32

В машине по дороге домой из Сельфосса Эрленд и Элинборг обсуждали услышанное от Ханнеса. Наступил вечер, и дороги, пересекающие Пещерную пустошь, были уже свободны. Эрленд думал о черном «Фолкэне». Сейчас, пожалуй, и не увидишь эту модель на улицах столицы, несмотря на то что, как утверждал Тедди, муж Элинборг, автомобиль был популярен. Потом он вспомнил о Томасе, потерявшем свою любимую в эпоху существования ГДР. Надо будет при первой же возможности наведаться к нему. Эрленд все еще не до конца понимал, каким образом найденный в озере скелет может быть связан с группой студентов, обучавшихся в Лейпциге в пятидесятые годы. Потом он подумал о Еве Линд, которая, по его мнению, сама роет себе могилу, но он больше ничем не может ей помочь. Затем его мысли обратились к сыну Синдри, в сущности, совсем чужому ему человеку. Все эти размышления безостановочно крутились у него в голове, и их никак не удавалось упорядочить. Взглянув на шефа, Элинборг спросила, о чем тот думает.

— Да пустяки, — отмахнулся он.

— А все-таки? — настаивала она.

— Ерунда, — повторил Эрленд. — Ничего особенного.

Элинборг пожала плечами. Эрленд подумал о Вальгерд. Уже несколько дней она не давала о себе знать. Он понимал, что ей требуется время, да и сам не хотел торопиться. Ему было неведомо, что такого она в нем нашла. Это оставалось для него загадкой. Он ломал себе голову над тем, чем унылый холостяк, прозябающий в мрачной квартире, мог привлечь такую женщину, как Вальгерд. Иногда Эрленд задавал самому себе вопрос, чем вообще он заслужил ее дружбу.

Зато он в точности знал, почему ему нравилась Вальгерд. Понял это в первый же день. Она обладала всеми теми качествами, которых у него не было, но которые он хотел бы иметь. Эта женщина казалась полной его противоположностью. Красивая, улыбчивая и веселая. Несмотря на неурядицы в семейной жизни, которые, как Эрленду было известно, она тяжело переживала, Вальгерд старалась не падать духом и всегда отыскивала положительную сторону в своих неприятностях. Чувство ненависти или просто неприязни было ей неведомо. Она не позволяла никому и ничему омрачать свое мировосприятие, в котором сквозили мягкость и щедрость, и не испытывала злобы даже к мужу, которого Эрленд считал последним кретином, раз он изменял такой женщине, как Вальгерд.

Так что Эрленд прекрасно знал, что его привлекает в этом человеке. В ее компании он отдыхал.

— О чем же ты все-таки думаешь? — не унималась заскучавшая Элинборг.

— Ни о чем, — повторил Эрленд. — Я ни о чем не думаю.

Элинборг покачала головой. Все это лето Эрленд казался опечаленным, хотя гораздо чаще, чем раньше, выбирался на вечеринки с коллегами вне работы. Состояние шефа Элинборг обсуждала с Сигурдом Оли, и они пришли к заключению, что тот переживает из-за Евы Линд, которая уже давно не давала о себе знать. Коллеги понимали, что Эрленд страшно волнуется из-за дочери и пытается ее спасти, но девушка не может взять себя в руки. Пропащая душа, таково было мнение Сигурда Оли. Дважды или трижды Элинборг пыталась заговорить с Эрлендом о Еве, спрашивала, все ли в порядке, но он обрывал такие разговоры.

Так они и сидели в глубоком молчании, пока Эрленд не притормозил у дома Элинборг. Но прежде чем выйти из автомобиля, она повернулась к нему и спросила:

— Так в чем же дело?

Эрленд ничего ей не ответил.

— Что мы будем делать дальше с этим расследованием? Нам, наверное, стоит поговорить с Томасом?

— Да, надо поговорить, — согласился Эрленд.

— Ты переживаешь за Еву Линд? — допытывалась Элинборг. — Это из-за нее ты как воды в рот набрал и сидишь надутый?

— Не бери в голову. До завтра.

Он посмотрел, как Элинборг поднялась по лестнице и открыла входную дверь. Когда она зашла в дом, Эрленд отъехал.

Через два часа он сидел у себя дома и смотрел в пустоту. Вдруг раздался звонок в дверь. Он встал и, нажав на кнопку домофона, спросил, кто там. Потом включил свет в квартире, вышел в прихожую, открыл дверь и стал ждать. Вскоре появилась Вальгерд.

— Может быть, ты собирался отдохнуть? — спросила она.

— Нет, нет, входи, — заверил ее Эрленд.

Вальгерд проскользнула мимо него, и он помог ей снять плащ. Она увидела на столе раскрытую книгу и спросила, что он читает, и Эрленд ответил, что это история о снежной лавине.

— И всех настигает печальный конец, — закончила Вальгерд.

Они частенько обсуждали интерес Эрленда к бродячим легендам, историческим сочинениям, правовым документам и книгам, в которых рассказывается о преодолении тяжелых переходов и несчастных случаях во время путешествий.

— Не всех, — возразил он. — Некоторым удается спастись. Счастливцам.

— Поэтому ты и читаешь истории о смерти в горах и о снежных лавинах?

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Эрленд.

— Потому что некоторые спасаются?

Эрленд улыбнулся.

— Возможно, — согласился он. — А ты все еще живешь у сестры?

Вальгерд кивнула. Она рассказала, что ищет адвоката, чтобы подать на развод, и спросила, не знает ли Эрленд, к кому можно обратиться. Она никогда не общалась с адвокатами. Он пообещал узнать в юридической службе. Там их пруд пруди, добавил инспектор.

— У тебя еще осталось твое зеленое зелье? — спросила она, усаживаясь на диван.

Эрленд кивнул и достал бутылку ликера «Шартрез» и два бокала. Он вспомнил, как где-то слышал, что для получения особого вкуса этого напитка используют около трех десятков различных растений. Присев рядом с гостьей, он принялся их перечислять.

Вальгерд поделилась с Эрлендом новостью, что ее муж, которого она встретила сегодня утром, попросил прощения и попытался уговорить ее вернуться в лоно семьи. Но когда выяснилось, что она твердо вознамерилась уйти от него, он разозлился, потерял контроль над собой, сорвался на крик и ругань в ее адрес. Они сидели в ресторане, и он, не стесняясь удивленных посетителей, всячески обзывал ее. Она встала и ушла, даже не взглянув на него.

Так Вальгерд закончила свой рассказ о переживаниях этого дня. Наступило молчание. Они осушили бокалы. Вальгерд попросила еще ликера.

— Что мы будем делать? — спросила она.

Эрленд допил ликер и почувствовал, как алкоголь обжег горло. Он снова наполнил бокалы, подумав об аромате ее духов, когда она прошла мимо него в квартиру. Точно запах давно ушедшего лета. Он ощутил странную тоску, даже более глубокую, чем мог себе представить.

— Будем делать что захотим, — проговорил он.

— А что ты хочешь? — не унималась Вальгерд. — Ты проявил столько терпения, что я даже иногда задумываюсь, терпение ли это или совсем наоборот… и ты просто не хотел впутываться в мои истории.

Эрленд не ответил на вопрос, и в воздухе повисло молчание.

Он осушил свой бокал. Этот вопрос он задавал самому себе со дня их первой встречи. Эрленд не был уверен в том, что он терпеливый человек. Он вообще не знал, что он за человек, он просто старался поддержать Вальгерд. Может быть, он не выказал достаточно ясно свой интерес по отношению к ней или не проявил достаточно тепла. Он не знал.

— Ты не хотела торопить события, — сказал Эрленд. — Я тоже. В моей жизни уже давно не было женщин.

Он замолчал. Ему хотелось рассказать ей, что большую часть времени он проводит в полном одиночестве в своей квартире среди книг и то, что она сидит у него в комнате на диване, уже большая радость для него. Она, будто запах ушедшего лета, отличается от всего, к чему он привык, и он не знает, как ему следует поступать. Как сказать ей, что все, чего он хочет, о чем мечтает с того момента, как увидел ее, — это быть с ней.

— Мне не хотелось быть навязчивым, — наконец проговорил Эрленд. — А такие отношения требуют времени, особенно для меня. К тому же ты… я имею в виду, что нелегко пережить развод.

Вальгерд заметила, что ему неловко говорить на эту тему. Каждый раз, когда речь заходила о них, он становился неразговорчив, мялся и чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, он всегда говорил мало, возможно, поэтому ей было легко в его присутствии. В нем не было никакого франтовства. Он никогда не притворялся. Ему было совершенно все равно, как себя преподнести, в какой бы ситуации он ни оказался. Этот мужчина был предельно честен во всем, что делал и говорил, и она ощущала это. В нем чувствовалась надежность, которой ей так долго недоставало. Она была убеждена в том, что этому человеку можно довериться.

— Прости меня, — сказала Вальгерд. — Я не собиралась усложнять нашу беседу. Просто хочется знать, что мы имеем. Понимаешь меня?

— Отлично понимаю, — согласился Эрленд, почувствовав, что напряжение немного спало.

— Нам обоим требуется время, посмотрим, что выйдет, — добавила она.

— Вот это разумно, — поддержал ее Эрленд.

— Отлично.

Вальгерд встала, Эрленд последовал ее примеру. Она что-то объяснила про то, что должна встретиться с сыновьями, но он пропустил это мимо ушей. Его мысли были заняты другим. Она пошла к двери. Он помог ей надеть плащ. Вальгерд ощущала, что он чем-то озабочен. Она открыла входную дверь и спросила, все ли в порядке.

Эрленд взглянул на нее и проговорил:

— Не уходи.

Вальгерд застыла в дверях.

— Останься со мной, — попросил он.

Вальгерд пребывала в замешательстве.

— Ты уверен? — спросила она.

— Да. Не уходи.

Не двигаясь с места, Вальгерд посмотрела на него долгим взглядом. Эрленд подошел к ней и завел обратно в квартиру. Потом закрыл дверь и стал снимать с нее плащ. Она не сопротивлялась.

Их прикосновения были мягкими и заботливыми, лишенными всякой поспешности. Оба были немного смущены и неловки поначалу. Но постепенно застенчивость прошла. Вальгерд призналась, что до этого никогда не ложилась в постель ни с каким мужчиной, кроме своего мужа.

Они лежали рядом, и Эрленд, глядя в потолок, рассказывал ей, что иногда ездит в Восточные фьорды, где прошло его детство, и ночует в старом доме. От него не осталось ничего, кроме голых стен и наполовину снесенной кровли, и теперь с трудом верится, что его семья когда-то жила там. Но кое-какие следы исчезнувшей жизни все еще заметны. Например, обрывки пестрого линолеума, он хорошо его помнил. Сломанные шкафы на кухне. Подоконники, за которые цеплялись маленькие ручонки. Эрленд признался, что с удовольствием ездит туда, ложится спать среди своих воспоминаний. То место для него наполнено светом и покоем.

Вальгерд сжала его руку.

Он принялся рассказывать ей историю одной девочки, которая убегала от матери в неизвестном направлении и терялась. Не отличаясь крепким здоровьем, она испытывала большие трудности в жизни, и ей хотелось все изменить. Наверное, это закономерно, потому что она никогда не получала того, о чем мечтала. Ее жизнь казалась ей неполной, точно ее обманывали. Она выбрала странный способ преобразить свое существование. Упорствуя в желании погибнуть, она с каждым разом убегала все дальше и дальше, изнуряя себя и причиняя себе боль, так что уже больше не могла идти. Но ее возвращали домой, лечили и выхаживали, а как только девочка набиралась сил, она снова исчезала, никому ничего не сказав. Она бродила в непогоду, временами ища защиты в жилище своего отца. Он пытался сделать для нее все, что мог, удержать во время бури, но ее невозможно было ни уговорить, ни остановить, точно у нее больше не было никакого другого выбора, кроме саморазрушения.

Вальгерд посмотрела на Эрленда.

— Никто не знает, где она сейчас. Она все еще жива, раз у меня нет известий о том, что она умерла. Я все время жду такую новость. Я искал ее в недобрые дни, находил и приносил домой, пытался помочь ей, но сомневаюсь, что ей можно помочь.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, — проговорила Вальгерд после долгого молчания.

На тумбочке зазвонил телефон. Эрленд взглянул на него, не желая отвечать. Но Вальгерд сказала, что звонок в такой поздний час, должно быть, важен. Эрленд предположил, что наверняка звонит Сигурд Оли со своими глупостями, но все же взял трубку.

Только через некоторое время он понял, что это Харальд из дома престарелых. Старик сообщил, что сидит в кабинете врача и что ему нужно встретиться с Эрлендом.

— Зачем? — удивился инспектор.

— Хочу рассказать тебе, что произошло, — проскрипел Харальд.

— С чего это?

— Хочешь услышать или нет? — Харальд начал злиться. — А потом забудем всю эту историю.

— Эй, спокойно, — осадил его Эрленд. — Приеду завтра утром. Хорошо?

— Давай приезжай, — прошамкал Харальд и повесил трубку.