Аня в очередной раз, вздыхая, высматривала на superjob’е вакансии и вдруг говорит: «Смотри, какая прелесть!» Взглянул: и правда, это почти что то, о чём вились у меня в душе мечтанья. Хотелось в церковь бы какую-то – сторожем, реставратором, алтарником даже – поближе к Богу хоть на миллиметр, подальше от людей…

По телефону мне ответили очень интеллигентно. «Надеюсь, – усмехнулась директриса, – адрес называть не надо?..»

Утром морозным я уже печатал чеканный шаг по брусчатке… Она будто бы шла в гору, упираясь в храм – и не просто в храм, а в собор Василия Блаженного, известный каждому русскому и благоприличному иностранцу (а вот гастарбайтеров здесь что-то маловато, или они ленивы – на камнях лёд кругом, того и гляди навернёшься). Подошёл к оргадочке Покровского собора (Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву – изначальное и официальное название), взялся за калитку. Тут же из глубины дворика нехотя выдвинулся мент, подтвердивший моё наблюдение, что если ты к ним на «Вы», то они к тебе сразу на «ты». Кстати, адрес, как узнал потом, оказался такой: Красная площадь, дом 2 – вот уж воистину «Дом-2»!

Несколько лет назад мы были с Аней на Красной площади, и как раз подходили к собору, любовались его величественной стройностью. Но что нас неприятно поразило, так это некая небрежная новодельность: имитация в некоторых местах кирпичной кладки, расшивка под неё поверх штукатурки, пластиковые окна…

В самом тылу, так что не сразу и найдёшь – служебные помещения: большая бурая дверь – buroe (англ. бюро) для экскурсоводов, замаскированная дверка в метовскую будочку и по центру кабинет директрисы.

Под непривычно стрельчатыми сводами, в холодновато-темноватой атмосфере меня довольно интеллигентно приняли. Предупредили, что, во-первых, зарплата очень маленькая (9 тыс.!), а во-вторых, очень холодно, так что нужна в буквальном смысле стойкость. Я про себя возрадовался, представив мрачные древние своды, и себя под строгими ликами икон в пустоте и уединении… Пусть даже 9, но зато на работу ходить без отвращения, наоборот с пользой: тут тебе и размышления, и молитва, и если не письмо, то наверняка уж чтение, что ещё смотрителям делать?.. А суровые условия, размечтался я, поспособствуют исправлению, чего, честно говоря, я уж давно ищу…

– Ваша основная задача, – продолжает вещать директриса, – не допускать прохода посетителей обратно по лестнице, по которой они поднялись наверх.

– И всё?! – я чуть ли не улыбаюсь.

– Это основное. Есть ещё другие посты, на первом этаже, на выходе, но это самое трудное. На втором этаже очень холодно, а у нас коллектив в основном женский… Есть один молодой человек – кстати говоря, аспирант… А у вас какое образование…

– Высшее… – замялся я, – я тоже аспирант.

– Вот как? Ну, отлично. Осмотрим посты?

Ободрённый, я начал непринуждённую беседу, которая со стороны ведущей меня самолично на экскурсию директрисы воспринималась подчёркнуто снисходительно.

– А то заходишь в музэй, – вещал я, – руками нельзя, туда не ступи, сюда не наклонись, сидят по углам бабки, набычившись, как сыч, и так и провожают хищным взглядом, как будто я щас пушку их двадцатипудовую в карман суну и уволоку! Если что-то спросишь, тебе с таким гонором тыкают: «Вот распечатка специально висит, не видите, что ли?!.» («вы» – это, наверно, потому что мы с женой вдвоём).

– У нас пенсионерок нет, молодые девушки работают.

– Да?! – радостно удивился я, а сам дальше: – Меня как-то в музее Гоголя за иностранца приняли. «Берите, – говорят жене, – своего интуриста и ведите вон туды…» С тех пор я…

– Раз аспирант, то английский хоть как-то знаете? Надо хоть несколько фраз школьных знать и понимать. Тут иностранцев очень много, процентов семьдесят.

– Будет где попрактиковаться! – едва ли не радостно, едва ли не восклицаю я.

Меж тем мы уже оказались под древними сводами…

– Вот наша смотрительница, – кивнула на девушку в оранжевой аляске, съёжившуюся в коридорной полутьме на стуле. – Отсюда вход наверх…

Мы стремительно поднимемся по узкой, но крутой винтовой лестнице (современной-дощатой), и – о чудо! – через считанные секунды оказываемся в огромном помещении, с большим алтарём в центре, по бокам с кованными решётками, шатром уходящем в небо. Здесь ещё больший полумрак, особенная тишина (я поднимаю голову кверху и вижу даже редкие снежинки, слетающие, словно микроскопические ангелы, откуда-то из сияющей вышины…), в центр помещения стягиваются пять мужских тёмных фигур и… начинают петь! От внезапного мужского песнопения, усиленного древним холодным эхом, я чуть не плачу: вот она, значит, жива Русь, если нормальные, здоровые русские мужики собираются, чтобы петь в таком месте, – не всем же обирать ближнего своего, кто-то и для Господа от души работает!..

Здесь и впрямь зябковато, и кивнув ещё одной девушке в оранжевом издалека, мы выходим в коридорчик, совсем тёмный, с фигурным старинным фонариком, с необычными росписями на стенах, разветвляющийся, кажется, вообще сказочным лабиринтом… Но вместо лабиринта мы быстро проходим вперёд и вниз и, не обращая внимания на девушку, пулей вылетаем на улицу.

Смотрим с крыльца на Спасскую башню на блёкло-белом, но всё равно режущем глаза фоне, на часы. Изображение её максимально крупное и детальное, более внятное, чем по телевизору: я вижу даже полуотслоившиеся чёрные квадранты обивки циферблата… Бьют куранты!.. Ощущение такое, как будто меня в три минуты протащили с помощью машины времени сквозь фрактал-червоточину в 16 век и обратно.

– Ну как, готовы работать в символе России?

(Недавно проводился какой-то глобальный конкурс-опрос и победил собор Василия Блаженного.)

– Очень красиво, – выдохнул я. – Готов. А эта девушка… не наша?

– Это наша Наташа. Холодно. Оформляйтесь, а послезавтра уже на вахту. Многие болеют, нужны подмены.

На другой день в директорском кабинете меня встретил чувачок, облечённый некоей универсальной должностью вроде завхоза. Физиономия до боли знакомая, какая-то типически тамбовская, как будто сто раз видел его глотающим пиво у ларька в посёлке Строитель. (Впоследствии выяснилось, что я ни на сантиметр не ошибся: несколько лет назад он переехал именно из той же вышеназванной окраины Тамбовграда, где перед отъездом квартировал и я, сначала работал в шиномонтаже…). Тут же сидела на лавочке деваха лет двадцати, весьма пухлая и тучная. «Так значит, мы конкуренты», – насторожилась она. – «Видимо, им нужны или М., или Ж.», – отозвался я. Она подобрала губки. Мне стало даже жаль её. «Ну, или скорее и М., и Ж.», – поправился я.

Предводимые завхозом, в молчании и напряжённости мы проследовали по брусчатке до противоположного края Красной площади, до Государственного исторического музея, филиалом коего, оказывается, и является собор.

Вошли в служебный корпус, тоже очень большой. «Запоминайте дорогу, – небрежно бросил земляк, – а то уже сёдня обратно не выйдите!» Тут и впрямь был лабиринт, и какой-то неприятно-дурацкий…

Наконец-то где-то на третьем с половиной уровне отдел кадров. Я везде останавливался у дверей и пропускал конкурентку, которая, не улыбаясь, запёрлась и здесь… Там её, однако, осадили. То собеседование шло, то чаепитие, потом обед, потом ещё что-то… Короче, часа через два нам кто-то бросил на ходу: на стулья сядьте, что околачиваетесь, как… Мы недоумённо переглянулись. Эх, нервозно вздохнула тётка, мол, и стульев у них с собой нет, а ещё в приличное заведение пришли устраиваться!

Просидев ещё столько же на стульях, обвздыхавшись сами, мы всё же познакомились. Раз пять мы, постучав, входили, но на нас встречали как пьяных враздуду деда Мороза со Снегурочкой, явившихся в офис лишь к 23 февраля. Я хотел уж было уйти, безумно хотел покурить, но где?.. Наконец, дали отмашку и Лена влетела на ковёр к строгой бабке в огромных очках и с чёрными усиками…

Её не было часа два. Я чуть с ума не сошёл! Раза три я обегал этажи, рукава и закоулки, то пытаясь вырваться наружу, то найти место, где поцыбарить. Обозначения «Выход» были либо очень древние, и под ними красовалось на листке бумаги «Выхода нет», либо на бумажке «Выход здесь», но тут глухая железная дверь… И есть с утра хочется: думал, по-быстрому…

Минут десять я стоял перед бабкой, потом мне сказали: «Сядьте, не маячьте, неужели вас не учили, уберите со стула бумаги, кто оставил!» Я сел… Бабка одним пальцем тыкала в одну кнопку компьютера и после тычка долго вглядывалась в экран… Нужно было заполнить анкету, понятное дело, очень подробную, а также написать автобиографию не меньше страницы – вот почему… Я даже разглядел крупные округлые буквицы: «Елена Сергеевна, 1990 г. р. Школа №… г. Королёва… училище №… вышивать, петь, читать, смотреть ТВ, компьютерно грамотна» – на полстранички еле растянуто.

Я накатал за три минуты полторы страницы убористым почерком и протянул сосредоточенно тыкающей в кнопки бабусе. Она даже очки сняла, вытаращившись на меня!..

– А где диплом? – с нотками раздражения спросила она.

– Вот он, – спокойно кивнул я на красно-коричневую книжечку с крупным золотым тиснением «ДИПЛОМ КАНДИДАТА НАУК». Спокойно, но чувствуя подвох: диплом сей я показывал работодателю в первый раз в жизни!

– Это не диплом. Я таких дипломов не знаю. Диплом о высшем образовании у вас есть или аттестат хотя бы? У вас есть высшее образование? Так… есть…

Я продохнул и спокойно пояснил, что диплом кандидата наук старше, нежели университетский, как семёрка одномастная старше шахи в игре в пьяницу – ну, или в марьяже, или во что вы там играете?.. Последнего я, конечно, не прибавил, а зря: она всё тыкала, перебирая мои документы, в час по чайной ложке и переговаривалась с коллегами в стиле «Диплома нет, представляете! Чудак-человек!..»

– Аттестат на руках? Давайте.

– Я его… можно сказать, выкинул. Когда…

– Что?!. Значит, такой аттестат.

– Да нет, аттестат был хороший: одни пятёрки, медаль только не дали в деревне, даже сереб…

Через час вынесла вердикт: «Так. Всё вбила себе, кроме этого (диплом давно брезгливо отложен в мою сторону), Система у нас зависла, зайдёте завтра в восемь утра с дипломом нормальным, мы внесём, а сейчас уж семь часов, а мы, кстати, до шести работаем – высиживай тут с вашими биографиями и дипломами!»

Я кое-как выдавил, что завтра уже должен быть на работе, а диплом институтский у меня в деревне.

«Ну, завтра с утра позвоню директрисе вашей: нужен ей такой, а то, может, не стоит и оформлять!» – обнадёжила! Ещё я вспомнил, что директриса, предупреждали, заболела температурой.

Я чуть не бегом выбежал и… ещё полчаса слонялся по лабиринтам, проклиная судьбу (сотрудников и правда уже не было), пока не пристрял к процессии из отдела кадров…

Дома я оказался уже поздно, купил бутылку вина и сразу высадил. Мучительно размышлял, мечась по комнате, заламывая руки… (Вовок тогда ещё не было, на колченогого друга старались не обращать внимания…) Послать куда подальше – однозначно! Но… перед Аней неудобно: не только первого рабочего дня, даже оформления не выдержал!.. и работа вроде хорошая… да и выдержал, всё равно уже прошёл процедуру – почти всю!.. На мои тяжкие вздохи Аня посоветовала позвонить прямо сейчас директрисе на сотовый. Было 11 часов, я пьян, она с температурой, но разговор состоялся!..

Поутру меня опять изрядно промурыжили в предбаннике. Диплом принесёте через неделю, на такую фотографию я печать вам ставить не стану – переснимете матовую (я только снялся на последние – вернее, предпоследние перед вином – 200 р.!), регистрация (1200 р.!) у вас заканчивается 1 мая, поэтому я ставлю у себя галочку – как раз у вас испытательный срок закончится (3 месяца!) – без регистрации у нас работать нельзя, тогда уже определитесь и до этого срока оформите на полгода или на год! На время испытательного срока у вас может быть зарплата даже чуть меньше 9 тыс. (но не намного), с налогом она соответствует прожиточному минимуму, доплаты – тыща руб. в месяц – за тяжёлые условия не будет (а в апреле эта доплата снимается), первую зарплату, пока будут оформлять карточку, вам отдадут в начале следующего месяца в бухгалтерии – строго в три часа подойти, зайдите сейчас сразу в корпус «Г», окошко 809-Е, получите пропуск зелёный – вас сейчас выпустят, а больше не впустят без пропуска, с военным билетом зайдёте в комнату 346-В и встанете на учёт, сейчас там закрыто, но лучше сегодня. Ещё вопросы?

Никаких! И я отчаянно помчался…

Через двадцать минут вернулся… Доброй бабушке пришлось, охая и причитая, собственнолично провожать меня!

Воодушевившись многообещающей фразой директрисы «Познакомитесь с нашими девушками…», я помчался через площадь… На сей раз расстояние не показалось мне особенно близким, ковылять по обледенелым каменьям, вбитым в землю, как расшатанные корневые зубы, запинаясь об иноземцев, просящих их сфоткать – особенно удобным, пейзаж – особенно красивым… Пентаграммы на башнях, глыба Мавзолея – в православной стране… хотя рядом соборы, золотые купола, двуглавые орлы, недавно размурованные иконы над воротами… Посредине площади разворачивают какой-то ярмарочный балаган (десятки фур на брусчатке Васильевского спуска!), по бокам коего уже выставлена торговля для иноземцев: розовыми ушанками с советскими кокардами, карикатурными будёновками, матрёшечками и лапотками уменьшенными, яйцами с соборами, блинами, сбитнем, а ещё кока-колой и гамбургерами. Поют и пляшут в двух шагах от Мавзолея, в трёх от лобного места. Всеядная, как свинья, культура постмодерна… Впрочем, он и Грозный, повелевший построить собор, был противоречивой личностью почище этой культурки… Но собор есть – и какой! – он всё венчает, под его сенью…

Я вошёл внутрь и сразу налево – в каморку (тоже со стрельчатыми сводами!), отделённую дверью с надписью «Служебное помещение».

Девушки пили чай и смотрели телевизор. Я представился и начал было с прибаутками повествовать о своих приключениях в треклятой бухгалтерии… На меня уставилось несколько пар глаз с таким выражением, как бывает у коровы, если ей пытаться показывать фокусы. Наконец, самая набыченная и самая старшая по чину и по возрасту обладательница глаз и морковной куртки полностью выглянула из-за шкафа на меня и странным тоном произнесла: «Вы к нам работать, Андрей… или просто так?!» – словно корова лягнула! Сомненья нет: она пьяна! «Я же сказал: работать», – спокойно сказал я. «Так знаете, Анд-рей…» – она даже икает! Алексей, спокойно подсказал я. «Знаете, Андрей… у нас тут вам не…»

Тут влетела Наташа. По двум словам она поняла, что происходит и сразу сориентировалась. «Мы уже знакомы с Алексеем, меня просили ввести его в курс дела!» – и потащила меня за рукав. По двум словам я всё понял, кто она. Единственный вменяемый человек. Хиповато-небрежная герла, в очках и растянутом вязаном свитере, интеллигентско-компанейская, тоже, наверное, любящая пригубить портвешу, а может, и столь же тривиальные тр… и тр… Тра-та-та, везём кота и т. д. Чем-то она даже весьма напомнила… двадцатилетнюю Наталью Ключарёву! Но Ключарёвы, конечно, не клонируются в хипушках и экскурсоводшах, их на всей Евразийской равнине поди раз-два и обчёлся.

Мы поднялись опять наверх (было её дежурство), тут она кое-что рассказала, но больше о храме, чем о коллективе. «Старшая просто подшофе, не парься!» – ага, как рукой сняло! От неё тоже вблизи разило прогорклым вином – как тем самым дешёвым портвейном. За пятнадцать минут я так задубел и вспомнил запах молодости, что не знал, как и смыться. Надо было ещё забежать – с этого момента я начал исключительно бегать по главной российской площади – в бюро пропусков.

Настроение было ещё хуже, чем вчера – хотя вчера казалось, что хуже быть уже не может, что самое отвратное позади… Если они ещё за воротник закладывают… Страшно и представить картину будней в деталях.

Поймал себя на том, что постоянно достаю телефон и смотрю на часы, думая, не отстают ли они, когда главное время страны и столицы – вот оно!