорошо, когда б для пользы дела
Моя мораль до львов дошла
И некоторых мух легонечко задела —
За дело!

Портной на лаврах

Жил-был мужской портной — хороший мастер,
«Собаку съел» он по портновской части,
И это было видно по тому,
Что каждый, кто хотел принарядиться,
Мечтал попасть на очередь к нему:
Так трудно было мастера добиться.
И в самом деле,
Портной не портил зря сукно —
Отлично на заказчиках сидели
Что пиджаки, что брюки — всё равно!
Сезон сменял сезон — так проходили годы.
Наш знатный мастер жил да жил,
Всё шил да шил.
Росла о нём молва — росли его доходы…
Но вдруг
Все стали подмечать вокруг,
Что у портного изменилась хватка
И, невзирая на размер задатка,
Известным мастером пошитое пальто
Уже не то!
Обужена спина. Не там, где надо, складка.
Морщит подкладка.
Неладно вшиты рукава…
Другая разнеслась по городу молва,
А там узнали все, ушам своим не веря:
Кроят и шьют теперь в портновской подмастерья!
А мастер, задавая важный тон,
Лишь помогает выбирать фасон.
Сам больше не кроит, не шьёт, не мерит он,
Он лишь визирует готовые изделья
И даже запил от безделья…
Свой опыт растеряв в теченье ряда лет,
Портной в конце концов совсем сошёл на нет.
И отказались от него клиенты…

Да! К месту здесь сказать: иным идут во вред
Излишние аплодисменты!

Кукушка и Скворец

«Чего распелся ты так рано над крыльцом?» —
Кукушка из лесу Скворцу прокуковала.
«Ах, если бы, Кукушечка, ты знала! —
Ей отвечал Скворец. — Я нынче стал отцом!
Теперь мне в пору петь с рассвета до заката:
В скворечнике моём пищат мои Скворчата!
Я полон гордости — растёт мой скромный дом!» —
«Вот невидаль! Нашёл же чем гордиться! —
Кукушка из лесу в ответ. —
Чем удивил ты белый свет!
По мне, так лучше быть свободной птицей!» —
«А где несёшься ты?» —
«В любом чужом гнезде!» —
«А где твои птенцы?» —
«Не знаю где. Везде!» —
«Да кто ж выводит их?» —
«Другие их выводят.
Я не из тех, кто в этом смысл находит…
Семья мне не нужна. Я жить одна хочу,
Куда задумаю — туда и полечу!
Где захочу — там прокукую.
Вот, Скворушка, тебе бы жизнь такую!» —
«Нет, — отвечал Скворец. — Пример моих отцов
Подсказывает мне иметь весной птенцов!»
И надо же такому вдруг случиться:
Пернатый хищник, старый вор,
Скворчатинкой задумав поживиться,
Явился как-то раз к моим Скворцам во двор.
Но грозно встретила его семья Скворцов!
Едва отбившись от птенцов и от отцов,
Разбойник улетел. А над лесной опушкой
Он с одинокой встретился Кукушкой —
И всё ж позавтракал в конце концов!

Лев и ярлык

Проснулся Лев и в гневе стал метаться,
Нарушил тишину свирепый, грозный рык —
Какой-то зверь решил над Львом поиздеваться:
На Львиный хвост он прицепил ярлык.
Написано: «Осёл», есть номер с дробью, дата,
И круглая печать, и рядом подпись чья-то…
Лев вышел из себя: как быть? С чего начать?
Сорвать ярлык с хвоста?! А номер?! А печать?!
Ещё придётся отвечать!
Решив от ярлыка избавиться законно,
На сборище зверей сердитый Лев пришёл.
«Я Лев или не Лев?» — спросил он раздражённо.
«Фактически вы Лев! — Шакал сказал резонно. —
Но юридически, мы видим, вы Осёл!» —
«Какой же я Осёл, когда не ем я сена?!
Я Лев или не Лев? Спросите Кенгуру!» —
«Да! — Кенгуру в ответ. — В вас внешне, несомненно,
Есть что-то львиное, а что — не разберу!..» —
«Осёл! Что ж ты молчишь?! — Лев прорычал в смятенье. —
Похож ли я на тех, кто спать уходят в хлев?!»
Осёл задумался и высказал сужденье:
«Ещё ты не Осёл, но ты уже не Лев!..»
Напрасно Лев просил и унижался,
От Волка требовал, Шакалу объяснял…
Он без сочувствия, конечно, не остался,
Но ярлыка никто с него не снял.
Лев потерял свой вид, стал чахнуть понемногу,
То этим, то другим стал уступать дорогу,
И как-то на заре из логовища Льва
Вдруг донеслось ослиное: «И-аа!»

Мораль у басни такова:
Иной ярлык сильнее Льва!

Любитель книг

К приятелю, чтоб скоротать досуг,
Зашёл незваный гость. «Ты стал читать, мой друг?» —
Воскликнул он от удивленья
И посмотрел восторженно вокруг
На новые тома собраний сочинений —
Гюго, Дюма, Майн Рида, Маршака,
Что полки заняли почти до потолка…
«Ты что молчишь? Смущён моим вопросом?
В коллекции такой, бесспорно, прок велик!
Но как ты достаёшь до самых верхних книг?» —
«А очень просто, братец! Пылесосом!»

Известно мне: в домах иных
Стирают только пыль с изданий подписных.

Кирпич и Льдина

Плыл по реке Кирпич на Льдине,
Он у неё лежал на середине
И всё учил её, что не туда плывёт,
Что надо бы прибавить ход,
Что нужно иначе держаться!
Напрасно не трещать и к берегу не жаться!
А Льдина таяла, приветствуя весну…
Пришло мгновение — Кирпич пошёл ко дну.

Кирпич напомнил человека мне,
Что думал про себя: «Я нынче на коне!»
Учил других, командовать пытался,
А сам не «на коне» — на льдине оказался!

Чужая беда

От шума за окном проснувшись на заре,
Испуганный Степан спросонья догадался,
Что это наглый волк к соседу в хлев забрался
И режет у него скотину на дворе.
«Я думал, что тебя, Петрович, дома нет, —
С укором поутру встречал его сосед. —
Что ж ты с ружьём на улицу не вышел?
Волк ночью у меня теленка уволок!» —
«А я намаялся и спал без задних ног! —
Зевнул в ответ Степан. — Я ничего не слышал…»

Урок тому сей басней дан,
Кто глух и слеп к соседским бедам.
Но может ведь иной Степан
Сам стать Степановым соседом.

Большая кость

Ворона жадная, раскрывши клюв, глядела,
Как пёс Волчок со смаком кость глодал.
Той костью овладеть Ворона захотела
И сверху вниз, как ястреб, налетела!
Такого натиска Волчок не ожидал.
И он, не разобрав, откуда, кто напал —
Шасть под крыльцо!
А наглая воровка,
Что подлый свой маневр придумала так ловко,
Вцепилась в кость… Однако кость была
Не по Вороне тяжела.
И как Ворона ни старалась,
Ни тужилась, ни надрывалась,
А уволочь с собой добычу не смогла,
Да хорошо ещё, сама жива осталась, —
Волчок, придя в себя, ей вырвал полкрыла.

Одна из первых мер предосторожности:
Соразмерять желанье и возможности.

Морской Индюк

Индюк завидовал гусям,
Что могут плавать там и сям.
Короче говоря,
Его к воде тянуло —
На реки, на озёра, на моря,
Откуда иногда солёным ветром дуло.
Но более всего его манило то,
Что краше моряков уж не одет никто!..
Везёт же индюкам! Индюк попал на флот!
Индюк по-флотски ест. Индюк по-флотски пьёт.
В тельняшку он одет, как ходят все на флоте.
Но в воду вы его и силой не столкнёте:
Подальше от воды на суше он живёт,
А если с берега увидит вдруг волну,
Так уж кричит: «Тону-у!..»
Заехал раз Индюк домой, на птичий двор,
И произвёл фурор.
О нём лишь только разговор:
«Какой моряк! Ах! Ах! — кудахчут куры. —
Какой жаргон!
И как татуирован он!
А мы живём за петухами, дуры!»
Надулся наш Индюк, вдруг став героем дня.
Хвост распустил, а сам что было сил
(Хотя особенно никто и не просил)
Заголосил:
«Родня!
Берите все пример с меня!
Довольно вам в пыли купаться!
Я — водоплавающий, братцы!
Жить не могу без корабля!
Аврал! Форштевень! Брамселя!»
Захлопал крыльями весь птичий двор вокруг:
«Как мы горды! Нас посетил Индюк!»
И даже сам Петух пропел «кукареку»,
Воздав хвалу морскому Индюку.

Так прячутся порой нахалы и невежды
За громкие слова и пышные одежды.

Без вины пострадавшие

Прослушать певчих птиц однажды пригласили
Начальство — Льва. (Лев был в чинах и в силе,
И перед ним, дыханье затая,
На задних лапках многие ходили.)
Лев прибыл на концерт. На сцену попросили
Певцов: Скворца и Соловья.
Перед лицом таким, робея от волненья,
Чуть арию свою не позабыл Скворец,
Но под конец
Так разошёлся молодец,
Такое на него напало вдохновенье,
Что диву бы дался любой ценитель пенья.
Какой солист!
То вдруг защелкает, то перейдёт на свист,
То иволгой кричит, то кенарем зальётся,
Кудахчет курицей, как человек смеётся,
И выходкам веселым нет конца!
Но тут заметили, что, слушая Скворца,
Ни разу Лев не улыбнулся,
Напротив — даже отвернулся!
Вот Соловья черёд. Лев морщится опять!
Что это значит? Как понять?..
Ему на месте не сидится,
Он хочет встать!
Его с трудом удерживает Львица…
А Соловей?.. Как сладко он поёт!
Какие он верха берёт!
Но, гривою тряхнув, Лев с места вдруг встаёт
И, не дослушав песни Соловьиной,
Уходит со своею половиной…
Лиса уж тут как тут: «Певцы тому причиной!
Кто их назвал «солистами лесов»?
Ни дикции, ни голосов!
На Льва всё время я смотрела —
Он возмущался то и дело!
Скандал! Позор!
И отдан был приказ: «Певцов направить в хор!
Заставить наново учиться!»
Но как же так могло случиться?
Лев к пенью вкус имел
(Он даже сам немного пел
И, говорят, довольно мило),
Послушать мастеров ему приятно было.
Чего ж он морщился?.. Он лишнего поел,
И тут как раз ему живот схватило!..
А бедные певцы, которых сдали в хор,
Когда бы не Орёл, там пели б до сих пор!

Я басню написал тем людям в назиданье,
Что вкруг начальства вьются без конца,
Готовые уже за указанье
Считать обычное чиханье
Вышестоящего лица.

Коты и мыши

Кот Тимофей — открытая душа,
Коту Василию принёс в зубах мыша:
Кот Васька отмечал день своего рожденья
И принимал преподношенья…
Увидев дичь, что гость ему принёс,
Хозяин проурчал, брезгливо морща нос:
«Спасибо, брат! Но только зря старался!
Давно прошли те дни,
Когда мышами я питался…
Уж ты меня, дружище, извини!»
Смущённый гость был удивлён безмерно:
Чтоб кот не ел мышей? Ослышался, наверно!
Хотел переспросить, но… подали обед:
Сметану, масло, сыр, печёнку и паштет,
Колбасы всех сортов и даже
Такую колбасу, которой нет в продаже!..
К столу все новые закуски подносили.
Тимошка-кот наелся до ушей.
«Вот так, брат, и живём… — мурлыкал кот Василий, —
Обходимся, как видишь, без мышей!»

Когда бы у меня читатели спросили,
О чём завёл я в этой басне речь,
Я им ответил бы, что данный кот Василий
Жрал то, что должен был стеречь!
А этаких котов, не ловящих мышей,
Из кладовых пора бы гнать взашей!

Медвежий зарок

Шмелиного Медведь отведал мёду.
Укусов бедному не счесть.
Распух нажаленный, похож стал на урода.
И тотчас радостная весть —
Что он раскаялся и мёд зарёкся есть —
Дошла в пчелиную колоду.
Тут пчёлы подняли трезвон,
Жужжат, кружатся:
«Наш мёд спасён! Наш мёд спасён!
Теперь нам нечего бояться!»
И шлют к Медведю на поклон
Двух пчёлок с просьбой, чтобы он
Зашёл бы хоть полюбоваться,
Взглянуть на гордость их трудов —
На мёд! На лучший из медов!..
«Ну, так и быть! — сказал Медведь. —
Уж разве только посмотреть!..»
Вот гостя важного встречает рой пчелиный —
Ему и место и почёт,
Раскрыты перед ним ячейки сочных сот,
В них — сладкий дар садов, душистый дар долины.
Посмотришь — и слюна ручьём течёт!
В сравненье с ним идёт ли мёд шмелиный?
Так сам и просится Медведю на язык!
И в тот же миг
Наш Косолапый,
Урча от жадности, залез в колоду лапой
И до тех пор держал открытой пасть,
Пока, бесстыжий, не наелся всласть.
А после даже вылизал колоду,
Чтоб капле ни одной не дать пропасть!..

Когда на то моя была бы власть,
Я, зная медведей породу,
Не допускал бы их до меду!..

Осторожные птицы

Топтыгин занемог: вскочил чиряк на шее —
Ни сесть ему, ни лечь, ни охнуть, ни вздохнуть
И не уснуть.
Вот Дятла он велит к себе позвать скорее,
Чтоб тот чиряк немедленно проткнуть.
За Дятлом послано… Как лекарь появился,
Он тотчас же, и так и сяк,
Со всех сторон обследовал чиряк,
Но вскрыть его, однако, не решился,
Топтыгину сказав при этом так:
«Уж если сам, злодей, до ночи не прорвётся
И протыкать его придётся,
То следует созвать совет из лекарей.
К тому ж у Филина, известно, клюв острей!»
За Филином, за Петухом послали…
Глаз не сомкнул больной всю ночь.
На утренней заре врачи слетаться стали,
Слетелись и… сидят — решают, как помочь.
И сообща приходят к мненью:
«Чиряк покамест не вскрывать!
А если к вечеру не будет облегченья,
Опять собраться всем и Журавля позвать,
Поскольку у него и глаз вернее
И клюв длиннее!»
Тем временем Медведь, ворочаясь в углу,
Вдруг ненароком придавил Пчелу.
И храбрая Пчела, как это ей пристало,
Жужжа в шерсти, своё вонзила жало.
И ожил наш Медведь! Пчела его спасла!
Вздохнули лекари: им тоже легче стало.
Не потому, что жало в цель попало,
А потому, что малая Пчела
С них, так сказать, ответственность сняла!..

Перестраховщики! Я басню вам прочёл
Не для того, чтоб вы надеялись на пчёл!

Ромашка и Роза

«Прошу меня простить за обращенье в прозе! —
Ромашка скромная сказала пышной Розе. —
Но вижу я: вкруг вашего стебля
Живёт и множится растительная тля,
Мне кажется, что в ней для вас угроза!» —
«Где вам судить о нас! — вспылила Роза. —
Ромашкам полевым в дела садовых роз
Не следует совать свой нос!»
Довольная собой и всех презрев при этом,
Красавица погибла тем же летом, —
Не потому, что рано отцвела,
А потому, что дружеским советом
Цветка незнатного она пренебрегла…

Кто на других глядит высокомерно,
Тот этой басни не поймёт, наверно…

Грибы

Рос яркий Мухомор среди лесной полянки.
Бросался всем в глаза его нахальный вид:
— Смотрите на меня! Заметней нет поганки!
Как я красив! Красив и ядовит! —
А Белый Гриб в тени под ёлочкой молчал.
И потому его никто не замечал…

Невручённая награда

За честный труд и поощренья ради
Один из Муравьёв представлен был к награде —
К миниатюрным именным часам.
Но Муравей не получил награды:
Вышесидящий Жук чинил ему преграды,
Поскольку не имел такой награды сам!

Ах, если бы прискорбный этот случай
Был ограничен муравьиной кучей!

Сорока-наушница

Сорока запросто к Орлу домой ходила
(Что уж само собой довольно странно было,
Хотя не нам судить
О том, как жить орлам, с кем дружбу им водить,
Но в данном случае Сорока та была
Подругой юности сестры жены Орла…).
Орёл, что в облаках над прочими парил
И в силу этого от жизни оторвался,
По прихоти жены с Сорокою общался,
Ей лично лапку жал и с нею говорил.
Сорока верещит. Сорока в курсе дел:
Тот — свил себе гнездо, а этот — улетел…
Орёл в два уха слушает Сороку,
А у неё любое лыко в строку:
«Я слышала на днях, как Соловей поёт.
Подумать только, с кем концерты он даёт:
Как ночью на пруду заквакают лягушки,
Он начинает вторить им с опушки…» —
«Ну, а Скворец?» —
«Ах, это ли певец!
Сказать по совести, он только то и знает,
Что каждую весну скворечники меняет…» —
«Что скажешь про Дрозда?» —
«Признаюсь, не тая,
Как осень, так глядит в заморские края…»
Сорока верещит без всякого стесненья —
Орёл о птицах формирует мненье…

Иной, что мнит себя на должности Орлом,
Таких наушниц держит под крылом!

Тихий водоём

Летела к югу стая диких уток.
Устав махать натруженным крылом,
Одна из них к исходу третьих суток
Отбилась от своих и села за селом.
К ней подплыла домашних уток стая —
Сородичи по пуху и перу:
«Останься здесь! Придёшься ко двору!
Мы тут, как видишь, сыты, не летая!
Спокойно мы живём:
Нас не пугают выстрелы с болота —
Весной и осенью утиная охота
Обходит этот водоём…» —
«Чуток передохну, — им Кряква отвечала, —
Но насовсем остаться не могу:
Мне, перелётной птице, не пристало
Сидеть безвылетно на вашем берегу!..»
Вот день прошёл… Пошли вторые сутки…
Прошла неделя… Месяц… Минул год…
Как изменился нрав у нашей дикой утки:
Среди домашних до сих пор живет!
Она со всеми сыта у корыта, —
Что ей теперь озёра и леса?!
И среди прочих тем лишь знаменита,
Что изредка глядит на небеса…

Когда везёт

Всех по дороге обгоняя,
Неслась машина легковая.
И тот, кто за рулём сидел,
На всех людей, пешком идущих
И на колёсах отстающих,
С пренебрежением глядел.
Но с ним в пути беда случилась:
Машина вдруг остановилась!
И тот, кто за рулём сидел,
Теперь уж на людей идущих
И даже на волах ползущих
С печальной завистью глядел.
Он над мотором неисправным
Капот бесцельно поднимал, —
По существу и в самом главном
Он ничего не понимал…

Тот, кто без знаний и уменья
Стремится вырваться вперёд,
Не так ли полон самомненья
В тот миг, когда ему… везёт?!

Шарик-Бобик

У ресторана «Горная вершина»,
Где ждут курортников и шашлыки и вина,
С утра до вечера крутился тихий Пёс.
Всем посетителям равно хвостом виляя,
На трезвых не рыча, на пьяного не лая,
Он повседневно здесь своё дежурство нёс.
Пёс откликался на любую кличку,
И это у него вошло в привычку:
Окликнут Шариком — он вмиг хвостом вильнёт.
«Эй, Бобик!» — он уже к чужой коленке льнёт,
А сам глядит в глаза — глядит и не моргнёт!
«А ну, Дружок! Поди сюда, собачка!» —
Собачка тут как тут — и ей уже подачка:
Кидает чья-нибудь рука
То косточку от шашлыка
С кусочком сладкого, поджаренного жира,
То птичье крылышко, то просто ломтик сыра…
Нет, хлеба не искал курортный этот пёс —
От хлебного куска он воротил свой нос…
Его собратья сторожат жилища,
На складах тявкают, врага по следу ищут —
Несут служебный долг, гордясь своим постом,
А этому милее кров и пища,
Добытые глазами и хвостом…

Любых мастей и видов тунеядцы!
Ведь это вы попали в басню, братцы!

Две подруги

«Красиво ты живёшь,
Любезная сестрица! —
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. —
На чём ты ешь и пьёшь,
На чём сидишь,
Куда ни глянешь — всё из-за границы!» —
«Ах, если б, душенька, ты знала, —
Со вздохом Крыса отвечала, —
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным —
Всё наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу:
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера —
Он африканский. Он от Пеликана!» —
«А что ты ешь? — спросила Крысу Мышь. —
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» —
«Ах, душенька! — ей Крыса отвечала. —
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»

Мы знаем, есть ещё семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки…
А сало… русское едят!

Арбуз

Арбуз, что из земли тянул нещадно соки,
Что более других лежал на солнцёпеке
И вырос до такой величины,
Что все другие кавуны
С ним оказались не равны,
Перед собратьями своими возгордился:
«Я тяжелее всех, каков же я на вкус?!
Всяк скажет про меня: «Арбуз так уж арбуз!..»
Так до тех пор он хвастал и кичился,
Пока в хозяйских вдруг руках не очутился.
А как попал под нож,
То оказался уж не так хорош.
Что толку, что велик? Велик, да толстокож!
На цвет? Да как сказать, не бел, но и не красен.
На вкус — трава травой…

Смысл этой басни ясен:
Иной, глядишь, и говорит пестро,
Осанка хоть куда, так важно носит пузо,
А ковырни его да загляни в нутро —
Оно как у того Арбуза!

Полкан и Шавка

Косого по лесу гоняя,
Собаки — Шавка и Полкан —
Попали прямо в пасть к волкам, —
Им повстречалась волчья стая.
От страха Шавка вся дрожит:
«Полкаша… Некуда деваться…
Я чую смерть свою… Что будем делать?..» —
«Драться! —
Полкан в ответ ей говорит. —
Я на себя возьму того, что покрупнее,
А ты бери того, что рядом с ним».
И, до врага достав прыжком одним,
Вцепился храбрый пёс зубами в волчью шею
И наземь Серого свалил, —
Но тут же сам растерзан был.
Что думать Шавке? Очередь за нею!
Тут Шавка взвизгнула и в ноги бух волкам:
«Голубчики мои! Не погубите!
Сродни ведь прихожусь я вам!
Вы на уши мои, на хвост мой посмотрите!
А чем не волчья шерсть на мне?
Сбылась мечта моя — попала я к родне!
Пошли за мной, я показать вам рада,
Где у реки пасётся стадо…»
Вот волки двинулись за Шавкою гуськом,
Вначале лесом, после бережком,
Под стадо вышли, на хвосты присели,
Посовещалися на волчьем языке.
И от коров невдалеке
На всякий случай раньше Шавку съели.
Но сами тож не уцелели —
В жестокой схватке полегли:
Сторожевые псы то стадо стерегли
И ружья пастухи имели…

Сей басне не нужна мораль.
Мне жаль Полкана. Шавки мне не жаль!

Рыбьи дела

Раз в тихом бочажке, под бережком, чуть свет,
Рыбёшка мирная собралась на совет:
В реке их Щука донимала,
И от зубастой им житья не стало.
«Казнить разбойницу! Казнить — двух мнений нет!..»
И Щука старая, как ни сильна была,
Все ж кверху брюхом как-то раз всплыла…
Победа многих вдохновила:
«Преступница нам больше не страшна! —
Разумная Плотичка заявила, —
Но в дальней заводи живёт ещё одна.
Не худо бы расправиться и с нею!» —
«Конечно, вам, плотве, виднее, —
Из-под коряги молвил сытый Сом, —
Но, правду говоря, та Щука ни при чём —
Она вовек сюда не заплывала,
Вам до неё и дела мало!»
Плотичка возражать не стала,
И дело кончилось на том…
В зелёных берегах текут спокойно воды,
Вьюны и пескари в них водят хороводы,
И караси не залезают в грязь,
Зубастой хищницы отныне не боясь.
Но мирные деньки не больно долго длились —
Исчезло в ясный день плотичек десять штук,
Два пескаря домой без плавников явились
И пропадать уклейки стали вдруг.
Рыбёшкам снова не житьё, а мука:
Из дальней заводи переселилась Щука
И привела с собою двух подруг!

Мне бедных рыбок жаль. Зато другим наука:
Не слушайте сомов, уничтожая щук!

Бешеный Пёс

Однажды, в знойный день, взбесился Пёс цепной
И, ядовитой брызгая слюной,
Сорвался вдруг с цепи, махнул через ограду —
Да прямо к стаду!
Сначала он напал по-волчьи на телка,
Потом задрал невинного ягнёнка,
Одних загрыз, другим порвал бока
И насмерть ранил пастушонка.
Короче: натворил таких он бед,
Каких не видел свет!
Когда б разбойника облавою не взяли,
То многие ещё бы пострадали.
Но был в конце концов захвачен лютый Пёс,
И… производством дело началось!
Уж не одна неделя пролетела —
Полгода суд идёт. Растёт и пухнет дело —
Чинят свидетелям допрос.
Бандит в тюрьме окреп, подрос,
Так на харчах казённых откормился
И обленился,
Что от хвоста до шеи залоснился.
Он только знает спать да есть.
При нём друзья. Услуг не счесть:
Ему ошейники меняют,
Его родные навещают,
А два Шакала, посчитав за честь,
Перед судом ретиво защищают:
Скулят, визжат, и лают,
И, чтобы умалить его вину,
Повторный требуют анализ на слюну…
«Чего же судьи ждут? Когда ж повесят Пса? —
Слышны повсюду голоса. —
Какой другой конец возможен для урода?..»

Известны нам суды такого рода.

Волк-травоед

Вожак воров и сам матёрый вор,
Волк-живодёр
Как избежать облавы ни старался,
А всё ж попался.
Теперь над ним свершится приговор,
Не избежит преступник наказанья!
Свидетели дают
Правдивые, прямые показанья:
«Зарезал здесь овцу, задрал телёнка тут,
А там свалить коня не посчитал за труд…»
Улики налицо. Но судьи ждут,
Что им убийца скажет в оправданье.
«Известно, — начал Волк, — что испокон веков
Всегда травили нас, волков,
И скверные про нас пускали толки.
Заблудится овца у сонных пастухов,
Корова пропадёт, всё виноваты волки!
А волки между тем давным-давно
Не могут видеть кровь, не могут слышать стоны,
На травку перешли и на зерно,
Сменили стол мясной на овощной — зелёный.
А если иногда то там, то тут
Ягнёнка одного, другого задерут,
Так только с целью самообороны…
Надеюсь я на объективный суд!..»
И порешили судьи тут:
Дать Волку выговор и не лишать свободы,
Раз изменился нрав у всей его породы.

Но вот прошли уж годы,
Как огласили этот приговор,
А волки нападают до сих пор
Всё на стада, а не на огороды!

Смешная фамилия

Каких фамилий только нет:
Пятёркин, Двойкин, Супов,
Слюнтяев, Тряпкин-Дармоед,
Пупков и Перепупов!

В фамилиях различных лиц,
Порою нам знакомых,
Звучат названья рыб и птиц,
Зверей и насекомых:

Лисичкин, Раков, Индюков,
Селёдкин, Мышкин, Тёлкин,
Мокрицын, Волков, Мотыльков,
Бобров и Перепёлкин!

Но может некий Комаров
Иметь характер львиный,
А некий Барсов или Львов —
Умишко комариный.

Бывает, Коршунов иной
Синичкина боится,
А Чистунов слывет свиньёй,
А Простачков — лисицей!

А Раков, если не дурак,
Невежда и тупица,
Назад не пятится как рак,
А всё вперёд стремится!

Плевков фамилию сменил,
Жемчужиным назвался,
Но в основном — ослом он был,
Ослом он и остался!

А Грибоедов, Пирогов
Прославились навеки!
И вывод, стало быть, таков:
Всё дело не в фамилии, а в человеке!

Мошка

Обидел большой Медведь малого Зайца: поймал и ни за что ни про что отодрал за уши. Одно ухо совсем набок свернул.
Выплакался Заяц, отошли у него уши, слёзы высохли, а обида не прошла. За что пострадал? Не ровен час, опять на Косолапого налетишь! Этак ушей не напасёшься! А кому жаловаться, когда Медведь сильней всех в лесу? Волк с Лисой ему первые дружки-приятели, водой не разольёшь!
— У кого защиты искать? — вздохнул Заяц.
— У меня! — пропищал вдруг чей-то тонкий голосок.
Скосил Заяц левый глаз и увидел Комара.
— Какой из тебя защитник! — сказал Заяц. — Что ты Медведю сделать можешь? Он зверь, а ты мошка! Какая в тебе сила?
— А вот увидишь! — ответил Комар.
Намотался Медведь жарким днём по лесу. Разморило его. Устал Косолапый, прилёг в малиннике отдохнуть. Только глаза закрыл, слышит — над самым ухом: «Дзю-ю-ю!.. Дзю-ю-ю!.. Дзю-ю-ю!..»
Узнал Медведь Комариную песню. Приготовился, стал ждать, когда Комар ему на нос сядет. Кружился, кружился Комар вокруг да около и наконец сел Медведю на кончик носа. Медведь, не долго думая, развернулся с левой лапы — хвать себя изо всех сил по носу! Будет Комар знать, как Медведю на нос садиться!..
Повернулся Косолапый на правый бок, закрыл глаза, не успел зевнуть, слышит — снова у него над самым ухом: «Дзю-ю-ю! Дзю-ю-ю!.. Дзю-ю-ю!..»
Видно, увернулся Комар от Мишкиной лапы!
Лежит Медведь, не шевелится, притворяется, будто спит, а сам прислушивается, ждёт, когда Комар себе новое место для посадки выберет.
Звенел, звенел Комар вокруг Медведя и вдруг перестал.
«Улетел, проклятый!» — подумал Медведь и потянулся. А Комар тем временем неслышно на Медвежье ухо опустился, в самое ухо залез да как куснёт! Подскочил Медведь. Развернулся с правой лапы и так дал себе по уху, что у него самого искры из глаз посыпались. Забудет Комар, как медведей жалить!
Почесал Косолапый в ухе, лёг поудобнее — теперь можно спать! Не успел глаза закрыть, слышит — опять над головой: «Дзю-ю-ю!.. Дзю-ю-ю!..»
Что за наваждение! До чего живучая мошка!
Припустился Медведь бежать. Бежал, бежал, из сил выбился, под куст свалился. Лежит, дух переводит, сам прислушивается: где Комар?
Тихо в лесу. Темно, хоть глаз выколи. Все звери и птицы вокруг давно уже седьмой сон видят, один только Медведь не спит, мается.
«Вот напасть! — думает Медведь. — Довёл меня какой-то глупый Комаришка до того, что теперь я сам не знаю — Медведь я или нет? Хорошо ещё, что мне от него удрать удалось. Теперь-то уж я засну…»
Забрался Медведь под ореховый куст. Закрыл глаза. Задремал. Начал Медведю сон сниться, будто он в лесу на пчелиный улей набрёл, а в улье мёду хоть отбавляй! Запустил Мишка в улей лапу и вдруг слышит: «Дзю-ю-ю!.. Дзю-юю!..» Догнал-таки Комар Медведя. Догнал и разбудил! Звенел Комар, звенел и замолчал. Молчит, будто куда провалился.
Подождал Медведь, подождал, потом забрался поглубже под ореховый куст, глаза закрыл, только задремал, пригрелся, а Комар тут как тут: «Дзю-ю-ю!..»
Вылез Медведь из-под куста. Заплакал.
— Вот привязался, проклятый! Ни дна тебе, ни покрышки! Ну погоди же! До утра не засну, а с тобой разделаюсь!..
До самого солнышка не давал Комар Медведю спать. Измучил, извёл Косолапого. До самой утренней зорьки не сомкнул Медведь глаз. Всего себя до синяков исколотил, а Комара так и не прикончил!
Взошло солнышко. Выспались, проснулись звери и птицы в лесу. Поют, радуются. Только один Медведь не рад новому дню. Утром повстречал его на лесной опушке Заяц. Бредёт лохматый Медведь, еле ноги передвигает. Глаза у него слипаются — так спать хочется.
Уж и посмеялся же Заяц над Косолапым. От всей души посмеялся.
— Ай да Комарик! Ай да молодец!
А Комар легок на помине.
— Видел Медведя?
— Видел! Видел! — ответил Заяц, держась от смеха за бока.
— Вот тебе и «мошка»! — сказал Комар и полетел: «Дзю-ю-ю!..»

Ответ

Пристал однажды маленький Цыплёнок к большому Петуху:
— Почему у аиста длинный клюв и предлинные ноги, а у меня совсем маленькие?
— Отстань!
— Почему у зайца длинные уши, а у меня даже маленьких нету?
— Не приставай!
— Почему у котёнка красивая шёрстка, а у меня какой-то противный жёлтый пух?
— Отвяжись!
— Почему щенок умеет вертеть хвостиком, а у меня совсем нет никакого хвостика?
— Замолчи!
— Почему у козлёнка есть рожки, а у меня даже плохоньких рожек и то нету?
— Прекрати! Отстань! — не на шутку рассердился Петух.
— Всё отстань… отстань! Почему всем маленьким большие отвечают на вопросы, а ты нет? — пропищал Цыплёнок.
— Потому, что ты не спрашиваешь, а просто всем завидуешь! — серьёзно ответил Петух.
И это была чистая правда.

Кто кого?

Построили себе Заяц и Зайчиха небольшой домишко в лесу. Все вокруг прибрали, расчистили и размели. Осталось только большой камень с дороги убрать.
— Давай поднатужимся и оттащим его куда-нибудь в сторонку! — предложила Зайчиха.
— А ну его! — ответил Заяц. — Пусть лежит, где лежал! Кому надо будет, тот обойдёт!
И остался камень лежать возле крыльца.
Бежал однажды Заяц домой с огорода. Забыл, что камень на дороге лежит, споткнулся и расквасил себе нос.
— Давай уберём камень! — предложила опять Зайчиха. — Смотри, как ты разбился.
— Охота была! — отвечал Заяц. — Стану я с ним возиться!
В другой раз вечером выскочил Заяц по нужде, опять забыл про камень — в темноте на него налетел, так расшибся, что забыл, зачем вышел.
— Говорила тебе, уберём этот проклятый камень! — взмолилась Зайчиха.
— Пусть лежит, где лежал! — ответил упрямый Заяц.
Лежит камень. Бьётся об него Заяц, но камня не убирает. А Зайчиха смотрит: кто кого?

Нос

Простите за любопытство, но меня очень заинтересовал ваш нос! — обратился к Слону Баран.
— Вы, вероятно, хотели сказать — хобот? — вежливо поправил его Слон.
— Нет! Именно — нос! — воскликнул Баран. — Ведь ваш так называемый хобот, как по занимаемому им положению относительно глаз и рта, а также по отдельным функциям, присущим только носу, ваш, я повторяю, «хобот» есть не что иное, как нос! Но, с другой стороны, длина и подвижность вашего носа напоминают, извините за сравнение, большой хвост!
Слон усмехнулся.
— Не поэтому ли, — продолжал Баран, — как внешний вид, так и поведение, если можно так выразиться, вашего органа, являющегося, как я уже отметил выше, носом, похожим на хвост, не могут не вызвать законного недоумения…
— Возможно! — перебил Барана Слон. — Но я постараюсь дать вам по этому поводу разъяснение. Видите ли, у нас, слонов, имеется серьёзный физический недостаток — короткая шея. Этот наш недостаток компенсируется в известной степени хоботом. Попытаюсь доказать вам это наглядным примером…
Слон сорвал хоботом с дерева веточку, затем окунул хобот в ручей, набрал воду и пустил фонтан.
— Надеюсь, вам теперь понятно, — сказал Слон, — что мой хобот есть следствие приспособляемости организма.
— Благодарю вас! — ответил Баран. — Теперь я могу наконец приступить к работе над своей диссертацией.

Условный рефлекс

Увидел Заяц крепко спавшего Тигра, а рядом Змею.
— А ну как она его ужалит? Разбужу-ка я Тигра! — решил Заяц и, сам дрожа от страха, сильно дёрнул Тигра за хвост.
— Кто осмелился разбудить меня? — взревел Тигр.
— Простите, но это я! — прошептал Заяц. — Берегитесь! Змея!
Оглянулся Тигр, увидел гадюку. Отскочил в сторону.
— Дай лапу, — сказал Тигр Зайцу. — Ты смел и благороден. Отныне мы будем друзьями, и я беру тебя под свою защиту! Теперь ты можешь никого не бояться!..
Обрадовался Заяц.
Вдруг из кустов выглянула Лиса. В ту же секунду Зайца как ветром сдуло.
Удивился Тигр. Покачал головой. К вечеру разыскал Зайца.
— Чего же ты удрал?
— Лису увидел.
— Но я же рядом был! Я же обещал тебя защищать!
— Обещал.
— Ты что же, мне не веришь?
— Верю.
— Уж не думаешь ли ты, что Лиса сильнее меня?
— Нет, ты сильнее!
— Так почему же ты тогда удрал?
— Условный рефлекс, — смущённо признался Заяц.

Психологический эффект

Бежал Заяц по лесу, а Волк спал после сытного обеда у себя в логове. Вот Заяц возьми да и провались в Волчье логово!
Проснулся Волк — обомлел: Заяц!
А тот стоит перед ним ни жив ни мёртв — лапки по швам… Не успел Волк очухаться от неожиданности, как Заяц вдруг преобразился, заднюю ногу вперёд выставил да как заорёт во всё горло:
— Вста-а-ать!
Вскочил Волк.
А Заяц громче прежнего:
— Как стоишь, бродяга?! Молчать! Что за кости? Чьи? Отвечай!
— Это… я… я… обедал… — окончательно растерявшись, отвечал Волк.
— Молчать, когда с тобой разговаривают! Спал на овечьей шкуре? А где сама овца?
— Я… я… я…
— Ясно! Завтра поговорим! У старого дуба! Ровно в пять! Всё! — И Заяц величественно вышел из логова.
К старому дубу Волк так и не явился. Ни в пять, ни в шесть, ни позже… После встречи с Зайцем его разбил паралич.
А Заяц? Увы! Он слишком часто стал прибегать к этой манере разговаривать. Как бы чего не вышло…

Щенок и Змея

Обиделся Щенок на старых друзей и побежал новых искать. Вылезла в лесу из-под гнилого пенька Змея, свернулась кольцом и смотрит Щенку в глаза.
— Вот ты на меня смотришь и молчишь… А дома на меня все ворчат, рычат и гавкают! — сказал Щенок Змее. — Все меня учат, прорабатывают: и Барбос, и Шарик, и даже Шавка. Надоело мне их слушать!..
Пока Щенок жаловался, Змея молчала.
— Пойдёшь ко мне в друзья? — спросил Щенок и спрыгнул с пенька, на котором сидел.
Развернулась Змея и ужалила Щенка.
Молча. Насмерть.

Последнее желание

Волк решил повеситься и раззвонил об этом по всему лесу.
— Как же! Повесится он! Дожидайся! — усмехнулся Заяц.
— Повесится, повесится! Непременно повесится! Он это твёрдо решил, — сказала Черепаха.
— Может, ещё передумает! — поёжился Ёж.
— Не передумает, не передумает! Он уж и дерево выбрал. И сучок облюбовал! — заверещала Сорока. — На осине решил вешаться. Верёвку ищет…
Шум, толки, пересуды. Одни верят, другие сомневаются.
Дошёл слух и до деревенского Полкана. Прибежал Полкан в лес, разыскал Волка. Видит: сидит Серый под осиной, грустный такой, на сучок смотрит. Ёкнуло у доброго Полкана сердце. Недолюбливал он Волка, близко к дворам не подпускал, но тут как-никак — драма… трагедия!
— Здравствуй, Серый! — тихо поздоровался Полкан.
— Здравствуй и прощай! — ответил Волк, смахивая с носа слезу. — Прощай, Полкаша! Не поминай лихом. Прости, ежели что…
— Неужели это правда? — спросил осторожно Полкан. — Просто не верится! Почему? Что случилось?
— Опозорен я! Опозорен и в баснях и в сказках… Не хочу больше жить! Помоги достать верёвку… Поищи её в сарае. Сарай у тебя на запоре, да ты в него вхож… тебе доверяют…
— Ладно уж… Сделаю… — согласился Полкан, не подумав.
— Вот спасибо! — сказал растроганный Волк. — Да заодно уж… вместе с верёвочкой… прихвати и козлёночка. Выполни моё последнее желание…
И выполнил Полкан последнее желание Волка. А тот не повесился.
Раздумал.

Пьяные вишни

Наклевался Петух во дворе пьяных вишен из-под сладкой наливки. Наклевался и пошёл искать, с кем бы подраться. И подрался… Утром проснулся, глянул на себя в лужицу и ахнул: правый глаз подбит, весь заплыл. Гребешок на боку, распух. От хвоста два пера осталось. И все косточки болят…
— С кем же это я вчера сцепился? — стал вспоминать Петух. — С Гусем, что ли? — спросил он Щенка.
— Нет, — сказал Щенок.
— С Индюком?
— Нет, — сказал Щенок.
— С Котом?
— Нет, — сказал Щенок.
— Неужели я на Быка напал? — едва выговорил Петух.
— Нет, — сказал Щенок.
— Так кто же меня вчера так отделал?
— Курица, — сказал Щенок.

Кабан на шее

Брёл как-то Медведь по лесу. Глядит — Кабан в яму провалился, никак из неё не выберется. Помог Медведь Кабану в беде.
— Ну и лапищи же у тебя! — прохрюкал Кабан, выбравшись из ямы. — Не мог, что ли, меня поосторожнее тащить? Ухватился за шкуру — всю спину исцарапал!
Смутился Медведь. Промолчал.
— Ладно! — сказал Кабан. — Я не сержусь. Что с Медведя спрашивать! Перекусить у тебя чего найдётся? Проголодался я в яме — со вчерашнего дня в ней сижу.
— Придётся мне тогда домой сбегать, — сказал Медведь.
— А ты сбегай, сбегай, не ленись! Да прихвати что повкусней.
Сбегал Медведь в свою берлогу. Принёс Кабану соты с мёдом.
— Тебя, приятель, хорошо за смертью посылать! — ворчал Кабан, давясь от жадности Мишкиным мёдом. — Мог бы и побыстрее обернуться!.. А ну давай!
— Что давать? — не понял Медведь.
— Давай бери в лапы ветку и садись мух от меня отгонять. Вишь, сколько их на мёд налетело!
Сел Медведь от Кабана мух отгонять.
Отвалился Кабан от мёда, улёгся под куст, вытянул ноги.
— Ну?
— Что «ну»? — переспросил Медведь.
— Спину мне почеши, вот что! Люблю я, когда мне спину чешут. Только поосторожнее своими когтищами…
Посмотрел Медведь в глаза Кабану, ничего не ответил и пошёл прочь.
— Эй! Эй! Куда же ты? — завопил Кабан.
Медведь будто не слышал.
— Ишь ты! Уж и почесать не может! Вот ленивый! — прохрюкал у него за спиной Кабан.
На его беду, Медведь это услышал и… вернулся!

Шакал-интриган

Свалили Барс и Рысь на охоте молодого оленёнка. Свалили и приготовились его съесть. Пробегал мимо Шакал. Увидал чужую добычу, и такая вдруг его зависть взяла… Отозвал он Рысь в сторонку и говорит:
— Знаешь, что мне про тебя вчера твой Барс рассказывал?
— Нет, а что?
— Только, чур, по секрету! Я тебе как другу…
— Не тяни! Так что же он про меня такое сказал?
— Что глупее тебя разве что курица!
— Врёшь!
— И это ещё не всё!
— Что ещё?
— Что ты труслива, как зайчиха, а прыгаешь не дальше, чем болотная жаба!.. Только молчок! Это я тебе как другу…
— Не может быть! — возмутилась Рысь. — И ты не врёшь?
— Провалиться мне на месте!
— Я тебе не верю. Не мог Барс про меня такое сказать!
Спустилась Рысь к ручью воды напиться, а Шакал подошёл к Барсу и поманил его:
— Поди сюда, я тебе что-то скажу!
Барс подошёл:
— Чего тебе, бродяга?
— Хочешь знать, что вчера Рысь про тебя сказала?
— Что она могла про меня сказать? — удивился Барс.
— А то, что ты глупее курицы, трусливей зайца и прыгаешь не дальше лягушки! — скороговоркой отвечал Шакал.
— Врёшь! Не посмела бы она про меня такое сказать, — сказал гордо Барс.
— Провалиться мне на месте, если вру!
Только, чур, я тебе по секрету, как другу. Не выдавай!
— Хорошо, друг! — сказал Барс и пошёл искать Рысь.
А та уже сама навстречу ему идёт — на загривке шерсть дыбом стоит. Сцепились Барс с Рысью — только клочья летят.
А Шакал тем временем съел оленёнка.

Федот, болото и Пастух

Дружки-приятели водились у Федота,
Они и завели товарища в болото.
Он, говорят, идти за ними не хотел,
Да отказаться не посмел…
Как начали дружки тонуть
Поодиночке —
Стал прыгать наш Федот от кочки и до кочки
И наконец допрыгался до точки:
Ему уже ни охнуть, ни вздохнуть —
Засасывает гниль и тянет вниз Федота,
Федот идёт ко дну. Федоту жить охота!..
Пастух, что в тех местах в то утро стадо пас,
Трясину обходил — искал в лесу ягнёнка,
Вдруг видит: человек в гнилой воде завяз,
На убыль у него уже идёт силёнка!
Чтоб жизнь свою от гибели спасти,
Карабкается он из тухлой, ржавой жижи
К сухому берегу всё ближе, ближе, ближе,
За всё, что под рукой, хватаясь по пути…
«Держись, Федот!» — тут закричал Пастух
И протянул Федоту палку.
Собрал Федот последний дух,
Собрал Федот всю волю, всю смекалку
И выбрался на берег чуть живой,
Едва не поплатившись головой
За всех своих дружков и за характер свой.

Когда тебя дружки в болото волокут,
Мозгами шевельнуть не посчитай за труд!

Данное обязательство

Своим родителям беспечный ученик
В один прекрасный день торжественно и лично
Дал обязательство учиться на «отлично»,
Но продолжал вести себя обычно
И хуже этого: не открывая книг…
Две «двойки» тут как тут. Испорчен весь дневник!
И вот, естественно, боясь головомойки,
Он переделать их сперва решил на «тройки»,
Но, призадумавшись, предвидя дома крик,
В предчувствии, возможно, даже порки,
Он переделал «тройки» на «пятёрки»
И, радостный, перед семьёй возник…
Он слышит похвалу, его ведут в кино,
Он ест пирожные за папин счёт в буфете…
И вот уже он вырос!
Пьёт вино,
В кругу почётном сидя на банкете,
О нём статья, его портрет в газете,
Он, к сожаленью, даже награждён…
Я узнаю его:
Очковтиратель — он!
Он так же переделывает «двойки»,
Дав обязательства по стройке и по дойке.

Друзья! Товарищи!
Прошу вас, будьте зорки:
Умейте отличать, где «двойки», где «пятёрки»!

Назад: Суеверный Трусохвостик (Повесть-сказка)
Дальше: Сказки-пьесы