Алара шагнула вперед, защищая меня, оружейный пояс звякнул у нее на талии.

– Если ты хочешь кого-нибудь обдурить, тебе следует лучше подготовиться. Кеннеди ничего не знала об иллюминатах, пока не познакомилась с нами.

До меня наконец дошла суть слов Димитрия.

– Зачем он лжет обо мне?

Димитрий наблюдал за мной, глядя поверх плеча Алары.

– Может, и не знала, в отличие от ее матери.

– Я уже слышала эту историю, – отмахнулась я. – Тетя рассказала, как иллюминаты послали одного парня, он притворялся, что ухаживает за ней, хотя на самом деле шпионил. Именно моя мама его вычислила.

– Но твоя тетя не рассказала конец истории, я прав? О том, что случилось, когда она ушла из Легиона?

– Не понимаю, к чему ты ведешь…

Димитрий перебил меня:

– Лучший способ скрыть собственную вину – указать пальцем на кого-то другого. Особенно если от тебя ожидают обвинения, потому что это часть более масштабного плана. Друг Фэйт был не единственным иллюминатом, шпионившим за ней.

Я не понимала, к чему он клонит.

– Что ты такое говоришь?

– Твоя мать раскусила Арчера и завоевала доверие Фэйт. Она была умнейшей женщиной, одной из лучших оперативниц иллюминатов.

– Ложь! – закричала Элль и оттолкнула меня от Димитрия. – Не слушай его, Кеннеди! Он хочет тебя запутать!

Димитрий приблизился на шаг:

– А ты не пыталась понять, почему ушел твой отец?

Эти слова ударили меня, вскрывая старую рану. Судя по выражению лица Димитрия, он это знал.

– Он ушел, когда тебе было всего пять лет, если я не ошибаюсь? Исчез без объяснений? Твой отец вычислил правду, Кеннеди, узнал, что не один-единственный иллюминат просочился в его семью. Арчер стал первым, так сказать, жертвенным ягненком. А твоя мать – второй, на нее с самого начала и рассчитывали иллюминаты. План был гениальным. – Димитрий бросил сигарету на пол и растер ее по бетону носком ботинка. – Возможен ли лучший способ подобраться к Фэйт, чем брак с ее единственным братом?

Я не знала, зачем этот тип обливал ложью мою мать, но меня это и не интересовало.

– Моя мама никогда бы не сделала подобного! Она любила папу, он разбил ей сердце, когда ушел!

Элль стиснула мою руку.

А в моей памяти уже теснились картины: мама сидит на кровати среди кучи памятных мелочей и держит в руке фотографию папы, ее глаза покраснели и распухли.

– Я понятия не имею, что Элизабет чувствовала к твоему отцу, но знаю, что она принадлежала к иллюминатам. – Димитрий повернулся к Присту. – А это – поправь, если я ошибаюсь, – означает, что Кеннеди никогда не сможет стать членом Легиона. Как там у вас говорится? «Никаких связей с тьмой или иллюминатами»?

Прист вопросительно посмотрел на Джареда.

– Ты очень доволен собой, да? – спросил Джаред Димитрия. – Но Фэйт разбиралась во всем лучше, чем кто-либо, и она оставила Кеннеди вещь, которую члены Легиона передают преемникам. Фэйт никогда бы этого не сделала, будь мать Кеннеди иллюминатом.

Прист кивал, всем видом говоря: «Я тоже так думаю».

Димитрий подошел ко мне:

– Тогда ответь на один вопрос, Кеннеди. Если ты действительно пятый член Легиона, почему вы впятером не смогли воздвигнуть барьер? Это ведь не трудно.

Меня затошнило: я и сама думала о том же.

– Наверное, мы что-то перепутали, – встрял Прист. – С нами это случается.

Алара бросила на него предостерегающий взгляд.

– Она еще не получила свою метку, – нашелся Лукас. – Уверен, дело именно в этом.

Алара сложила руки на груди:

– Если это все твои доказательства, ни один из нас тебе не поверит и, уж конечно, не станет доверять.

Димитрий покачал головой:

– Вы преданные своему делу детишки, вынужден отдать вам должное. Вы стали бы ценным приобретением для иллюминатов.

– Я бы скорее сдох! – бросил Прист с такой ненавистью, какой я никогда в нем не замечала.

Димитрий подошел к кожаному докторскому саквояжу:

– Есть один способ проверить, говорю ли я правду.

Он сунул руку в саквояж и достал масонский кувшин с выгравированными на боках символами, похожими на вудуистские. Крышка кувшина была запечатана красным воском, стекшим на бока. Димитрий показал кувшин Аларе:

– Ты ведь знаешь, что это, мисс Сабатьер?

– Где ты его взял? – прошептала Алара, пятясь.

– Мы постоянно используем Чаши Битвы. Иллюминаты владеют знаниями всех культур, что превосходили нас в искусстве обращения с духами и демонами.

– Какого черта, что это? – спросил Алару Лукас.

– Мы называем его Военным Кувшином. – Она не сводила глаз с запечатанного воском стекла. – Их используют бокоры, практикующие темные искусства и продающие свои услуги. Чаще всего предлагают заколдовать людей. Есть разные способы это сделать: куклы, мешочки с наговором, можно воспользоваться фотографиями или вещами человека, которому ты хочешь навредить. Но Военный Кувшин – худшее из всего.

– Твоя бабушка хорошо тебя обучила, – улыбнулся Димитрий.

– Моя бабушка ни за что не прикоснулась бы к такому предмету. Мучить людей – это не для нашей веры.

– Мне следует кое-что прояснить. – Димитрий заговорил виноватым тоном. – Я забрал содержимое этой чаши из дома человека, которого мучили с его помощью.

Элль с подозрением уставилась на кувшин:

– Но что там лежит? Я ничего не вижу.

– Если он говорит правду, внутри заперт мстительный дух. – Алара протянула руку перед Элль, чтобы не позволить ей приблизиться к Димитрию или к кувшину. – Ты ловишь духа в стеклянный сосуд и приносишь его в дом человека, которого хочешь околдовать. Чтобы высвободить духа, разбиваешь стекло и закапываешь осколки поблизости, обычно во дворе у этого человека. Дух не может покинуть место, где закопаны осколки, пока люди вроде нас не придут и не разрушат чары.

Димитрий поднял кувшин повыше:

– Или кто-нибудь вроде меня не принесет другую Чашу Битвы и не загонит в нее духа.

– И что же доказывает твой черный магический кувшин? – спросила Элль.

Но я уже поняла.

– Кто-то должен уничтожить мстительного духа, или невинные жертвы его ярости никогда не узнают покоя, – пояснил Димитрий. – Специальность Кеннеди – символы и начитывание заклинаний. Все, что ей нужно сделать, – нарисовать символ, который уничтожит духа. Если она действительно член Легиона, она заработает свою метку.

– Татушку демона, да? – шепотом спросила Алару Элль.

Прист ошеломленно уставился на Димитрия:

– Откуда ты знаешь?

– Это моя работа – знать как можно больше о Легионе черной голубки. Как я уже сказал, мы сражаемся ради одной цели.

Джаред выступил вперед, прикрывая меня:

– Она не станет этого делать. Она не должна ничего доказывать ни тебе, ни кому-либо еще. Но по тому, как переглянулись Алара, Лукас и Прист, я поняла: должна. Димитрий уже бросил в их души семя сомнения.

Хуже того, он напитал новыми соками и семя, что жило во мне.

– Я это сделаю.

Джаред обхватил ладонями мое лицо:

– Кеннеди, ты вовсе не должна!

Прист уставился в пол.

Из прохода между металлическими контейнерами вышел Габриэль, насквозь промокший.

– Он крепко связан, и я его успокоил такой порцией святой воды, в которой можно утопить слона. Но они все еще готовят убежище, так что пока не получится его переместить.

Димитрий похлопал себя по карманам, ища сигареты.

– Я думал, его закончили несколько дней назад.

– Там какая-то путаница с крестом, – развел руками Габриэль. – Он оказался не алтарным.

– Идиоты… – Димитрий взволнованно порылся в карманах. – Мы не вправе так ошибаться! Если бы Андрас не потратил столько энергии, гоняясь за детьми, цепи и святая вода не удержали бы его. И мы не знаем, сколько душ он уже сожрал, значит не можем предсказать, сколько времени ему понадобится на восстановление сил.

– Сожрал? – шепотом произнесла Элль, глядя на Лукаса. – Что, это…

– Овладел и убил, – разъяснил Габриэль. – Чем больше душ пожирает Андрас, тем сильнее становится.

Он стянул с себя мокрый свитер. Десятки черных татуировок покрывали его правую руку – Око Провидения, искривленный крест, другие незнакомые мне символы. Его левая рука казалась чистой, пока он не повернулся, и тогда я увидела странную татуировку на внутренней стороне предплечья.

Это был средневековый крест с ястребом в центре, а внизу бежала надпись на латыни.

Я запомнила буквы и стала мысленно подбирать подходящие английские корни глаголов, чтобы перевести латынь. Но по какой-то причине не могла понять две последние буквы татуировки.

Что-то пошло не так. Я же смотрела на эти буквы секунду назад, моя эйдетическая память уже зафиксировала картинку, но я не могла воспроизвести ее. Я снова взглянула на руку Габриэля. Символы выглядели так же, но он стоял слишком далеко от меня, и я не могла отчетливо их рассмотреть.

Должно быть, устали глаза.

На секунду я зажмурилась, потом снова открыла глаза, но все равно не смогла прочитать буквы. Зато осознала нечто более тревожащее: Габриэль не сдвинулся с места с тех пор, как снял свитер.

– На что ты уставилась? – удивилась Алара.

Я отвела взгляд, смущенная.

– Странный крест на руке Габриэля.

– Это символ иллюминатов, – объяснила Алара.

Габриэль же заметил кувшин в руке Димитрия.

– Я что-то пропустил?

Димитрий встряхнул кувшин.

– Кеннеди все еще верит, что она член Легиона. Я предложил ей выяснить это наверняка.

– Зачем себя мучить, детка? – спросил Габриэль.

Я тяжело сглотнула:

– Открывай его.

– Не сразу. Ты должна приготовиться. – Димитрий показал на пол. – Начерти символ, уничтожающий духа, а потом я дам тебе кувшин.

Алара достала из оружейного пояса черный маркер и протянула мне:

– Покажи им, на что ты способна.

Я кивнула и опустилась на колени на холодный бетонный пол, мысленно представляя нужный символ.

Капкан Дьявола – символ, которым я воспользовалась, чтобы уничтожить Дариена Ширса, духа, просившего меня не собирать воедино Орудие.

Надо было его послушать.

Сначала я начертила внешний круг, потом семиугольник с семиконечной звездой внутри. Мой мозг регистрировал каждую деталь – символ в центре звезды, имена по внутреннему кругу: Самуэль, Рафаэль, Анаэль, Габриэль, Михаэль…

Закончив, я поднялась на ноги и бросила маркер к ногам Димитрия:

– Готово.

Он обошел вокруг символа, кивнул:

– Впечатляет. У тебя, несомненно, есть дар.

– Это ее специальность. – В голосе Джареда слышалась гордость.

– Мы это называем дарами, – сказал Димитрий. – У некоторых иллюминатов они тоже есть.

– Открывай.

У меня пересохло в горле. Я хотела, чтобы все поскорее закончилось.

Димитрий протянул мне кувшин:

– Его следует разбить, а не открыть. И именно ты должна освободить духа.

– Чтобы не осталось места для сомнений, – произнес Габриэль, он так и не сдвинулся с места.

Мои пальцы сжались на стекле, и я внесла Военный Кувшин в центр Капкана Дьявола.

– Встань снаружи! – окликнула меня Алара.

Я вышла за пределы символа, наклонилась над ним и протянула руки к центру. За стеклом клубился серый туман. Воск скользнул по моим пальцам, когда я отпустила кувшин и отдернула руки.

Стекло разлетелось вдребезги, кусочки воска рассыпались по полу.

Мой пульс ускорился, когда материализовался мстительный дух. Грязные кроссовки и рваные джинсы, покрытые грязью… окровавленные руки, сжавшие деревянную рукоятку… тусклое, запятнанное кровью лезвие топора. Женское лицо оформилось через мгновение, черты женщины исказила беспощадная ярость. И ненависть в глазах…

И кровь…

– Я говорила, если он еще раз меня тронет, я его убью, – заявила женщина, глядя на меня. Она шагнула ко мне, положив топор на плечо. – Вы должны были меня защитить, но ни один из вас и пальцем не шевельнул, трусы!

Женщина оказалась у внешнего круга Капкана Дьявола, и ее тело дернулось, словно она коснулась электрических проводов. Сила круга отбросила ее назад, к центру символа.

Но эта женщина оказалась гораздо слабее Дариена. И пока она пыталась встать, ее тело начало бледнеть, таять. Она ткнула в меня окровавленным пальцем:

– Увидимся в аду!

Потом дух закричал от боли, тело еще раз дернулось и вспыхнуло, прежде чем взорваться и разлететься на миллионы крохотных частиц.

Я сунула руку в карман и достала горсть соли, чтобы втереть в запястье. И уставилась на поцарапанные носки своих ботинок. Ближайшие минуты должны были изменить мою жизнь, так или иначе.

Что, если метка не проявится, если я не пятый член Легиона? Неужели наша дружба растает, как растаяли остатки мстительного духа, которого я только что уничтожила? Кого еще могла избрать Фэйт? Моего никчемного отца?

Я смотрела на бетон, на ботинки, на край Капкана Дьявола – куда угодно, только бы не видеть лиц друзей, что ждали мгновения, которое должно было определить мою судьбу.

Я развернула запястье и сжала пальцы.

Настал момент истины.