Глава шестнадцатая
Главный остров Фолка сильно переменился за время отсутствия Рандура. Раньше по дорогам непрерывно передвигались со скрипом груженые возы, сельские общины торговали друг с другом, люди ездили из деревни в деревню; теперь все это пропало.
Простор открытых пространств перемежался со знакомыми лесами, в которых можно было отчасти укрыться от непогоды под ветвями берез или пихт, но что-то подсказывало ему, что люди, обрабатывавшие раньше эту землю, не бывали тут в последнее время – то ли вымерли от холода, то ли перебрались в районы с более умеренным климатом.
И сам Рандур сильно изменился с тех пор, как, оставив эти места, подался в Виллджамур. В имперской резиденции он привык к сладким речам тамошних дам, тонкому белью и золотым столовым приборам. Привык к теплу, к хорошей еде, к роскоши. Все это едва не развратило его, едва не превратило в того, кем он никогда не хотел быть, кого презирал, и теперь ему, если честно, было тяжело справляться с тяготами дорожной жизни: к примеру, находить себе еду или сохранять ноги в сапогах сухими.
Зато Эйр просто расцвела, избавившись от угнетавшего ее бремени власти. Казалось, строгости виллджамурского этикета мешали ей ощущать себя по-настоящему свободной. В дороге она одевалась совсем как парень, и это было даже забавно, ведь сам Рандур одевался, по ее словам, «как девчонка».
К тому же она окрепла, стала более гибкой. Тяготы нового существования быстро избавили ее от всех излишеств богатого образа жизни. А еще она научилась драться и делала это уверенно и ловко.
Вынужденное воздержание, нарушить которое в пути не было никакой возможности, не устраивало Рандура. Не раз и не два, когда ему уже казалось, что им с Эйр представилась редкая возможность побыть вдвоем, появлялась Рика и все портила. Императрица часто уходила куда-нибудь, чтобы предаться уединенному созерцанию. Стужу она переносила легко, словно полярная медведица. «Даже медитируя, холод несложно отгонять прочь», – заявляла она, и только они с Эйр укладывались в какую-нибудь ямку и Рандур запускал руки ей под одежду, туда, где было тепло, как… появлялась Рика, освежившая свой монолог с небом, и ему приходилось немедленно вытягивать руки по швам.
Ни один мужчина такого долго не выдержит.
Территория Фолка состояла из трех островов: одного крупного и двух мелких скалистых выступов чуть южнее главного – Фолка Микилла и Фолка Смара. На одном из них жила колония банши – единственная за пределами Виллджамура; поговаривали, что они сами выбрали такую уединенную жизнь, подальше от румелей и людей, чтобы не быть обязанными постоянно оповещать о большом количестве смертей – занятие, которое им совершенно не нравилось. Но как ухитрялись женщины жить так долго в одиночку? От кого-то же они должны были рожать детей, чтобы их род не прервался? Рандур нередко фантазировал о том, как было бы славно, окажись он единственным мужчиной в их общине…
Эйр ткнула его локтем в бок, точно прочла его мысли. Сидя в седле, она показывала пальцем куда-то ему за спину – там, далеко за лесом, виднелись крыши.
Их путь лежал вдоль западного побережья острова. По левую руку от них море, снова бурное, смыкалось с мрачным серым горизонтом; справа тянулся лес, покрывая плавные склоны невысоких холмов. Путешественники уже много дней не видели ни души, и это обещание скорой встречи с людьми немного беспокоило их, напомнив им, что они не одни в мире.
– Дрекка, – буркнул Рандур, сдерживая улыбку узнавания. – Название происходит от старого слова со значением «пить». Раньше здесь много праздновали. Я и сам не раз тут бывал, правда, приезжал всегда с другой стороны.
– Мы сможем остановиться тут на ночь? – спросила Эйр.
– Хотелось бы. Городок в основном сельскохозяйственный, но есть и кое-какой порт. Раньше и тут случались путешественники, но как обстоит дело в Оледенение, не знаю.
Это был городишка, куда приходили умирать мечты. Места вроде этого не любят перемен – все их существование, от возникновения до распада, противится всему новому. Чем дальше от больших городов, и особенно от Уле, тем меньше космополитизма вокруг. В памяти Рандура сохранились лишь несколько приездов сюда, все в позднем отрочестве; здесь тогда гнали суперкрепкую водку, да и местные красотки были отнюдь не недотроги. После каждого визита он клялся себе, что это в последний раз. Но всегда находилась какая-нибудь девчонка, ради которой стоило постараться проехать весь остров из конца в конец в погоне за чувственными радостями.
Культурный центр городка точно совпадал с перекрестком двух больших дорог. Здесь в трактирах полным ходом шла торговля спиртным, азартные игры и разврат не прекращались ни днем ни ночью. Карточные шулеры оттачивали тут свое мастерство, разрабатывали маршруты турне по побережью. Так что еще неизвестно, найдутся ли для них койки в «Сучьем потрохе», одном из самых тихих трактиров города, в стороне от главных улиц.
На придорожном ирене торговали в основном сельскохозяйственными приспособлениями, вот и теперь какие-то мужики слонялись между прилавками, ощупывая товар. Грунтовую дорогу, с двух сторон обставленную домами, покрывал истоптанный грязный снег. Дома были сложены из какого-то темного камня вперемешку с еще более темным деревом, в основном трехэтажные, но широкие, места внутри было много. Почти из каждой трубы в небо поднимался дымок, а деревянный шпиль джорсалирского храма торчал над небольшим морем соломенных и сланцевых крыш, словно палец невежи, тычущий в небо.
Путники въехали в город, привязали лошадей и отправились на поиски ночлега.
Дешевые обеды подавали в «Сучьем потрохе», мрачноватом заведении с четырьмя мощными печами, которые топили дровами, и разными деревенскими орудиями, развешенными по стенам: решета, вилы, мерные сосуды, пастушьи посохи, тяпки, отслужив свой век, пошли на украшение безрадостного интерьера. Трое мужчин в дружеском молчании сидели за столом в одном конце зала, а у самой стойки играли в карты две старухи. Рандур подошел к хозяину, худощавому человеку лет за сорок, со шрамом через всю макушку. Тот поглядел на юношу до странности синими глазами.
– День добрый, – обратился к нему Рандур, пока Рика и Эйр неподвижно стояли у дверей. – Мы с этими девушками проезжие, ищем комнату на ночь. У вас свободной не найдется?
– Может быть. Монеты есть?
– Хватает.
– Ну, значит, и комната тоже есть, парень. Что пить будете?
Повернувшись вполоборота к Эйр и Рике, он начал:
– Мне половину эля, а девушкам…
– Капп Бримир! – Голос был высокий, тонкий и совсем не радостный.
Рандур обвел комнату быстрым взглядом. Кто здесь знает его настоящее имя?
– Капп! Я знаю, это ты. – Из кухни вылетела девушка, большеглазая, черноволосая, мрачная. Подойдя прямо к нему, она, слова худого не говоря, влепила ему звонкую пощечину.
– Ой! – вырвалось у него.
– Думаешь, раз у нас была всего одна ночь, так ты можешь просто так уйти и бросить меня? Ты ведь обещал взять меня с собой в Виллджамур. Лжец проклятый – ты ведь ляпнул это просто для того, чтобы затащить меня в постель, так? Все вы, парни, такие – позабавился и скрылся в ночи. Ха! Ну нет, не на ту напали!
Рандур слегка попятился и растопырил ладонь, точно надеясь утихомирить ее. Ну и представление она устроила, попробуй останься тут незамеченным.
– Я… я…
Новая пощечина – на этот раз другой рукой, с которой при этом слетело облако муки, – едва не опрокинула его навзничь.
– Спорю, ты даже не помнишь моего имени.
Вот это в точку попала.
Разве запомнишь имена всех девиц, с кем когда-либо переспал?
Нет, надо сосредоточиться. Он оглянулся на Эйр, которая стояла, сложив на груди руки, и мрачно смотрела на него.
Черт подери… Рандур, это дурно пахнет.
Он снова повернулся к девушке – как же ее все-таки звали?
– Я хотел тебе сказать… Это был срочный вызов. Мои навыки владения мечом понадобились незамедлительно.
– Только послушайте, вранье так и хлещет из этой вонючей пасти! – И она снова занесла руку для удара.
Рандур зажмурился, втянул голову в плечи, но девушка схватила эль, который он заказал, и вылила ему на голову, а потом удалилась в кухню. Когда он раскрыл глаза, жидкость стекала по его лицу и вид у него был жалкий.
– Придется заплатить за выпивку, сынок, – хмыкнул хозяин. – У меня тут не богоугодное заведение. С тебя сто дракаров.
В комнате стояли четыре узкие кровати, по две у каждой стены. На полу топорщился унылый темно-коричневый ковер, полдюжины незажженных свечей торчали в углах – и больше ничего. Не императорская резиденция, конечно, но все лучше, чем ночевать на улице.
Пока он смотрел в окно, на заставленный пустыми бочками задний двор, Рика спросила:
– Она, кажется, назвала тебя Каппом?
– Тебе-то что? – огрызнулся он.
– Просто я думала, что ты Рандур Эстеву, а ты, оказывается, Капп. Так какое из этих имен твое?
– Мое настоящее имя не Рандур. – Он бросил взгляд на Эйр, которая уже знала всю историю. Улыбка змейкой скользнула по ее губам, и она кивнула, словно скомандовав: «Продолжай».
– Ты не любишь говорить о своем прошлом, – заметила Рика. – Похоже, не без причины.
Он очень старался показать себя неотесанным деревенским пареньком, впервые пришедшим в город и неопытным в городской жизни. Незачем Рике было знать, все и так сложно, однако пришла пора покаяться во лжи.
– Я пришел в Виллджамур с бумагами, украденными у трупа. Настоящий Рандур был молодым человеком одного возраста со мной, и когда его нашли убитым в доках, мой пронырливый дядюшка с Й’ирена ухитрился присвоить документы, по которым этот Рандур допускался в Виллджамур. По-настоящему меня зовут Капп, но я присвоил себе его имя, стал Рандуром. У меня были свои планы. Мне надо было поговорить с великими культистами города, чтобы спасти жизнь матери. Но это уже другая история, и я не буду ее сейчас повторять. Разве так уж плохо, что я пошел на обман?
Подробности вроде тех, что в великом городе он спал с богатыми дамами, которых обворовывал, чтобы расплатиться с культистами, лучше пока, пожалуй, опустить.
– Ну вот, теперь вы все знаете. Капп – мое настоящее имя, – сдержанно сказал он. – Но, Рандур или Капп, задницы ваши я все же спас.
Рика глядела в окно, на серое полуденное небо, которое уже начинал заполнять снег.
– Это верно, и твои мотивы были вполне чисты, даже если методы не вполне заслуживали моего одобрения. Капп, говоришь? Что ж, по-моему, это более достойное имя. Рандур звучит как-то приторно.
– Что, и это все? – переспросил он. – Никаких нотаций, никаких нравоучений и угроз, что мой грешный зад будет гореть в каком-нибудь аду за все, что я натворил?
Тут Рика засмеялась, впервые за все время, и он сразу подумал, что, наверное, сморозил какую-нибудь глупость.
– Это все, Капп. Моя религия не всегда такая сложная. Твои намерения были чисты. Как иначе мы можем судить других?
– А я думал, у вас там миллион правил о том, что делать и чего не делать.
– Правила, конечно, существуют, но лишь для того, чтобы помочь совершенствоваться духовно, а не для того, чтобы судить других. Хотя встречаются жрецы, толкующие некоторые аспекты нашей веры в ключе, который я назвала бы негативным, все же в целом мы – каждый человек – есть лишь сумма наших деяний. Неужели я и впрямь кажусь такой… жестокой?
– Ну, немного… Поучать вы любите, – буркнул молодой человек. И добавил: – Только без обид, леди.
– Наверное, мне многое пришлось пережить… Сначала возвращение в Виллджамур, потом… внезапное изгнание. Нам всем выпало большое испытание.
– Как скажете, – кивнул Рандур, забывая, как часто с ним случалось, кто эта женщина перед ним.
По правде говоря, Рике и впрямь досталось: сначала ее вырвали из места, которое она считала своим духовным убежищем, и привезли в столицу, где она в одночасье сделалась повелительницей миллионов жизней, и почти тут же ее советники устроили против нее заговор, обвинив ее в намерении истребить тысячи своих подданных.
– Слушайте, нам надо выбрать: либо сидеть здесь и перебирать свои несчастья, либо взбодриться, – продолжал он. – Лично я иду вниз есть. Кто со мной?
Девушки тут же вскочили на ноги.
Эйр и Рика, ссутулившись, насколько могли, – они ведь были особами королевской крови, и их с рождения учили высоко держать голову, – жались к стене полутемного трактира. Рандур готов был в любую минуту пустить в дело тонкий меч, висевший у него на боку. Шелестели игральные карты, донце стакана стукало о стол, тикали часы – обычные дневные звуки в трактире. Все переменилось к вечеру, когда небогатого народу прибыло: беднякам не терпелось вложить свои жалкие заработки в знакомства, которые вряд ли когда-нибудь принесут им пользу.
То и дело появлялись молодые женщины, не все одинаково привлекательные, но все же. Они садились у барной стойки и ждали, когда кто-нибудь купит им выпить, и желающие неизменно находились. Обычно это были неотесанные деревенские мужланы, хотя, к удивлению Рандура, попадались и вполне приличные. Он поневоле спрашивал себя: «Неужели это все, что есть у этих людей в жизни?»
Его собственная жизнь переменилась до неузнаваемости. Теперь важнее всего на свете для него было делать дело.
Втроем они сидели и вели легкий, ни к чему не обязывающий разговор, который мог состояться в любое время и в любом месте. Эйр забавлялась, поддразнивая Рандура, пока Рика расспрашивала его о воспитании, полученном им здесь, на Фолке. Интерес, который она выказывала к другим людям и к их делам, был просто поразителен для женщины столь высокого происхождения.
Беседа в темном углу заштатного трактира сделала их ближе.
Вдруг в круг света, который фонари отбрасывали в центр заведения, нетвердой походкой вступил вошедший с улицы мужчина в плаще с навощенным капюшоном и до смешного пестрых штанах. Его черная рубашка с рюшами не опозорила бы и гардероб Рандура. Стройный от природы, он тем не менее отпустил брюхо, которое в народе принято называть пивным, а его неопрятную физиономию с массивной нижней челюстью украшала седая щетина.
Не может быть.
– Выпить, разрази меня гром, сэр! – провозгласил он, обращаясь к стойке, и промокнул рукавом нос. – В этой Бором забытой дыре человеку нечем утолить жажду.
По всему было видно, что так оно и есть: пил он весь день. Покачиваясь, мужчина нерешительно сунул руку в карман, нашарил там несколько монет и шлепнул их на прилавок. Наклонился вперед, отсчитал три, отодвинул.
– Пива – пинту, бармен.
– Вернулся, стало быть, – проворчал хозяин. – А я уж думал, мое заведение для тебя не годится после того, что ты наговорил тут вчера. Помнишь свои слова? Гостеприимное, как монашкина норка, – так ты сказал, кажется.
– Хочу напомнить вам, сэр, что подобный вздор я несу ежевечерне.
Эйр, заметив, как напрягся Рандур, ткнула его локтем в бок:
– В чем дело?
– По-моему, я его знаю, – прошептал Рандур.
Он встал, убрал волосы с лица. И громко, на всю комнату, произнес:
– Мунио Портамис.
Человек замер, не донеся кружку до рта. По его лицу скользнуло некое выражение, тень недовольства тем, что кто-то здесь знает его по имени, а не как обычного пьянчужку. Неужели роль анонима его устраивала?
Он все же сделал глоток, видимо решив не обращать внимания на досадную помеху.
Рандур подошел к нему нарочито медленно, словно не замечая устремленных на него любопытных взглядов. К черту безопасность!
– Мунио Портамис. Так вот она, слава, к которой ты стремился? На это ушли все деньги?
– Не знаю, о чем ты, незнакомец. – Мужчина решительно уставился в стойку.
Под толстым плащом пьяницы, на его боку, Рандур заметил все ту же старую рапиру.
– «Первое правило витасси», – процитировал Рандур. – «Воспринимай все в целом и ничего в отдельности, только так можно узнать всякую вещь и всякого человека в этом мире».
Глубокий свистящий вдох и косой взгляд. Толстые грязные пальцы потерли бок кружки. Но глаза Мунио выдали его. Они были остры, как прежде, и в них светилась прежняя душа.
– Я тебя знаю, парень?
Рандур вытащил из ножен свой меч – медленно, без угрозы, отчетливо осознавая, сколько взглядов устремлено на него. Клинок блеснул в свете ламп. Стало тихо. Острием своего меча Рандур аккуратно постучал по старой рапире Мунио, которая оставалась в ножнах. Золотые украшения на рукоятке потускнели с тех пор, как он видел их в последний раз.
– Думаю, нам стоит поговорить на их языке.
– Я-то хорошо им владею, – проворчал Мунио. – Настолько хорошо, что здесь мне словом не с кем перемолвиться.
– Подозреваю, что сегодня я смогу исправить пару-тройку грамматических ошибок в твоей речи, – не растерялся Рандур.
Мунио отодвинул табурет, скинул плащ, и его меч мгновенно оказался у него в руке. От прежней неуклюжести не осталось и следа.
– Рандур! – вскрикнула Эйр.
Но он успокоил ее коротким:
– Все в порядке, правда.
Двое мужчин закружили один вокруг другого, подаваясь вперед и отклоняясь назад, оценивая противника, и Рандур вспомнил, как именно будет реагировать Мунио: мгновенный удар мечом влево и вниз. Остальной ритуал он знал наизусть. Он парировал, делал выпады, а потом сам нанес целую серию ударов, которыми припер старика к стойке. По лицу Мунио скользнула улыбка.
С грохотом уронив меч на пол, Мунио отвернулся, взял кружку и продолжил пить.
Сделав три больших глотка, он сказал:
– Громом клянусь, Капп Бримир, ты вырос. И так и не постригся.
– Ты и сам вырос, – ответил Рандур, показывая на брюхо Мунио. Он испытывал смешанные чувства, встретив своего старого учителя в этом убогом трактире, пьяного среди бела дня.
Место, куда мечты уходят умирать…
– Я еще могу драться, даже в таком состоянии, – заявил Мунио.
– Что, злишься?
– Вообще-то, некоторые говорят, что таким, как сейчас, я дерусь даже лучше. А ты, вижу, все никак не расстанешься со своими маскарадными костюмами. – И он показал на черную рубашку с широкими рукавами, узкие штаны и сапожки на высоком каблуке, из тонкой кожи виллджамурской выделки, которые носил Рандур.
– Да, каблуки мне слегка мешают. – Рандур улыбнулся, откинувшись на стойку. – А где я, по-твоему, научился так одеваться? Всегда одевайся так, как будто и понятия не имеешь о том, как нужно драться, – твой совет. Так легче гонять противника по комнате.
– Да, я и в самом деле так говорил. – Мунио потер подбородок. – Чушь собачья, правда?
– Хочешь посидеть с нами? – Рандур мотнул головой в сторону углового стола, за которым сидели Эйр и Рика.
– Неужели одной женщины недостаточно, Капп Бримир? Сколько я помню, ты и раньше был охоч до юбок.
– Не всегда. Ради твоих уроков я бросал и их.
– Только потому, что я тебя заставил. Я говорил тебе, у тебя талант, но ты не слушал. Тогда я драл тебя за уши – и ты оставался на урок. Все просто.
С четырех до четырнадцати лет Рандур посещал частные уроки Мунио Портамиса. Способности у мальчика были необыкновенные, почему его матери даже не приходилось платить за занятия, – впрочем, этого она все равно не могла бы себе позволить. В бедно обставленной комнате с окнами на реку они проводили часы, отрабатывая позы, движения и приемы на голом полу из струганных досок. Пузыри выступали на ладонях и проходили. Сначала дважды в неделю, потом чаще, между классами фехтования разучивая танцевальные вариации. Так продолжалось десять лет, пока однажды вечером Мунио не исчез, а через неделю от него пришло письмо с известием о том, что, унаследовав крупную сумму денег от своего дяди, он больше не будет преподавать. Целый вечер тогда Рандур просидел на полу, глядя на звезды и размышляя о том, как один человек может бросить другого ради денег.
– Ладно, я принимаю твое предложение. Только предупреждаю, я нынче плохая компания. – Мунио выпрямился и сжал лицо Рандура в ладонях. – Дай-ка я на тебя посмотрю. Красивый парень, хотя хорошего куска мяса, пожалуй, давно не видел. Да и подстричься не мешало бы. Как можно драться, когда патлы перед глазами болтаются?
Двух своих спутниц Рандур представил вымышленными именами. Позже, когда Мунио пошел к бару взять еще бутылку вина, он извинился перед молодыми женщинами, но, по его мнению, Мунио было глубоко плевать на изменения политического климата империи, и это их успокоило.
– В большом городе вроде Виллджамура вы, может, и важные персоны, – сказал Рандур, – но отсюда до Атриума Совета так далеко, что люди здесь не могут даже приблизительно оценить те решения, которые влияют на их жизнь. Политика делается где-то далеко, а здесь людей интересуют только местные проблемы.
– Ты хочешь сказать, – переспросила Рика, – что эти люди не доверяют центральному правительству?
– Разве способен кто-нибудь в Виллджамуре понять нужды и заботы тех, кто живет здесь? Вот почему Мунио вряд ли даже знает, кто такие Эйр и Рика.
Старый учитель фехтования вернулся.
– Должен сказать, что здешнее вино не так хорошо, как то, что в моих погребах, но и оно сойдет, – объявил он. – Кроме того, на третьей бутылке все равно уже перестаешь что-либо чувствовать. – Мунио поставил на стол бутылку красного и после недолгого размышления, пока разговор поддерживался преимущественно взглядами, наполнил свои и их стаканы. – Мой мальчик Капп говорит, что вы девушки городские, из Виллджамура. Как случилось, что две красотки с Джокулла оказались в такой глуши?
– Мы здесь проездом, направляемся в Виллирен, кое с кем повидаться, – поведала Рика.
– Дорогая леди, – сказал Мунио, – много, очень много времени прошло с тех пор, как я в последний раз говорил с такой воспитанной, приятной дамой, как вы. В свое время я обучил немало богатых землевладельцев, так вот у каждого из них всегда была какая-нибудь воспитанная леди с приятным голосом. Многие из них на меня западали. Давно это было.
Рика бросила взгляд на Рандура:
– Он обучал тебя не только искусству владения мечом, как вижу.
– Витасси, – заметил Мунио, – это не просто бой на мечах. Это образ жизни. Так что же, дамы, Капп, вы остановились в этой дыре, которая именует себя трактиром?
– Да, – сказала Эйр.
– Утонченным леди вроде вас здесь совсем не место. Пойдемте со мной, у меня есть небольшой особнячок в часе пути отсюда. Отправимся туда, где вас ожидает роскошь, равной которой вы никогда не видели!
«Сильно сомневаюсь», – подумал Рандур.
– Немного внимания ему, конечно, не помешало бы. – Мунио расхаживал по обширному холлу, зажигая разноцветные фонари на столах и комодах. Полная темнота сменилась полумраком, тот – ослепительным светом, и они увидели все. Снаружи дом представлял собой типичный особняк мелкого землевладельца, хотя и не столь привлекательный, как иные. Никаких укреплений на случай войны предусмотрено не было, хотя вряд ли какая вражеская армия задержалась бы здесь надолго. В его симметрии наблюдалось что-то классическое, несмотря на отсутствие колонн и природных мотивов на простом каменном фасаде.
– Понятия не имею, сколько ему лет, – шепнул Мунио, – но, купив его, я все здесь переделал. Вот эти ковры и портьеры – виллиренская ткань. Таких не найдешь и в Виллджамуре. Правда, я тут давно не убирался. – С выражением оптимизма на лице он качнулся в сторону Рики. – Это такая морока, когда живешь один. К несчастью, у меня нет ни жены, ни слуг, так что помочь мне некому.
Возможно, когда-то эта просторная комната действительно отличалась роскошным убранством. Но ныне все гобелены проела плесень, а узоры ковров стерла пыль. Картины потемнели от копоти, незнакомые лица, глядевшие из рам, выцвели до того, что казались лицами призраков. Украшения, предназначения которых Рандур не понимал, грудами серебра высились на каминной полке и на комодах, словно купленные случайно. Почти вся мебель была из темного дуба и нуждалась в полировке. Кожаные кресла почти правильным полукругом обступали камин, у которого трудился Мунио, стараясь получить хоть немного тепла.
– Наверху у меня несколько спален, – жизнерадостно продолжал он. – Надеюсь, вы сочтете возможным остаться.
– Я в этом уверена, – согласилась Рика. – Очень мило с вашей стороны предложить нам ночлег. – И она повернулась к Рандуру и Эйр с немым вопросом в глазах.
– Да, очень мило, – поддержала сестру Эйр. – Спасибо.
«Что это задумал старый черт? – засомневался Рандур. – Подобный альтруизм не в его стиле».
Ночью Рандур проснулся на кровати посреди «парадной спальни» в заброшенном углу особняка. Эйр и Рика свернулись калачиком на двуспальной кровати у окна, за которым не было видно ни огонька, свидетельствовавшего о близости поселка или города, – сплошная тьма. Ветер то и дело бросался на окно снаружи, тряся стекла. В углу комнаты тускло горела свеча.
Сон не шел к нему. Он лежал, перебирая в памяти события прошлого, придавая им новую цель и смысл. Он хмыкнул: надо же, его старый учитель фехтования – конченый пьяница. Как все переменилось. Теперь уже не Мунио помыкает им, а наоборот.
Бросив взгляд на девушек, Рандур поднялся и вышел за дверь. Осторожно, держась рукой за стену, чтобы не споткнуться, он спустился вниз. Во тьме, поглотившей особняк, узкая полоска света, пробивавшаяся из-под одной двери, была особенно заметна.
Рандур толкнул дверь, застонали петли. Мунио стоял внутри, у одной из кожаных кушеток, и плакал.
– В чем дело? – Рандур направился к старику, его слова растворились в огромном пространстве неприбранной комнаты.
– О, это ты, Капп. – Учитель фехтования двинулся ему навстречу, он казался тенью при свете единственной свечи. – Капп…
Запах алкоголя чувствовался даже издали, в такой темноте вообще приходилось ориентироваться преимущественно при помощи обоняния. Рандур приблизился и встал перед ним.
– Какого черта ты плачешь?
– Я не плачу, – пробормотал тот.
– Ну, плакал. Я же слышал.
Пауза, затем Мунио, шаркая, вернулся к креслу и с тяжким вздохом опустился в него.
– Посиди со мной, а?
Рандур двинулся к нему на ощупь, то и дело спотыкаясь о низкие столики и скамеечки для ног. Кушетку он нашел лишь благодаря тому, что врезался бедром в ее подлокотник, и опустился на нее, правда стараясь держаться подальше от источника винных паров.
– Ты что, с вечера пьешь?
Задумчивый вздох.
– Совершенно верно, молодой человек.
– Почему ты стал таким? – спросил Рандур. – Было время, ты таскал меня за уши за меньшие погрешности против дисциплины. Что с тобой стряслось?
– Когда я приехал сюда, я был богат. Делать ничего было не нужно. Незачем было напрягаться.
– И ты все забросил, – продолжил Рандур. – Так просто.
– Ты ведь никогда не был на моем месте, на тебя никогда не обрушивалось столько денег сразу, – промямлил Мунио. – Деньги меня и погубили – что тут темнить. Но это меня не оправдывает.
– Увидев тебя в баре, мне захотелось тебе врезать.
– И правильно. Ничего другого я не заслуживаю.
– Как ты мог взять и бросить своих учеников? – спросил Рандур, чувствуя одновременно злость и жалость к своему старому учителю, который так легко смирился со своей потерянной жизнью.
– Я научил тебя всему, что умел. Тебе уже не нужна была моя помощь – в конце.
Немного помолчав, он сменил тему.
– Так эта дама, Рика, – продолжал Мунио уже куда более уверенным тоном. – Она замужем? У нее есть парень? Как думаешь, у джентльмена моего возраста есть шансы?
– Нет, никаких шансов, – вздохнул Рандур. – Она, как бы это сказать, не по этой части. – Рандуру пришло в голову, что раз уж они все равно в особняке старика, то можно доверить ему чуть больше. И он решил намекнуть ему о том, кто они такие.
Мунио долго глядел на него, не понимая.
– Императрица?
– Ну, сейчас, конечно, нет. Но никому ни слова. – Рандур затравленно оглянулся. И шепотом добавил еще кое-какие подробности. – Так что никаких надежд сойтись с ней поближе у тебя нет и быть не может.
– Обречен на одиночество. Эх, жизнь моя не удалая…
– Может, расскажешь? – предложил Рандур.
– Расскажешь! Сразу видно, что тебя вырастила женщина. Рассказывай не рассказывай, легче от этого не станет. Так что, по мне, лучше молчать и жить, как умеешь. Нет, если хочешь, я скажу тебе вот что: когда-то и я кое-что собой представлял, Капп. Но те времена давно прошли, даже в памяти мало что сохранилось, вот как. Теперь я ничто. И ты однажды станешь никем вроде меня. Сейчас тебя переполняет беспочвенный оптимизм, благословение молодости и проклятие зрелых лет. Все мы когда-то угаснем, как угасает наш мир. Цивилизации приходят и уходят, ничего не оставляя по себе. Так что мне делать, если не пить?
– Хватит ныть, – перебил его Рандур. – Люди погибают в этом мире за меньшее, чем есть у тебя. Я сам видел, как они просят милостыню у ворот Виллджамура, без пищи, без крова над головой. Беженцы, зажатые между городской стеной и морем, погибают от холода. А ты сидишь здесь и тратишь деньги и время на пьянку, а все потому, что боишься реальности. И, судя по всему, дело обстоит так уже давно – с тех самых пор, как ты заимел достаточно денег, чтобы платить за выпивку. – Рандур встал. – Я иду спать. Там у меня компания получше.