Книга: Темное торжество
Назад: ГЛАВА 6
Дальше: ГЛАВА 8

ГЛАВА 7

Я все же решила пойти на свидание с Матюреном. И даже сыграть навязанную мне роль — до известного предела. Выведаю все, что возможно, и улизну. А уж если он чересчур расшумится или вздумает принуждать меня к продолжению любовной игры — очень хорошо, ведь тогда я буду защищаться. Я в таком отчаянии, что рада буду пролить чью-нибудь кровь!
У двери покоев, где назначена встреча, я распускаю волосы и стаскиваю пониже корсаж платья. Снедаемый нетерпением, барон Матюрен уже там. Плотское вожделение вызывает у него такое биение пульса, что я едва слышу собственные мысли.
— Тебя кто-нибудь видел? — спрашивает он, когда я проскальзываю внутрь.
— Нет, — заверяю я его.
И подхожу ближе, откидывая распущенные волосы за плечо. Он трогает их, перебирает локоны, пропускает их между пальцами.
— Точно черный шелк, — бормочет восхищенно.
Я ощущаю хмельной аромат его страсти. И очень хорошо знаю, как с ней обращаться. Легонько провожу пальцем по борту его камзола. От этого у Матюрена приоткрывается рот, а дыхание прямо-таки застревает в горле. Я обвиваю его рукой и принимаюсь играть волосами у него на затылке.
— Готова поспорить, ты говоришь это каждой, которую завоевываешь!
Он удивленно моргает. Вряд ли кто-нибудь раньше приписывал ему длинный список побед. Я прижимаюсь к нему и легонько трусь щекой о его многочисленные подбородки.
— Ты, случайно, не знаешь, что нынче вечером так прогневало моего сиятельного отца? — спрашиваю я. — Помнится, после обеда, когда я к нему заходила, он был вполне даже весел.
Мы с бароном здесь совершенно одни, и все равно он быстро оглядывает комнату, прежде чем отвечать. Все же он не такой тупица, каким старается выглядеть.
— Он получил весть, что герцогиня короновалась сегодня в Ренне.
Это отличная новость. Герцогиня, несомненно, упрочила свое положение, но, боюсь, даже корона не убережет ее от властолюбивых поползновений д'Альбрэ. Это может сделать только могущественный супруг с многотысячным верным войском. Интересно, жив ли еще гонец, доставивший сведения о короновании герцогини? Мой государь-отец не склонен щадить тех, кто приносит ему дурные известия.
— И вы доверили бы ему править Бретанью? — Меня передергивает. — Сдается, он более чем достаточно страшен и при своей нынешней власти. А уж если заполучит целое герцогство…
Еще договаривая эти слова, я чувствую, как начинает гаснуть и съеживаться страсть Матюрена, и поспешно меняю тему:
— У нас не так много времени. Фрейлины вот-вот явятся разыскивать меня.
Это заставляет его перейти к немедленным действиям. Он расстегивает сперва камзол, потом тонкую льняную рубашку. Я тотчас замечаю темную тень, растекшуюся по его груди, и мое сердце так и взлетает. Он помечен! Это сильно облегчает мне жизнь. Я улыбаюсь, впервые по-настоящему за весь нынешний день, и подхожу к барону вплотную, даже слегка оттесняю его. Так, чтобы после удара он завалился на стену и не обрушился на меня всей своей тяжестью.
Но я едва успеваю дотянуться до спрятанного в рукаве ножа, когда он вдруг ахает, а на лице возникает изумленное, почти обиженное выражение.
— Что? Что случилось? — вполголоса спрашиваю я, не желая утрачивать решимости.
Он молча тянется руками к груди, словно там у него вдруг заболело; на губах показывается кровь. Всеблагой Мортейн! У толстяка что, приступ какой-то?
Матюрен валится на пол, точно висельник, которому перерезали веревку. Он падает прямо на меня, и я едва не опрокидываюсь навзничь. Из его тела вырывается что-то темное, бьющееся, большое…
Вот это самый неприятный момент в том, что касается убиений. Терпеть не могу вынужденного общения с душой, вырванной из плоти. Я не зря вспоминала свой первый поцелуй и связанные с ним чувства: вот и здесь почти то же самое. Делать нечего, я ожесточаю свой дух и вглядываюсь в вереницу проносящихся видений. Вот толстая рука д'Альбрэ обнимает плечи барона, внушая ему ложное ощущение безопасности… Вот самодовольство: это я выбрала его, а не Вьенна или Жюльера. А потом откуда-то из глубины — муки задавленной совести, ведь он предал юную герцогиню. Совесть была вроде бы надежно умаслена уверениями д'Альбрэ насчет того, что лучшего, чем он, мужа не найти, но совсем успокоиться все-таки не могла…
Тут некая сила отпихивает прочь безжизненное тело барона, и я вижу перед собой высокий темный мужской силуэт. В руках у него меч, и с клинка еще капает кровь.
— Юлиан!.. — потрясенно шепчу я.
Он делает шаг вперед, его губы туго сжаты, лицо в глубокой тени.
— Позабыла, сестренка? Ты принадлежишь мне!
От этих слов у меня холодеют самые кости, я обхватываю себя руками, чтобы скрыть, как они дрожат.
— Ты только моя, — тихим голосом продолжает он, словно любовник, нашептывающий нежности. — Ничей слюнявый рот не будет мусолить тебя, ничьи поганые руки не будут лапать. — Он смотрит вниз и толкает мертвеца носком сапога. — Эта малодушная тварь уж точно не посягнет на тебя.
Теперь я понимаю смысл его взгляда за ужином. Это было обещание расправы.
Я самым естественным образом вписываюсь в роль, которую должна сыграть. В алхимии я не слишком преуспела, так и не выучилась обращать свинец в золото, но никто лучше меня не умеет обращать испуг в дерзость, а это, поверьте, гораздо трудней. Я раздраженно улыбаюсь Юлиану и для пущего эффекта встряхиваю волосами:
— Так вот как ты все истолковал, Юлиан? И еще заявляешь, будто видишь меня насквозь?
Его готовая выплеснуться ярость чуть остывает.
— Тогда почему ты здесь?
Да он что, глухой? Я наклоняю голову:
— Наш отец велел пустить в ход мои женские чары и убедиться, не задумал ли Матюрен его французам продать!
Он сжимает зубы; я вижу, как дергается мышца на лице.
— И ты намерена была идти до конца?
Вместо ответа, я показываю ему нож, спрятанный в кулаке.
Он впивается в мои глаза огненным взором, словно пытаясь высветить правду в их глубине:
— Это правда?
Я хохочу. Просто не могу удержаться.
— Ты в самом деле вообразил, будто я по своей воле пришла к этому куску тухлого сала? Юлиан, у тебя совсем никакой веры нет! Мне-то — ладно, но ты уже и моему вкусу доверять перестал?
Он бросает меч на пол, перешагивает через тело и хватает меня за плечи. Мое сердце снова бухает в ребра: он разворачивает меня и прижимает к стене. И приближает губы к моему лицу:
— Поклянешься?
Нельзя допустить, чтобы он почуял мой страх. Я хватаю этот страх и превращаю в топливо для своего гнева. И с силой отталкиваю Юлиана:
— Хватит глупостей! Клянусь Всевышним и всеми девятью Его святыми! А теперь пусти, больно же!
Его настроение меняется, как бегучая ртуть. Он ловит мою свободную руку и подносит к губам:
— Я не должен был сомневаться в тебе.
Его дыхание теплом обдает мне кожу. Он переворачивает мою кисть и целует запястье.
— Вот именно, не стоило. — Я тяну руку к себе и чувствую немалое облегчение, когда он отпускает. Принимаюсь убирать растрепанные волосы, больше для того, чтобы он опять за руку не схватил. — Ну и как, по-твоему, я объясню все это отцу?
Юлиан переводит взгляд на мертвого Матюрена:
— Мы скажем, что он был кругом виноват, как отец и подозревал, а ты еще и поймала негодяя с поличным. Так что у тебя не оставалось выбора, кроме как убить его, прежде чем он отправит еще одно послание герцогине.
— Еще одно послание?
Взгляд Юлиана, по обыкновению, непроницаем.
— Именно. Поскольку тебе удалось выяснить: это он предупредил герцогиню, что она едет прямо в ловушку.
Я вынуждена признать, что Юлиан удивительно ловко сумел обратить незавидную ситуацию к нашей с ним выгоде. К моей выгоде, вернее сказать. Снова он придумал верный способ защитить меня от гнева д'Альбрэ. Однако в этом таится своя опасность: мне остается только предположить, что Юлиан подозревает — герцогиню предупредила я.
А он тем временем добавляет:
— Я позабочусь о трупе.
Я выгибаю бровь и фыркаю:
— С тебя причитается за маловерие.
Он вновь хватает меня за руки.
— Один поцелуй, — молит он. — В знак того, что ты не сердишься.
Хочется отказать ему, но я, по сути, трусиха. Какие отказы, когда он допущен к моим самым опасным секретам! Ужас отравляет мою кровь, когда Юлиан наклоняется и накрывает мои губы своими… Я просто отъединяю свой разум от тела, почти так же, как отъединилась от плоти душа Матюрена. Только так я способна выдержать прикосновение Юлиана.
«Он мне не брат, — твержу я про себя. — Он мне не брат…»
И это еще одна причина, по которой я так отчаянно цепляюсь за свою веру в Мортейна. Если Он и вправду отец мой, значит у нас с Юлианом нет ни капельки общей крови.

 

Юлиан велит возвращаться в мои покои, а сам остается навести порядок на месте убийства. Я ухожу на чужих ногах, неверной походкой марионетки на ниточках. Чувствую себя выпотрошенной, точно рыба, которую мы ели на ужин.
Когда наконец добираюсь к себе, там никого нет — только девушка с кухни, разводящая на ночь огонь в очаге. Она так торопливо удирает при моем появлении, словно один мой взгляд способен превратить ее в жабу. А может, боится кары за то, что одним со мной воздухом посмела дышать?
Отцу случалось наказывать слуг и за меньшие проступки.
Яркое желтое пламя дышит успокаивающим теплом, и я подхожу погреться, устраиваюсь как можно ближе. Руки еще трясутся, холод, кажется, проник в самые кости, и все мое существо до последней жилочки прямо-таки вопиет: беги отсюда!
Я думаю о душе Матюрена, покинувшей бренное тело. И желаю — да что там, жажду! — такого же освобождения и для себя. Я вспоминаю, как стояла на башне и дышала пьянящей свободой, а ветер нашептывал мне, обещая унести далеко-далеко… Уж не так ли чувствует себя душа, наконец-то избавленная от плотских оков?
В это время входит Тефани. У нее крупные ноги, и ее легко узнать по шаркающей походке. Она коротко кланяется у входа, после чего бросается прямо ко мне:
— Госпожа! Пожалуйста, простите, что я одну вас оставила! Я думала, вы… вы…
Она делает неловкий жест, не находя слов.
Я слишком измотана и душевно разбита, чтобы изображать господское негодование.
— Просто постарайся впредь подобного не допускать.
Она озабоченно морщит лобик:
— Хорошо, госпожа… А вы, часом, не приболели?
— Нет, я лишь устала.
— Но вы вся дрожите! Сейчас вам чего-нибудь горяченького выпить принесу.
Я молча отдаюсь ее заботам. Вручив мне кубок, она откидывает покрывало на постели и принимается греть простыни.
Пока Тефани возится, я стою у камина, потягивая вино и ожидая, чтобы прошла дрожь. Больше всего хочется залезть в ванну, но час уже слишком поздний, и не к чему привлекать лишнее внимание к своей особе. А жалко: кровь Матюрена, поцелуй Юлиана — я чувствую себя невыносимо замаранной…
— Госпожа?
Я поднимаю голову. Тефани держит наготове мой домашний халат:
— Вам раздеться помочь?
— Да, будь добра.
Она ловко и заботливо управляется с моей одеждой. В отличие от Жаметты, Тефани знает свое дело, и ее молчаливое общество устраивает меня как нельзя лучше. Когда она отворачивается убрать мое платье, я иду к столику и открываю украшенную камешками шкатулку. Поставив кубок, достаю из шкатулки маленький хрустальный фиал. Это сонное зелье — прощальный подарок сестры Серафины. Она, конечно, прямо не говорила, но я-то видела, что ей не по нраву решение аббатисы так скоро отослать меня в мир. Серафина знала, что без ее снадобий я там, очень возможно, вообще спать не смогу.
Открыв фиал, я на миг задумываюсь, а не вытряхнуть ли в вино все его содержимое? Вот усну и уже не проснусь. Какое невероятное, сладостное искушение — погрузиться в сон и никогда больше не иметь дела ни с д'Альбрэ, ни с аббатисой, ни с Юлианом…
Но что, если Смерть вновь отвергнет меня? И я буду лежать беспомощная и беззащитная, до самого выздоровления отданная на милость других? Какая жуткая мысль!
И потом, этот рыцарь… А вдруг он и вправду еще жив? Что с ним станется, если я сейчас умру?
Я роняю в вино две капельки из фиала. Убираю его в шкатулку и запираю ее на ключ.
И самое главное: умри я, и кто тогда убьет д'Альбрэ? Ибо он должен умереть, отмеченный или нет.
Тефани, должным образом нагрев постель, спешит распустить мои волосы. Фрейлина до того легко касается их гребнем, что я даже удивляюсь, ведь обычно она такая неуклюжая. Закрываю глаза, и нежные, размеренные движения служанки словно бы вычесывают из меня страх. Ее ласковая забота даже заставляет вспомнить, как мы с Аннит и Исмэй по очереди расчесывали и укладывали друг дружке волосы в монастыре… Всеблагой Мортейн, до чего же мне не хватает подруг!..
Поддавшись душевному движению, я оборачиваюсь.
— Сегодня будешь спать здесь, — говорю я фрейлине.
Она прерывает работу и удивленно смотрит на меня:
— Госпожа?
Сказать, что мне нужно ее общество, я не могу.
— Я не очень хорошо себя чувствую, — говорю вместо этого. — Ночью мне может потребоваться помощь.
Кажется, она очень удивлена, но вместе с тем и обрадована. Откуда ей знать, что мои слова продиктованы отчаянием трусливой душонки. Простушка думает, будто ей оказана превеликая честь. Что ж, я не стану разочаровывать ее.
В эту ночь, когда Юлиан приходит скрестись у меня под дверью, Тефани идет выяснять, кто там. Я толком не слышу, что она говорит, — благодаря средству сестры Серафины голова у меня точно ватой набита, — но одного ее присутствия достаточно, чтобы его отпугнуть. Она возвращается в постель и заползает под одеяло.
— Ваш брат приходил узнать, как ваше здоровье, госпожа. Он сказал, у вас голова за ужином разболелась, спрашивал, прошла ли.
— Прошла, — бормочу я и передвигаюсь, уступая Тефани нагретое место.
Хоть какая-то награда за то, что она отгоняет чудовищ.
Назад: ГЛАВА 6
Дальше: ГЛАВА 8