С раннего детства Чарлз Дарвин (1809-1882) ощущал давление отца, преуспевающего, зажиточного сельского врача, возлагавшего большие надежды на обоих своих сыновей. Однако по всему складывалось впечатление, что младший сын, Чарлз, этих надежд не оправдает. Он не добился успехов ни в латыни, ни в греческом, ни в алгебре. И не то чтобы мальчику не хватало трудолюбия. Просто узнавать о мире из книг ему было неинтересно. Его тянуло на природу — охотиться, рыскать по всей округе в поисках редких жуков, собирать гербарий и коллекцию минералов. Часами он мог наблюдать за птицами, замечая и описывая в тетради различные детали их поведения. В таких делах он был докой. Но подобные пустяки не помогут сделать карьеру, и чем старше становился Чарлз, тем сильнее проявлялось растущее недовольство отца. Однажды он бросил горькие слова, которые Чарлз запомнил навсегда: «Ни к чему у тебя нет интереса, кроме стрельбы, возни с собаками да ловли крыс, ты опозоришь и себя и всю семью!»

Когда Чарлзу исполнилось пятнадцать лет, отец решил, что настала пора вмешаться в его жизнь. Он отправил сына в Эдинбург учиться на медицинском факультете, но выяснилось, что юноша не выносит вида крови, так что обучение пришлось прервать. Однако Роберт Эразм Дарвин был полон решимости во что бы то ни стало определить сына, найти для него достойное дело. Он подыскал для него вакансию пастора в сельской церкви. Чарлз гарантированно получал бы приличное жалованье, и к тому же у него было бы достаточно свободного времени для любимой страсти — сбора коллекций. Правда, оставалась одна неувязка — чтобы занять это место, требовался университетский диплом, так что Чарлзу пришлось отправляться в Кембридж. Он очень старался, но отвращение к скучным лекциям вновь напомнило о себе. Однако Чарлз проявил интерес к ботанике и подружился со своим наставником, профессором Генслоу. Сконцентрировавшись на учебе, он усердно трудился и, к вящей радости отца, сумел выдержать экзамен и получить в мае 1831 года степень бакалавра искусств.

В надежде, что учеба навеки осталась в прошлом, Чарлз принял участие в геологической экспедиции по сельской местности Англии — здесь его любовь к всевозможным занятиям на свежем воздухе нашла наконец оправдание и применение. Хоть на время он мог забыть о необходимости строить планы на будущее.

Когда в конце августа Чарлз вернулся домой, его ожидал сюрприз — письмо от профессора Генслоу. Наставник сообщал, что рекомендовал его на неоплачиваемую должность натуралиста на корабль Королевского флота «Бигль», отправлявшийся в кругосветное плавание на несколько лет. Помимо прочего Чарлзу вменялось в обязанность собирать по пути следования образцы живой природы и минералов, которые надлежало отправлять в Англию для дальнейших исследований. Очевидно, недюжинные способности молодого Дарвина в коллекционировании и определении растений произвели на Генслоу впечатление.

Предложение застало Чарлза врасплох. До сих пор он и не думал о том, чтобы уехать так далеко от дома, не говоря уж о карьере натуралиста. Впрочем, до отправления оставалось несколько месяцев. Прежде чем он сам успел принять решение, вмешался отец — тот был категорически против. Чарлз ни разу не выходил в море, может статься, у него морская болезнь. Он не имеет специального образования для занятий естественными науками, и к тому же он недисциплинирован. Но самое главное, пребывая несколько лет в отсутствии, его сын наверняка утратит все шансы и не сможет занять вакансию пастора в сельской церкви, которая была выхлопотана с таким трудом!

Роберт Эразм был настроен решительно, и Чарлзу ничего не оставалось, как согласиться с ним: он решил отклонить предложение. Но в последующие дни он невольно возвращался мыслями к предложению Генслоу, представляя, какой могла бы стать эта экспедиция. И чем больше он мечтал, тем больше манило его путешествие.

Возможно, Чарлза потянуло к приключениям после спокойного детства без тревог и забот, возможно, мысль о стезе естествоиспытателя и натуралиста вдруг показалась единственно приемлемой из всего, что мог предложить ему мир. А может, просто настала пора выпорхнуть из- под крыла властного отца и искать самостоятельности. Какой бы ни была причина, юноша передумал, ему захотелось принять предложение.

Чарлзу удалось склонить на свою сторону дядюшку, и вдвоем они уломали отца. Накануне отплытия Чарлз писал капитану «Бигля», Роберту Фицрою, что для него начинается новая жизнь, и это событие повлияет на весь его дальнейший жизненный путь.

Корабль вышел из гавани в декабре 1831 года, и почти немедленно после этого Дарвин раскаялся в своем решении. «Бигль», оказавшийся не таким уж большим судном, боролся со штормом, волны бросали его во все стороны. Чарлз страдал морской болезнью, его организм не мог усвоить ничего из съеденного. К тому же у него начались боли в области сердца, давало о себе знать и учащенное сердцебиение. В результате молодой человек решил, что серьезно болен, и совсем пал духом при мысли о том, что еще очень долго он не увидит свою семью, вынужденный провести не один год среди чужих ему людей.

Моряки, заметив, что пассажир плохо переносит качку, поглядывали на него с подозрением. Фицрой оказался человеком с непредсказуемым характером, он то и дело выходил из себя по совершенно, казалось бы, пустяковым поводам. К тому же он был религиозным фанатиком, трактующим Библию буквально. Капитан дал Дарвину поручение: найти в Южной Америке доказательства, подтверждающие, что Всемирный потоп действительно имел место, а мир сотворен именно так, как описано в книге Бытия. Дарвин чувствовал себя одураченным и жалел, что не послушался отца. Одиночество давило его. Возможно ли, что он справится с тяготами путешествия и выдержит все до конца, живя бок о бок с капитаном, впавшим, кажется, в безумие?

После первых недель плавания Дарвин, близкий к отчаянию, все-таки нашел выход. Дома, если ему становилось так же тяжело и тоскливо, успокоиться помогали прогулки и наблюдения за окружающей природой. За этим занятием он забывал обо всем, чувствуя себя в своей стихии. Теперь условия изменились, но ведь можно наблюдать за жизнью на корабле, изучать характеры моряков, включая самого капитана, и изучать столь же внимательно, как, бывало, он рассматривал рисунки на крылышках бабочек. Чарлз заметил, к примеру, что никто из экипажа не жалуется на плохую еду, погоду или тяжелую работу: у моряков ценился стоицизм. Юноша решил, что будет следовать их примеру. Ему показалось также, что Фицрой не уверен в себе и нуждается в постоянном самоутверждении, доказывая себе и окружающим, что занимает высокий пост заслуженно и по праву. Дарвин стал подыгрывать капитану в этом. Мало-помалу он начал осваиваться, приспосабливаться к быту на судне, даже перенял у моряков некоторые манеры. Все это помогало ему отвлечься от тоски по дому.

Спустя несколько месяцев «Бигль» прибыл в Бразилию, и здесь Дарвин ясно понял, ради чего он так стремился в это плавание. Поразительное разнообразие растительности и животного мира завораживало — здесь был истинный рай для натуралиста. Все это даже отдаленно не напоминало то, что он наблюдал или коллекционировал в Англии.

Однажды во время прогулки по тропическому лесу Чарлз стал свидетелем удивительного и страшноватого зрелища: мелкие черные муравьи двигались колонной, длина которой превышала сотню метров, и пожирали все живое у них на пути. На каждом шагу в этих лесах с их обилием жизни Дарвину встречались все новые и новые примеры жестокой борьбы за выживание.

Приступив к выполнению своей работы, он скоро осознал, что столкнулся с проблемой: все эти птицы, бабочки, крабы и пауки, пойманные им, казались ему необычными. Одной из его обязанностей было определять, какие образцы следует отослать в Англию, но как же решить, что именно заслуживает того, чтобы быть отобранным? Дарвин понял: необходимо расширять свои познания. Нужно не просто часы напролет знакомиться с тем, что попадало в поле его зрения во время высадок на берег, не только делать детальные записи, но и изыскать способ, как привести собранную информацию в систему, составить каталог на все образцы, как упорядочить и сами наблюдения. Задача почти непосильная, но, в отличие от академических занятий, она приводила его в восторг. Куда интереснее иметь дело с живыми существами, чем с пространными книжными текстами!

Корабль двигался к югу вдоль побережья, а Дарвин заинтересовался природой материковых регионов Южной Америки, которую еще не приходилось исследовать никому из европейских натуралистов. Полный решимости увидеть и описать все формы жизни, какие возможно, он, в сопровождении местных пастухов гаучос, предпринял несколько вылазок в аргентинские пампасы, где собрал образцы всевозможных экзотических насекомых и прочих животных. Применив тот же научный подход, что и на корабле, он наблюдал и за гаучос и их нравами, так что в результате они стали принимать его как своего. Во время этих и последующих экспедиций Дарвин храбро бросался навстречу индейцам, без дрожи смотрел на ядовитых насекомых и не боялся ягуаров, таящихся в зарослях. Он и сам не заметил, как полюбил опасные приключения, которые привели бы в ужас его родных и друзей.

Через год после начала экспедиции, в четырехстах милях от Буэнос-Айреса, на побережье Дарвин обнаружил нечто, чему впоследствии суждено было занимать его мысли на протяжении многих лет. Он оказался на скале с какими-то белыми вкраплениями в породу. При ближайшем рассмотрении вкрапления оказались гигантскими костями, выступавшими из отвесного обрыва. Юноша попытался извлечь кости. Среди них оказался зуб мастодонта, останки, напоминавшие броню гигантского броненосца, а также, к вящему его изумлению, зуб лошади. Когда испанцы и португальцы впервые ступили на землю Южной Америки, они не обнаружили на континенте даже следа лошадей, но этот зуб был древним, он явно принадлежал животному, обитавшему здесь задолго до появления европейцев. Если этот вид когда-то существовал здесь, но вымер, то это... противоречит концепции мира, сотворенного раз и навсегда! Еще важнее было понять, почему такое множество видов вымерло? Что, если жизнь на планете пребывает в состоянии постоянного изменения и развития?

Через несколько месяцев Чарлз искал образцы горных пород для отправки в Англию в высокогорных Андах. На высоте около двенадцати тысяч футов он обнаружил ископаемые раковины моллюсков и остатки других морских организмов — неожиданная и странная находка для гор! Изучая окрестную флору, Дарвин предположил, что Анды некогда были дном Атлантического океана. На протяжении тысячелетий извержения вулканической гряды поднимали их все выше. Вместо ископаемых артефактов, доказывавших правдивость библейских сюжетов, Дарвин набрел на совершенно иные, поразительные свидетельства.

По мере того как путешествие продолжалось, Чарлз стал замечать явные перемены в самом себе. Раньше почти любая работа казалась ему скучной и утомительной, теперь же дни напролет он проводил в тяжелом труде — более того, ему нужно было столько всего узнать и столь многому научиться, что он старался не тратить впустую ни минуты. Он досконально изучил флору и фауну Южной Америки. Местных птиц он с легкостью определял по пению, окраске яиц или полету. Вся эта информация была систематизирована и весьма рационально каталогизирована. Но важнее было то, что изменился образ его мыслей. Чарлз научился наблюдать за интересующим его предметом, писать о нем, а затем, на основании дальнейших наблюдений, выдвигать гипотезы и разрабатывать теории. Путешествуя по миру, Дарвин собрал столько многочисленных фактов из множества областей знания, что теории рождались одна за другой!

В сентябре 1835 года «Бигль» покинул Тихоокеанское побережье Южной Америки и направился на запад, в сторону дома. Первой остановкой на этом пути стали практически необитаемые Галапагосские острова. Архипелаг славился своей необыкновенной природой, но никакие рассказы не могли подготовить Дарвина к тому, что он увидел. Капитан Фицрой дал Чарлзу по неделе на обследование каждого острова, после чего плавание предстояло продолжить. Ступив на берег, Дарвин с первой же минуты понял, что видит что-то необычное: крохотное пятнышко суши буквально кишело жизнью, которая нигде более не встречалась: по песку и мелководью сновали тысячи черных морских игуан; по берегу тяжело ковыляли черепахи весом до 500 фунтов; поражали тюлени, пингвины и нелетающие бакланы — обитатели холодных вод, на тропическом острове они выглядели странно.

К концу недели Чарлз только на первом острове насчитал двадцать шесть уникальных видов птиц. Коробки и банки начали заполняться удивительными растениями, змеями, ящерицами, рыбами и насекомыми. Вернувшись на борт «Бигля», натуралист приступил к описанию этих уникальных образцов. Его потрясло, что почти все они принадлежали к новым, неизвестным науке видам. Затем он сделал еще более поразительное открытие: разные острова были населены совершенно разными видами, даже если их разделяло расстояние в каких-то пятьдесят миль! Отличались щитки на панцирях черепах; клювы у вьюрков, приспособленные для добывания разных видов пищи, на каждом острове были разной формы.

Внезапно, как если бы четыре года путешествия и все наблюдения сорвали с его глаз пелену, в голову Чарлзу пришла совершенно необычная, радикальная гипотеза. Острова, предположил он, были подняты из-под земли чередой вулканических толчков, подобно вершинам Анд. Вначале на них не было никакой жизни. Затем прилетели птицы, занесли семена и плоды растений. По морю попали сюда разнообразные животные — ящерицы и насекомые были прибиты к берегу на бревнах, черепахи, особенно морские, приплыли сами. На протяжении тысячелетий животные постепенно адаптировались к видам пищи и другим условиям на том или ином острове. Те, кому приспособиться не удавалось, вымирали, подобно гигантским существам, останки которых Дарвин находил в Аргентине. Это была безжалостная борьба видов за существование. Жизнь на островах не была сотворена всемогущим Творцом мгновенно, раз и навсегда. Животные и растения медленно изменялись, эволюционировали, пока не приобрели современные формы. Вероятно, острова эти представляют собой модель всей Вселенной.

На пути домой Дарвин обдумывал и развивал свою революционную теорию. Доказательство ее истинности стало делом его жизни.

В октябре 1836 года, почти через пять лет, «Бигль» наконец вернулся в Англию. Дарвин поспешил домой. Отец, увидев его, был поражен. Чарлз изменился даже физически. Казалось, голова у него стала крупнее. Изменились все его манеры — во взгляде читались серьезность и целеустремленность. Молодой человек, стоявший перед отцом, был почти полной противоположностью юноше, покинувшему дом пять лет назад. Очевидно, путешествие преобразило его телесно и духовно.