ГЛАВА 35
— Значит, точно... — изрёк Минхо.
Томас стоял рядом с ним на краю Обрыва, уставившись в серое ничто. Кругом была лишь пустота, справа, слева, внизу, вверху — нигде ничего, насколько хватало глаз, лишь пустота, пустота, пустота.
— Что точно? — спросил Томас.
— Мы видели подобное уже три раза. Это неспроста — вот что точно.
— Ага. — Томас понимал, что имел в виду Страж, но всё равно ждал объяснений.
— Дохлый гривер, которого я нашёл — он тоже бежал сюда, и мы так и не увидели, чтобы он вернулся или углубился дальше в Лабиринт. А потом эти мерзавцы, которых мы заманили и сбросили с Обрыва...
— Заманили? — переспросил Томас. — Теперь я бы этого не сказал.
Минхо задумчиво посмотрел на него.
— Гм-м... Ну да ладно, всё равно. Теперь вот это — пропасть... — Он указал в пустоту. — У меня больше нет сомнений — гриверы каким-то образом могут покидать Лабиринт этим путём. Скажешь, сказки? Так и исчезновение солнца тоже из той же сказки.
— Если они могут уходить этим путём, — подхватил Томас, — то и мы можем! — Его охватило радостное возбуждение.
Минхо засмеялся.
— Опять тебе не терпится расстаться с жизнью! Охота отправиться на прогулку с гриверами? В их кафешку зайти, сэндвичи пожевать? Они из тебя их быстренько наготовят — целую гору!
Радость Томаса слегка увяла.
— У тебя есть идея получше?
— Не всё сразу, Чайник. Пошли, наберём камешков и как следует всё разведаем. Здесь должно быть что-то вроде потайного выхода.
Ребята принялись обшаривать углы и закоулки Лабиринта. Ковыряясь в трещинах стен и сбрасывая на пол куски отколовшейся кладки, им удалось набрать довольно солидную кучу осколков, которые они затем подвинули к самому краю пропасти, после чего уселись, свесив ноги с Обрыва. Глянув вниз, Томас не обнаружил ничего, кроме серой мути.
Минхо вытащил блокнот и карандаш и положил на землю рядом с собой.
— Так, надо всё хорошенько зарисовать и записать, да зазубри наизусть, дырявая твоя голова! Если выход закрывает какая-то оптическая иллюзия, то мне как-то не хочется слететь с катушек, когда первый шенк попробует прыгнуть в эту самую иллюзию.
— И этим шенком, само собой, будет Страж Бегунов! — пытался шутить Томас — чтобы скрыть свой страх. Они находились в непосредственной близости от того места, откуда в любой момент могли вынырнуть гриверы, и от этой мысли юношу пробивал холодный пот. — Не бойся, мы снабдим тебя шикарной верёвкой.
Минхо выбрал камешек из кучи.
— Ага, как же. Ладно, остряк, давай швырять камни по очереди и зигзагом, взад-вперёд. Если там есть какой-то волшебный выход, то с камнями номер тоже должен пройти — исчезнут.
Томас подхватил камешек и бросил его влево — туда, где левая стена коридора примыкала к краю обрыва. Зазубренный осколок падал и падал, пока не растворился в серой пустоте.
Настал черёд Минхо. Он швырнул свой камень примерно на фут дальше, чем Томас. Потом снова Томас — ещё на фут дальше. Потом снова Минхо. Все камни упали в бездну. Томас педантично следовал задумке Минхо, так что они бросали до тех пор, пока не обозначили линию, протянувшуюся на добрый десяток футов от края Обрыва. Затем стали целить на фут вправо от этой воображаемой линии, начиная от дальнего конца и прокладывая линию по направлению ко входу в Лабиринт.
Все камни падали. Ещё одна линия наружу, потом линия внутрь. Все камни падали. Они забросали уже всю левую половину лежащего перед ними пространства, из расчёта расстояния, на которое кто-либо — или что-либо — мог прыгнуть. С каждым броском Томас испытывал всё большее и большее разочарование, пока окончательно не впал в уныние.
Он не мог не упрекнуть себя: вся затея с самого начала была лишена смысла.
И тут очередной осколок, пущенный рукой Минхо, исчез.
Такого Томасу ещё никогда не доводилось видеть, поэтому он не верил собственным глазам, хотя и наблюдал за каждым брошенным ими камнем с предельным вниманием.
Минхо швырнул довольно увесистый булыжник — осколок, который они отколупнули из щели в стене. Камень пролетел вперёд, достиг почти центра намеченной ими линии, начал своё падение в пропасть и... исчез, словно в воду канул.
В первую секунду он падал, а в следующую — пропал, как не бывало.
У Томаса слова застряли в горле.
— Мы бросали всякую дрянь с Обрыва и раньше, — недоумевал Минхо. — Как мы могли проглядеть такое? Я никогда не видел, чтобы что-то вот так вот испарялось. Никогда.
Томас прочистил пересохшее горло.
— А ну-ка ещё раз — вдруг это у нас с глазами какая-то ерунда?
Минхо снова метнул камень в то же место. И снова — как корова языком.
— Может, когда вы бросали «всякую дрянь», то смотрели не очень внимательно? — предположил Томас. — Я имею в виду: вам ведь и в голову не приходило, что такое может случиться, вот вы и не заостряли внимание — откуда вам было знать...
Они израсходовали остаток камней, намечая воображаемые контуры необычного невидимого пятна. К безмерному удивлению Томаса, оно было площадью всего в несколько квадратных футов.
— Ничего удивительного, что мы в него не попадали, — произнёс Минхо, лихорадочно записывая и зарисовывая всё увиденное в блокнот. — Оно такое узкое...
— Должно быть, гриверы еле-еле пролезают в эту дырку. — Томас не отрывал глаз от плавающего в воздухе невидимого квадрата, стараясь крепко-накрепко запомнить — буквально выжечь у себя в мозгу — расположение и расстояние до него. — А когда они выходят обратно в Лабиринт, то, наверно, балансируют на краю ямы и прыгают оттуда — через пустоту — на край Обрыва. Здесь не так далеко, фактически. Если я смогу допрыгнуть, то они — и подавно.
Минхо закончил рисовать и тоже приклеился взглядом к необычному «люку».
— Слышь, чувак, как это вообще возможно? На что мы, собственно, пялимся?
— Ты упоминал, что это, может, фокус-покус — а ничего такого нет. Наверняка то же, что и с небом — какая-то оптическая иллюзия или голограмма. И за нею скрывается проход. Всё здесь не по-людски, шиворот-навыворот... — «И чертовски круто! — признался Томас самому себе. — Это какие же технологии надо иметь!»
— Точно, что «шиворот-навыворот». Пошли. — Минхо с кряхтеньем встал и взвалил рюкзак на спину. — Надо пробежать как можно больше. А то с такими делами в небесном ведомстве того и гляди ещё что похлеще случится. О том, что обнаружили, расскажем вечером Ньюту и Алби. Чёрт знает, будет ли с этого какой-то толк, но мы теперь, по крайней мере, знаем, куда сматываются проклятые гриверы.
— И, возможно, откуда они появляются, — согласился Томас, в последний раз вглядываясь в потайную дверь. — Из Норы гриверов.
— Ладно, пусть, название как название, не хуже других. Потопали!
Но Томас всё сидел и смотрел на волшебную дверь, ожидая, когда Минхо проявит инициативу. Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что Страж, по всей видимости, тоже заворожён чудом. Наконец Минхо, так и не произнеся ни слова, отвернулся, готовый двигаться дальше. Томас неохотно последовал за ним, и они возобновили свой бег сквозь сумрачно-серый Лабиринт.
Больше в этот день ребята ничего нового не обнаружили — всё те же стены, всё тот же плющ.
Томас рубил лозы и делал заметки на бегу. Он ещё не обладал нужными навыками, чтобы заметить происшедшие со вчера изменения, но Минхо без малейших колебаний указывал, где передвинулись стены. Когда они добрались до последнего тупика и собирались повернуть домой, Томасу вдруг невероятно захотелось плюнуть на всё и остаться здесь на ночь — посмотреть, что будет происходить.
Минхо, похоже, почувствовал настроение младшего Бегуна и ухватил его за плечо:
— Не сейчас, старик. Не сейчас.
В Приюте царило уныние — а чего ещё ожидать, если всё вокруг скучно-серое? С момента, как они проснулись этим утром, света не прибавилось. Томас сомневался, что что-нибудь изменится, когда наступит час «заката».
Как только они переступили порог Западной двери, Минхо, ни секунды не медля, направился в Картографическую.
Томас этого не ожидал. Он думал, что с рисованием карт сегодня можно и подождать, есть дела поважнее.
— Неужели тебе не хочется поскорее рассказать Ньюту и Алби про Нору гриверов?
— Алло, шенк, мы всё ещё Бегуны, — возразил Минхо, — и нам всё ещё положено выполнять свою работу.
Томасу ничего не оставалось, как присоединиться к нему. Когда они уже были у стальной двери бункера, Минхо со слабой улыбкой повернулся к своему подопечному:
— Ты прав, разделаемся с этим поскорее и пойдём поговорим с начальством.
В комнате уже было полно других Бегунов, занятых черчением карт. Все работали молча: тема серого неба уже исчерпана, так зачем зря языками молоть? Настроение в комнате было такое безнадёжное, что Томасу стало казаться, будто он тонет в нём, как в болоте. Ему, конечно, тоже полагалось чувствовать ту же самую безысходность, но было не до того — его снедало нетерпение: что-то скажут Ньют и Алби, услышав новости об Обрыве?
Он присел у стола и принялся чертить карту, основываясь как на том, что запомнил, так и на своих заметках, а Минхо всё время заглядывал ему через плечо, давая ценные указания, типа: «Балда, этот коридор кончается здесь, а не здесь», или «Следи за пропорциями, тупица», или «У тебя что, руки не тем концом растут? Прямую линию прочертить не можешь, шенк?» Надоел он Томасу до чёртиков, но и помощь от него была большая, так что через пятнадцать минут после появления в Картографической Томас уже любовался творением своих рук. Ну что ж, у него получилось не хуже, чем у других.
— Ничего, — буркнул Минхо. — Для Чайника неплохо.
Он поднялся, подошёл к сундуку секции номер один и открыл его. Томас присел, вытащил карту вчерашнего дня и приложил к ней ту, которую только что начертил.
— Что мне нужно здесь найти? — спросил он.
— Паттерны. Но если ты будешь сравнивать только два дня, то чёрта с два что-нибудь увидишь. Нужно проработать материал за несколько недель, выискивая паттерны или вообще что-либо необычное. Я знаю — там что-то кроется такое, что может нам помочь. Мы просто пока не в состоянии найти это. Как ты сказал — вот хрень-то.
Томас призадумался: что-то шевелилось в самом дальнем закоулке мозга — то же самое он чувствовал, когда попал в Картографическую в первый раз. Лабиринт, стены... они двигаются... паттерны... Все эти прямые линии... Может, всё совсем иначе, чем они думают? Они делают с этими картами что-то не то? А что надо? Он чувствовал, что от него ускользает нечто очень существенное...
Минхо постучал по его плечу:
— Слушай, ты всегда можешь прийти сюда и вдоволь насидеться над картами, хоть прирасти задницей к стулу. Но только после обеда и после того, как мы поговорим с Ньютом и Алби. Двигаем.
Томас аккуратно уложил бумаги в сундук и закрыл его. Отвратительное чувство, когда кажется, что вот-вот поймаешь мысль за хвост, а она, похохатывая, удирает... Как будто что-то колет тебя в бок! Стены двигаются... прямые линии... паттерны... Ответ где-то здесь!..
— О-кей, двигаем.
Едва захлопнув за собой тяжёлую дверь Картографической, они наткнулись на Ньюта и Алби. Особого воодушевления на лицах начальства не читалось. Возбуждение Томаса мгновенно сменилось беспокойством.
— Привет, — сказал Минхо. — Мы тут...
— Выкладывайте! — перебил Алби. — Некогда с вами валандаться. Что-нибудь нашли? Хоть что-нибудь?
Минхо даже отпрянул при таком резком окрике, но на его лице Томас прочёл скорее недоумение, чем обиду или гнев.
— И наше вам тоже с кисточкой! Да, мы кое-что нашли, фактически.
Странно, но Алби выглядел почти разочарованным.
— А, всё это грёбаное место летит к чертям собачьим. — Он метнул в Томаса злобный взгляд, как будто нашёл виноватого.
«Да что он, сбрендил, что ли?» — в свою очередь разозлился Томас. Они пахали целый день, как проклятые, и вот какую похвалу заслужили?
— Что ты несёшь? — спросил Минхо. — Что ещё стряслось?
За Алби ответил Ньют, кивая в сторону Ящика:
— Проклятая посылка сегодня не пришла. Два года приходила каждую неделю, день в день, час в час, а сегодня — нет.
Все четверо уставились на закрытые стальные двери Ящика. Томасу даже показалось, что над ними зависла ещё более тёмная тень, чем мутная серость, царящая вокруг.
— Ого, мы, кажется, теперь грёбнулись капитально, — пробормотал Минхо. Его реакция ясно дала Томасу понять, что их положение становится по-настоящему тяжёлым.
— Для растений нет солнца, — сказал Ньют, — и никаких поставок через треклятый Ящик... Да, я тоже скажу, что мы грёбнулись. Точняк.
Алби сложил руки на груди, не отрывая взгляда от Ящика, словно пытался открыть двери усилием воли. Томасу оставалось только надеяться, что лидер не пустится рассказывать о том, что видел во время Превращения. Да и вообще о чём-нибудь, касающемся Томаса, если уж на то пошло. Момент явно неподходящий.
— Ладно, по-любому, — продолжал Минхо, — мы сегодня наткнулись кое на что необычное.
Томас ждал, надеясь, что начальство проявит хоть какой-то энтузиазм по поводу принесённой ими важной новости. Может даже, у них есть какая-то информация, способная пролить немного света на загадку?
Ньют выгнул брови:
— Что?
Минхо уложился в три минуты, начиная с гривера, за которым они пришли к Обрыву, и заканчивая результатами их настильного обстрела пространства за Обрывом.
— Оно должно вести туда... ну, вы понимаете, где у гриверов комната отдыха, — молвил он напоследок.
— Нора гриверов, — добавил Томас. Все трое недовольно воззрились на него, словно говоря: а тебе слова не давали, Чайник. Но на сей раз, впервые за всё время, его не особенно задело, что с ним обращаются как с новичком.
— Чёрт, надо бы самому на это взглянуть, — сказал Ньют и проворчал: — Что-то верится с трудом.
Томас был совершенно согласен.
— Не знаю, что нам с этим делать, — произнёс Минхо. — Разве что как-то забаррикадировать тот коридор...
— Чушь, — отрезал Ньют. — Долбаные твари умеют ползать по стенам, забыл, что ли? Чего бы мы там ни навалили, нам их не задержать.
Но тут их внимание отвлек непонятный шум у Берлоги. Несколько приютелей стояли перед дверью строения и орали, пытаясь перекричать друг друга.
В числе орущих был и Чак; завидев Томаса и начальство, он с раскрасневшимся от возбуждения лицом припустил к ним. «Ну что ещё стряслось? Что за сумасшедший день!» — с досадой вздохнул Томас.
— Что происходит? — рявкнул Ньют.
— Она очнулась! — завопил Чак. — Девчонка очнулась!
Внутри у Томаса всё перевернулось; пошатнувшись, он прислонился к бетонной стене Картографической. Девчонка. Девушка, голос которой звучал у него в голове. Ему снова захотелось сорваться с места и убежать — ещё до того, как она опять мысленно заговорит с ним.
Поздно.
«Том, кто все эти люди?.. Я никого из них не знаю! Забери меня! Всё меркнет... Я всё забываю, всё, кроме тебя... Мне надо столько тебе рассказать! Но всё меркнет...»
Он не мог понять, как у неё это получается, но она вновь была у него в голове.
Тереза помолчала, а потом произнесла нечто бессмысленное:
«Лабиринт — это код, Том. Лабиринт — это код».