Глава тридцать восьмая

Корабли направлялись к востоку, осторожно обходя разбросанные тут и там предательские льды к северо-западу от Виллирена. Бринд смотрел на море, пытаясь понять, где вдоль рваной линии берега, ледяных полей и известняковых утесов сильнее всего дует ветер. Стоило им миновать темную воду, как паруса натянулись упруго, точно кожа, и корабль рванулся вперед, набирая скорость. Но команда ждала этого и уменьшила количество парусов. Вдоль берега наверняка стояли ледоломы.

А вот и он, Виллирен, один из крупнейших городов Бореальского архипелага и одно из самых беззаконных мест во всей империи. Вход в его гавань лежал меж двух отвесных утесов, на которых в большом количестве гнездились птицы и птеродетты. Встречались тут и редкие отступники-гаруды, чьи общины вели подпольное существование в системах здешних пещер.

Виллирен служил коммерческой осью империи благодаря своему стратегически выгодному местоположению среди трех горнодобывающих островов вроде Тинеаг’ла, где руда продавалась с аукционов, облагалась налогами и отгружалась покупателям. Торговцы из Виллирена нажили состояния на армейских поставках. Жителей Виллирена «наградили» демократией, хотя, вообще-то, они голосовали на выборах за человека, подчинявшегося непосредственно Совету. Бринд не понимал такой демократии. В последние годы город стремительно рос и расширялся под властью нового бейлифа, хотя нередко это сопровождалось ущемлением прав трудящихся. Многих бедняков выселяли из их домов, чем-то помешавших прогрессу империи, и людям не оставалось ничего, как только переселиться дальше на север и стать частью горняцкой общины.

Над гаванью нависла гигантская цитадель. Орудийные башни возвышались над каждым поворотом стены, и, за исключением бойниц, сделанных из кости, и Старого квартала, все строения казались плоскими и невзрачными, вплетаясь в бесконечное серое кружево улиц, совсем не похожих на величественный Виллджамур.

Когда драккар уже проложил себе путь меж льдин, Бринд с беспокойством заметил, что воды вокруг стен кишат мелкими судами.

К нему на палубу вышел Апий:

–  Ну вот я и опять в этой вонючей дыре. Может, хотя бы толстый кошелек вознаградит меня за все ночи, которые я проведу здесь один.

–  Ты только посмотри на это…

Бринд прервал его рассуждения, указав на сотни лодок, болтавшихся у входа в гавань, причем некоторые из них были даже не привязаны, владельцы явно утратили к ним всякий интерес.

Апий подошел к борту и навалился на него брюхом:

–  Как думаешь, что это значит?

–  Либо бегство от Оледенения, – нахмурился Бринд, – либо результат убийств на Тинеаг’ле.

Запах напоминал дым от костра, в который для аромата подбросили специй, но Бринд знал, что это не так. В конце концов, здесь не что-нибудь, а личные покои Толстого Лутто, бейлифа Виллирена. Однако в воздухе стоял густой туман, и от него командующего стало клонить в сон. Бринд не знал наверняка, каким наркотиком вызвано это состояние, чем-то вроде арумового корня. Может быть, Лутто раздобыл новинку для остроты ощущений.

Непонятные звуки доносились прямо из центра покоя, убранного бесчисленными пурпурными подушками и шелковыми занавесями.

Бринд приблизился к источнику шума и крикнул:

–  Лутто, это ты?

–  Что? Кто там? Кто там ходит? – Гигантская туша выпросталась из-под скопления копошащихся тел и стала вслепую нашаривать меч, брошенный возле подушек. – Я тебе покажу, врываться сюда без разрешения! У меня большие связи среди бандитов!

–  Бейлиф Лутто, я командующий Латрея.

Потная коричневая рожа, самой выразительной деталью которой были усы, высунулась из дымной завесы. Два ярко-синих глаза впились в Бринда и тут же расширились от удивления.

–  Командующий Бринд! Какая радость! Дайте-ка мне секунду.

Он немедленно отправил восвояси трех румельских девиц: одну вороную, одну серую и одну гнедую. Накинув халатики, они скрылись в боковую дверь. Струя свежего воздуха ворвалась оттуда в комнату, частично рассеяв дым.

–  Так-то лучше. – И Лутто, переваливаясь, как толстая старая дама, которая, подоткнув обширные юбки, осторожно ковыляет по мелководью, направился к Бринду. Он был в серебристом шелковом халате, делавшем его похожим на движущуюся ярмарочную палатку. – И как поживает мой любимый солдатик в эти непростые дни? Решил порадовать старину Лутто своим присутствием без предупреждения? Как мило. О нет, ты пришел, чтобы спасти Виллирен в час нужды!

–  Румельские девушки? – спросил Бринд.

–  Именно! – Толстый Лутто улыбнулся и соединил на животе пухлые руки. – Понимаешь, у них шкуры покрепче, да и опасности наплодить маленьких луттят никакой. – Он задумчиво пригладил усы. – Так что же, мой любимый воин приехал помочь нам в эти непростые времена?

–  Все только и говорят что о непростых временах, – заметил Бринд. – Да, мы прибыли, чтобы расследовать инциденты на Тинеаг’ле, причем по твоей просьбе, насколько я помню.

–  Наконец-то! Наш скромный город не может больше сдерживать напор беженцев. Нет, сэр.

–  Беженцев? – переспросил Бринд. – Почему же ты не упомянул о них в сообщении, посланном в Виллджамур?

–  Гм… я не знал подробностей. – В отчаянии бейлиф развел руками. – Тогда мне не хватало деталей, а сейчас я просто погибаю под ними!

–  Надеюсь, ты не пренебрегаешь своими обязанностями? – уточнил Бринд.

–  Разве Лутто может хотя бы на минуту помыслить о таком небрежении за счет империи? В конце концов, я прежде всего ее верный слуга.

Казалось, Лутто пытался убедить себя самого в том, что он человек почтенный.

–  Расскажи мне все, что тебе известно.

Жестом пригласив Бринда сесть, Толстый Лутто начал подробно описывать все, что случилось в последние месяцы.

Сначала они – беженцы – появлялись по одному, по двое или небольшими оптимистически настроенными компаниями. Иные шли в Виллирен ради возможностей, которые предоставлял город во время холодов, уничтоживших все их средства к существованию. Но потом люди повалили валом, целые семьи набивались в утлые лодчонки, немало их утонуло в ледяной воде по дороге.

Рассказывали все одно и то же.

«Клешни», или «панцири», – так местные окрестили расу пришельцев. Но как их ни называй, суть одна: сначала семьи, потом деревни, а потом и целые города стали опустошаться за одну ночь. Толпы народу пропадали без вести. Одних убивали, с других сдирали кожу. Похоже, только старых да малых не брали в плен, поскольку именно их и находили мертвыми. Пришельцы были страхолюдные с виду: прямоходящие раки, не испытывавшие ни малейшего уважения к жизни. И никто не знал, откуда они берутся.

Бринд выслушал его молча, думая о том, что на протяжении многих веков существования империи аборигены наверняка говорили нечто подобное о ее наступающей на их территории армии.

Однако кризис оказался куда тяжелее всего, что он мог себе представить. Он угрожал существованию не только империи, но самой жизни, человеческой и румельской.

–  То, что ты мне рассказываешь, – сказал он наконец, – это правда? Или ты, как обычно, преувеличиваешь?

–  Преувеличиваю? – Толстый Лутто прикинулся оскорбленным.

–  В свое время ты пустил слух, будто племя киалку перебралось через пролив с Варлтунга, чтобы соединиться с племенем фроутана и поднять восстание на берегах империи, – и все лишь для того, чтобы получить возможность взимать с жителей Виллирена и Й’ирена откупные. Помнишь?

–  Какой поклеп! Лутто обижен!

–  Тогда почему ты не посылал еще сообщения?

–  Сказать по чести, ни один посыльный не осмеливался покинуть город. – Лутто положил пухлую лапу на плечо Бринда. – Я не так часто впадаю в панику, как ты знаешь, но кризиса, подобного этому, мне еще не приходилось видеть. Мы уже приняли в городе несколько сотен человек, но на Тинеаг’ле их осталось еще больше, они ждут, когда на море встанет лед, чтобы перейти сюда посуху. Значит, новых смертей не миновать. А через несколько месяцев лед намертво скует море. И тогда между Тинеаг’лом и Й’иреном образуется сухой путь. Ведущий прямо к воротам нашего города. И что тогда?

–  Удивляюсь, что ты еще не сбежал.

–  Вы, конечно, шутите, командующий Бринд! За стенами безопаснее. Ведь это же город-крепость, в конце концов, и искусных воинов тут хватает.

–  Мне надо знать все о расположении беженцев на Тинеаг’ле, откуда они намереваются отплывать и какие из тамошних поселений подверглись нападению. Сделаешь?

Толстый Лутто кивнул, тряся жирными подбородками:

–  Для спасения города я сделаю что угодно.

Бринд пошел проверить, как расквартирован его отряд в пустующей казарме на северной окраине города, откуда хорошо просматривалась заполненная судами гавань. Солдат нельзя было выпускать на улицы: Бринд знал, что от их встреч с местными ничего хорошего ждать не приходится.

Даунир Джарро, которому предоставили отдельную комнату, казалось, был рад возможности проводить вечера наедине с книгами. Меньше всего Бринду хотелось, чтобы весь город скакал вокруг него, вопя от восторга и принимая Джарро за диковинного спасителя.

Оставалось надеяться, что операция против захватчиков не потребует особенно изощренной стратегии, хотя оценить неприятеля у него пока не было возможности. Наутро он приказал собрать все болтавшиеся по гавани суденышки и вернуть хозяевам, а бесхозные связать, прицепить к военному кораблю и отбуксировать на южное побережье Тинеаг’ла для подготовки к эвакуации жителей.

Ночью, лежа без сна на раскладной походной кровати в спальном помещении казармы, он даже сквозь храп соседей и толстые стены различал дикий хохот и звуки разгула, доносившиеся с улиц города. Он не понимал, как можно вести себя подобным образом перед лицом кризиса, угрожающего не только образу жизни, но и самому физическому существованию населения. Или они ничего не знают?

Так и не уснув, он отшвырнул одеяло, встал, надел форму и вышел пройтись по длинному балкону над гаванью. Ночь была морозная, облака, следовавшие за ними весь день, унесло на юго-запад. Звезды отражались в воде, полумесяцем изгибалась гавань, и с того места, где он стоял, были видны цветные огни фонарей по всему городу. Бродячие собаки и крупные трилобиты шарили в пустынном каменном доке по разбросанным ящикам, а люди парами и по трое возвращались домой грязными кривыми переулками меж невысоких зданий с плоскими крышами.

Бринд готов был думать о чем угодно, только не о завтрашней операции. Он вспомнил Кима: как они однажды трахались на балконе и опасность быть увиденными только обостряла наслаждение, – приятная картина, она грела душу.

Погрузившись в воспоминания, он не сразу заметил еще двух людей, которые стояли на том же балконе чуть дальше, в тени. Это были Апий и адепт Блават.

Когда он подошел к ним, капитан приветствовал его вопросом:

–  Что, тоже не можешь заснуть?

–  Не могу, – признался Бринд. – Когда впереди тяжелый день, мне всегда не спится.

–  Давненько у нас уже по-настоящему тяжелого дня не бывало, – ворчливо заметил Апий. – Если бы не то дельце на мысе Далук, я бы уже совсем забыл, как драться.

–  Что это ты сегодня такой серьезный, на тебя не похоже, – заметил Бринд.

Крепыш только пожал плечами.

Магичка повернулась к ним лицом, при свете звезд ее старческая кожа, казалось, утратила возраст.

–  Хотите, я зажгу огонь, погреетесь?

–  Да, пожалуйста, – с благодарностью принял ее предложение Бринд.

Сунув руку в карман, она что-то там повернула. Прямо в воздухе вспыхнул фиолетовый огонек, который она взяла и опустила на перила балкона, где он вскоре разгорелся в яркое, дающее тепло пламя.

–  Как удобно! – восхитился Апий.

Все трое смотрели на север, в сторону Тинеаг’ла. Положение беженцев представлялось Бринду трагическим. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем армия доберется до них, учитывая, что ледяные поля уже сковали часть моря и корабли не смогут подойти прямо к берегу, а значит, часть пути придется проделать верхами.

–  Я не всегда смогу выручить вас в беде, – глухо сказала Блават, не отрывая взгляда от пламени. – Не думайте, что мы, культисты, как маги из эпических поэм. Мы обычные люди, такие же как вы.

–  Так чего ж ты облажалась там, дома? – поинтересовался капитан. – За что-то ведь тебя заставили переться в такую даль, на север, с армией, вместо того чтобы сидеть дома и греть задницу?

–  Лояльность своему ордену – вещь необходимая, но Папус слишком дорожит властью. Она не любит, когда ее положению лидера что-то угрожает, а я в последнее время стала слишком популярна у других членов ордена. Времена нынче смутные, вот она и хотела, чтобы все ясно поняли, кто у нас главный, особенно сейчас.

–  Почему «особенно»? – переспросил Бринд, удивленный напряженностью ее голоса.

–  Все из-за Дартуна Сура из ордена Равноденствия. Папус терпеть его не может, считает, что дрогров и то он сделал. Не знаю, то ли у них личная вражда, то ли ее моральные устои и впрямь так высоки. Не удивлюсь, если, вернувшись в Виллджамур, мы обнаружим, что все культисты передрались между собой. А я надеялась тихонько пересидеть Оледенение на Исле.

–  Кстати, об Исле, – вмешался Апий, – какой он на самом деле?

–  Невероятный, вы даже представить себе не можете, до какой степени. Там, как и везде, есть проблемы, но тамошнее правительство – Совет представителей всех культистских орденов – следит за тем, чтобы они решались, а не накапливались. Там будет куда теплее, чем на других островах архипелага, и, по-моему, Оледенение не должно доставить его жителям особых хлопот.

Бринд перебил ее:

–  Вы же можете контролировать погоду там, так почему вы не можете делать то же самое во всей остальной империи?

–  Два адепта ордена Природы способны изменять траектории движения облаков на небе таким образом, чтобы на нас светило солнце, а заодно и отгонять бури, но не всегда. Это сложная наука, и, хотя она дошла до нас с тех времен, когда солнце светило ярче, мы сейчас понимаем лишь небольшую ее часть.

С минуту все молчали, глядя на простершийся перед ними город. Звезды гасли одна за другой, скрываясь за облачным пологом, который натягивало с севера, и Бринд подумал, что скоро, наверное, пойдет снег. И не удивился, когда с неба стали падать снежинки, сначала редкие, а потом все чаще и чаще.

–  Завтрашняя операция, – заговорила Блават. – Насколько вы в ней уверены?

–  Честно? Не знаю, – признался Бринд. – Нам будет противостоять совершенно неизвестный враг. У нас нет информации разведчиков. Что касается перевода беженцев в более безопасные места, то надо сначала поглядеть, в каком они состоянии. Все, что мы можем, – попытаться.

–  В чем вы рассчитываете на мои силы? – спросила Блават.

–  В медицинской помощи беженцам и, конечно, в усилении нашего оружия.

–  Может, потребуется взрывчатка? – предложила она.

–  Да, конечно, – кивнул Бринд. – Если ее будет достаточно, чтобы взорвать лед, тогда мы, наверное, сможем отгородиться от того, что преследует беженцев.

И все трое в дружеском молчании продолжали следить за тем, как падает густыми хлопьями снег. Уличные костры и фонари упрямо сопротивлялись непогоде еще около часа, но потом все же начали гаснуть один за другим. Голоса на улицах стихли, и скоро во всем городе не осталось ни звука, кроме воя ветра, исследующего кривые переулки.