Глава тринадцатая

Еще один скандал с Беами, еще один плохо начатый вечер. Вечно она возится со своими глупыми реликвиями, что-то клепает, все пытается заработать побольше денег, как будто они в них еще нуждаются. Но она не слушает, знай себе делает свое. Поначалу эти ее интересы как будто не имели значения. Давно, еще до Оледенения, ее привлекала стабильность, которую он ей предлагал, нравились его необузданный темперамент, страстность и достаток. И вот сегодня состоялась новая бессмысленная дискуссия на тему нынешнего состояния их брака, и опять он хлопнул дверью и вылетел из дому как ошпаренный.

В тот самый миг ему больше всего хотелось пойти и найти себе другую женщину на ночь, но, помимо боязни обычных последствий, главным, что удержало его от этого, была мысль: именно так он и попал в беду в свое время. Много лет назад он только и делал, что плыл по течению от юбки к юбке, свободный и агрессивный, пока наконец не прибился на время к одной. У него был яростный роман с алкоголичкой и курильщицей… как бишь ее звали? Неважно. Он даже позволял ей бить его. И только потом узнал, что ее постоянная злость объяснялась одним – она боролась с приступами вампиризма.

В конце концов он подцепил болячку от дешевой шлюхи. Для него это были плохие дни. Наркотики истощили его, и он умолял, чтобы она его укусила. Она долго противилась, но наконец сдалась. Показала клыки и впилась ими в его шею. Однако то ли в ее крови было слишком много алкоголя, то ли в его собственной тоже хватало всяких субстанций, но что-то пошло не так. Механизм передачи не сработал.

И он не заразился до конца.

Та женщина ушла от него на следующий день, и он никогда ее больше не видел. То, что вызывает вампиризм, передалось ему лишь наполовину, так что он не испытывал постоянного желания пить кровь. Его гневливость возросла вдвое, его мускулы окрепли за одну неделю, процессы старения в организме замедлились, но превращение так и не завершилось, и он так и ощущал себя до сих пор – незавершенным. С той самой минуты вся его жизнь превратилась в нескончаемое желание чего-то большего. И когда кто-нибудь из братьев-бандитов умолял его об укусе, он тоже получал от него этот разбавленный вариант вампиризма и никогда не становился вампиром до конца.

Ему понадобилось время, чтобы привыкнуть к своему новому телу, и он даже прибег к помощи ведьмы, которая за большие деньги старательно лечила его раны. Вампиры не бессмертны, предупредила она, они умирают от самых разных причин. Потому-то они встречаются так редко.

Значит, то, что с ним произошло, случилось не в сказке и не в романтической балладе. Все было на самом деле, и он стал кровожадным монстром.

В распахнутую дверь второго этажа Малум смотрел в сторону юга, на городские крыши. В окнах то вспыхивали, то гасли огни, показывая ему нутро какого-нибудь дома, обнажая чужую жизнь. Лунный свет, улучив мгновение, очертил чей-то силуэт – кто-то перескакивал с крыши на крышу, спеша неведомо куда по неизвестно какому делу.

Сидя на стуле верхом, Малум сжимал руками его спинку и молча терпел боль. Он сам велел открыть дверь, чтобы порывы ледяного ветра врывались внутрь, и все равно капли пота выступали у него на лбу. В одной руке он держал самокрутку из арумового корня, которую подносил к губам всякий раз, когда жжение в спине делалось невыносимым. В такие моменты, как этот, он всегда радовался, что маска прикрывает лишь верхнюю часть его лица.

Старик в белом халате твердой рукой наносил на голую спину Малума рисунок в технике вудблок, сначала покрывая кожу слоями чернил, потом орудуя стамесками и резцами. Боль волнами прокатывалась по телу, потом натыкалась внутри его на то, что делало его недочеловеком, и притуплялась.

Человек в белом превращал спину Малума в произведение искусства: каждый знак, каждая виньетка, каждый изгиб татуировки были неслучайны, заряжены смыслом. Он трудился на совесть. Горшочки с остро пахнущими цветным чернилами загромождали стол по правую руку от него. Шлепанцы художника непрерывно шаркали по плиточному полу. Листки с диаграммами и схемами испещряли стены, шелестя и хлопая на сквозняке.

Малум снова затянулся самокруткой, стряхнул пепел на пол.

На этот раз он заказал дракона, устрашающее воплощение не-имперского божества, который должен был вплестись в извивы уже существующего орнамента, выходящего из основания его спины и поднимающегося к лопаткам.

– Эй, Малум, минута есть? Я новости принес.

Малум поднял голову, когда один из его разведчиков подошел к нему сзади.

– Конечно. Валяй, выкладывай. Он тебя не слышит. – Малум кивнул на старого художника – Глухой. Встань сюда, а то я тебя не вижу.

Разведчик обошел его и встал между ним и открытой дверью. Это был худой, жилистый человек, не первый год у Малума на службе.

– Ну, что ты принес? – Малум выдохнул дым.

– Это насчет того солдата, – сказал разведчик. – Главного.

– Командующего?

– Ага. – Разведчик фыркнул. – Тебе понравится. Я следил за ним, как ты сказал. И ты прав.

– Насчет чего я прав?

– Солдата видели, когда он заходил в одно из тех мест, где мужики платят мужикам. Чтобы… ну, это… потрахаться.

Малум долго обдумывал услышанное. Инстинкт его не обманул. Нет, это никуда не годится. Как он может позволить своим людям драться за такого типа? Это просто неправильно. И Малум задумался над тем, как ему устроить так, чтобы ткнуть альбиноса носом в его поганые делишки.

Малум не стал ложиться спать. Вместо этого он плюхнулся в кресло, почитал, покурил, повертел в руках стакан с водкой. Беами все равно всю ночь возилась со своими реликвиями, а ему все чаще казалось, что лучше, чтобы их жизни не пересекались.

Но сегодня, в день забастовки, ему надо было встать особенно рано. Кожа на татуировке уже начала заживать и покрылась корочкой – еще один благоприятный побочный эффект его недочеловеческой природы. Он потянулся, чтобы привести себя в активное состояние, и принялся осматривать свой арсенал: три коротких ножа, один длинный, кастет. Не так много, но он хорошо работал кулаками, да и клыки тоже мог пустить в ход, если понадобится. И маску следует надеть другую: синюю, как у всех из его банды, кто будет сегодня участвовать. Коричневое кожаное пальто, тяжелые сапоги.

Позавтракав на скорую руку, он вышел. Небо очистилось, и солнце окрашивало пурпуром начинающийся день. Утро обещало быть свежим. Иногда ему казалось, что ледниковый период – это не естественное событие, а результат усилий тысяч культистов, которые не покладая рук трудятся над снижением общей температуры на Земле. Иногда вдруг налетал теплый ветерок, суливший, казалось, весну, но сразу за ним начинал дуть другой, еще более холодный, чем прежде.

Сунув руки в карманы, Малум зашагал к условленному месту встречи, у ирена на границе Альтинга и Солтуотера. Бастующие пройдут маршем из порта Ностальжи до Ониксовых Крыл – немалый путь, который проведет их через самые дорогие кварталы Виллирена. Мимо домов богатейших людей города.

У ирена уже стояло около пятидесяти его человек, все в синих масках. Забастовщики тоже будут в основном в масках: кому хочется быть застигнутым властями и начальством за участием в политической смуте? Вздумай они бунтовать поодиночке, их быстро сцапали бы, но они решили объединиться, чтобы заявить о своих правах, и это стало началом их конца.

Малум отдал последние распоряжения. Надо влиться в толпу протестующих – уже довольно большую – и прикинуться ее частью. Лутто направил солдат пехотного полка охранять дома побогаче, значит инквизиторы рангом ниже явятся сюда. Однако была одна загвоздка: военные пытались уговорить гражданских занять сторону Лутто, поэтому градоначальник велел им не трогать людей в гражданской одежде. Значит, применять силу могли только бандиты. Ребята Даннана тоже пришли; в черных масках, угрюмые, они держались сами по себе. Скоро все получили нужные распоряжения и были готовы идти куда надо и делать, что им приказано.

Проскользнув вдоль границы Альтинга, мимо кварталов муниципальной застройки, они направились на север, в Шантиз. Там, согласно установленному плану, должна была начаться забастовка.

Румели и люди, труженики моря, темных шахт и глубоких карьеров, работники металлургических производств, строители и портовые грузчики – их набралось куда больше обещанной тысячи. По крайней мере четыре тысячи забастовщиков набились в пространство между дешевыми, построенными вплотную друг к другу домами и промышленными складами, и все они были злы и крикливы, но при этом хорошо организованны. В основном молодые мужчины, поскольку тяжелый труд и плохие условия жизни оставляли мало шансов дожить до старости.

– «Фериби» к чертям! – скандировали одни. Другие подхватывали: – «Братья Браун» убивают рабочих!

Люди потрясали самодельными лозунгами с требованиями повысить заработную плату, улучшить условия труда, гарантировать соблюдение гражданских прав, а также положить конец труду невольников, снижающему их зарплаты. Кто-то обнародовал цифры погибших на рабочих местах за прошедшее десятилетие. Некоторые заявляли, что культисты применяют магию, чтобы избавлять фабрикантов от излишков рабочих рук.

В промзоне митингующие со скрежетом сбавили обороты и встали.

Лучи красного солнца залили бурлящую негодованием толпу, словно предупреждая людей о задуманном Малумом кровопролитии. Кивок был обещанным условным сигналом, и, когда он прокатился по рядам бандитов, люди Малума и Даннана в черных и синих масках стали просачиваться в толпу, постепенно теряясь в ней.

Люди стояли здесь плотно, плечом к плечу, так что места для драки не оставалось. Кто-то дунул в рог, издали долетали невнятные обрывки каких-то выступлений. Уровень шума изменился, стоило толпе прийти в движение. Настроение у всех было странно приподнятое: многие шли так спокойно, как будто обрели цель в жизни. Колонна медленно текла мимо зловонных рыбных складов, демонстранты переступали через лужи соленой воды, которой регулярно поливали мостовую. Дома вдоль дороги постепенно становились выше и уже, их фасады – изысканнее. Малум протолкался к краю своего ряда, внимательно разглядывая оцепление из солдат вдоль обочины: те стояли молча, неплотными рядами, сомкнув щиты.

Рано… Надо ждать, когда покажется цитадель.

В толпе скандировали лозунги против солдат и инквизиции. Обзывали их за то, что те не поддерживают протеста, а ополчились против простых людей, которым тоже ведь надо как-то выживать в этом аду. Малуму было наплевать: пусть болтают что хотят, ему надо сделать то, что велено, и заработать кучу монет.

А вот и она, цитадель, массивное сооружение, тень которого протянулась на добрую половину Виллирена. Едва завидев ее, Малум начал действовать – пихать и толкать тех, кто шел с ним рядом.

– Эй, полегче!

– Какого хрена?…

Малум не отреагировал. Зато он вдруг ткнул пальцем в кого-то неизвестного и завопил, что среди демонстрантов затесались инквизиторы. Страх и ненависть взорвали толпу, запрудившую улицы. Малум выхватил свой тесак, рядом завизжала какая-то женщина. Другой мужчина тоже вытащил нож, готовясь защищаться, но Малум, находясь от него на расстоянии меньше вытянутой руки, выбил у него оружие, ударил кулаком в шею, а потом вспорол ему живот. Человек упал под ноги продолжавшей движение толпе, и его тут же затоптали. Следом за ним упал другой, потом еще один. Неподалеку Малум увидел кого-то из людей Даннана, тот усиливал хаос. Тогда он начал выбираться из толпы, рубя по спинам наотмашь.

Толпа бесновалась. Свои нападали на своих же. Почти у каждого оказалось при себе какое-нибудь примитивное оружие – обрывки цепей, дешевые мечи, железные прутья и горлышки от бутылок. Все были готовы к драке, хотя никто, наверное, не ожидал, что она начнется еще до конца марша, а маски, гарантирующие анонимность и солидарность, вдруг показались не такой уж хорошей идеей. Никто толком не знал, где свои, а где чужие. Все находились под угрозой.

Выстроившиеся вдоль улицы солдаты бесстрастно наблюдали, как процессия прямо на их глазах превращалась в кровавую баню. Малум старался на совесть: он резал тех, кто особенно агрессивно размахивал оружием, тех, кто нес плакаты, тех, кто громче других выкрикивал лозунги. Он перереза`л глотки, выпускал кишки, крошил каблуками черепа и все время чувствовал, как клыки давят на челюсть, как бушуют внутри его, просясь наружу, нечеловеческие инстинкты.

Его движения были легки, он буквально порхал в толпе. Вдруг он остановился, поднял и убрал с дороги неведомо как попавшего туда ребенка и снова продолжил свой кровавый путь. Один здоровяк схватил его за воротник и вздернул в воздух, Малум обернулся и вонзил ему в запястье клыки. А когда тот выпустил его, громко матерясь от неожиданности и возмущения, Малум проткнул ему шею ножом, и гигант упал на мостовую, обливаясь кровью.

Малум обтер рот.

Когда он увидел пятерых из своей банды, немало людей уже лежало на земле мертвыми или искалеченными. Это был знак: если видишь больше двух своих разом, значит пора сматываться.

Не желая быть узнанным, Малум выскользнул из толпы в ближайший проулок и спрятал нож. Уперся руками в стену, тяжело дыша. Через пару секунд к нему подошел кто-то из своих, потом мимо пробежал парень из «Крика».

Люди в панике бежали прочь от бойни, все перепачканные кровью, многие были ранены. Стройный маршевый ритм распался, раздавались лишь отдельные вскрики недавних участников демонстрации протеста, уносивших ноги. В конце проулка показались солдаты, они сновали по улице туда и обратно.

Малум собрал своих и повернул назад, в город.

Дело было сделано.