Глава 14
Ты это видела? Весь Интернет забит.
Сообщение от Милтона появляется, как только я выхожу из школы и включаю мобильник.
Кликаю по ссылке, смотрю на экран. Похоже на форум, и я читаю сообщения ветки. Тему начал человек, называющий себя Пареньизкингслея. Он написал:
2030 оказывается печально рекордным по числу утонувших. Таких смертей слишком много, чтобы считать их случайными. Вода таит зло. Оно обитает в воде. Держитесь подальше от прудов, бассейнов, цистерн и озер. Помните о мерах безопасности. Ваши дочери должны быть постоянно у вас на глазах. Не допускайте, чтобы кто-то из них пополнил трагический список. #зловводе
Ответов десятка три, если не больше. Некоторые спорят с автором тревожного сообщения, расписывая удовольствия купания в открытых водоемах. Они приводят ссылки на сайты клубов и обществ плавания. Другие разделяют параноидальный страх автора:
Вода доберется до вас.
купайтесь только с друзьями и только днем.
Чувак, а я вообще не пью воду. Пиво намного безопаснее.
Снова Пареньизкингслея. Отвечает на комментарии (не на все, конечно) и приводит ссылку.
Не верите мне? Посмотрите статистику.
Кликаю по ссылке и вижу таблицу с именами, датами и обстоятельствами смерти. Таблица озаглавлена «Утонувшие девушки».
Отец. Это наверняка он.
Кликаю по другим ссылкам, полученным от Милтона. Везде одно и то же. Предостережения, разосланные по всем адресам, какие отец сумел найти.
Посылаю Милтону ответ:
Можно к тебе зайти?
Само собой. Сейчас?
Сначала заскочу домой. Минут через двадцать.
Захожу в дом. Отец на кухне, изливает свое безумие на просторы Интернета. Услышав мои шаги, быстро закрывает крышку ноутбука и оборачивается.
– Как дела, принцесса? Все в порядке?
Обычный вопрос сегодня кажется насквозь лживым. И дурацким. Что может быть в порядке, если отец годами скрывал от меня свое настоящее имя? Если им овладела навязчивая идея, которую он проталкивает в мир?…
– Да, пап. Мне нужно ненадолго уйти.
– Уйти? – Он смотрит на часы.
– Ты не забыл, что сегодня у меня нет тренировок? И пойду я совсем недалеко. К Милтону.
– Ладно… иди. Но если только он… сразу скажи. Я с ним поговорю по-своему.
– Ты о чем, пап? Милтон – воспитанный парень. Я попросила помочь мне с домашним заданием. У них эта тема была в прошлом году.
– Хорошо. А телефон у тебя при себе?
– Тут идти два шага. Но телефон я взяла.
У двери меня настигает новое предостережение:
– И не пей там ничего, слышишь? Ты взяла с собой воду?
– Взяла! – торопливо отвечаю я и выскакиваю прочь, пока отцу не взбрело в голову проверить что-нибудь еще.
Например, смену белья, носовые платки или деньги на непредвиденные расходы.
Солнце так и жарит.
Подхожу к двери с номером 12, нажимаю на кнопку звонка. Жду недолго. Милтон открывает и приглашает меня войти. В доме сумрачно и душно. Застываю на месте, чтобы глаза привыкли к темноте. Шторы на окнах плотно задернуты, но в гостиной бело-голубым светом мерцает телевизор.
– Мама сейчас там, – поясняет Милтон. – Хочешь поздороваться с ней?
– Конечно.
Милтон ведет меня в гостиную, такую же, как у нас. В этой части улицы все дома построены по одному проекту. Но из-за обилия мебели гостиная Милтонов кажется гораздо меньше. Пол завален грудами газет и журналов. На боковом столике жужжит электрический вентилятор, поворачиваясь в разные стороны. Воздух затхлый, пахнет чем-то вроде копченой селедки. Телевизор совсем древний. Ему лет тридцать как минимум – в те годы еще делали такие «ящики». Он стоит на тумбе и показывает какую-то мелодраму. Двое парней выясняют отношения в захламленном переулке.
– Мам, Никола пришла. Наша соседка.
Мать Милтона сидит к нам спиной. Услышав сына, она приподнимает пульт и замораживает действия на экране, где парень уже схлопотал по физиономии. После взмахивает пультом, приглашая нас подойти поближе.
– Никола, девочка, иди сюда. Дай на тебя посмотреть.
Дойдя до середины комнаты, поворачиваюсь. В сумраке не разобрать, где кресло и сидящая в нем миссис Адейеми.
– Милтон, включи свет, я ничего не вижу.
Милтон включает торшер у стены, за диваном. Когда я была совсем маленькой, мать Милтона часто заходила к нам в гости, они с моей мамой сидели на кухне и пили чай. Как давно она перестала нас навещать?
Насколько помню, она всегда была женщиной рослой и крупной. Милтон пошел в нее. Но то, что я вижу сейчас… Миссис Адейеми заполняет собой все кресло. Ноги прочно упираются в пол. Даже в жару она носит тапки на меху. Руки полностью закрывают подлокотники кресла. Под голову положена вязаная подушечка.
– Вот так-то лучше… Неужели это Никола? – Она оглядывает меня с ног до головы. – Я же тебя не видела с тех пор, когда ты была вот такусенькая. – Мясистыми руками она показывает, какой тогда у меня был рост. – Нет, вы посмотрите! Как выросла!
Мать Милтона расплывается в улыбке, показывая ослепительно-белые, ровные зубы. Сомневаюсь, что они настоящие. Во всяком случае, вряд ли она с ними родилась и сумела так идеально сохранить.
– Как я рада тебя видеть, – кудахтает миссис Адейеми. – Как поживают твои мама и папа?
– Спасибо… нормально, – отвечаю я. – Мама по-прежнему работает в больнице. Папа сейчас ищет работу. А вы как?
– Хм, сама видишь. У меня есть телевизор и Милтон. Он такой заботливый сын. Возится со мной.
Милтон переминается с ноги на ногу. Чувствую, ему хочется поскорее убраться из гостиной, но его мать настроена поговорить.
– Какой ты красавицей выросла. Даже не верится. Ты и в детстве была красивой девочкой. Когда Милтон тебя впервые увидел, у него глаза стали размером с блюдца. Ты шла за ручку со своим дедом. Уж не помню, сколько тебе было. Три? Или четыре? Милтон просто запал на тебя, и я его понимаю. Помню, мы с Саритой частенько говорили, что вы вырастете и поженитесь.
Миссис Адейеми взрывается смехом. Кресло скрипит под ней. Она раскачивается, ударяя себя по ляжкам. Кресло скрипит еще отчаяннее. Ее смех заразителен, я уже готова и сама рассмеяться, но потом замечаю беднягу Милтона. Его лоб блестит от пота, большой палец ноги утонул в ковре. Сам он сидит неподвижно.
– Так мы… мы же… – бормочу я.
– Да. Мама, Никола просила помочь ей с уроками. Мы пойдем?
Смех слегка затихает, но говорить она еще не может, просто кивает и машет рукой. Потасовка на телеэкране возобновляется.
Вслед за Милтоном иду наверх. Здесь тоже сумрачно и душно. Может, я напрасно притащилась к нему? Он проходит в комнату и включает свет.
– Ты извини… У меня не прибрано. Не думал, что ты придешь.
И чего он стал извиняться? По сравнению с гостиной в его комнате идеальный порядок. Кровать застелена. На полу ничего не валяется. И письменный стол не превращен в джунгли. Только ноутбук и стаканчик с ручками, карандашами и ножницами. На стенах развешены постеры – крутые винтажные плакаты с рекламой фантастических фильмов шестидесятых и семидесятых годов прошлого века. Книжные полки – предмет искусства. Аккуратно расставленные книги подобраны по цвету корешков, отчего на каждой полке получается радуга.
Он видит, что я это заметила, и робко улыбается:
– Пытаюсь расставлять книги по цвету корешков. Конечно, логики никакой, и нужной книги не найти…
– А мне нравится. Я и свои книги расставлю так же.
Милтон улыбается шире. Очень не хочется возвращать его к действительности, но что поделаешь.
– Милтон, я прошлась по твоим ссылкам. Автор этих сообщений – мой отец.
– Знаю.
– Откуда?
– Все сообщения приходят с твоего IP-адреса. Ни ты, ни твоя мама не стали бы их писать.
– Оказывается, он уже несколько месяцев этим занимается. Его зациклило на утонувших девчонках.
– А тебе он что говорит?
– Когда у нас была машина, он без конца слушал выпуски новостей. Теперь слушает их дома. Недавно на нашей улице отключали воду. Потом включили, и некоторое время она текла мутная, с коричневым оттенком. Ты бы видел, как он испугался! С тех пор запрещает мне пить воду из-под крана. И еще был случай. Мы возвращались с тренировки. На улице ребятня бегала с водяными пистолетами. Брызнулись и в нас. Так отец в бешенство впал. Схватил одного мальчишку и чуть душу из бедняги не вытряс. Потом отца в полицию вызывали. Дело пока не закрыто, и мы не знаем, чем оно кончится.
– Понятно.
– Эту таблицу я уже видела. Случайно, в ноутбуке отца. Он не закрыл крышку, а я проходила мимо и увидела. Отец об этом не подозревает. В последнее время он очень странно себя ведет. Такое ощущение, что он… на грани.
– Его сообщения – тоже.
– Мама говорит, у него нервное расстройство… обсцессивно-компульсивный синдром, но мне не верится. Не понимаю, что творится вокруг меня.
Какое облегчение, когда есть с кем поговорить. Кончается тем, что я выкладываю Милтону больше того, что вообще собиралась рассказывать кому-либо.
– Ты прошлась по всем ссылкам? – спрашивает он.
– Да.
– А через поисковик смотрела?
– Нет. Думала, ты прислал мне все. Есть еще?
Милтон смотрит на меня очень выразительно, однако ничего не говорит.
– Милтон, значит, таких сайтов намного больше. Ты их видел?
Он старательно выдыхает, даже щеки опадают, потом говорит:
– Давай посмотрим.
Жестом приглашает меня сесть в его компьютерное кресло, а сам на коленях встает рядом и открывает закладки.
– Вот, полюбуйся. Это тоже написал твой отец.
Вижу онлайн-обращение, озаглавленное: Закрыть все бассейны. Ввести строжайшие меры по экономии воды.
Читаю весь текст, он призывает к введению целого ряда запретов, но основное внимание уделяется закрытию общественных и частных бассейнов.
– Почему ты решил, что это папа? У автора совсем другое имя.
– Все тот же IP-адрес. Значит, твой отец назвался чужим именем.
– Когда появилось это обращение?
– Дня два назад.
– Милтон, тогда получается полная бредятина, если не сказать хуже. Отец всегда противился моим занятиям плаванием. И вдруг недавно превратился в их горячего сторонника. Во всяком случае, внешне это выглядит так. Он строго следит за расписанием моих тренировок у Клайва, составляет мне диету…
– …а одновременно хочет, чтобы ты завязала с плаванием, и делает все возможное, чтобы тренировки прекратились.
– Но почему? Зачем ему это нужно? Для чего отбирать у меня любимый вид спорта? Я добилась результатов. От моей спортивной карьеры отчасти зависит и будущее нашей семьи.
– Никола, он чем-то напуган.
– Но чем? Эти страхи… фобии, так их называют? Они же не возникают на пустом месте. Должна быть причина или несколько причин, заставивших моего отца так себя вести. Но в последние годы у него не было никаких потрясений.
– Возможно, причина лежит в более далеком прошлом. Сцена с резиновой уточкой.
– Как ты сказал?
– Я читал книгу о том, как писать сценарии. Там это названо сценой с резиновой уточкой. Момент, когда герой фильма или пьесы вспоминает эпизод из прошлого. Но не любой, а который сильно подействовал на психику героя и изменил его поведение.
– Но мы говорим не о фильме и не о компьютерной игре. Ты забыл, Милтон?
– Нет, конечно. Извини, если это тебя задело.
– А зачем ты читал книгу про сценарии?
– Видишь ли, я… в общем… я тоже пишу сценарий.
– Что-о?
– Сценарий фильма. Научно-фантастического.
– Я думала, тебя ничего не интересует, кроме компьютеров и программ к ним.
– Компьютеры – только часть моих интересов.
– Милтон, ты никак будущий гений? Может, дашь автограф, а то потом к тебе и не пробьешься? Или я пробьюсь, но ты не захочешь со мной говорить?
– Ты подсказала мне хорошую мысль. Когда напишу сценарий и по нему снимут фильм, у меня просто не останется времени на маленьких людей вроде тебя.
Понятия не имею, говорит ли он всерьез, или у него такая манера шутить. И лицо непроницаемое. Я уже собираюсь рассердиться, когда Милтон взрывается хохотом. Смеется он недолго и быстро замолкает. Передо мной снова внимательный Милтон, готовый помогать.
– Я сейчас перебираю в памяти свое детство… Ничего такого, что могло бы заставить отца вести себя подобным образом. Может, с ним что-то случилось еще до моего рождения?
– А помнишь, где ты жила до переезда в наш город?
Напрягаю память… и вдруг вспоминаю про медальон у меня под футболкой. Я ношу его уже несколько дней. Металл соприкасается с горячей кожей, но почему-то остается холодным. И вновь возникают странные ощущения, как в день, когда я нашла конверт с медальоном…
Я падаю, ныряю в нечто. Холод лишает меня дыхания. Погружаюсь в него и попадаю туда, где нет ни света, ни красок. Кто-то говорит: «Вот я тебя и поймал»…
Надо бы рассказать Милтону и о найденном медальоне. Нет, не могу. Пока не могу.
– Ничего не помню. И родители не рассказывали. Зато смотри, что я нашла… – Я лезу в рюкзак и достаю сложенное свидетельство о рождении.
– Блестяще, Ватсон! – восклицает Милтон.
– Не угадал. Адамс. Меня по-настоящему зовут Никола Адамс. Смотри.
Разворачиваю свидетельство и кладу на стол.
– Нейша Гупта. Карл Адамс. Никола Адамс. Кингслей. Теперь я могу начать поиски. Ник, это же золотая жила.
– По крайней мере, я не приемный ребенок.
Он поднимает руку. Я поднимаю свою. Мы ударяем ладонями, но такого ликования, как у Милтона, у меня нет.
– Ты что такая кислая? – удивляется Милтон. – По-моему, радоваться должна. Родители у тебя настоящие.
– Да. Но кто они? И почему отец ведет себя как псих?
– Говорю тебе, Ник: он чем-то напуган. Если найдем причину его страхов, то сможем ему помочь. Обещаю. Начнем поиски?
Я смотрю в нижний правый угол экрана. 17:35.
– Пора домой.
– Правда?
Я пожимаю плечами:
– Мама вернется с дежурства усталая и голодная. Надо что-нибудь приготовить.
– Что ж, тогда я хоть целую ночь могу искать. Уроков завтра нет.
– Если что-то найдешь, кинь эсэмэску. Я вряд ли рано засну. Слишком жарко. И слишком много всякого в голову лезет.
– Договорились.
Тянусь к свидетельству о рождении, чтобы убрать в рюкзак.
– Можно его сфотографировать? – спрашивает Милтон.
– Пожалуйста.
– Отлично. – Милтон щелкает камерой мобильника.
– Спасибо, Милтон.
– Я тебя провожу.
– Не надо. У нас одинаковые дома. Сама найду выход.
– Хорошо. Тогда я начну поиски…
Он плюхается в кресло и набирает запрос. Его лицо подсвечено экраном ноутбука.
– Пока, – говорю я.
Милтон даже не кивает. Он весь в поисках. Во внешнем мире осталась лишь оболочка.
На выходе из его дома получаю сообщение от Гарри.
Хочу продолжения.
Только не сейчас. После того снимка я ему ничего не посылала. Игнорирую сообщение, но следом приходит другое.
Что на тебе надето? Сними немедленно!
Невольно усмехаюсь, воображая, как раздеваюсь на глазах прохожих. Потом представляю, как Гарри сейчас сидит с мобильником в руке и ждет. Ждет моего ответа. От этих мыслей по спине забегали мурашки.
