Глава 14
От дома Майры до центрального района Атлантии я добираюсь уже почти под утро. Скоро станет светло, мне надо поторопиться. Возле храмовых деревьев я приседаю на корточки и аккуратно собираю упавшие металлические листья в свою сумку с кислородной маской. Я слышу какой-то шорох и сначала пугаюсь, но потом понимаю, что звук идет откуда-то сверху.
Это, наверное, одна из летучих мышей, что живут при храме.
И точно, она устроилась в кроне дерева у меня над головой.
– Теперь можешь сбивать, сколько хочешь, – с улыбкой говорю я.
Летучая мышь, словно услышав меня, перемещается на ветке, и очередной серебряный лист падает на землю. Его я тоже подбираю.
Наше искусственное небо постепенно начинает светлеть.
Я слышу, как летучая мышь взлетает с ветки, и поднимаю голову в надежде хоть краем глаза ее увидеть, но успеваю заметить только мелькнувшую в воздухе тень. Как раз в такое время Бэй забиралась в кровать, чтобы поспать часок-другой, перед тем как мы наденем свои мантии и приступим к повседневной работе в храме.
Я встаю и закидываю сумку на плечо. Листьев я собрала много, сумка получилась тяжелая. Надеюсь, никто не станет особо приглядываться.
История о двух сиренах натолкнула меня на мысль, и теперь мне надо переговорить с Тру. В городе есть несколько больших стоянок гондол, при которых имеются свои эллинги. Но я видела искусство Тру и думаю, что он один из лучших механиков в Атлантии. Отталкиваясь от этого, я рискую предположить, что Тру работает на самой крупной в городе станции, неподалеку от квартала Совета. Туда я и отправляюсь. Надеюсь, его смена еще не закончилась.
Рабочие расходятся со станции. Они смеются и переговариваются, а я напряженно прислушиваюсь, пытаясь уловить голос Тру. И к огромному своему облегчению, вскоре слышу его.
Придется идти за Тру, пока он не отделится от толпы и не отправится своей дорогой. Его товарищи не должны меня видеть: им наверняка станет интересно, что я делаю в городе в такой ранний час, когда на улице разрешено быть только тем, кто возвращается с работы.
К счастью, вскоре Тру прощается с компанией и дальше идет один. Небо светлеет прямо на глазах. Мне надо собраться с мыслями и выровнять звук своего голоса, поэтому я еще какое-то время просто следую за Тру.
Я вижу, как у него напрягается спина. Он чувствует, что за ним кто-то идет, хотя я его еще не окликнула. Неужели я становлюсь как Майра? Шпионю, выжидаю, прячусь.
– Тру, – говорю я, и он оборачивается.
– Рио! – (Я слышу в его голосе облегчение и тревогу одновременно.) – Что-то случилось?
– Нет, ничего. Просто у меня появилась одна идея, – отвечаю я. – Мы можем поговорить?
– Конечно. Пойдем.
Тру проводит меня коротким путем обратно к эллингу, там набирает код на цифровом замке, впускает меня внутрь и закрывает за нами дверь.
Эллинг хорошо освещен. Я, прищурившись, разглядываю Тру. Под ногтями у парня черная грязь, от него пахнет машинным маслом, и все равно, когда на него смотришь, возникает ощущение чистоты. И мне в голову приходит мысль: «Именно для того, чтобы сберечь таких, как он, и задумывалась Атлантия».
– Ну, что за идея? – говорит Тру. – Я могу как-то помочь?
– Я тут подумала – ты сможешь сделать замки?
– Замки? – переспрашивает он. – Для дверей?
– Для меня. Хочу на старте заплыва заковать руки и ноги в цепи.
– Я не понимаю, – отвечает Тру.
– Помнишь, я сказала, что хочу устроить действительно грандиозное представление, заработать сразу много денег и на этом покончить с заплывами? – Я жду, когда мой собеседник кивнет. – Представь: я в одном конце дорожки, руки и ноги у меня закованы в цепи, а с противоположного конца мне навстречу плывут угри и рыбки. Причем зрители в курсе, что эти штуковины бьют током. И еще они знают, что я не смогу даже пошевелиться, пока не освобожусь от цепей.
Может ли Тру представить такое? Лично я могу.
Путь в центр города был неблизкий, так что я успела обдумать все, что узнала в доме тети, там, где умерла наша мама. И я решила, что хочу уйти на поверхность, как мама, не прибегая к помощи Майры.
С этого момента моя цель – шлюзы. Я должна пройти через них живой. Я не буду слушать голоса из прошлого. И Майру тоже. Я ей не доверяю.
Когда все будет готово, я предстану в образе Океании, живой вопреки всему. Надену мантию, похожую на мамину, закую себя в цепи – символ смерти. Жалящие током, извивающиеся рыбки будут символизировать Невио и ему подобных. А я, в образе Океании, избавлюсь от цепей и прорвусь сквозь них на волю. Я выплыву на поверхность и снова смогу дышать.
– Такое зрелище соберет толпы людей, – объясняю я. – И многие из них захотят делать ставки. Мы можем развесить объявления. Альдо всем расскажет. Чем быстрее ты сделаешь замки, тем быстрее мы сможем все устроить. Например, на следующей неделе.
Но Тру качает головой:
– Слишком опасно. Если ты не успеешь вовремя избавиться от замков или заденешь слишком много рыб и угрей, у тебя может случиться шок, и ты утонешь. Рио, ты понимаешь, насколько велик риск погибнуть?
– В этом вся суть, – говорю я. – Люди хотят увидеть что-то по-настоящему рискованное.
– Тогда пусть ходят на ночные заплывы. И не понимаю, куда ты торопишься. Зрители еще не потеряли к тебе интерес. Пока им очень даже нравится то, что мы делаем.
Тру, конечно же, прав. К тому же чем дольше я зарабатываю на заплывах, тем больше я тренируюсь.
Вот только я не знаю, как долго еще смогу здесь продержаться. Сколько времени я смогу прожить в Атлантии и не заговорить своим настоящим голосом? Это становится невероятно трудно: с каждым днем я все сильнее скучаю по сестре и все больше узнаю о своей силе и о сиренах из прошлого. Когда я по вечерам слушала в раковине пение Бэй, это давало мне силы сдерживать себя, но теперь ее голос исчез.
– Не думаю, что могу ждать. – Это все, что я говорю Тру.
Но кажется, он, как всегда, понимает, что за моими словами стоит нечто большее. Похоже, он обо всем догадался.
Хотя я даже не представляю, каким образом.
– Ладно, но как ты собираешься избавиться от замков? – спрашивает Тру.
– Это самая трудная часть, – отвечаю я. – Нам надо, чтобы у зрителей возникло ощущение, что они стали свидетелями чуда. Но чтобы люди при этом ни в коем случае не думали, будто их провели: знаешь, когда фокусник иной раз объясняет, как он все устроил. Мы так делать не будем. И еще, вероятно, нам придется позволить кому-то со стороны закрыть на мне замки, дабы продемонстрировать, что все по-честному. Можно выбрать Альдо. Или кого-то, кому доверяют игроки.
Тру кивает. Теперь он смотрит на меня с неподдельным интересом. Но что его заинтересовало: сложная техническая проблема или я сама?
«Это не важно. Нет, Рио, не обманывай себя: это очень даже важно».
– А теперь посмотри, что у меня есть, – говорю я и открываю сумку. – Вон сколько листьев. Все металлические. Сгодятся на что-нибудь. Если не для замков, то для твоих рыбок. – Я снимаю с полки с инструментами пустое ведро и высыпаю в него листья. – Это тебе.
Глаза Тру округляются, и он изумленно спрашивает:
– Где ты их взяла?
Я заливаюсь краской. Неужели Тру подумал, что я воровка? Хотя, наверное, так оно и есть.
– Эти листья осыпались с деревьев возле храма, – говорю я.
По какой-то непонятной мне причине этот ответ полностью удовлетворяет Тру.
– Я тебе помогу, – заявляет он, – но ты должна пообещать, что ничего не станешь предпринимать, пока мы не убедимся: это на сто процентов безопасно. Не вздумай поступить так же, как с угрями: просто взять и прыгнуть в воду.
– Обещаю. Подожду, пока ты не скажешь, что все готово.
Я прекрасно знаю, что не сдержу свое слово, но иного выхода у меня просто нет. Я уже и прежде обманывала Тру.
Он улыбается.
– Хорошо. А теперь скажи, как ты воспользуешься ключом, чтобы это не было похоже на фокус? – Его лицо озаряет догадка. – Может, сделать так, чтобы одна из рыбок передала его тебе?
Мне нравится эта идея.
– Отлично, – киваю я. – Я задержу дыхание, избавлюсь от замков и поплыву.
– Замки – это только начало, – говорит Тру. – Ведь потом тебе еще предстоит проплыть до конца дорожки через стаю этих металлических штуковин, которые бьют током.
– Я уже неплохо их обхожу, и с каждым разом у меня получается все лучше.
Тру не в курсе, что я умею передвигать рыбок и угрей. И смогу приказать любой рыбке принести мне ключ прямо в руки.
– Я сумею это сделать, – заявляю я.
– Никто и не сомневался, – отвечает Тру.
– Так ты мне поможешь?
– Конечно.
– Спасибо, Тру. – Я чувствую облегчение, и на меня сразу наваливается усталость. – Мы заработаем столько денег, что и мне хватит, и ты себе палатку на рынке купишь. Все будет просто замечательно, вот увидишь.
Тру кивает.
– Тогда я приступаю к работе, – говорит он. – Прямо сейчас.
– Спасибо, – снова благодарю я.
Я бы хотела остаться и помочь, но мне надо идти на работу в шахтные отсеки.
Когда я подхожу к двери, Тру окликает меня:
– Рио.
Я оборачиваюсь.
– А давай купим готовые замки, а потом просто их усовершенствуем, – предлагает он. – Заодно и время сэкономим.
Я отрицательно качаю головой:
– Нет. Эти замки должен сделать именно ты.
– Но почему?
– Потому что я тебе доверяю, – говорю я. – Если их сделаешь ты, я буду уверена, что у меня все получится.
Меня пугают в этой жизни многие вещи, но вот насчет замков я совершенно не беспокоюсь. Я знаю, что Тру настоящий мастер, он конструирует отличные вещи, и я уверена: его замки сделают все, о чем я их попрошу. Я доверяю Тру и своему голосу.
Спустя несколько дней Тру приносит готовые замки и ключи. Мы составляем график дополнительных тренировок и платим Альдо сверх установленного тарифа, оговорив, чтобы ни на трибунах, ни на дорожках в это время никого не было.
Раковина Бэй по-прежнему молчит. Майру я больше ни о чем не спрашиваю, а она и не пытается со мной встретиться. Наверняка у тети полно собственных дел, ну а я иду к своей цели: тренируюсь, накапливаю силы, чтобы с помощью голоса легко управлять предметами. Пока двигаюсь мелкими шажками.
Но я чувствую, что мой голос становится сильнее.
Тру помогает мне защелкнуть замки на запястьях и лодыжках. В день заплыва Альдо лично убедится в том, что они надежные. А пока достаточно того, что я в этом уверена.
– Если я решу, что время выходит, – заявляет Тру, – то прыгну в воду и спасу тебя.
– Я ведь могу утащить тебя на дно, – говорю я. – Ты хоть плавать-то умеешь?
Он смеется:
– Конечно умею.
– Никогда не видела, чтобы ты плавал.
– Научился еще в детстве, – поясняет он. – А такие навыки остаются потом на всю жизнь. Есть вещи, которые не забываются.
Это точно. Я смотрю, как Тру толкает свою тележку с рыбками и угрями к другой дорожке, и понимаю, что никогда не забуду того, что он для меня сделал.
Через несколько минут Тру поднимает руку в знак готовности. Я прыгаю в воду. Первой Тру выпустит на дорожку рыбку с ключом, а потом уже и всех остальных.
Ага, вот они. Рыбки двигаются в мою сторону, я вижу вокруг каждой завихрения из пузырьков. Они такие быстрые, красивые и… целеустремленные. Рыбка с ключом приближается ко мне, когда у меня уже готовы разорваться легкие. Один из угрей жалит меня.
– Открывайтесь, – говорю я замкам и сразу чувствую, как освобождаются от цепей запястья и лодыжки.
Сработало.
Я позволяю рыбке с ключом подплыть ближе. Тру не знает, что она мне вовсе не нужна, что я могу открыть любой замок, сказав одно лишь слово. Как только эта рыбка касается меня, я ловлю ее, забираю ключ из-под ее брюшка и приказываю замкам упасть. Замки подчиняются, и я плыву.
Угорь жалит меня.
Еще один.
– А ну-ка прочь отсюда, – мысленно приказываю я, но, естественно, ничего не происходит.
Моя сила в моем голосе.
Я уже готова открыть рот и произнести команду вслух, готова впустить в себя воду и выпустить наружу слова, но делаю над собой усилие и продолжаю плыть дальше. Мое длинное сильное тело отчаянно увертывается от маленьких быстрых рыбок. Мы «танцуем» почти по всей длине бирюзовой дорожки.
Может, мои умственные способности и далеки от совершенства, но вот собственное тело всегда мне нравилось. Мне приятно чувствовать, как сгибаются и разгибаются локти и колени, как покачиваются в воде заплетенные в косички волосы, я чувствую себя ловкой и сильной. Я вспоминаю маму. Неужели правда, что там, где она теперь, у человека нет тела, а остается только душа? Мне не под силу представить такое.
У меня сильное тело и сильный голос. Конец дорожки уже близко, но я больше не могу бороться. Всему на свете есть предел.
Я приказываю металлическим морским существам не приближаться ко мне. Слова вырываются из моего рта, и его заполняет вода, а рыбки с угрями мгновенно подчиняются.
Моя сила растет и меняется, я чувствую это. Интересно, все началось в храме, когда в день ухода Бэй я произнесла одно-единственное слово? Или это уроки Майры принесли свои плоды? А может, мою силу просто-напросто подпитывает отчаянное желание как можно скорее выбраться Наверх?
Когда я выныриваю в конце дорожки, Тру очень внимательно на меня смотрит. Он понимает: что-то пошло не так, как было задумано.
– Рио, – спрашивает Тру, – что с тобой случилось ближе к концу?
Я трясу головой, будто не понимаю, о чем это он.
– Все прошло просто замечательно: именно так, как мы и хотели.
Я начинаю сознавать, на что способна, и невольно улыбаюсь.
– Ты сделала это, – говорит Тру и протягивает мне руку, чтобы помочь выбраться на бортик.
В этот момент между нами словно бы проскакивает искра. Я счастлива, и Тру рад этому, но в его глазах сквозит тревога. Неужели догадался? Он стоял близко и вполне мог заметить, как я говорю под водой. Допустим, мой помощник заметил это, ну и что дальше? Тру ведь не знает, что я сирена, а даже если бы и знал… Всем известно, что сирены способны манипулировать людьми, и только мы с Майрой такие особенные, что можем командовать неодушевленными предметами.
– Кто хоть раз увидит, как ты плаваешь, запомнит это навсегда, – с чувством произносит Тру.
Надо же, а ведь я совсем недавно подумала, что никогда не забуду о том, что он для меня сделал. Тру буквально излучает тепло. Мне бы так хотелось, чтобы это тепло окружило меня со всех сторон, чтобы он взял мое лицо в ладони и согрел всю, до последней клеточки.
Дикая мысль, но я страшно замерзла и устала, так что у меня разыгрались нервы. Да еще приходится постоянно контролировать свой голос. Сделав над собой усилие, я отвечаю спокойно:
– Кто хоть раз увидит твои чудеса техники, тоже запомнит их навсегда. Ну что же, по-моему, испытания прошли успешно. Я скажу Альдо, чтобы он назначил дату заплыва. Через три дня.
Это будет настоящее зрелище. Нет, это будет больше чем зрелище.
Это будет торжество.
Тру вдруг начинает смеяться, легко и беззаботно, как в детстве. Со мной такого никогда не было. Я всегда завидовала другим детям, когда они смеялись так, будто никак не могли остановиться. У Тру такой красивый смех, а глаза при этом превращаются в щелочки.
– Ты чего? – спрашиваю я. – Что это тебя так развеселило?
– В том в ведре с листьями, которые ты мне подарила, – говорит он. – В общем, там также была голова тигра. От одного из богов. Ты специально ее туда положила?
– Нет, что ты! – Я в шоке. Удивительно, что я не заметила такую вещь, пусть даже и в полумраке. Хотя боги часто ломаются. – И где теперь эта голова? Что ты с ней сделал?
– Расплавил вместе с листьями, – отвечает Тру. – Теперь она стала рыбкой. Той, которая с ключом.
Я прикрываю рот ладонями: то ли от ужаса, то ли от радости – сама не знаю. И шепчу в ответ только одно слово: «Святотатство». А Тру обнимает меня одной рукой за плечи, как будто мы старые друзья. В общем-то, так оно и есть – Тру мой самый старый (и единственный) друг. Я чувствую, как его тело все еще трясется от смеха.
– Ты разве не веришь в богов? – спрашиваю я.
– Конечно верю, – говорит Тру. – Я верю в них настолько сильно, что не думаю, будто они ради утверждения собственного могущества нуждаются в том, чтобы повсюду ставили их статуи. Эти статуи ничего не меняют.
Тру ждет меня у раздевалки, а я переодеваюсь и вдруг ловлю себя на том, что тоже смеюсь, только беззвучно. Я почти счастлива. И в то же время сильно огорчена: я ведь так много узнала о сиренах, о том, на что они способны, о древней Атлантии и о себе самой тоже, но не могу поделиться этим с Тру. Нехорошо получается: он же мой единственный друг, а я столько всего от него скрываю.
Хотя есть одно открытие, которым я могу поделиться с Тру. Неправильно было бы уйти Наверх, не рассказав ему правду о Невио.
– У меня есть один секрет, – говорю я, выходя из кабинки.
– Какой?
Тру не удивлен, но видно, что ему не терпится услышать, что я ему расскажу. В его глазах ясно читается: «Ну, наконец-то!» Заметив это, я на некоторое время озадаченно замолкаю. Интересно, что он ожидает от меня услышать?
Я собираюсь сказать Тру, что наш Верховный Жрец – сирениус. О таком непросто говорить равнодушным голосом, без всяких эмоций. Но мне надо держать себя в руках.
А еще это не должен случайно услышать кто-нибудь посторонний.
Поэтому я наклоняюсь ближе к Тру.
Он немного опускает голову, чтобы я могла сказать ему на ухо. Со стороны это должно выглядеть вполне нормально – парень и девушка секретничают на Нижнем рынке.
– Невио, наш Верховный Жрец, – шепчу я, – он – сирениус.
Тру не отстраняется от меня, но, когда он отвечает, тоже шепотом, я понимаю, что мой друг потрясен. Он явно ожидал услышать все, что угодно, но только не это.
– Как ты узнала? – Похоже, он мне не верит.
– Невио солгал, а я поняла это, потому что видела, как все было на самом деле. Иначе бы и я тоже могла ему поверить. Но как только он соврал, я сразу сообразила, а потом уже почувствовала, что он манипулирует голосом, когда говорит. Невио – сирениус. Я уверена.
– Из этого следует, что он постоянно скрывает свою силу, – заключает Тру. – Если у него это получается, значит он действительно очень могущественный.
– Знаю.
И это самое страшное. Невио отлично владеет своим голосом, он умеет говорить как обычные люди и способен вложить в свой голос ровно столько силы, чтобы его проповеди достигали своей цели и все шли бы за ним, ни о чем таком не подозревая. Для этого необходим просто невероятный самоконтроль.
Невио очень, очень сильный.
– Как по-твоему, ваша мама знала, что Невио сирениус? – спрашивает Тру.
Я сама ломаю над этим голову. Похоже, что нет. Мама не рассказывала мне всего, она частенько скрывала свои планы. Это больно сознавать, но многое из того, что мама делала, она делала ради того, чтобы защитить меня. Я не могу представить, чтобы мама поселила меня при школе или позволила бы работать в храме, если бы думала, что Невио опасен. И наверняка, узнав, что он сирениус, она бы тут же переселила нас с Бэй в другое место.
А вдруг в ту ночь мама пришла к Майре, чтобы рассказать ей об этом? Что, если она узнала тайну Невио?
Страх разоблачения – вполне достаточная причина для убийства.
Судя по выражению лица Тру, наши с ним мысли текут в одном направлении.
– Трудно сказать, – говорю я. – Если даже мама что-то и узнала, то не успела рассказать мне об этом.
– Интересно, а другие жрецы догадываются, кто он? – задает Тру следующий вопрос.
– Нет, конечно. Ведь предполагается – и моя мама всегда это подчеркивала, – что люди должны приходить в храм исключительно по своей доброй воле. А если Верховным Жрецом станет сирениус, он начнет манипулировать чувствами прихожан.
Хотя наверняка среди жрецов далеко не все такие, как наша покойная мама, вполне могут найтись и те, кто предан Невио.
– Как ты думаешь, а в Совете знают? – спрашиваю я Тру. – Может, нам следует рассказать им?
– Не уверен, – говорит он. – Возможно, именно поэтому члены Совета и захотели, чтобы Невио стал Верховным Жрецом. – Тру качает головой. – Чем больше мы узнаём, тем запутаннее все становится. Получается, что никому верить нельзя.
– Но хоть мне-то ты веришь?
– Да, – кивает Тру. – Тебе верю.
Он смотрит мне в глаза – взгляд напряженный, губы плотно сжаты. Впервые со времени нашего знакомства я с трудом могу назвать его лицо добрым, в эту секунду оно становится очень спокойным, холодным и даже замкнутым.
С рынка мы возвращаемся молча. Я слушаю, как переговариваются и смеются люди, и пытаюсь уловить в паузах дыхание Атлантии.
Проходя мимо палатки Кары, мы замечаем кучку людей, которые собрались посмотреть на кольцо моей мамы.
– Не волнуйся, – говорит Тру. – Мы обязательно вернем его.
Я снова чувствую себя виноватой. Тру даже не подозревает, что я откладываю деньги вовсе не на кольцо, а на баллон с воздухом.
Он не знает, что я собираюсь оставить его.
Какая-то женщина платит Каре, чтобы та позволила ее маленькой дочери прикоснуться к кольцу Океании. Я начинаю нервничать. Вдруг девочка уронит кольцо? Или вдруг ее мать мошенница и собирается подменить украшение?
Но потом я вижу, с каким благоговением малышка дотрагивается до реликвии.
– Может, не так уж и плохо, если кольцо побудет здесь какое-то время, – говорю я Тру. – Оно не дает людям забыть о моей маме.
И тут мне в голову приходит интересная мысль: а что, если Бэй с Фэном ради этого и продали мамино украшение? Ведь если бы кольцо осталось у нас, оно бы не могло послужить этой цели.
Или же сестренке нужны были деньги, чтобы помочь мне?
Скорее всего, и то и другое.
От облегчения у меня на глаза наворачиваются слезы. Я еще знаю Бэй и по-прежнему способна понять логику ее поступков. Пусть не до конца, но все-таки.
– Раз уж мы заговорили о секретах, признаюсь: у меня тоже есть один, – говорит Тру.
– Да ну? И какой же?
– Я невосприимчив к сиренам, у меня врожденный иммунитет. Но это почти никому не известно. Об этом знают только мой отец и Фэн. Ну а теперь вот и ты тоже.
Мне следовало бы догадаться. Тру улыбчивый, у него ласковый взгляд, но есть в нем что-то несгибаемое. Это нельзя ни отнять, ни изменить. Любопытно: сможет ли Тру противостоять мне, если я заговорю с ним своим настоящим голосом? Но я тут же отгоняю шальную мысль и вместо этого беспечно говорю:
– Ну, значит, в один прекрасный день ты сможешь стать Верховным Жрецом.
Обычно мои попытки пошутить занудным голосом проваливаются, но Тру улыбается.
– Боюсь, этого будет маловато, – отвечает он. – Знаешь, какая там у них конкуренция!
Мой друг весело смеется, а потом вновь становится серьезным:
– Любому, кто неуязвим для сирен, следует в обязательном порядке сообщить о своем иммунитете Совету, но я этого не сделал.
– Почему? – спрашиваю я.
– Мама считала, что о таких вещах лучше помалкивать, – говорит Тру. – Отец не возражал, потому что очень любил маму. А когда она умерла, было уже слишком поздно. Наверняка в Совете бы поинтересовались, почему мы так долго держали это в тайне.
Как же много в Атлантии секретов. Может, именно это и привлекло меня в Тру: я подсознательно чувствовала, что этот парень что-то скрывает. Мы с ним товарищи по несчастью, хотя, конечно, его тайна и не такая опасная, как моя собственная.
– Отцу по большому счету на меня плевать, – продолжает Тру. – Я с ним больше не живу, ушел из дома, когда стал работать полный день на ремонте гондол. Мы с ним, считай, чужие люди.
– Сочувствую, – говорю я. Жаль, что я не могу сказать это своим настоящим голосом. – Наверное, это тяжело?
– Да, – вздыхает Тру. – С тех пор как умерла мама, отца интересует только его работа.
Я не успеваю спросить, отчего умерла его мама, – не знаю, хватило бы у меня духу вообще задать такой вопрос, – Тру говорит сам:
– У мамы было очень редкое заболевание – легочная вода. Не знаю, слышала ли ты про такое.
– Слышала, – говорю я. – Мой отец тоже умер от этой болезни.
– Ну, тогда Совет никогда не позволит нам пожениться, – задумчиво произносит Тру. – Есть ведь специальный закон…
Я изумленно смотрю на него, и Тру спохватывается:
– Это так, мысли вслух. – И спешит разъяснить: – Я просто подумал, что теоретически это могло бы стать причиной для ухода Бэй и Фэна. Если бы кто-то из его родственников, как и твой отец, тоже страдал этой болезнью. Но я точно знаю, что в семье моего друга легочной воды никогда не было. Его родители, дедушки и бабушки живы и здоровы, да и с братом тоже все в порядке.
– А у тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я.
– Нет.
– Понятно.
Мне жаль Тру, и не только потому, что у него нет ни сестры, ни брата, хотя я всегда думала, что расти в одиночестве очень тяжело. Но это еще и означает, что Тру никогда не сможет подняться Наверх. У него нет права выбора.
– Значит, ты всегда знал, что не сможешь уйти, – говорю я.
Тру кивает:
– А ты всегда мечтала о том, что сможешь, да?
Я удивленно смотрю на Тру. Как он узнал?
– Я просто это вижу, – улыбается он.
Тру – хороший парень, он мне нравится, и я бы с удовольствием с ним еще поболтала, но силы у меня уже на исходе.
– Что ж, – говорю я. – Не все наши желания исполняются.
– Да уж, это точно.
