ГЛАВА 17
ПЕЛСИЯ
Поиски ссыльной Хранительницы на пелсийских просторах оказались совсем не таким простым предприятием, как надеялась Клео. И прятаться на борту грузового корабля, шедшего в Пелсию за вином, гораздо скучнее, чем путешествовать на роскошной яхте отца… Тем не менее они с Ником благополучно прибыли и выбрались на берег.
Клео несла с собой сумку с самым необходимым. Там лежала смена одежды и небольшой мешочек золотых и серебряных монет. Клео предусмотрительно запаслась деньгами, которые ходили в обеих странах, предпочтя их легко узнаваемым оранийским сантимам с отчеканенным ликом богини: незачем привлекать нежелательное внимание. Клео большей частью держала капюшон плаща низко надвинутым, но не столько от посторонних глаз, сколько от стылого зимнего ветра. Ей не было особого смысла прятать лицо: в этом богооставленном горемычье едва ли нашлась бы горстка людей, способных ее узнать.
Они с Ником пустились в путь.
Шли, и шли, и шли…
И опять шли…
Тот раз, когда они приезжали за вином для Эрона, прогулка от пристани до базара показалась Клео бесконечным походом. Теперь она начинала понемногу понимать, что такое настоящее путешествие пешком.
Деревни здесь отстояли одна от другой самое меньшее на полдня пути. Несколько раз путникам удавалось подъехать на задах груженой телеги, но большей частью топали на своих двоих. И все деревни были удручающе похожи одна на другую. Маленькие и бедные. Скопище домиков, таверна, гостиница и небольшой рынок со скромным товаром, в том числе с фруктами и овощами — мелкими, весьма несчастного вида. В прохладном климате они росли далеко не так здорово, как виноград. Без сомнения, лозы процветали благодаря земной магии. Мысль об этом помогала Клео не терять присутствия духа и бодро встречать очередной день.
Вскоре по прибытии им довелось идти через те самые знаменитые виноградники. Они увидели широко раскинувшиеся склоны, сплошь засаженные аккуратными рядами лоз. Бледно-зеленые гроздья были холодными на ощупь, но крупными, тугими и сладкими.
Не дожидаясь, пока их застукают, путешественники набрали столько винограда, сколько могли унести, и побыстрее убрались прочь. Жуя добычу, Клео поневоле вспоминала роскошные блюда, которые слуги подавали им у жарко пылающего камина… Что ж, виноград, по крайней мере, помог набить животы, тем более что Ник так и не сумел поймать на ужин кролика. Зверек оказался для него слишком проворен. Потом путники набрели на неуклюжую, медлительную черепаху, но ни у того ни у другого не хватило духу оборвать ее жизнь. К тому же они еще не успели как следует проголодаться, чтобы всерьез задуматься о черепаховом мясе. Оставив рептилию, доели остаток сушеных фруктов.
Покинув западное побережье, где среди скал лежала гавань и в изобилии рос виноград, путники двинулись на восток, шагали узкими грунтовыми дорогами и останавливались в каждой деревне, расспрашивая жителей относительно местных легенд и о том, не слышал ли кто о ссыльной Хранительнице, что обитала среди крестьян.
Если их самих спрашивали, кто они такие, Клео и Ник представлялись братом и сестрой из северного Лимероса, странствующими исследователями народных сказаний. Эта выдумка казалась Клео очень смешной, она едва удерживалась от ехидной ухмылки, когда Ник в очередной раз принимался излагать их вымышленную историю, уснащая ее все новыми замечательными подробностями. Его фантазия вскоре превратила их в детей известного лимерийского поэта, который на смертном одре завещал сыну и дочери довершить дело всей его жизни — написать книгу о Хранителях Родичей.
У Ника обнаружилось богатейшее воображение и весьма обаятельная манера вести разговор, что надежно ограждало странников от каких-либо подозрений. Пелсийцы, вообще-то, не слишком приветствовали чужеземных гостей, но стоило Нику открыть рот, и их повсюду готовы были принимать как родных. Обветренные лица крестьян расплывались в улыбках, а дети и вовсе брали Ника в кружок у костра под звездами, требуя все новых историй, и Ник очень успешно сочинял их прямо на месте. Доходило до того, что дети следовали за ними до околицы и даже дальше, умоляя хоть немного задержаться и позабавить их еще.
Клео надеялась достаточно быстро отыскать ответы, которых так жаждала, но они странствовали уже неделю, и бесконечная ходьба начала ее утомлять. Некоторые дни выдавались успешней других. У них еще оставались деньги, и путники снимали комнатки в деревенских гостиницах, где можно было с относительным удобством выспаться на тюфяках, набитых соломой. А еда, которую подавали в пелсийских тавернах, конечно, была далека от изысканных блюд оранийского дворца, но при всем том вполне съедобна…
Сегодня, однако, когда они покинули такую вот таверну и направились в гостиницу, их зажали в угол несколько грубых парней. Разбойники отобрали у Клео мешочек с деньгами, так что у путешественников осталось лишь несколько монеток, завалявшихся у Ника в кармане.
Клео расплакалась — в самый первый раз со времени прибытия в Пелсию. Она восприняла ограбление как знак свыше, — видимо, прежде, чем их путешествие возымеет успех, все должно было стать совсем плохо. Пустой кошелек означал, что скоро придется вернуться в Оранос, признать неудачу и принять наказание за самовольный побег из дому на поиски неизвестно чего.
Решив не тратить последние гроши на гостиницу, путники заночевали в пыльном русле пересохшей реки. Улегшись, они сообща накрылись толстым и просторным плащом Клео. Ник еще и обнял принцессу, которую бил неудержимый озноб.
— Не плачь, — шепнул он ей на ухо. — Завтра будет легче.
— Почем ты знаешь…
— Верно, не знаю. Но кто запретит мне надеяться?
— Мы так ничего и не нашли, — всхлипнула Клео. — Никто не верит, что тут Хранительница жила…
Принцесса начинала подозревать, что это лишь сказка.
Она испустила длинный, судорожный вздох и прижалась щекой к груди Ника, слушая, как стучит его сердце. Звезды ярко светили в черноте неба, луна была лепестком серебряного света. Никогда прежде Клео так долго не засматривалась в ночное небо — разве что иногда бросала ввысь рассеянный взгляд… Такими, как сейчас, она звездные россыпи еще не видала. Бескрайняя хрустальная высь показалась ей невыразимо прекрасной — даже теперь, когда она почти готова оставить надежду…
Она спросила:
— Кстати, с чего бы это Хранительнице вообще покидать дом, уходить в ссылку?..
— Говорят, некоторые из них влюбляются в смертных и добровольно остаются с ними. А когда покидают свое обиталище, то уже не могут вернуться.
— Сделать такое ради любви! Отказаться от рая! — Клео сглотнула. — Ну и расточительство…
— Смотря в кого влюбляешься, — сказал Ник.
И это была истинная правда.
Глядя на звезды, Клео подумала о Теоне. Может, и он сейчас смотрел в небеса? Клео знала, что он наверняка пришел в ярость, узнав о ее побеге и догадавшись, что принцесса ему солгала. Раньше она об этом не задумывалась. Полагала, что скоро вернется с победой, а победителей, как известно, не судят.
«Прости, Теон, — подумалось ей. — Как жаль, что тебя нет здесь со мной…»
Ей очень нравился Ник, но при мысли о том, что на месте его рук могли быть руки Теона, кровь сразу быстрее побежала по жилам. Он уж обнял бы ее, уж постарался бы, чтобы она не замерзла… Клео все норовила удрать от своего сурового, неизменно серьезного телохранителя — и вот теперь ей отчаянно недоставало его. Она ничего не желала бы изменить в нем, ни единой мелочи. Вплоть до того обстоятельства, что он был далеко не знатных кровей… Принцесса только надеялась, что Теон поймет, почему у нее не было выбора, зачем она обязательно должна была приехать сюда. Поймет… и сможет простить. Хотя бы когда-нибудь…
— А как они выглядят? Хранители? — шепотом спросила она. — Я как-то не особенно вслушивалась во все эти легенды…
— Да в них, почитай, никто уже толком не верит, — ответил Ник. — Говорят, Хранители молоды и прекрасны. Кожа у них золотая, и от нее исходит сияние. Проводят свои дни среди зеленых лугов, окруженные роскошью…
— Но они в своем раю вроде узников?
— Да, так утверждают легенды. С тех пор как были утрачены Родичи, у Хранителей недостает магии, чтобы оттуда выбраться. Это их наказание — они ведь не уберегли доверенное их защите.
— Но они по-прежнему способны наблюдать за нами, используя зрение птиц?
— Я думаю, — сказал Ник, — они смотрят не за всеми. Во всяком случае, за некоторыми наблюдать — точно скука смертная. За Эроном, например. То вино хлещет, то в зеркало сам на себя пялится… Тьфу, пропасть!
Клео невольно рассмеялась:
— А ты, пожалуй, в точку попал…
— Я тут подумал кое о чем, — сказал Ник.
— Да? — Клео вывернула шею, чтобы заглянуть ему в лицо. — И о чем же?
— Представил себе, что он сказал бы, если бы увидел, как мы с тобой улеглись и собираемся спать в обнимку. Небось позеленел бы от ревности!
— Это уж точно, — хмыкнула Клео. — Особенно его завидки взяли бы от того, что мы ноги по колено стерли и лежим с пустыми животами… причем без капли вина…
Ник прикрыл глаза, но уголки губ сами собой поползли вверх.
— А может, он сказал бы, что шанс помереть в объятиях принцессы Клейоны того стоит?
Любил он такие вот глупые замечания. Обычно Клео отмахивалась от подобных шуточек и сразу их забывала, но теперь невольно задумалась — а что, если сестра не ошиблась и Ник правда в нее в какой-то мере влюблен?..
Однако беспокойство вскоре рассеялось. Клео заснула, и ей приснился Теон.
— Пора принимать решение, — сказал Ник на другой день, когда они возобновили поиски. — Если и сегодня ничего не наклюнется, нужно поворачивать к гавани, чтобы завтра же плыть обратно домой. Договорились?
Клео еле переставляла ноги, отяжелевшие от разочарования и застарелой усталости.
— Договорились, — вздохнула она.
У них почти не осталось денег, и они так и не добыли ни единой зацепки. Похоже, пора признать, что приключение кончилось, и смириться с неудачей.
Не прекращая шагать, Клео крепко зажмурилась и — что редко с ней бывало — вознесла молитву богине, испрашивая подмоги…
Единственным, с позволения сказать, ответом было недовольное бурчание в животе. В то утро они нашли несколько облетевших фруктовых деревьев с плодами, засохшими на ветках, но, конечно, досыта не наелись.
— И отлично, — сказал Ник. — Будем считать, что твое чревовещание указывает нам верный путь. Вперед!
Клео шлепнула его по плечу и не расплылась в улыбке только потому, что озябшую кожу лица лучше было не тревожить.
— Не дразнись! Сам небось тоже с голоду помираешь!
— Сегодня нам придется выбирать между походом в таверну и ночевкой в гостинице, — сказал Ник. — То и другое мы себе уже позволить не сможем.
До чего же несправедливо все складывалось! Клео только-только начала про себя считать пелсийцев добрым и трудолюбивым народом, и тут нате вам — их с Ником ограбили. Может, не так уж и ошибочно было ее первое впечатление о местных жителях как о дикарях без чести и совести?..
«А где им взять совесть при их-то бедности? Мне хорошо рассуждать, у меня-то все есть…»
От этой мысли у принцессы холодок пробежал по спине. Доведись ей еще неделю прожить в здешнем горемычье, небось, и она дичать начала бы…
Следующая деревушка ничем не отличалась от десятков других — те же пыльные улочки и каменные домишки под тростниковыми крышами. Добравшись до рыночной площади, где толпился кое-какой народ, странники начали останавливать прохожих и расспрашивать их о Хранительнице.
Отвечали им примерно то же, что и повсюду.
— Хранители? Знать про них ничего не знаю, — сказала деревенская баба с неровными, поломанными зубами. — И ты, дочка, лучше не верила бы во всякие глупости! Будь у нас тут Хранительница с золотыми пальчиками, с которых так и капает волшебство, думаешь, спали бы мы под дырявыми крышами и подмороженные овощи грызли?..
— Но она — ссыльная Хранительница, так что, может быть, ее могущество…
Пелсийка пренебрежительно отмахнулась.
— Хватит уже, — сказала она, — и вождя Базилия, который дерет с нас семь шкур и живет в роскоши, якобы колдуя для всеобщего блага, пока мы тут, того и гляди, все с голоду не перемрем! Нынче, вишь, ему еще и мужики наши понадобились ради каких-то непонятных затей… Ох, тошнехонько!
— Тихо ты, — осадила говорливую бабу седовласая приятельница и даже дернула ее за руку. — Не говори так о вожде! Он может услышать тебя!
Первая тетка не осталась в долгу:
— Если он что и слышит, так только свою сытую отрыжку!..
Но подруга схватила ее в охапку и увела прочь прежде, чем та успела наговорить еще крамольных речей.
— А крыши в самом деле дырявые, — оглядевшись кругом, сказал Ник. — Бабулька права: если не все, то половина уж точно! И как только они зимние холода здесь выдерживают?
— Кое-кто и не выдерживает, — долетел голос с той стороны лотка, сплошь заваленного плетеными корзинами.
Обернувшись, Клео увидела невысокую женщину с седой головой и глубокими морщинами на лице. Она разглядывала принцессу блестящими черными глазами, и в первое мгновение Клео невольно вспомнила Сайласа Агеллона, виноторговца, — примерно так он смотрел на гостей, пока не подошли его сыновья. Одно воспоминание потянуло за собой другие… и весь тот горестный день пронесся в памяти Клео, точно струйка горького дыма.
— Простите, что вы сказали?.. — произнесла она вслух.
— Зимы здесь нешуточные, — ответила женщина. — Не всем везет, кое-кто не дотягивает до новой весны. Уж так тут ведется… А вы, погляжу, сами не местные?
— Мы из Лимероса, — привычно соврал Ник. — Путешествуем вот, записываем легенды о Родичах и Хранителях. Хотим книгу составить. Вы нам, случаем, ничем не поможете?
— Я знаю кое-какие истории, — ответила корзинщица. — В моей семье их часто рассказывали. Веками передают из уст в уста, потому что иначе они забылись бы и исчезли.
У Клео заколотилось сердце.
— А вы ничего не слышали о женщине… бывшей Хранительнице… которая теперь вроде как живет в Пелсии среди обычных людей? Она отправилась в ссылку, чтобы поселиться в простой деревне…
Брови пелсийки поползли вверх.
— У нас? Ссыльная Хранительница?.. Ничего себе! Нет, на этот счет я даже слухов не припомню. Ты уж прости.
Клео поникла.
— Да за что прощать… А я-то понадеялась…
Торговка между тем проворно собрала корзины и, обернув их большим куском ткани, закинула на плечо.
— Вы бы спрятались куда, — сказала она. — Буря идет.
— Буря? — встревоженно переспросил Ник, и тут же потемневшее небо вспорола ветвистая молния, сопровождаемая раскатом близкого грома.
Женщина посмотрела вверх:
— Грозы в Пелсии бывают нечасто, но налетают всегда внезапно — и тогда держись! У нас ведь тут магия хоть и скудеет на глазах, но не вся еще выветрилась.
У Клео опять перехватило дыхание.
— Так вы верите в магию!
— Иногда. Последнее время, правда, все реже… — Женщина склонила голову набок. — А вы, ребята, точно из Лимероса будете?.. Выговор ваш, знаете, намекает скорее на южных соседей…
— Нет, бабушка, мы как есть природные лимерийцы, — без малейших раздумий заверил ее Ник. — Мы с Клео объехали все Западное Царство и за морями бывали — вот и нахватались… разного. Привычек там, выговоров, друзей… Хотелось бы и вас среди них числить. Меня, кстати, зовут Николо, можно просто Ник.
— А я — Эйрин. — Улыбка собрала веера морщинок в уголках ее глаз. — Рада познакомиться, молодой человек. А ты… — Она повернулась к принцессе. — Очень уж имя у тебя необычное. Это, случаем, не сокращенное от «Клейона»?
Клео искоса глянула на Ника, который так опрометчиво упомянул ее имя. Делать нечего, придется выкручиваться!
— За такое имя мне батюшку приходится благодарить, — ровным голосом ответила она. — Он у нас был очень древними мифами увлечен. И, не в пример большинству лимерийцев, отказывался выделять одну из богинь, считая их равными.
— Разумный человек, — одобрила бабка. — А теперь, ребята, давайте скорее ищите себе кров на ночь!
Путешественники переглянулись: небо уже начало ронять первые капли дождя. Клео невольно натянула на голову куколь плаща, понимая, впрочем, что он промокнет в считаные минуты.
— Да, надо бы укрыться, но, боюсь, за гостиницу нам заплатить нечем, — сказал Ник. — Денег только на еду, да и то в обрез.
Эйрин внимательно посмотрела на обоих и кивнула.
— Тогда идемте ко мне, — сказала она. — Я вас накормлю и, по крайней мере, в сухом месте на ночь устрою.
Клео смотрела на нее с недоумением:
— Вы так добры… Но вы же нас совершенно не знаете!
— Я просто надеюсь, что и мне незнакомец однажды добро сделает. Идемте!
От рыночной площади до домика Эйрин было едва ли пять минут хода. Тем не менее все промокли насквозь. Дождь промочил даже вещевой мешок Клео. Пока Ник помогал хозяйке разводить огонь в очаге, каменная труба которого тянулась вверх, сквозь тростниковую крышу, принцесса огляделась. Пол в домике был земляной, утоптанный почти до мраморной твердости. Жилище Эйрин оказалось очень опрятным, хотя и небогато обставленным. Деревянный стол и такие же стулья при нем, в дальнем конце комнаты — соломенные тюфяки… Самая захудалая оранийская вилла против этого домишки показалась бы сущим дворцом, но ничего — жить можно вполне!
Эйрин выдала им старые шерстяные одеяла и чистую одежду — на то время, пока их собственная, вымокшая под дождем, будет сушиться у очага. Ник сменил свой наряд, сработанный дворцовым портным, на простую рубаху и штаны. Клео досталось полотняное платье, не украшенное ни вышивкой, ни бусами.
Воспользовавшись тем, что хозяйка удалилась на кухню, Клео наклонилась к уху своего спутника:
— Какая ткань колючая… Кусается!
— Я тоже чешусь.
— Всяко лучше, — сказала Клео, — чем прыгать голышом, пока наши одежки высохнут.
— Это точно! — поддакнул Ник и озорно ухмыльнулся. — Вот ужас был бы!
Готовя ужин, Эйрин расспрашивала про их путешествие через Пелсию. Говорил в основном Ник — Клео больше помалкивала, предоставляя ему творить свое особое волшебство и являть мастерство опытного рассказчика, повествуя бабке об их «исследовательской» эпопее.
— Так вы ищете эту ссыльную Хранительницу, чтобы о былых временах расспросить? — поинтересовалась та наконец.
Клео быстро глянула на Ника и ответила:
— Не только… Понимаете, у меня… у нас еще сестра есть. Старшая. И она очень больна. Говорят, у Хранительницы может для нее лекарство найтись…
— Зернышки виноградные, — кивнула Эйрин. — Напитанные земляной магией. Верно?
У Клео округлились глаза.
— Так вы слыхали эту легенду!
— Слыхала. Но, ты уж прости меня, деточка, это всего лишь легенда. Людям хотелось как-то объяснить успехи наших виноделов, вот кое-кто и поверил… в такую причину. Но большинству кажется, что волшебство, помогающее виноделам, творит сам вождь Базилий — чтобы, значит, было чем совершать возлияния в его честь.
— А правда, по-вашему, в чем?
Женщина слегка пожала плечами:
— Не мне о том судить.
Клео, хмурясь, откинулась на спинку стула.
— Но вы сами говорили, что верите в магию…
Эйрин кивнула:
— Верю — хотя, будь я сейчас в Лимеросе, нипочем бы в том не созналась. Я сама хотя и не ведьма, но, вы ж понимаете, от греха-то подальше…
— А вы не знаете, может, поблизости какие-нибудь ворожеи живут?
Клео было больно даже думать, что легенда о ссыльной Хранительнице оказалась пшиком, но если не это, так хотя бы колдунью найти! Все, что было так или иначе связано с магией, обретало в ее глазах неимоверную ценность.
— Если, будучи лимерийкой, ты так интересуешься ведьмами, значит у тебя правда вилы к горлу — сестру спасать, — сказала Эйрин. — А туда же, про книгу какую-то мне толкуешь… Так и говори, что за лекарством приехала!
Глаза Клео внезапно обожгли слезы.
— Моя сестра, — сказала она, — это… это… у меня ближе и дороже в целом свете никого нету! Если она умрет, я… я… я просто не знаю, как мне тогда жить! Все сделаю, только бы ей помочь…
Тут дверь вдруг отворилась: вбежала прехорошенькая темноволосая девочка. С нее текло — за стенами бушевал холодный ливень.
Девчушка тотчас заметила Клео и Ника.
— Вы кто такие? — требовательно спросила она.
Эйрин поморщилась:
— Сэра, повежливей, прошу тебя, это мои гости. Они с нами поужинают и переночуют.
Эти слова нимало не добавили девочке дружелюбия.
— С какой стати? — поинтересовалась она.
— А с такой, что я так сказала. Это моя внучка, Сэра. Сэра, познакомься с Клео и Николо. Они приехали из Лимероса.
— Клео, — повторила девочка, словно катая чужое имя на языке.
У принцессы гулко стукнуло сердце: а ну как сейчас та сообразит, кого нелегкая занесла к ним под кров?.. Усилием воли она принудила себя к спокойствию.
— Рада познакомиться с тобой, Сэра.
Девочка еще некоторое время разглядывала ее, потом повернулась к бабушке:
— Мне на стол накрыть?
— Да, пожалуйста.
Ужинали за шатким деревянным столиком. Клео до такой степени изголодалась, что от души радовалась каждой ложке густой ячменной похлебки, от которой во дворце небось воротила бы нос. Но дворец с его лакомствами остался далеко, в какой-то иной жизни, а горячая похлебка в маленькой деревянной миске — вот она, вкусная и горячая, ешь да радуйся!
И конечно, ужин сопровождало вино. Вот уж что у нищих, задавленных непосильной работой пелсийцев было всегда в изобилии!
Клео хотела отказаться от стакана, который предложила ей Эйрин, но вовремя прикусила язык. В прошлом вино подарило ей немало скверных воспоминаний и поводов для сожаления, но один стаканчик точно не повредит. И Клео все еще смаковала его, когда Ник осушал уже третий. Легкий хмель заставлял его и так отменно подвешенный язык молоть не переставая.
— Вы, похоже, уйму всего знаете о ведьмах и Хранителях, — обратился он к Эйрин. — Может, поделитесь чем-нибудь, что в наших разысканиях помогло бы?
Женщина откинулась на скрипучую спинку стула.
— Поделиться-то могу, — сказала она. — Но это все россказни, за которые нельзя поручиться!
— А я люблю всякие россказни и кривотолки. Тем более что зачастую они куда занятнее правды!
— Тогда как насчет истории про богинь?
— Только не это, — простонала Сэра. — Нашей бабушке никто не указ, но в то, что богини и были Хранительницами, она одна только и верит!
Клео чуть не подавилась вином.
— Ты имеешь в виду Клейону с Валорией?
Эйрин озорно улыбнулась:
— А что, не желаешь послушать такой апокрифический пересказ? Или, может, набожность не позволит — ведь ты у нас правоверная лимерийка?
В Лимеросе верили, что Валория была эфирным созданием, воплощавшим магию земли и воды, в отличие от Клейоны, чьими стихиями были воздух и огонь. Равные по силе, они сошлись в неистовом соперничестве и уничтожили одна другую, тем самым отторгнув почти всех элементалей от смертного мира. Лимерийцы полагали, что зачинщицей схватки была Клейона, возжелавшая похитить могущество Валории и погубившая их небесную покровительницу. Соответственно, Клейону они рассматривали как злую темную силу — в противовес всему доброму и светлому, что для них олицетворяла Валория.
Оранийцы следовали противоположным воззрениям. Другое дело, что сейчас в Ораносе с набожностью было не густо.
— Я придерживаюсь широких взглядов, — сказала Клео; ей не терпелось хоть что-нибудь узнать о Хранителях и, может быть, почерпнуть крупинку полезного. — Рассказывайте, пожалуйста. Чем бы вы ни поделились, за все скажем спасибо.
Сэра убрала со стола пустые тарелки и сказала:
— Расскажи им про Эву!
— Хорошо, — пообещала Эйрин. — Терпение, милая.
— Эва была последней волшебницей, — сказала Сэра. — Она могла одна повелевать всеми четырьмя стихиями. Никто больше не имел такого могущества, лишь Родичи!
Ну и девчонка! Только что закатывала глаза при мысли, что снова придется выслушивать бабкины сказки, — и вот теперь едва ли не сама рвалась их пересказывать!.. Клео подавила улыбку.
— Волшебница — это очень могущественная ведьма? — спросила она.
— Все не так просто, — ответила Эйрин. — Эва была одной из Хранительниц — существ, живущих за пределами этого мира, в сокрытом и защищенном мирке, называемом Убежищем. Как гласят легенды, Хранители были приставлены оберегать Родичей — четыре кристалла, содержавшие чистейшую сущность стихий, то есть элементали. Земле соответствовал обсидиан, огню — янтарь, воде — аквамарин, а воздуху — переливчатый лунный камень. Если хорошенько приглядеться, можно заметить, как внутри кристаллов вьются и крутятся магические потоки…
Волшебница носила кольцо, что позволяло ей дотрагиваться до кристаллов, не страдая от влияния их запредельной силы… Ибо при всей своей завораживающей красоте кристаллы еще и очень опасны! Хранители оберегали их, чтобы защитить Родичей, но не только — они еще и смертный мир от Родичей ограждали.
Тысячу лет назад Западное Царство, ныне распавшееся на три отдельные страны, было едино. В нем властвовала гармония, все жили счастливо и в достатке. В те времена присутствие магии воспринималось так же естественно, как сама жизнь. Дело в том, что гармония царила в Убежище — и, естественно, это влияло на дела нашего мира…
Клео поневоле вспомнила вычитанное в книгах по истории. Наставник особо обращал ее внимание на то обстоятельство, что Лимерос, Пелсия и Оранос некогда представляли собой большое единое государство, не ведавшее внутренних границ. Теперь в это если и верилось, то с большим трудом. Люди, прежде составлявшие цельный народ, стали настолько различными…
— Что же произошло? — спросил Ник. — Помнится, Родичи были утрачены как раз тысячу лет назад, или я что-то неправильно понял?
— «Утрачены» — не вполне верное слово, — ответила Эйрин. — Их похитили. Хотя в Убежище вроде бы царила гармония и Хранители посвящали свои жизни охране Родичей — что, в свою очередь, награждало их вечной молодостью, красотой и магической властью, — кое-кто из их числа желал большего…
— Имея вечную молодость, красоту и волшебную силу? — удивилась Клео. — Чего же им еще не хватало?
— Власти, — просто ответила Эйрин. — Для некоторых это приманка, которой невозможно противостоять. Сама вдумайся: жажда власти — абсолютной — первопричина большинства злодейств, свидетелем которых стал этот мир. Так вот, двое Хранителей в особенности стремились заполучить побольше власти… Хотя погоди! Я слишком забегаю вперед.
— Мне особенно нравится про Эву и охотника, — встряла Сэра. — Эта часть истории — моя любимая!
— Внучка обожает слушать про любовь и приключения, — рассмеялась Эйрин и встала из-за стола, чтобы налить всем еще вина. — Эва стала очень могущественной колдуньей, прочие Хранители чтили ее как предводительницу, но по сравнению с некоторыми из них она была совсем молода. Иные, пожалуй, назвали бы ее несколько наивной. Она часто уходила за пелену, отграничивающую Убежище, чтобы посетить смертный мир, благо в те времена граница между ними не была столь непроницаемой, как теперь… Видите ли, в Убежище совсем нет диких животных, вот Хранительнице и понравилось наблюдать за птицами. Постепенно это превратилось в ее любимое занятие. Однажды случилось так, что она набрела на охотника, обычного мужчину, смертельно раненного пумой. Этот человек слишком далеко забрел в Запретные горы, сбился с пути и заблудился. Он лежал раненый и ждал смерти… и тут Хранительница явилась ему.
Иные утверждают, что это была любовь с первого взгляда. Во всяком случае, она сотворила запретное — употребила мощь земляной магии, чтобы исцелить раны охотника и спасти ему жизнь. Потянулись недели, и она то и дело покидала Убежище, чтобы встретиться с ним. Их любовь становилась все крепче. Охотник умолял ее оставить Хранителей и насовсем уйти к нему в смертный мир, но легко ли ей было просто так взять и распроститься с былыми обязанностями? Однако настал день, когда она обнаружила, что беременна. Тогда Хранительница задумалась о будущем: удастся ли ей сохранить обе стороны своей жизни или придется выбрать только одну. От чего же ей тогда отказаться навеки — от смертного мужчины, которого она полюбила, или от собратьев по магии и бессмертию?..
У Эвы были две старшие сестры. Они прознали о ее тайне, и это лишь подогрело их ревность. Еще бы им было не ревновать: обе являлись могущественными Хранительницами, но их сила меркла в сравнении с той, что была доступна младшей сестре!
Когда Эва родила охотнику дочь, сестры вышли из Убежища и похитили младенца. Они пригрозили убить девочку, если Эва не унесет из Убежища Родичей, минуя грань между мирами, и не вручит им. Молодая мать все исполнила. Сестры взяли каждая по два кристалла… Но в то мгновение, когда они дотронулись до них, магическая сила, которую те источали, необратимо их изменила…
— Они стали богинями, — забывая дышать, выговорила Клео. — Те две сестры были Валория и Клейона!
Эйрин сурово кивнула:
— Кристаллы-Родичи впитались в них сквозь кожу, и сестры сами стали огнем и воздухом, землей и водой. Однако после похищения Родичей сестры уже не смогли вернуться в Убежище: изменившись, они застряли в мире смертных. Присвоив себе божественное могущество, они обрели вместе с ним тела смертных…
Эва знала, что так будет, но не стала предупреждать. Сестры разгневались, и их совокупной силы, помноженной на ярость, хватило, чтобы ее погубить… Дитя при этом пропало. Одни говорят, что девочка умерла, другие — что сестры-богини оставили ее на пороге крестьянского домика, отдавая тем самым Эве последнюю дань.
Охотник отыскал в лесной чаще тело любимой, но дочери при ней не оказалось. Он оставил себе кольцо, снятое с пальца погибшей. На память — и, скажем так, на всякий случай: вдруг пригодится?
Что до богинь, они разошлись в разные стороны и встретились лишь в последнем бою, ибо каждая возжелала завладеть частью силы, которая досталась другой: до них наконец дошло, что лишь обладание всеми четырьмя Родичами даст всевышнюю власть и бессмертие даже здесь, в смертном мире. Тогда богини схлестнулись — и уничтожили друг друга.
Охотник между тем неустанно следил за погубительницами любимой. Когда богини пали в междоусобном бою, Родичи освободились и вновь приняли форму дивных кристаллов. Охотник по-прежнему хранил кольцо Эвы, поэтому мог касаться их без вреда для себя. Он собрал кристаллы и спрятал в таком месте, где никто не мог их заметить или случайно найти. После этого, завершив дело, которое считал для себя самым главным, охотник умер…
— Ну и сказка, — ошеломленно произнес Ник. — Особенно здорово, что со счастливым концом…
— Все зависит, с какой стороны посмотреть, — улыбнулась Эйрин. — Еще вина плеснуть?
Ник с готовностью выставил стакан:
— Не откажусь!
Клео задумчиво проговорила:
— Значит, Родичей с тех пор так и не нашли…
— Не только не нашли, в основном полагают, что они вообще только миф. Как, собственно, и Хранители: сколько лет про них сказки рассказывают, а кто их видал?
— Но вы же говорите, что магия существует! Вы-то сами верите в то, о чем говорите?
Эйрин налила вина Нику и себе.
— Всем сердцем, — сказала она.
У Клео от всего услышанного голова шла кругом.
— Стало быть, Хранители пытаются отыскать Родичей. Они же смотрят глазами птиц?
Эйрин кивнула.
— Точнее, ястребов, — сказала она. — Они могут принимать облик пернатых хищников. И без устали разыскивают Родичей, стремясь вернуть их в Убежище. Хранители вынуждены ограничиваться духовными путешествиями в наш мир, ведь иначе не смогут вернуться. Убежище отграничено от мира смертных, оно существует в ином измерении. И в нем сохранились лишь жалкие следы былой магической силы. Пока Хранители не вернули себе Родичей, их мир угасает. А с ним вместе — и наш…
— Вы думаете, — спросил Ник, — одно с другим связано?
Эйрин ответила с похоронной серьезностью:
— Самым непосредственным образом.
— А мне просто нравится то место сказки, где про любовь, — сказала Сэра. — Во все остальное трудновато поверить… Прости, бабуля, мы с подружками уговорились в таверне встретиться. Можно, я пойду?
— Ступай, деточка.
Попрощавшись с гостями, Сэра сняла с гвоздя плащ и выскочила наружу, оставив взрослых одних.
— Признаться, я удивлена, — заметила Эйрин. — Я назвала Валорию, возлюбленную богиню лимерийцев, нечистой на руку Хранительницей, а вы и глазом не моргнули…
Клео и Ник переглянулись.
— Мы же говорили, что стараемся смотреть на вещи без шор на глазах, — сказал Ник. — Впрочем, если вы правы и в ней действительно жило подобное зло, это не может не удивлять…
— А я разве говорила, что она была злой? С другой стороны, она не была и доброй. Скажем так: даже в самой жестокой душе сохраняется крупица добра. И наоборот — в самом совершенном поборнике света присутствует толика тьмы… Вопрос только в том, кто чему предастся, тьме или свету. Мы делаем выбор ежедневно, каждым решением, которое принимаем. И то, что, на наш взгляд, не является злом, может оказаться таковым для кого-то другого. Понимание этого и без всякой магии дает нам достаточно силы…
Клео водила указательным пальцем по краю пустого стакана.
— Если стало известно, что другие Хранители способны покинуть Убежище, но потом не могут вернуться, значит это хоть раз да произошло, — сказала она.
— По слухам…
— А магия у них остается? То есть может ли существовать Хранительница, сберегающая семена, напоенные магией земли и способные исцелять?
— Ты так на это надеешься, что мне до смерти не хотелось бы говорить «нет», — улыбнулась Эйрин и, дотянувшись через стол, пожала руку принцессе. — Лучше продолжай всем сердцем надеяться. Горячая вера иногда творит чудеса, и мысль становится явью.
— Вот во что лично я верю, — сказал Ник, — это в то, что очень скоро просто рухну и засну.
Улыбка Эйрин сделалась шире.
— Здраво рассуждаешь, молодой человек.
Покончив и с едой, и с рассказом, хозяйка дома постелила Клео и Нику на полу возле очага. Задув свечи, Эйрин завесила окно, чтобы покой путников не нарушило чье-нибудь любопытство, и пожелала гостям доброй ночи.
Клео растянулась на тонком соломенном тюфячке и стала смотреть в темный потолок. Она думала о Теоне и о том, чем тот мог теперь заниматься. Однако, когда Клео заснула, ей приснились богини, колдуньи и волшебные семена…
