Арбитр
Танкуил ковылял так быстро, как только мог, но правая нога горела адской болью. С каждым шагом словно миллионы острейших игл вонзались в позвоночник. Арбитр настолько сильно сжимал зубы, что едва не крошил их, но это было лучше, чем кричать каждый раз, когда касаешься дороги.
Он взглянул вниз. Повязка насквозь пропиталась кровью — недобрый знак. Нужно было как можно скорее ее поменять, но он зарекся останавливаться до тех пор, пока они не уберутся от Чада достаточно далеко.
Уже в который раз мракоборец бросил взгляд на Джеззет. Девушка выглядела уставшей. Ничего удивительного, ведь ей удалось поспать всего пару часов — больше, чем Танкуилу, но все равно недостаточно после пережитой ночи. Она шагала рядом безмолвно, но он видел, что она начеку, натянута, как струна, и почти не снимает руку с эфеса.
Джеззет называла себя Мастером Клинка, и, глядя на то, как она обращается с мечом, Танкуил был готов в это поверить. Во время спарринга она играла с ним, а будь это реальный бой — убила бы в считаные мгновения. Но Мастера Клинка давно превратились в мифы, и практически все были уверены, что они вымерли сотни лет назад.
Танкуил знал историю Мастеров Клинка куда лучше большинства людей — как-никак Инквизиция всегда славилась обширными библиотеками. Орден был создан около тысячи лет назад человеком, равных в мастерстве которому не было, — Эликеном Пламеннорожденным. Он странствовал по пяти великим империям и собирал других воинов с такими же талантами. Когда их набралось две сотни, Эликен решил, что этого достаточно. Они создали свои собственные стили боя, свои методы обучения и свои законы ордена. Это был первый и последний раз, когда Мастера Клинка собирались вместе.
Когда они закончили, Эликен разослал их по всему миру, и с этого момента история ордена стала обрывочной. Одни Мастера Клинка пропадали в безвестности, другие обретали величие, старые исчезали, чтобы из пепла восставали молодые. Лишь одно известно точно: за тысячу лет с момента основания орден лишь сокращался, но не рос. Танкуил раньше полагал, что он и вовсе сгинул, но теперь рядом с ним шагал самый настоящий Мастер Клинка — и она не очень-то походила на легенду.
Арбитр снова посмотрел на Джеззет. Она была худой, что неудивительно после нескольких недель в темнице, но в ней чувствовалась сила — Танкуил готов был поклясться в этом. Она была грациозной и привлекательной, ее движения — плавными, точными и выверенными.
— Хочешь чего-то, арбитр? — не глядя на него, спросила Джеззет.
Лицо Даркхарта перекосила гримаса боли.
— Инквизиция однажды поймала Мастера Клинка.
— Почему?
— Вы известны своими бесподобными навыками владения мечом…
— Любым клинковым оружием.
Он улыбнулся, но девушка даже не посмотрела в его сторону.
— Инквизиция посчитала нужным выяснить, являются эти навыки естественными или они обретены… еретическим путем. Решили, что лучшим способом будет поймать и допросить Мастера. Три арбитра погибли, пока его доставили в наши застенки. Этот человек оказался поразительно устойчивым к… — Такнуил не хотел упоминать принуждение, — к допросам.
— Никто не может солгать арбитру, — с издевкой произнесла Джеззет. — Ведь так говорят люди?
— Да, так. По большей части это правда, и… Мастер не солгал. Он просто ничего не сказал, даже после… допроса.
— Пыток?
Действительно, они пытали того человека, но Инквизиция не любила признавать подобное. Мало кто способен под принуждением скрывать истину, поэтому нет нужды прибегать к пыткам. Чаще всего.
— А вы не думали просто спросить его? — с пугающим видом поинтересовалась Джеззет. — Вместо того чтобы ловить и пытать, не пробовали подойти к Мастеру Клинка и спросить: «Ты еретик?»
— Нет. Полагаю, они не пробовали.
— И что вы узнали, подвергнув беднягу пыткам?
— Результаты… Инквизиция… Они не были уверены.
Джеззет рассмеялась, качая головой и не сбавляя шага.
— Так спроси меня. Вот я, Мастер Клинка, прямо рядом с тобой.
— Нет.
— Почему нет?
Танкуил стиснул зубы. Разговор заходил не туда, куда ему хотелось бы.
— Итак, почему нет?
— Я не люблю задавать вопросы, — вздохнул он.
Джеззет посмотрела на него — насмешливая ухмылка заиграла на ее губах — и взорвалась смехом.
— Арбитр, который не любит задавать вопросы. Вот уж никогда бы не подумала…
Даркхарт неожиданно осознал, что улыбается в ответ.
— Ты не понимаешь. Принуждение… — Он замолчал, пытаясь подобрать правильные слова.
— Что такое «принуждение»?
Танкуил некоторое время безмолвно ковылял вперед. Джеззет шагала, не торопя с ответом.
— Это наш способ заставить людей говорить правду, — наконец сказал Танкуил. — Это магия, и ей арбитров учат в первую очередь. Принуждение подавляет волю человека, лишает его возможности думать о чем-либо ином и заставляет говорить.
— Так почему ты не любишь задавать вопросы?
Танкуил снова умолк в поисках верных слов.
— Принуждение вызывает привыкание. Мы не знаем почему. Думаю, здесь есть связь с чувством превосходства над чужой волей. Некоторые арбитры используют его постоянно. Они нуждаются в этом: задавать вопросы, чувствовать, как принуждение действует на цель. Это…
— Ты один из них?
Танкуил не знал, что сказать. Вообще-то он именно такой, и «да» было бы самым правильным ответом. Но он не любил признаваться в этом даже самому себе, не говоря уже о ком-то другом.
После продолжительной паузы Джеззет снова заговорила:
— А ты не можешь просто не использовать его? Просто задавать вопросы, не прибегая к принуждению?
Танкуил покачал головой:
— Я пытался, поверь мне. Принуждение — первое, чему учат арбитров, и мы… мы пользуемся им до тех пор, пока не развивается привыкание. Это постоянная, изматывающая необходимость, и единственный способ не применять принуждение — не задавать вопросов. Поэтому я и не люблю этого делать.
— Прости, — понурилась Джеззет. — Дай мне осмотреть твою ногу.
— Все в порядке, просто царапина.
На лице Танкуила застыла маска боли, но он продолжал упорно прыгать вперед.
— Она нас задерживает. Ты плетешься, словно улитка.
Танкуил бросил взгляд через плечо на Чад. Джеззет была права. Они покинули город быстрым ходом, но боль, пронзающая его тело на каждом шагу, тормозила его. Они держались вдали от дорог, но даже так, если они не уберутся от свободного города как можно скорее, стража их нагонит.
— Я прочистил и перевязал рану, — запротестовал он.
— Но ты не закрыл ее. По крови вижу. — И тут девушка не ошиблась. — Перевязать и закрыть — две разные вещи. Присядь-ка вон на тот камень и спусти штаны.
Танкуил сделал так, как было сказано. Он сбросил на землю свой мешок и сел на гладкий валун, выставив перед собой оголенную ногу. Вокруг на много лиг не было скальных выходов или гор, и он гадал, откуда мог взяться этот одинокий камень.
Джеззет неодобрительно вздохнула и сплюнула: бинт, который арбитр намотал прямо поверх штанины, насквозь пропитался кровью, а рана выглядела красной и воспаленной.
— У меня в мешке есть мази и кое-что еще, — сказал Танкуил.
Джеззет фыркнула:
— У меня все свое.
Она принюхалась. Порез был тонким, но глубоким, на добрых два дюйма уходившим в плоть. Нож попал арбитру прямо в бедро. Попади он всего несколькими дюймами левее — и Танкуил мог бы распрощаться со своим мужским достоинством. Джеззет осматривала рану, а арбитр между тем заставлял себя думать о чем-нибудь неприятном, чтобы не чувствовать возбуждения от женской близости.
Но все мысли разом вылетели из его головы, когда девушка ткнула в рану пальцем. Ослепительная вспышка боли поглотила его, и Танкуил приложил все силы, чтобы не закричать.
— Судя по запаху, заражения нет, — констатировала Джеззет, зарывшись в собственный мешок.
— Чудесно, — отозвался Танкуил напряженным голосом. — Полагаю, будет больно.
— Да.
— Очень больно.
— Чертовски больно.
— Дай мне знать, когда соберешься начинать. Мне известно проклятие, которое притупляет чувства.
Девушка несколько мгновений смотрела ему прямо в глаза.
— Ты можешь это сделать? Проклясть себя, чтобы не чувствовать боли?
— Если не забыл слова, то да.
— Хм. Первым делом я еще раз прочищу рану. После я ее зашью, и вот это будет адски больно. Ну а потом перевяжу — на этот раз должным образом.
Танкуил сжал челюсти и кивнул. Джеззет разложила перед собой собственные медицинские принадлежности: какое-то вино для обеззараживания, тонкую иглу с нитью из конского волоса для зашивания и полосу белой льняной ткани для перевязки. Покончив с приготовлениями, она кивнула в ответ.
Начав монотонно читать себе под нос слова проклятия, Танкуил ощутил, как мир вокруг него тускнеет. Солнце стояло высоко в небе и светило ярко, но глаза арбитра видели ночь. Звуки стали постепенно стихать, и даже биение его собственного сердца и звук дыхания доносились приглушенно, словно откуда-то издалека. Все тело онемело, и если раньше он чувствовал на своей ноге руку Джеззет, мозолистую и теплую, то теперь осталось лишь легкое пощипывание.
— Крепись, — произнесла девушка, прежде чем плеснуть вино на рану.
Ощущение от подобной процедуры такое, словно всю твою ногу до костей охватывает пламя. Даже под действием проклятия Танкуил почувствовал боль, и пот проступил на его лбу, а руки, ноги, шею, голову и вообще все тело охватила дрожь.
Джеззет смотрела на него почти с сочувствием. Она промокнула кожу вокруг раны, и в ее руке возникли игла и нить.
— Сейчас будет самое плохое, — с полной сожаления улыбкой предупредила девушка.
Танкуил продолжал шептать проклятие, решительно борясь с болью, но стоило игле проколоть его кожу, и все пошло насмарку. Он задохнулся он боли, и проклятие нарушилось. Свет солнца, шум природы и адская боль в ноге — все это разом нахлынуло на него, и он не сдержал крика. Только оберег бодрствования не позволил ему потерять сознание. Даркхарт обнаружил, что он плашмя лежит на камне и захлебывается слезами.
— Мне нужно продолжать, Танкуил.
Собравшись с духом, арбитр заставил себя вернуться в сидячее положение, вызвал из памяти слова проклятия и стал шептать их снова. Когда чувства опять притупились, он вымученно кивнул.
Девушка наложила пять швов, и каждый был болезненнее предыдущего. Дважды Танкуил забывал текст и вопил от боли. К моменту, когда она закончила, взмокший арбитр хотел только одного — забиться под одеяло с бутылкой какого-нибудь крепкого пойла.
Джеззет прошлась мазью по раздраженной коже, забинтовала ногу, а после присела на камень рядом с Танкуилом. Выглядела она не многим лучше арбитра.
— Я видела, как мужчины падали в обморок, когда их зашивали, — сказала она.
От нее пахло потом, кровью и помоями, но Танкуила это не заботило.
— Хах. Было не так уж и плохо, — соврал он.
Девушка улыбнулась.
— Стоит тебе как-нибудь попробовать залатать себя самому. Это тяжело. Мой наставник любил говорить: «Когда ты станешь Мастером Клинка, меня не будет рядом, чтобы помочь тебе. Ты должна научиться заботиться о себе». Вот я и заботилась… каждый раз.
Джеззет замолчала, а Танкуил не стал продолжать разговор. Голову все еще окутывал туман, мозг работал до отчаяния медленно, и арбитр просто был не в состоянии придумать ответ.
В конце концов Джеззет рывком поднялась.
— У нас осталось несколько часов до захода солнца. Стоит поискать место для ночлега. Тебе нужен отдых.
Танкуил покачал головой и встал следом за ней.
— Нет времени. Нужно двигаться. Чем дальше мы будем от Чада, когда они бросятся в погоню, тем лучше.
— Ты справишься?
Танкуил кисло ухмыльнулся:
— Пустяки. Смотри.
Он сделал несколько шагов, еще слегка кривясь, но в целом неплохо изобразив, что ему почти совсем не больно. Джеззет это не убедило, но все же она кивнула.
— Хорошо. Однако для начала, думаю, тебе стоит надеть штаны обратно.
