Глава 6

На следующее утро я захожу перед школой к Кэтрин. Она открывает дверь и по моему лицу сразу видит: что-то случилось. Смотрит мне в глаза, но спросить не решается.

Я иду за подругой в ее комнату. Отец Кэтрин уже ушел на работу.

Ломаю голову, как это рассказать, какими словами.

— Ты Бена Кеноби знаешь? Ну, он возле магазина все ошивается?

— Да.

— Совсем из ума выжил.

— А что такое?

— Говорил мне какую-то чушь про какое-то преступление, про то, что надо его предотвратить, что знает, когда оно произойдет… Не помню… Забыла… Где-то в середине следующего месяца.

Проговариваю все это как можно более небрежным тоном, но глазами даю знать, что это очень важно.

Кэтрин неуверенно кивает. Она знает про мои цифры. Но я не уверена, увидит ли она здесь какую-то связь. Незаметно для постороннего глаза скребу себе руку.

— Конечно, я сразу испугалась и сбежала от него, он вел себя совершенно дико. Не верю ему ни капельки. — Последние слова произношу с убежденностью, опять же для тех, кто, возможно, слушает.

Кэтрин, похоже, пытается что-то сообразить. У нас с ней свой, тайный способ разговаривать, специальный код, что ли, мы пользуемся им, когда надо поговорить о родителях, или о членах Совета, или даже об Итане. Теперь надо как-то ухитриться сообщить, что опекающий меня член Совета еще никак не отреагировал.

— Мистер Фазанелли на завтра ничего не задал, — говорю я.

— Это хорошо, — отвечает она.

— Подожди, еще задаст. На выходные задаст в два раза больше.

Сразу после школы звонит мобильник.

— Здравствуйте, мистер Роберт, — начинаю я. — Что-нибудь случилось? — Сердце стучит, как молот по наковальне.

— Понимаешь, Пренна, не хочу дожидаться нашей обычной встречи, хочется сразу спросить про твой разговор с этим бездомным… Как его… Ты, кажется, очень с ним подружилась?

Лихорадочно пытаюсь понять, что означает его тон. Мама бросает на меня из кухни вопросительный взгляд.

— У тебя что-то стряслось? — спрашивает она.

Когда-то мистер Роберт мне даже нравился. Я была очень рада, когда меня приписали к нему, а не к миссис Синтии. У него круглое дружелюбное лицо, он всегда носит яркие галстуки, с радугой или лягушками, что меня очень забавляло. Вопросы задает всегда таким заботливым, сочувственным тоном.

— Сказать по правде, мистер Роберт, разговор был довольно неприятный, — серьезным голосом отвечаю я.

— Нелегко тебе было, наверно. — (Я так и вижу его лицо, когда он произносит это.)

Ну да, покровительственно хмурится. Возможно, потирает свой жирный подбородок, лицо озабоченное. Аарона Грина тоже он опекал. И с ним тоже так разговаривал. Но еще задолго до гибели Аарона я перестала доверять мистеру Роберту, уже не верила, что он искренне заботится обо мне. Думаю, на это как-то повлиял его жесткий, исключительно деловой подход к устранению мертвого тела в случае моей смерти, когда я была больна.

— Ну, вы же меня хорошо знаете, — весело говорю я. — Я всегда стараюсь быть внимательной к людям. Я считаю, что это очень важно, и мы об этом много с вами говорили, но сейчас я думаю, у меня нет больше повода относиться к нему по-дружески.

Изворачиваюсь и лгу, так что саму тошнит, но, к счастью, мистер Роберт тупой как бревно. Ведь сами научили нас врать, сделали нас притворщиками и симулянтами. Чего же еще им ждать?

— Мне кажется, ты рассуждаешь мудро, Пренна. — Эту фразу он повторяет довольно часто.

Когда-то я думала, что мистер Роберт действительно хочет похвалить меня: вот, мол, какая умница. Но теперь-то я понимаю смысл его слов: «Если мы узнаем, что ты еще раз разговаривала с этим человеком, очень об этом пожалеешь».

На следующий день после школы я приглашаю Кэтрин пойти поплавать в бассейне Ассоциации молодых христиан.

Нам все время твердят, что мы обязаны вести себя как все нормальные девочки, но при этом не выкидывать фортелей типа купания в бассейне этой организации в наших сделанных на заказ очках. Вот почему, когда мне надо откровенно поговорить с Кэтрин, я зову ее в этот бассейн. Мистер Роберт, должно быть, подозревает, что здесь что-то нечисто, и последние два раза, когда мы с Кэтрин ходили в бассейн, он сделал нам выговор. Но для меня главное, что он ни словом не обмолвился о том, что́ мы с ней обсуждали, а я нарочно подбросила ему несколько лакомых кусочков с целью подтвердить свою теорию. На этот раз мы наверняка опять заработаем выговор, может быть, нас даже накажут. В прошлый раз мистер Роберт не сумел придумать убедительных доводов, чтобы запретить походы в бассейн, но теперь, скорей всего, придумает. Возможно, мы в последний раз выйдем сухими из воды — каков каламбур! — но я все равно очень рискую.

— Я все время думаю про эти цифры, — говорю я, когда мы с Кэтрин заплываем на середину бассейна.

Кэтрин кивает. Без очков я вижу очень плохо, одни только силуэты, но цвет могу различать и ухитряюсь разглядеть, что губы у нее слегка посинели.

— Сначала я не поняла, но теперь понимаю, — осторожно отвечает она.

— Я пыталась разгадать, что же они означают, но представить себе не могла, что это дата. А теперь мне все ясно как божий день.

Я вижу, Кэтрин боится. Наш разговор ни к чему хорошему не приведет, к тому же она не на все сто процентов верит в мою гипотезу насчет очков.

Поэтому я тороплюсь поскорее высказаться. И говорю то, чего не должна говорить, даже думать об этом не должна:

— А что, если он никакой не сумасшедший? Или хотя бы не совсем чокнулся? А если эта дата существует реально и он действительно хочет, чтобы я что-то сделала?

Кэтрин снова кивает. Я знаю, что сейчас написано на ее лице, даже хорошо видеть для этого мне не нужно. Зеленовато-карие глаза широко раскрыты и наполнены тревогой: она очень за меня боится.

— Может, побеседовать с ним? Понимаю, что нельзя, не положено, ну а если он свяжется со мной снова? Не могу же я сидеть и ждать, пока наступит эта дата, и ничего не предпринимать, ведь правда? Он говорит, наши люди ничего не предпринимают и все от нас скрывают. Я так боюсь, что это правда. — (Тревогу Кэтрин даже с моим зрением нельзя не заметить.) — Ты меня прости. Сейчас замолчу. Не стоит тебя впутывать в это дело. Конечно, я играю с огнем и не хочу, чтобы ты пострадала. Все, умолкаю.

— Да нет, ничего, продолжай. Я просто очень за тебя беспокоюсь, — произносит Кэтрин едва слышным шепотом. — Вот и все. Прошу тебя, будь осторожна.

Я плаваю кругами, стараясь согреться:

— Да, думаю, надо с ним все-таки потолковать.

Ну никак не могу замолчать, язык бы мне отрезать!