Весна в Антарктиде своеобразная, как и все на этом континенте. Ни привычной капели, ни подснежников на проталинах, ни едва уловимых и тем не менее щемящих запахов оживающих рощ и садов. Да, солнце уже проникает через окно экспедиционного дома, достигая противоположной стороны, и склоны окрестных холмов вспыхивают мириадами разноцветных ледово-снежных алмазов. Но даже к середине весеннего сентября термометр упорно дотягивает до тридцати пяти ниже нуля, давая понять, что на вершинах Большого ледового барьера полярных странников все еще может ожидать пятьдесят и больше градусов мороза.

Нужно было готовиться к «броску к полюсу», поэтому, несмотря на сильные морозы, капитан отправил лейтенанта Эванса, норвежца-каюра Грана и матроса Форда в разведывательную экспедицию к «Угловому» лагерю, тому самому, после которого Южный тракт спрямлял свою линию вдоль прибрежного глетчера и круто сворачивал в сторону полюса. В задачу этой партии входило: разыскать и вновь основательно пометить сам лагерь, забросить туда небольшое количество продовольствия и вернуться назад, улучшая санную колею. После этого лейтенант Мирз и каюр Дмитрий, которые в это время занимались отстрелом тюленей, должны были доставить туда столько собачьего корма, сколько довезет их собачья упряжка. Точнее, у него было задание: до конца октября перебросить в «Угловой» четырнадцать мешков корма по 130 фунтов в каждом и после этого быть готовым отправиться в главную экспедицию со вспомогательной партией — в составе двенадцати отобранных полярников — в сторону полюса.

Уже к десятому сентября Скотт, который в сопровождении Бауэрса и Симпсона решил осуществить исследовательскую экспедицию к Западным горам, был убежден, что все особенности экипировки, питания и транспортировки грузов, которые необходимы для полярной экспедиции, уже учтены: отобранные им люди и животные — здоровы, а моторные сани готовы к длительной антарктической эксплуатации.

Впрочем, на «моторы», как он их называл, Скотт по-прежнему особо не рассчитывал, однако же в дневнике своем записывал: «… Но если бы оказалось, что работают они хорошо, это значительно облегчило бы нашу первую задачу: переход к глетчеру. И кроме этой помощи я бы хотел, чтобы эти машины хотя бы частично имели успех, оправдывая затраченные на их создание время, деньги и умственную работу. Я все еще верю в возможность моторной тяги, хотя и понимаю, что при нынешней непроверенности и недоразвитости этого дела нельзя пока что полностью полагаться на мотосани; добавлю, что мой взгляд — наиболее осторожный из всех, которые у нас были высказаны.

Дэй убежден, что он со своими мотосанями сможет пройти достаточно далеко и охотно взял бы значительно больший груз, нежели я определил ему. Лешли кажется не столь уверенным, но тоже рассчитывает на успех. Клиссольд идет с моторами четвертым. Я уже вспоминал о нем как о талантливом механике. Он очень образованный человек и большой знаток моторов; Дэй рад видеть его своим помощником».

Днем «икс», которого все так ждали, оказалось тринадцатое сентября. В этот день на общем собрании членов команды Скотт выступил с докладом «О планах будущей южной экспедиции». Полярные скитальцы внимательно выслушали ее от начала до конца, но больше всего эмоций вызвал список группы счастливчиков, которым выпало идти на штурм самого полюса. Состояла она всего лишь из четверых полярников, в числе которых кроме самого капитана Скотта оказались ротмистр Отс, доктор Уилсон, а также самый сильный человек экспедиции — бывший военно-морской спортинструктор унтер-офицер Эванс.

Конечно, каждый из тех восьми полярников, которые должны были входить во вспомогательную группу, хотел бы оказаться на месте любого из «полюсников», однако оспаривать решение начальника экспедиции никто не осмеливался. Уже хотя потому и не осмеливался, что это было бессмысленно.

Уже на следующий день Скотт сформировал группу из Бауэрса, Симпсона и унтер-офицера Эдгара Эванса и отправился с ней на «весеннюю экскурсию» к Масленому мысу, чтобы доставить туда провизию, предназначенную для западной экспедиции. Первая же ночевка подтвердила репутацию двойной палатки, сшитой таким образом, чтобы между двумя слоями парусины сохранялась воздушная прослойка. Оказалось, что она значительно лучше сохраняет тепло и надежнее защищает от полярных ветров. Стало ясно, что к полюсу следует идти, имея на вооружении именно такие утепленные палатки.

Оставив привезенный груз на заранее подготовленном складе, Скотт повел свою, уже основательно уставшую группу к глетчеру Феррара, держась при этом южной оконечности на удивление низкого прибрежного ледника. Достигнув ледовых скал, названных из-за своих форм «Церковными», полярные скитальцы обнаружили оставленные там в свое время физиком Чарльзом Райтом вехи, и в течение половины дня определяли их местонахождение, чтобы сопоставить с теми данными, которые были установлены канадским ученым. Как оказалось, старый глетчер, лед которого проникнут духом прошлых столетий, не такой уж и неподвижный, каким может на первый взгляд казаться, но и не настолько подвижный, как это следовало из предположений некоторых полярных путешественников и гляциологов.

А на следующий день их ждало еще одно «ледовое откровение»: они вдруг распознали в попавшемся им на пути ледовом полуострове тот самый «язык», который они видели далеко отсюда, у подножия вулкана Эребус и на котором когда-то собирались строить свою экспедиционную хижину. Еще в марте оторвавшись от подножия вулкана, этот двухмильный в длину ледник описал в своем дрейфе огромный полукруг, развернувшись при этом на сто восемьдесят градусов.

Причем все их сомнения по поводу идентичности этого ледового странника развеялись после того, как полярники взошли на вершину глетчера и обнаружили там заложенный лейтенантом Кемпбеллом склад корма и ряд жердей, оставленных для обозначения пути к нему наших конных и собачьих упряжек.

— Представляю себе, на каком ледовом ковчеге мы оказались бы, — заметил Бауэрс, завершая свои вычисления и нанося нынешнее местонахождение гигантской льдины на карту, — если бы и в самом деле доверились этому глетчеру и построили здесь свою базу.

— Насколько мне припоминается, — поддержал его Скотт, — этот глетчер находился в пяти милях южнее мыса Эванс, на котором мы сейчас обитаем.

— А теперь он находится в сорока милях на северном западе от него.

Разбив у северной оконечности глетчера свой временный лагерь, полярники осмотрели образовавшуюся возле него Новую гавань, а затем, поднявшись на морену, около мыса Бернакки обнаружили большие участки чистого кварца, в котором явственно просматривались толстые жилы медной руды. Отбивая несколько кусочков этих каменных пород, Скотт с восторгом объявил, что наконец-то они нашли такие запасы одной из руд, которые вполне пригодны для промышленной разработки. Понятно, что спутники встретили это заявление командира троекратным возгласом «Виват!».

В последующие трое суток, уже по пути назад, полярные странники дважды оказывались в эпицентрах снежных бурь, во время которых, при попытках установить палатки, они основательно подморозили лица и пальцы рук. Когда группа наконец достигла экспедиционного дома, капитан отметил, что ходившие с ним Бауэр и унтер-офицер Эванс держались мужественно и что они вполне достойны того, чтобы оказаться в составе группы, выступающей на покорение полюса.

Но при этом Скотт почему-то не обратил внимание, что его спутники, как и почти все остальные полярники, принимавшие участие в локальных разведывательных экспедициях, выглядели уставшими, многие получили травмы и страдали от обморожений. Тот же ротмистр Отс, который окончательно был зачислен в «полюсную» группу, одновременно оказался и в группе риска из-за сильно обмороженного носа. Матрос Форд, который должен был работать во вспомогательной партии, до волдырей обморозил руку, которая второй месяц не заживала. У лейтенанта Мирза были основательно подморожены пальцы ног.

Повар Клиссольд отправился вместе с фотографом Гербертом Понтингом на видовые съемки, предложив себя в роли фотомодели, но сорвался с утеса и, пролетев по ребристой поверхности ледника, с высоты шести футов упал на остроконечный выступ ледяной стены. На базу его привезли без сознания, с сотрясением мозга и в довольно критическом состоянии. Во время похода на велосипеде к скале «Голова турка» выбился из сил и чуть было не погиб геолог Гриффит-Тейлор.

В душе Скотт уже понимал, что давно пора ограничить количество изнурительных локальных походов, что наиболее важные из них следует перенести на период, который наступит после возвращения из экспедиции на полюс. Выплескивая эти свои тревоги, он записывает в дневнике: «Похоже на то, что некоторым из нас придется нелегко во время весенних походов. Нос у Отса вечно под угрозой обморожения; Мирзу доставляет сильные мучения палец на ноге, а в горах не может быть ничего хуже этого. — И этот перечень капитан мог бы продолжать и продолжать… — Не знаю, выдержу ли я сам подъем на ледник: этот мороз наводит на всякие мысли. Надеюсь, что все обойдется хорошо, но нужно быть готовым ко всяким неприятностям».

Однако приостановить эти челночные рейды, сосредоточив усилия на подготовке к походу по Южному тракту, полковник флота так и не решился. Исключением являлся разве что длительный поход группы лейтенанта Эванса к «Угловому» лагерю, в результате которого Скотт смог убедиться, что в этом лагере все осталось без изменения и что во время «великого похода» к полюсу он сумеет отыскать находящийся там склад.

Правда, молодой австралиец Фрэнк Дебенхэм был очень доволен своими изысканиями у подножия «Головы турка». Он уверен, что сумеет доказать: вулканические явления в этой части связаны вовсе не с вулканом Эребус, а с какими-то более ранними извержениями, происходившими, возможно, даже задолго до появления Эребуса на теле Антарктиды.

Но всякий раз, когда австралиец заводил об этом разговор, доводы его Скотт выслушивал рассеянно. В отличие от неизменно присутствовавшего при этих «ученых спорах» ротмистра Отса, который, как свидетельствовал в дневнике капитан Скотт, в своих иронических выпадах «вечно подсмеивался над Австралией, её народом и учреждениями». Не забывая при этом и всевозможные изыскания «местных» австралийцев, приписанных им к числу антарктических аборигенов, то есть Гриффита-Тейлора и Дебенхэма.

Капитан понимал, что каждый из ученых его экспедиции наберет достаточно материала для своей докторской диссертации; каждый вернется к себе на родину с каким-то, пусть маленьким, гипотетическим, но открытием. Но вот вопрос: сумеет ли сам он, капитан Роберт Скотт, совершить при этом свое личное открытие — полярный полюс?!