Сара
— Какого черта ты тут делаешь? Отойди от нее!
Он здесь, в моей комнате, стоит на коленях рядом с постелькой Мии. Значит, это он за ней приходил! А все эти истории про бедного маленького мальчика фигня! Он знал, что Мия здесь, и хотел до нее добраться!
Он оборачивается через плечо. Вид у него виноватый. Попался на месте преступления. И я вижу его лицо, ее лицо и понимаю: сон сбудется.
— Она плакала. Я пришел, думал, может, я…
— Отойди от нее!
Проталкиваюсь мимо него, пихаю его плечом, подхватываю Мию на руки. Уношу ее подальше, к дальней стене, и начинаю укачивать, чтобы успокоить, только поди успокой кого-нибудь, когда внутри все так и бурлит от злости.
— Какого дьявола ты сюда приперся? Надо было меня разбудить!
Разбудил бы он меня, как же! Он хотел найти Мию, а я как раз отрубилась, а ему только этого и было надо!
— Я не знал, что делать. Ты такая усталая…
— Еще бы я не была усталая, блин! Устанешь тут, когда год не дают поспать по-человечески! Отвали, а? Пошел вон!
Он поднимает руки, пятится к стене.
— Ладно, ладно. Я уйду. Прости. Что с ней?
— Ничего. Дети плачут. Наверное, хочет есть.
Он стоит как пень.
— Я сказала — уйди! Уйди, Адам! — говорю я твердо. Он не трогается с места. — Проваливай!
Это его пронимает. Топает к двери, бормочет:
— О'кей. Но потом-то прийти можно будет?
— Нельзя. Не приходи больше.
— Сара, пожалуйста!
Нет, эти щенячьи глаза меня уже не обманут.
— Ты чего, глухой? — ору я на него. — Я не хочу тебя больше видеть, отморозок! Не приходи! Сунешься — всю рожу разобью!
Тут он уходит, с топотом бежит вниз по лестнице. Слышу, как хлопает дверь кухни, потом калитка. Сажусь на постель и поднимаю футболку.
— Ну все, Мия, — говорю. — Тише, тише. Голодная? — Конечно. Несколько секунд яростно мотает головой — ищет сосок, — потом присасывается. — Он ушел, Мия, — говорю я. — Этот плохой дядя ушел. Я не дам тебя ему в обиду.
А потом я сижу и думаю над тем, что он сказал. Вся эта история — про числа, — я решила, будто он говорит правду. Как-то все сходилось, к школе, когда я увидела его с записной книжкой, он записывал числа, в этом я уверена, вот как бывают же люди, у которых хобби — записывать номера машин или поездов. Если он их видит, значит, живет в таком же кошмаре, что и я, есть за что его пожалеть, придурка. А лицо у него… через какие муки он прошел?
Мотаю головой. Нельзя мне о нем думать. Хватит уже. И так я сбежала из дому, родила Мию, стала жить своей жизнью, какой ни на есть. Мне нельзя больше никого в нее пускать, никого и ничего. Мое дело — мы с Мией. Да, похоже, Адам прав. Надо убираться отсюда, прямо сейчас. Я увезу Мию из Лондона, от опасности, от Адама. Увезу туда, где он нас никогда не найдет.