Глава 10
Ирландский вопрос
Корк. Сколько же успел повидать на своем веку этот довольно небольшой, но столь важный для Ирландии город. Ирландцы и англичане не раз бились за него насмерть, каждый раз захватывая большой кровью и подвергая серьезным разрушениям. Правда, в последний раз это случилось шестьдесят восемь лет назад, в тысяча шестьсот девяностом году, во время войны между Вильгельмом Третьим и Яковом Вторым. Но зато городу досталось настолько серьезно, что практически полностью был разрушен даже старинный собор в честь покровителя города святого Финбарра.
Но жители с завидным упорством раз за разом снова отстраивали город. Правда, в результате этих рукотворных катаклизмов в городе практически не осталось старинных зданий и вокруг видны все больше новостройки. Но это ничего. Главное, что в горожанах имеется сильный дух и упорство, и коль скоро дело обстоит именно таким образом, что бы ни случилось, Корк всегда возродится, словно птица феникс из пепла.
– Прекрати! Люди кругом, – возмущенно и в то же время игриво произнесла женщина лет двадцати пяти. Потом, воровато оглядевшись по сторонам, сняла руку кавалера со своей талии. Вернее, с того места, что находится немного ниже.
– Да нет тут никого, – уверенно ответил солдат, пресекая попытку убрать его руку и намереваясь все же осуществить задуманное.
Они говорили по-английски, и у обоих присутствовал характерный акцент. У женщины более мягкий, ввиду долгого использования в обиходе и того, что в ирландском языке к настоящему времени было довольно много заимствований из английского.
А вот солдату пользоваться английским было явно в новинку, поэтому у него даже не акцент, а нечто трудно вообразимое. Он говорил рублеными фразами, явно путаясь в глаголах и временах. Впрочем, столь разный уровень владения языком, похоже, не был помехой. Недаром говорят, что у любви свой особенный язык. А в том, что тут от души покуражился веселый проказник Амур, никаких сомнений.
– Н-не надо, Артиом.
Ей все же удалось совладать с рукой ухажера. Вновь оглядевшись, она приняла самый что ни на есть неприступный вид. Не пристало истой католичке вести себя подобным образом на улице. Пусть в этом районе города, на берегу реки, сейчас никого и нет. Но ведь все очень быстро может поменяться, и если ее застанут… Одно дело – прогуливаться, соблюдая правила приличия, и совсем другое – преступать эти самые правила.
– Вот оно, значит, как, Арин… – недовольно пробурчал солдат. – А я хотел сказать, что обращался к командиру роты насчет отставки.
– И что твой капитан? – тут же сделала стойку Арин.
– Сказал, что ни о какой отставке не может быть и речи.
– Я так и знала! – фыркнула, как рассерженная кошка, женщина.
– Да погоди ты. Никакой отставки, пока идет война. Да оно и понятно. Какая уж тут отставка, коли ворог вот-вот в дверь постучится. Ваше графство это еще не вся Ирландия, и Георг собирает в кулак большие силы. Сказывают, на севере англичане собрали армию в шестьдесят тысяч штыков. Да и ваши ирландцы не все на нашей стороне. По факту только те, что в графстве Корк, остальные самое лучшее присматриваются. Ну и какая тут отставка может быть.
– Артиом, а если тебя убьют?
– Вот же баба дура. Да кто же такое говорит-то!
– Ой, прости! – Женщина в порыве раскаяния даже на мгновение припала к его груди.
– Прости, – недовольно передразнил он. – Бог простит. А что до этого… У меня уж две войны за плечами, да и так сколько всякого случилось и не счесть. И потом, это в иных армиях солдата, как барана, на убой выводят. А нас все больше думать учат и голову лишний раз не подставлять. Оттого и до отставки половина доживает. Так что война это, конечно, неприятно, но вполне привычно и понятно.
– Артиом, а вы победите?
– Не «вы», Арин, а «мы». И те твои соплеменники, что еще не поняли, что русские не собираются завоевывать Ирландию, как сделали это англичане, полные дураки.
– Люди не верят, что можно вот так прийти и ценой своей крови отвоевать землю для других. Так не бывает. Мой сосед Берак говорит, мол, без разницы, что англичане, что русские. Одних господ сменим на других.
– Ага. Потому и везут из России-матушки вам зерно, чтобы откормить как скотину, а потом забить на мясо. Вот удивительный вы народ. Зла от нас вы не видели, вон, для бездомных мы даже богадельни развернули, продовольствие раздаем. А вам все не так.
– Не надо так, Артиом. Не все ведь к вам плохо относятся. Таких, как Берак, мало.
– Мало. Но они есть. А еще к ним даже вон ты прислушиваешься. И это после того, что между нами случилось.
– Так ты объясни мне, чтобы я Берака не только не слушала, но и замолчать заставила.
– Объясни. Кхм… Я человек не больно-то ученый… Словом, государь наш не просто так все затеял. Он решил помочь ирландцам, чтобы иметь верных и надежных союзников. Ну сама посуди, как будут относиться к нам на вашем острове, если мы вас освободим от английского ярма? Неужто ответите коварством на добро?
– Если все будет, как говоришь ты… Ирландцы умеют быть благодарными и добро помнят.
– Ну вот тебе и причина, отчего государь решил вам помочь. А потом, если мы друзья, значит, и нашему флоту в вашей гавани немного местечка найдется. А тогда уж поди обидь наших купцов, как раньше.
– Значит, выгоду ваш государь ищет?
– А что в этом плохого? По любви это вон только меж мужиком и бабой случается, да и то не всегда. А остальные ищут где помягче, потеплее да поприбыльнее.
– Остается только победить, – лукаво стрельнув глазками, поддела она его.
– А ты не гляди, что нас только двадцать тысяч. Если хочешь знать, это очень серьезная сила. Уж поверь мне на слово. Да и в ваше войско народ все время прибывает. С опытом у них не очень, но зато злости на две английские армии хватит. Так что намылим мы холку Георгу, не вопрос. Меня иное волнует.
– И что именно?
– Да понимаешь, уж больно мудрено как-то капитан мне про отставку толковал.
– Расскажешь?
– Так для того и начал. Словом, перед тем как в отставку выйти, я должен жениться.
– И в чем подвох?
– А в том, что жена моя должна будет принять православие. Да не гляди ты на меня как на антихриста. Ну что такого в православии? – Артем довольно часто перемежал английские слова с русскими, но Арин прекрасно его понимала.
– А почему тебе не поменять веру, – надувшись, буркнула женщина.
– Потому что иначе никак. Либо я женюсь здесь, на этих условиях и, выйдя в отставку, смогу поселиться на вашем острове, со всеми выплатами на обзаведение хозяйством, либо отправлюсь в Россию и уйду со службы там. Но только тогда мне никто не позволит вернуться сюда. Потому как тогда государь сам определит, куда мне дальше следовать на жительство.
– А если я соглашусь принять православие?
– Тогда нам вообще не нужно ждать конца войны, можем обвенчаться хоть сразу. И в этом случае мне от казны положена выплата годового жалованья на обзаведение хозяйством. И если не дай господь… Словом, семье моей, при наличии моих детей, положена выплата, как при уходе в отставку, и плюс к тому годовое жалованье, коли погибну в бою, а не от болячки какой.
– Ваш король что, осыпает вас серебром?
– Не король, а царь. Ну в смысле император. А серебро… Я тебе уже говорил, не все у государя так просто, как кажется. Всему есть своя цена. Я тогда еще молодым совсем был и служил в Запорожье. Тогда там огромное Дикое поле было, где проживали одни лишь разбойники. И вот решил наш государь заселить те земли людишками. Отправить простых крестьян? Так уведут в полон и продадут на невольничьем рынке. Ну прямо как твоего Патрика.
При упоминании о пропавшем муже женщина обхватила себя за плечи и повела ими, словно ей стало холодно.
– Прости, Арин, я не хотел.
– Нет-нет, все хорошо. Что было, то было. И что ваш царь?
– Кхм. Так вот, решил тогда Петр Алексеевич селить в тех землях отставных военных, которые знают, с какой стороны нужно браться за ружье, и в обиду себя просто так не дадут. Помнится, мне довелось одного отставного сержанта сопровождать, мы тогда с лихими сошлись. Знатный боец был Евсей Иванович, такого никакой командир по доброй воле не отпустит. А вот государь отпустил и хозяйством помог обзавестись. Так что нет, серебром он нас не осыпает, но зато обеспечивает имуществом – коня дают, скотину, справу разную и землю. Ну, чего смотришь? А ты думала, вот так просто у нас серебро раздают? Нет, еще и спрос учинят, коли все по ветру пустишь.
– И отчего же такая щедрость?
– Так ведь отставники не просто так селятся, а в землях трудных и там, где опасность на каждом шагу подстерегает. На окраинах государства. Чтобы еще и границу стерегли. Так что бесплатно ничего не бывает. Государь заботу о нас – а мы ему службу верную.
– Погоди, а как же мои сыновья? Гай и Дара тоже должны будут принять православие?
– Оно бы… ну раз уж мы одна семья будем… но… Словом, их это не касается. Будут наши дети католиками. Только…
– Что только?
– Тут дело такое. В общем, тогда я их не смогу записать в полку как своих детей. И если со мной… Тогда тебе ничего не полагается как вдове, потому как у нас нет общих детей.
– А если их перекрестят?
– Тогда я перед Господом признаю их нашими детьми и смогу сделать запись в полковой реестровой книге, а тебе будут положены все выплаты.
– Странный у вас император. Ну в России он селит бывших солдат, чтобы те стерегли границы. А здесь-то ему зачем отправлять солдат в отставку и при этом платить им так же, как и в России?
– Да я-то почем знаю. Так что ты скажешь? – нервно сглотнув, поинтересовался Артем. – Пойдешь за меня?
– Пойду, – потупившись, ну прямо сама невинность, тихо произнесла женщина.
В ответ на этот едва различимый шепот солдат словно взорвался, подхватил женщину и начал ее кружить. Потом, все так же держа ее на руках, впился в ее губы. После долгого поцелуя он как заполошный начал метаться с явным намерением найти уголок побезлюднее.
– Что ты делаешь?! Дурак, оставь меня! Пошли домой! – уже в который раз осматриваясь окрест, едва не паникуя, предложила женщина.
– А-а-а-э-эх! – Солдат опустил свою избранницу на ноги. – Пошли к капитану. Нет, сначала к полковому священнику. Узнаем насчет крещения. А потом сразу к капитану.
– Да куда ты так спешишь?
– Да ну вас, баб. Не приведи господь, еще передумаешь. А так перед Богом и людьми…
– И что вы об этом скажете, Павел Иванович? – провожая взглядом удаляющуюся парочку, поинтересовался Пригожин у своего адъютанта.
– Что я по-прежнему против ваших прогулок без охраны, – осматривая окрестности сквозь низко нависающие ветви ивы, буркнул поручик.
– Полноте. Ведь вы же со мной.
– При всем моем раздутом самомнении я не способен гарантировать вам безопасность, и то, что в случае чего я лягу мертвым первым, а мертвые сраму не имут, меня вовсе не оправдает. Кроме всего прочего, я обязан озаботиться вашей безопасностью, а я вам потворствую.
– Эй-эй, Павел, уймитесь. Ничего, что это я генерал и ваш командующий?
– И все равно, Сергей Иннокентьевич, негоже так-то себя вести.
Если бы Пригожин лично не знал этого молодого человека, то решил бы, что тот попросту боится. Но правда заключалась в том, что поручик Суханов успел отличиться во время десанта прошлой осенью. Именно тогда, собственно говоря, русский экспедиционный корпус и появился в Ирландии. Можно сказать, ворвался на остров на плечах разгромленного и неспособного защитить свои берега британского флота.
Не то чтобы англичане оказали сколь-нибудь упорное сопротивление, однако на долю поручика все же выпал случай возглавить стрелковый взвод вместо убитого командира и организовать лихую атаку. До сих пор все вспоминают, как неполный взвод в штыки атаковал полноценную роту англичан, не сумевшую ничего противопоставить наглости, напору и ярости русских.
После того случая генерал-лейтенант Пригожин посмотрел на молодого офицера другими глазами. А то, что не косая сажень в плечах и совсем даже не геройского вида… Господи, да поглядите на самого генерала! Довольно щуплой комплекции, а уж он-то в свое время повоевал в турецкую кампанию, да так, что не единожды был отмечен государем. И по сей день к тем наградам он относится с особым почтением.
– Павел, вот обещаю вам, это в последний раз, – приложив руки к груди, истово заверил своего адъютанта Пригожин.
– Как же, в последний. Вы как только сюда соберетесь, так в вас словно кто-то вселяется. Ничего слушать не хотите. И чего такого особенного в этой иве?
– В общем и целом ничего, – пожал плечами Пригожин. – Просто мне порой хочется побыть одному, посидеть на берегу речки и не думать о службе и войне. Хотя бы на пару часов ощутить себя мальчишкой. Я вот под такой же любил рыбачить у себя в имении. Не ожидали?
– Признаться, нет.
– То ли еще будет. Я вообще полон неожиданностей. Так что вы думаете об этой парочке?
– Даже и не знаю. То, что у нашего солдатика голова кругом, это понятно. А вот она… По-моему, у нее только расчет.
– И вы совершенно правы. Но, заметьте, каковы русские: если ненавидеть, то до глубины души, если любить, то без оглядки. Ведь если он решится жениться на ней, то России ему не видать как своих ушей. И он это знает. Как скорее всего понимает и то, что она с ним из расчета. Хотя… Что-то такое вроде есть, но если бы был вариант более выгодный, никаких сомнений, выбрала бы его.
– Не думаю, что в омут с головой это черта сугубо русская, – с сомнением произнес подпоручик.
– Возможно, вы и правы. Но я о другом. Каков государь, а?! Петр Алексеевич сумел все предусмотреть и заблаговременно подготовить тайный указ по нашему экспедиционному корпусу.
– Вы о порядке выхода в отставку и учреждении в Ирландии Русского банка?
– Именно. Ведь этот солдат не одинок. Найдутся еще желающие, которые решат связать свою судьбу с местными женщинами и останутся здесь. Пусть для начала их хватит на небольшое село, но там будет православная церковь и русские поселенцы. А еще наш банк с льготными ссудами, без роста. Государь верен себе и опять создает русское поселение.
– Но ведь в его планы вовсе не входило оккупировать Ирландию? – искренне удивился Суханов. – Или я чего-то не понимаю?
– Оккупировать Ирландию и при этом прикладывать столько усилий и тратить огромные средства для создания ирландской армии? Не-эт, и вы, и этот солдат все понимаете правильно. Ирландцы нам нужны как союзники. Как верные союзники. А потому мы должны разительно отличаться от тех же англичан, чтобы при виде нас у местных не появлялось неодолимого желания перегрызть нам глотку. И русская община, которую здесь заложат наши отставники, поддержанные казной, будет способствовать этому наилучшим образом. Помните, как в той поговорке: коготок увяз, всей птичке пропасть? Только тут смысл несколько иной. Англия уже потеряла Ирландию, только она об этом пока не догадывается. А может, просто не хочет смириться.
– Как Фридрих Восточную Пруссию? Ведь мы ее теперь не уступим? Это же не в характере государя – отдавать землю, политую кровью русского солдата.
– Да, государь дорожит русской кровью. Но все же он не столь категоричен, как вам кажется, Павел Иванович. Вспомните хотя бы турецкую кампанию и оставленные туркам Молдавию и Буджак. Или шведский инцидент и Финляндию, территорию которой мы оставили при условии, что она будет независимой. Государь практичен. Для удержания в наших руках Молдавии и Буджака нам пришлось бы держать там целую армию. Причем не из-за опасности со стороны турок, а из-за настроений самих местных жителей. А вот те же Грузия и Армения вошли в состав империи абсолютно безболезненно, и одного двадцатитысячного корпуса на все Закавказье более чем достаточно. Если бы оставили себе Финляндию, европейские державы смотрели бы на нас как на агрессора, обернувшего свой взор в их сторону. А так и Швецию на место поставили, и свое миролюбие показали. Так же будет и в Ирландии. Оставить себе этот остров – все равно что получить загноившийся нарыв. А вот предоставить ирландцам независимость, пообещав свою помощь в ее отстаивании, это уже совсем другое дело.
– А как же Северный Кавказ? Ведь мы там увязли в многолетней войне, тлеющей как фитиль.
– Не надо путать разные вещи. В Молдавии и Буджаке основное население крестьяне. Есть, конечно, переселившиеся туда крымские татары и казаки, но их немного. И потому они предпочитают службу турецкому султану, а не разбойные набеги. Северный же Кавказ населен теми, кто плугу и косе предпочитает седло и саблю. Века их основным промыслом было людоловство и работорговля. Конечно, сегодня стало труднее сбывать невольников в Турцию, но зато и товар стал куда более дорогим. Взять тех же черкесов, ведь от них стонут все кавказские народы. И ладно бы они только у себя бедокурили. Так нет, ищут добычу на русской земле, а с некоторых пор это и Закавказье, где черкесы тоже любят покуражиться. Так что с Кавказом нам нужно решать в любом случае, – бросая поднятый камешек в речную гладь, закончил пояснения Пригожин.
– Получается, Восточную Пруссию мы тоже уступим? Ну коль скоро государь не хочет демонстрировать свою агрессию в отношении Европы.
– Возможно, возможно, – задумчиво произнес Пригожин.
Восточная Пруссия для генерала вообще была загадкой, и пока неразрешимой. Дело в том, что одновременно с назначением на должность командующего армией Румянцева Пригожин был переведен в Архангельск. В этом городе, служившем северными морскими воротами России, формировался экспедиционный корпус для высадки в Британии.
Уж очень демонстративно готовился, что для русской армии с некоторых пор было несвойственно. И вообще, долгие проводы – лишние слезы. За последние пару десятков лет российская армия претерпела серьезные изменения, поэтому любой полк был способен выступить в поход при полном снаряжении в течение суток. При этом имея запас продовольствия минимум на десять дней, и за это время он мог совершить марш на расстояние порядка трехсот верст.
Опасались британского флота? Ладно. А зачем раньше времени вот так демонстративно раскрывать свои планы? Как выяснилось, есть причина. Дело в том, что этот корпус являлся красной тряпкой для быка. В смысле таким незамысловатым способом и демонстративным поведением государь заставил англичан ударить со всей своей силы. И получить от всей души.
Тем временем странности в корпусе продолжали множиться. По приказу его величества в полки стали прибывать офицеры сверх положенного штата. Причем подавляющее большинство из них имели реальный боевой опыт, и в армиях европейских государств в том числе. По большей части они не служили другим государям, а являлись лишь наблюдателями при войсках. Но это не мешало им знакомиться с европейской тактикой ведения боевых действий. Впрочем, были и те, кто начал свою карьеру именно в иностранных армиях, как, например, генерал-майор Мориц Ласси.
Однако самое удивительное, что все эти офицеры были ирландцами. И данное обстоятельство вселяло в сердце Сергея Иннокентьевича надежду, что все не так уж и плохо и ему все же удастся повести полки в бой. Ведь трудно себе представить более яростного противника для англичан, чем ирландцы, народ не просто угнетаемый, но даже уничтожаемый своими английскими господами.
Но шло время, а ничего не происходило. Пригожин изводил корпус учениями, заставляя сливать бочки пота и пережигая тонны пороха. Покидая армию в Лифляндии, он оставил Румянцеву весь свой штаб, передав ему таким образом не просто дивизию, но и отлаженный механизм управления ею. Здесь же приходилось все налаживать вновь, а с этим за один месяц не управиться.
И все же, все же… это не то. Он столько лет готовил свою дивизию к походу, положил столько сил. И вот, когда пришло время военной кампании, остался не у дел, с надеждой, что все это не зря и, несмотря на демонстративные действия, это не пустышка. И он оказался прав, потому что слишком долго маяться от безделья ему не пришлось.
Уже к концу лета Балтийский флот разобрался с основными морскими силами британцев. Практически все английские линейные корабли прекратили свое существование. Непострадавшей оставалась только Средиземноморская эскадра. Но и с ней не все было слава богу. Окрыленные результатами русских французы начали спешно собирать свой флот, чтобы наконец деблокировать Гибралтарский пролив. А еще лишить наконец Англию последнего по-настоящему боеспособного флота. Это позволило бы провести десантную операцию на британском побережье и окончательно раздавить своих давних соперников.
Как ни удивительно, но эта возня не больно-то задевала русских. Словно и не благодаря решительным победам Балтийского флота подобное вообще стало возможным. Однако Петра куда больше волновали его собственные планы, потому что теперь проведение десантной операции стало более чем реальным. Флот мог гарантировать безопасную проводку конвоя с войсками и припасами.
Вот так и вышло, что русский экспедиционный корпус высадился в Ирландии без каких-либо проблем и сложностей. Нет, совсем уж без боев не обошлось. Пришлось и в атаку сходить, и моменты для подвигов нашлись, и кое-какие потери среди личного состава имелись. Но на фоне ожидаемого это было слишком уж незначительным.
Кстати, во многом этому способствовали действия союзников, а в частности французов. Те все же решились на десантную операцию. Более того, поначалу даже добились кое-каких успехов, заняв практически всю Шотландию. И среди местного населения у них нашлось немало сторонников.
Дело в том, что французы явились не как завоеватели, а как союзники законного английского короля Якова Третьего. На шотландский престол он претендовал под именем Якова Восьмого. Так что притязания его были небезосновательными и законными, а французская армия действовала с благословения папы римского. И надо заметить, что поначалу им сопутствовала удача. Но это только поначалу, потому что англичане вскоре оправились и стали действовать более решительно, постепенно все больше тесня якобитов.
Все это не могло не сказаться самым положительным образом для русского корпуса, который мог овладеть всем островом в кратчайшие сроки. Однако Пригожин получил указание не продвигаться за пределы графства Корк. Кроме того, ему было приказано оказывать всестороннюю помощь небезызвестному Морицу Ласси, на плечи которого государь возложил формирование регулярной ирландской армии.
Теперь стала понятна причина наличия в корпусе офицеров ирландского происхождения сверх штатной численности. Их вполне хватило, чтобы сформировать две полные дивизии по российскому образцу. И надо заметить, недостатка в добровольцах не наблюдалось. В Ирландии на протяжении веков не прекращалось сопротивление, и борцов за независимость родины на острове было с избытком. А уж в условиях, когда за службу полагалось жалованье, и подавно.
Нет, ирландцы вовсе не прониклись верой и любовью к русским. В конце концов, для них это смена одних господ на других, и кстати, также не являющихся католиками. Но эти странные завоеватели не просто дают им в руки оружие, но и берут на себя обучение регулярных частей. Именно это обстоятельство и толкало патриотов в формирующиеся полки.
Формирование ирландской армии и пристойное поведение солдат корпуса Пригожина вселяло в сердца ирландцев уверенность, что русские все же окажутся лучше англичан. Вести из графства Корк долетали до самых отдаленных уголков острова, меняя отношение к «захватчикам» в положительную сторону. Ну и конечно же немало для этого сделали сами англичане, на протяжении веков буквально уничтожавшие ирландцев, доведя их до отчаяния.
К концу зимы англичанам удалось разбить французов и примкнувших к ним якобитов. Принцу Карлу, представлявшему в армии своего отца, в очередной раз, как и в 1746 году, пришлось бежать из Шотландии. Правда, на этот раз обошлось без переодевания в женское платье. Но суть от этого не менялась. Французский экспедиционный корпус был практически полностью разбит, и его остатки едва успели погрузиться на корабли.
Кстати, веселого в этом было мало. Полностью экипированная, приобретшая реальный боевой опыт армия теперь была готова навести порядок у себя дома. В смысле в своей колонии, которую англичане давно и не без оснований считали своей собственностью. И потом, у многих влиятельных лиц королевства здесь были весьма обширные земельные угодья. И наконец, сами ирландцы, выжимаемые досуха, только одной земельной рентой ежегодно приносили доход до миллиона фунтов. Ну и кто смирится с такими потерями?
Согласно имеющимся данным, в северных провинциях уже сосредоточена армия более чем в шестьдесят тысяч штыков. И эта масса в любой момент могла двинуться на юг. Англичан пока сдерживала привычка русских устраивать каверзы, как это было на море. Опять же, имея явное преимущество, даже не попытаться воспрепятствовать морской переправе войск из Шотландии… Англичане продолжали наращивать свою ирландскую армию. Еще десять тысяч солдат на шотландском берегу были готовы к переправе. Но русские никак не препятствовали этому.
Однако происходящее в Ирландии Пригожину было более или менее понятно. Государь намеревается навсегда отторгнуть этот остров от Англии и, скорее всего, создать новое государство. И, несмотря на явное численное превосходство англичан, Сергей Иннокентьевич все же не сомневался в своем успехе.
А вот происходящее в Восточной Пруссии его по-настоящему удивляло. Ему просто не верилось в такую некомпетентность Румянцева, в то, что Лифляндский корпус, являвшийся костяком армии, разучился воевать и совершать стремительные броски. Подумать только, перейдя границу, русские войска двинулись по территории противника, совершая дневные переходы по целых пять верст в сутки! Такая медлительность просто уму непостижима.
Армия перешла границу в конце июня и, как ленивая черепаха, двинулась вдоль побережья Балтийского моря. Однако, несмотря на это, русским удалось без особого труда, а скорее все же с легкостью овладеть прусским портом Мемель. Казалось, Румянцев настолько удивился подобному факту, что его армия пробыла в городе целых три недели.
Но затем все же продолжила свое продвижение в час по чайной ложке. В эдакой неторопливой манере Румянцев дошел до деревушки Гросс-Егерсдорф, расположенной в самом сердце Восточной Пруссии. Как видно, русские успели порядком надоесть пруссакам, коль скоро те соизволили обратить на них внимание.
Фельдмаршал Левальд во главе тридцатитысячного корпуса решил выбить русских обратно в Лифляндию. И, судя по имеющимся сведениям, ему это практически удалось. Ну почти. Не хватило самой малости. Будь слепая удача на его стороне, а не на стороне Румянцева, и победа была бы безоговорочной. А так только номинально.
Ну и что с того, что пруссаки оставили поле боя в беспорядке? Порядка в тот момент и среди русских не больно-то хватало. А сбежать они не успели только потому, что им не дала такой возможности сама местность. Вот в этом-то и заключалась удача Румянцева. Русские обязательно обратились бы в бегство, но труднопреодолимый лес и две реки делали это практически невозможным. Поэтому им ничего не оставалось, кроме как стоять и умирать. Зато пруссаки потеряли только три тысячи солдат против восьми тысяч русских.
Простояв у места сражения неделю, похоронив павших и наскоро зализав раны, Румянцев начал отступать. Да так рьяно, что через три дня укрылся за укреплениями Мемеля. И вот это уже было похоже на переходы русской армии. Однако после этого Румянцев вновь впал в дрему, никак не реагируя на то, что фельдмаршал Левальд принялся восстанавливать свой корпус, немалая часть солдат которого дезертировала. Во всяком случае, именно так звучала официальная версия.
Что самое удивительное, косвенно факт поражения признал и сам император. Во-первых, потери сторон не оспаривались и, более того, признавались. Во-вторых, Румянцев был отозван в Петербург для разбирательства. Правда, ничем серьезным для него это не обернулось. Все же пруссаки считались серьезным противником. Более того, с заметным опозданием русские объявили о своей победе при Гросс-Егерсдорфе.
Впрочем, она так и не была принята европейским сообществом. А последовавшее затем награждение Румянцева орденом Святого Георгия четвертой степени и вовсе сочли хорошей миной при плохой игре. Авторитет русской армии в Европе сильно упал, хотя и сохранялось уважение как минимум к ее количеству.
Ну да, пруссаки это не французы. Фридрих вообще был талантливым полководцем и хорошим королем. Так, в отличие от других, он не стал отмахиваться от новой пули с войлочным пыжом, увеличивавшей дальность действительного огня, хотя и уменьшавшей скорострельность. Несмотря на дороговизну, он настойчиво вводил в своей армии нарезное казнозарядное оружие. На сегодняшний день уже пятая часть его армии была вооружена подобным оружием, и это сказалось на потерях европейских армий.
Опять же, несмотря на дороговизну, на манер русских Фридрих стал вводить в своей артиллерии новые оперенные снаряды. Правда, только в осколочном исполнении, с трубкой-замедлителем. Изготавливать к каждому снаряду еще и взрыватель для Пруссии все же было накладно. Впрочем, как и для любого другого государства без налаженного массового производства. Конечно, порох в трубках-замедлителях немецких снарядов был не так хорош, как в русских. Но все же результат не замедлил сказаться.
Так что высокие потери русских были вполне объяснимы. Правда, Пригожину было решительно непонятно, как мог государь наградить высшим орденом империи того, кто допустил столь огромные потери. Ведь если соотнести потери убитых и раненых, то в общей сложности Петр Александрович потерял как минимум половину своей армии.
И кстати, как при таком огромном количестве раненых он умудрился столь быстро достигнуть Мемеля? Несмотря на свой опыт, Пригожин не мог себе представить, как возможно осуществить подобное. Разве только, бросив обозы с ранеными, добираться по способности.
Зимой 1758 года под напором союзников император отдал приказ о начале наступления в Восточной Пруссии. Фельдмаршал Левальд, приведший к тому моменту свои войска в порядок, вновь преградил путь русским и вновь одержал оглушительную победу. Русские потеряли около десяти тысяч убитыми и вынуждены были вновь застыть на месте, в ожидании подхода подкреплений. Пруссаки же после победы решили откатиться назад. Похоже, что у них пиррова победа уже входила в привычку.
Два проигранных сражения. Огромные потери, на грани полного разгрома. Невероятная некомпетентность и медлительность. И тем не менее к началу лета 1758 года Румянцев занял всю территорию Восточной Пруссии, выпроводив восвояси Левальда с остатками его армии. Чудны дела Твои, Господи.
Впрочем, удивления было бы меньше, если бы было известно о том, что в обоих сражениях русские потеряли едва ли полторы тысячи человек убитыми и не более полутысячи умерли впоследствии в госпиталях. И только единицы умерли от болезней, так и не принявших массовый характер.
Что же касается могил, то они были самыми настоящими. Вот только в них лежали не русские солдаты, а прусские. Румянцев великолепно использовал войсковую разведку и сведения, поставляемые агентурной сетью КГБ. Поэтому каждое неожиданное столкновение с прусской армией происходило на подготовленных и тщательно подобранных позициях.
В амуницию русского солдата входил такой полезный предмет, как саперная лопатка. Так что на обустройство позиций полку требовалось не так много времени. Достаточно было обозначить рубежи, и через час полк уже был готов встретить наступающие плотные шеренги противника. Учитывая же скорострельность винтовок и огневую подготовку в русской армии, идея атаковать позиции в лоб была сродни самоубийству. Что, впрочем, и показала практика.
Он помнил этот шум. Так может шуметь только оживленный порт, в котором одновременно пребывают несколько десятков различных судов. Окрики, брань, скрип талей, стук дерева, цокот копыт по мостовой. А еще характерные запахи, исходящие от кораблей, сгружаемых товаров, складов и темных закутков, используемых с определенной целью. Ну да, человеку непривычному это даже может показаться вонью. Но только не тому, кто вырос среди этого столпотворения.
За прошедшие годы ему довелось посетить несколько больших портов. Одни он только слышал, имея возможность видеть лишь кусок неба сквозь решетку на палубе. Другие видел воочию, когда его привлекали для каких-нибудь работ. А вот порт Бриджтауна на далеком острове Барбадос он знал досконально, так как провел в нем достаточно много времени. К сожалению, не в привычной роли портового рабочего.
Он был рабом на одной из плантаций, и все дни, когда солнце, казалось, готово было его испепелить, проводил на заготовке сахарного тростника. Но у его хозяина, а вернее, управляющего, так как хозяин никогда не появлялся на Барбадосе, была небольшая посудина, которую тот использовал для не совсем законных торговых операций. Дело в том, что торговать с испанскими и португальскими купцами было выгоднее, чем с английскими. Опять же нежелательно, чтобы кое-какие слухи достигли хозяина, не высовывающего своего носа из Англии.
Поэтому груз должен был как минимум покинуть бриджтаунский порт. Как раз для работ, связанных с обслуживанием и погрузкой судна, его и привлекали. Ну не тащить же для этого каких увальней, которые не способны ни к чему, кроме как махать мотыгой. Эдакий неумеха может еще и сломать себе что-нибудь, а тогда уж выгоднее отправить его к праотцам. А это убытки. Одно дело – отписывать в липовых отчетах о выдуманных смертях рабов и необходимости восполнения их численности. И совсем другое – когда эти смерти вполне реальные, как и траты на восполнение рабочей силы.
Так вот, все эти чужие порты, большие и маленькие, имели свой несравненный гомон, как и свои особые ароматы. И ни один из них не мог сравниться вот с этим, обрушившимся на него, едва только корабль вошел в знакомую гавань на такой родной реке Ли. Корк. Его родной Корк, с которым не сравнится ни один другой город и порт.
Четыре года назад его попросили об услуге. Нужно было принять оружие, доставленное в порт контрабандой. Разгрузить его и сложить в укромном уголке, откуда его должны были забрать позже. Кто-то особенно умный из заговорщиков решил, что доставить оружие прямиком в порт куда безопаснее, чем на побережье. Кто его знает, чем они руководствовались, но он, будучи патриотом своей родины, не смог остаться в стороне.
Их четверых взяли во время разгрузки. Затем был скорый суд. И что его больше всего удивило, в числе обвиняемых оказались еще три десятка зажиточных крестьян, имевших собственные наделы в окрестностях Корка. Причем никто из них не имел никакого отношения к заговорщикам и доставленному оружию. Во всяком случае, так утверждали они сами уже после суда, на пути в Вест-Индию. И уж в этой-то ситуации им точно врать было незачем.
Зато их наделы находились по соседству, и кто-то отхватил солидный кусок земли. Семьи были согнаны с земли еще до вынесения решения суда, и мало того, они также были привлечены по суду. Вполне обычная история для Ирландии. Их всех отправили в Вест-Индию, и женщин и детей. Вот только даже в рабстве воссоединиться ни одной из семей так и не удалось. В Карибском море достаточно островов, над которыми развевался английский флаг, и еще больше плантаций. Судя по тому, что ему стало известно, его семья не подверглась аресту, и за это он был готов благодарить Господа до конца своих дней.
К его сожалению, высадку отложили до утра. Их прибытие оказалось неожиданностью, поэтому местное начальство не было готово к немедленному приему нескольких тысяч человек. Хотя с их расквартированием проблем возникнуть не должно. Что ни говори, но им не привыкать жить в походных условиях. Они прожили так несколько месяцев, причем под палящими лучами вест-индского солнца.
Ночью уснуть так и не удалось. Сердце все время бешено колотилось в груди, в горле першило от постоянной жажды. Хорошо хоть они уже в порту и нет никаких ограничений на питьевую воду. Не то кто-нибудь обязательно прошелся бы по любителю переводить драгоценную пресную воду.
Когда же они наконец оказались на берегу, то нечего было и мечтать попасть в город. Сразу же после выгрузки их построили и повели к месту будущего лагеря. Как он ни уговаривал командира роты, капитан был неумолим. Коль скоро записался в армию, будь добр служить. Даром, что ли, тебе положено жалованье в десять шиллингов.
Восемь месяцев назад его вдруг обменяли на чернокожего раба. Появились такие странные контрабандисты, что вывозили чернокожих рабов с захваченной русскими Ямайки и меняли на ирландцев. Управляющим было плевать, с чем именно это связано. Для них главное то, что чернокожие рабы более выносливы и меньше мрут. К тому же они и стоили вдвое дороже белых. Как говорится, выгода очевидна.
Вот так он и оказался на Ямайке, где узнал о том, что русские начали формировать ирландские полки, которые намеревались отправить на его родной остров. Надо ли говорить, что недостатка в добровольцах у русских не было. Эти люди столько натерпелись от англичан, что были рады любой возможности отплатить им сторицей.
Конечно, не все в едином порыве ринулись записываться в армию. Кое-кому посчастливилось найти свои семьи и наконец воссоединиться. Как ни странно, но русские прикладывали усилия к тому, чтобы разыскивать семьи, и выкупали далеко не только мужчин, способных держать оружие, но и женщин и детей. То есть обменивали на чернокожих рабов. Все верно, этими странными контрабандистами были именно русские.
Так вот, обретшие семьи в большинстве своем предпочитали не гневить Господа и оседали на новых русских землях. Тем более те были готовы предоставить участки в аренду на вполне приемлемых условиях. Имелась даже возможность выкупа этих земель в собственность.
Но большинство все же становилось под ружье. Кого-то обуревала жажда мести. Кто-то хотел просто вернуться домой, а быстрее всего это можно было сделать на русских кораблях. Вот и он стремился домой, к семье. Правда, заплатить за это пришлось бочками пота, слитыми на тренировочных площадках и учебных бросках под жарким тропическим солнцем.
Дороговато получилось. Но лучше уж так. Чтобы заработать на проезд, пришлось бы копить не один год. И потом, никто не обманывался по поводу того, что именно их ждет на родине. А вот если они появятся с оружием в руках, да еще и умея с ним обращаться, тут уж разговор совсем другой получится.
Ирландских добровольцев доставили на родину большим конвоем. Он насчитывал не меньше, а пожалуй, даже и больше сотни кораблей. Разумеется, для переброски десятка тысяч этих судов было слишком много. Основная масса кораблей шла в Россию с грузами из Вест-Индии. Иными словами, с военной добычей. Русские неплохо поживились за счет англичан.
Конвой шел под охраной целого флота. И насколько он знал, был уже не первым. Когда русские разобрались с английским флотом, то в Россию потянулись караваны с захваченной добычей. Война войной, но коммерция не прекращается ни на мгновение. Подчас даже наоборот, благодаря войне происходит ее всплеск…
Трое суток. Еще целых трое суток его продержали в полковом лагере, и только после этого он получил увольнительную. Ему надлежало вернуться через сутки. И лучше бы не опаздывать, потому что спрос за это будет серьезный. Военно-полевой суд скор и жесток. Никакого рабства, никаких тюрем. Графство живет на военном положении, и со дня на день ожидается наступление английской армии. Так что за дезертирство наказание одно – виселица.
Знакомая улица. Знакомые лица. Люди его узнают и здороваются, не веря своим глазам. За время службы он успел выправиться и теперь был прежним. Разве только на лице, прежде белом, поселился крепкий южный загар, даже сомнительно, что он может сойти.
Вот наконец и домик на окраине города, доставшийся ему от родителей. Он единственный из десяти детей, который дожил до зрелых лет. Родители скончались один за другим, едва только успев женить сына. Хорошо хоть успели прижать к груди своего внука. Домик так себе, довольно маленький, но зато это свое жилье, и даже если его отобрали, уж теперь-то он все вернет.
Русские обещали, что вся собственность, конфискованная у ирландских поселенцев, в том числе и земля, будет им возвращена. Для этого создаются специальные комитеты, в которые войдут сами же ирландцы. Сомнительно конечно же, что тут все пройдет так уж гладко и по чести, но уж творившееся при англичанах точно не повторится.
Крестьяне, пожелавшие остаться в Вест-Индии или обосноваться еще на иных русских землях, приняв российское подданство, взамен ирландских угодий получат новые. Причем площадь их зависела от того, где именно они решат осесть. К примеру, если в американских владениях, то участок мог оказаться и втрое больше, плюс к этому помощь в обустройстве хозяйства.
Все это походило на сказку, и верилось в подобное с трудом. Но он сам видел, как крестьяне получали реальную помощь на Ямайке. Буквально три дня назад, на его глазах, в порту из трюмов кораблей выгружали лошадей. Русских тяжеловозов. Эту породу вывели в России специально для крестьянских хозяйств. Хм. Ну заодно и для артиллерии. Коренастые, сильные и неприхотливые, идеальные помощники в поле, да и в упряжке хороши. А уж насколько они ценны для ирландцев, которым запрещалось содержать лошадей, способных встать под седло, и говорить не приходилось.
На остров доставили уже тысячу этих тяжеловозов. Правда, их никто не собирается раздавать крестьянам просто так. Но и выкупить такую лошадь будет вполне реально. Для этого уже организован Русский банк, где можно взять заем под небольшой процент. А стоимость у этих лошадей ничуть не больше, чем у обычной. Нет, цена конечно же велика. Но теперь не придется отдавать английским господам львиную долю заработанного. К тому же никто не требует заплатить все и сразу. Рассчитаться можно в течение трех лет. А это все очень сильно меняло.
Словом, глядя на свой дом, он ничуть не сомневался в том, что тот, даже будучи конфискованным, вернется к нему. Отчего он пришел именно сюда, зная, что тут наверняка уже живут другие? Да потому, что откуда-то же нужно было начинать поиски своей семьи. Конечно, он мог спросить и у соседей, но не стал этого делать просто потому, что сначала ему хотелось взглянуть на отчий дом.
– Арин? – тихо прошептал, а скорее, выдохнул он.
Ну да, он был очень удивлен, когда увидел в небольшом дворике свою жену, спокойно развешивающую выстиранное белье. Ее просто не могли здесь оставить. Имущество заговорщика подлежало конфискации. Впрочем, в этом мире всегда есть место чуду. Ведь случилось же так, что ее не осудили вместе с ним. Так отчего бы не случиться такому, что беда миновала ее стороной.
– Арин, – уже громче позвал он.
От этого окрика плечи молодой женщины вздрогнули, а сама она замерла, будто только что получила удар плетью по спине. Потом медленно и крайне нерешительно, словно чего-то страшась, она обернулась на знакомый голос.
– Боже. Патрик. Не может быть.
Жизнь у Арин была тяжелая, и женщина научилась держать удары судьбы. Но в этот раз он оказался по-настоящему сильным. Ноги ее сами собой подогнулись. Нет, без чувств она не упала бы, но уж точно осела бы на траву. Но муж успел ее подхватить и, тут же прижав к груди, впился в ее губы жарким поцелуем.
Женщина вначале ему ответила, как поцелуем, так и объятиями. Но потом, словно спохватившись, уперлась кулачками ему в грудь и начала изо всех сил отталкивать его.
– Что случилось, Арин? – удивился ничего не понимающий мужчина, слегка отстранив жену, но продолжая ее удерживать.
– Пусти. Пусти, Патрик.
– Да что происходит?! Это же я, твой муж!
Только теперь он осмотрелся. Белье. Да, именно белье. Вместе с женскими и детскими вещами здесь висят и мужские вещи. Она пошла в услужение к новому владельцу дома? Это кто же из тех, кто мог позволить себе прислугу, позарился на его лачугу? Она работает за хлеб? Да не похоже. Значит…
Значит, Арин, его Арин, стала падшей женщиной. Эта мысль словно прострелила его голову и заставила непроизвольно оттолкнуть женщину, которая на этот раз все же упала на траву, едва не растянувшись на ней во весь рост. Она сразу же поняла, что за мысли в голове ее мужа, и разразилась нервным хохотом.
– Ха-ха-ха! Патрик, мой милый и непорочный Патрик! Ты догадался. Вот и ладно. Не нужно будет тебе ничего объяснять.
– Дрянь. Какая же ты дрянь.
– Да, Патрик. Я такая. А ты думаешь, почему я вместе с твоим сыном не отправилась вслед за тобой? Почему не стала рабыней на плантации? Потому, что я понравилась секретарю судьи и он избавил меня от каторги. И знаешь, я спала не только с секретарем, потому что этот старый развратник судья пожелал убедиться, а стою ли я того, чтобы сберегать меня от каторги. О-о-о, он остался доволен, потому что я старалась. Я очень старалась.
– Тварь, – сквозь зубы процедил Патрик, сжимая кулаки.
– Конечно, я тварь. Еще какая тварь. Ты даже не представляешь, на ком женился.
– У-убью-у…
Кровь ударила в голову, да так сильно, что казалось, будто голова взорвалась, и перед глазами поплыли разноцветные круги. А еще мир словно перевернулся и завертелся в невероятном, головокружительном танце. А еще было невероятно больно.
– Не бей! Это Патрик! – Крик неверной жены прорвался как сквозь толстое одеяло.
– Охолонь, тудыть твою в коромысло, – раздался мужской голос, полный ярости.
Хм. Странное дело, но незнакомец говорил по-русски. Патрик уже больше полугода провел среди них и даже знал несколько слов на их языке. А потому никакой ошибки быть не могло. Но при чем тут русский, если эта шлюха говорила о секретаре англичанине. Или она уже путается со всеми подряд?..
– Извини, брат. Но и ты подумай: возвращаюсь к семье, а тут какой-то мужик мою жену лупцевать собрался.
– Твою жену. Х-хе, – прикладывая к уху тряпку, намоченную холодной водой, невесело ухмыльнулся Патрик.
Потом повел взглядом по стенам небольшого домика, такого знакомого и родного. А теперь такого чужого и далекого. В этом доме он был счастлив, здесь же это самое счастье потерял. Кстати, в доме они сейчас вдвоем. Арин с детьми ушла. С детьми?! А ведь у них был один сын. Впрочем, очень может быть, что она была в положении, когда его арестовали. По возрасту вроде подходит.
– Ну, парень, так уж судьба-злодейка распорядилась. Не может она с тобой говорить, боится, что опять разозлится и наговорит гадостей. А ведь все еще любит тебя, паршивца. Любит и ненавидит. И чего в ней больше, сама не ведает.
– И ты так легко об этом говоришь?
– Я старый солдат, и на девке невинной жениться не собирался. Кому нужен плешивый вояка. Да и люблю я ее. А что до остального… Ни тебя, ни кого иного она до себя не допустит, коли опять не придется выбор между жизнью и смертью делать. Потому как баба она честная, что бы ты про нее ни думал. Погоди! – оборвал Артем не успевшего открыть рот Патрика, подкрепляя свои слова красноречивым жестом. – Выслушай сначала. С секретарем тем и судьей она спуталась, потому как выбор у нее был невелик. Либо в койку, либо в рабство. Каково там было белым рабыням, помнишь? Вот и ладно. Не думаю, что желаешь Анюте того же. Потом жила она с этим англичанином, пока не понесла от него и он ее не бросил. Дальше выживала как могла и от соседей натерпелась, потому как они к ней как к падшей. И заметь, не себя одну спасала, но и сына твоего берегла. Ну а уж когда они до края дошли, я и появился.
– Аньюта? – удивился Патрик, вычленив для себя это необычное имя.
– Крестилась она в православие. Так как не знали, жив ли ты, епископ местный признал ваш брак недействительным. Опять же дитя от другого успела прижить, получается, прелюбодействовала. И чтобы вопросов не было, дети тоже крещены в православие.
– Арин моя жена, и у нас есть сын, – начиная злиться и поднимаясь на ноги, заговорил было Патрик.
– А меньшего как же, с мясом от мамки оторвешь? Так ведь ее это дите, и она тебя за него порешит глазом не моргнув. Ну что, готов воспитывать английского ублюдка? Сядь, парень. Вдохни, сосчитай до десяти и успокойся. В том, что случилось, никто, кроме тебя, дурня, не виноват. Ты, когда совал свою голову в петлю, наперед о семье подумал бы. А теперь ее у тебя нет. Потерял ты ее. Что же касается дома, я не тать какой, указ государя об имуществе хозяев острова и почтительном к ним отношении слышал и согласен с ним. Так что завтра утром нас в этом доме не будет.
– И куда вы? – вдруг сникнув, поинтересовался Патрик.
– Сниму угол. Ничего, с деньгами пока проблем нет, управимся. А там и войне конец, мне отставка выйдет, и заживем мы с Анютой. Мне от государя положена разная справа, лошадь… Видел небось, каких красавцев в порту выгружали? Вот такая и положена. Еще корова, припас до нового урожая, семена, ну и деньжат малость, чтобы чин чином дом поставить. И напоследок надел земельный, на меня и на двоих моих сыновей, – с нажимом подытожил Артем.
– Значит, как и англичане, вы уже нашу землю делите.
– Англичане у вас землю просто так отбирали, загоняя вас в рабство или отправляя на виселицу, а наш государь честную цену дает. Англичане дают вам в руки оружие, чтобы вы воевали за них и умирали на чужбине. А наш государь дал вам оружие, чтобы вы защищали свой дом и, случись, легли в свою же землю. Узри разницу, Патрик, и больше никогда не смей нас, русских, ни с кем иным сравнивать.
– Пойду я, – поднявшись и отложив в сторону успевшую нагреться тряпицу, произнес Патрик. – И это… Не надо никуда идти. Живите здесь. Мне этот дом пока без надобности, а там как с костлявой разминемся.
– Сергей Иннокентьевич, поверьте, для меня это такая же неожиданность, как и для вас. Я с детства воспитывался в строгих правилах и никогда не прибегал к каким-либо интригам. Мой родитель даже отправил меня за пределы России, чтобы я постигал воинское искусство и делал карьеру без протекции.
В словах тридцатитрехлетнего генерал-майора… впрочем, с данной минуты все же генерал-лейтенанта российской армии и, возможно, в самое ближайшее время фельдмаршала Ирландии. Так вот, в его словах не было ни лжи, ни фальши, и все сказанное от первого и до последнего слова соответствовало действительности.
Его отец, прославленный русский генерал ирландского происхождения Ласси. Этот муж, будучи на русской службе, проявил себя во множестве походов, являясь надежной опорой императора. Это именно его стараниями на троне Речи Посполитой оказался нынешний король, по факту ставленник русского царя. Именно его таланту полководца русская армия обязана рядом успехов во время турецкой кампании и освобождения от османского гнета Грузии и Армении.
Закончив службу в армии, он занял пост генерал-губернатора Лифляндии и за прошедшие годы сделал многое для того, чтобы превратить эти земли в цветущий уголок. До последнего своего вздоха он оставался на службе России, и по сегодняшний день его вспоминают в Лифляндии добрым словом. Оно конечно, можно сказать, что прежнее начальство всегда выглядит в куда более приглядном свете, чем нынешнее. Но факт остается фактом: благодаря Ласси в Лифляндии появилось множество фабрик и заводов и в значительной степени улучшилось положение крестьян. Старый генерал прекрасно чувствовал настроения и чаяния императора и действовал сообразно.
Так вот, Петр Петрович, не желая составлять своим сыновьям протекцию, даже невольную, всех своих сыновей уже в двенадцатилетнем возрасте отправлял за границу, дабы они самостоятельно делали военную карьеру. Не миновала чаша сия и Морица. Образование он получил в Австрии, сначала окончив кавалерийскую школу, а затем Инженерную академию.
В 1743 году у него появились неплохие перспективы для карьерного роста, оставалось только полностью уйти с русской службы. Однако русский император не собирался разбрасываться столь ценными кадрами. Мориц был отозван в Петербург и вновь определен за парту, на этот раз российской военной академии. Далее служба в армии, командировки за границу.
Словом, паркетным шаркуном или интриганом он никогда не был, и каждый чин или должность были им заслужены. Так что, когда ему поручили формирование ирландской регулярной армии, он воспринял это как должную оценку его способностей. Ласси вполне трезво оценивал свои силы и понимал, что подобное ему вполне по плечу. Тем более речь не шла об армии в сотни тысяч штыков. Но вот этот приказ императора…
– Мориц Петрович, помилуйте, не стоит так бурно реагировать, – кладя на стол послание императора, успокоил генерала Пригожин. – Я прекрасно понимаю, что лично вы к данному назначению не предприняли никаких усилий.
– Не думаю, что это правильно, ставить меня во главе объединенной русско-ирландской армии. Вы, Сергей Иннокентьевич, мало того что более достойны, так еще и обладаете куда большим опытом командования. И вообще, положа руку на сердце скажу, что вы являетесь настоящим самородком в военном деле.
– Ого! Мы уже дошли до неприкрытой лести.
– Я-а…
– Бросьте, Мориц Петрович. Я просто пошутил. Если же серьезно, то я без ложной скромности скажу, что являюсь превосходным артиллеристом, и даже, как вы выразились, самородком в этом деле. Военачальник, наверное, все же вполне рядовой, во всяком случае, смогу не опростоволоситься, командуя корпусом и, возможно, даже армией. Но государь уже неоднократно показывал, что он прекрасно разбирается в людях и является прозорливым правителем. Возможно, я вас удивлю, но на протяжении многих лет я вхожу в ближний круг государя. Я не люблю об этом распространяться и при посторонних всегда держусь официально, но я имею позволение Петра Алексеевича обращаться к нему на «ты» и по имени-отчеству. Правда, до разрешения входить без доклада пока не дорос.
Пригожин не без удовольствия наблюдал за появившимся на лице Морица выражением. Ну что же. Не сказать, что его не разочаровало решение императора, но хотя бы удалось удивить соратника. А удивляться было чему. Лиц, имеющих позволение на подобное обращение, в империи было откровенно мало, а уж тех, кто имел право входить без доклада, и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки.
– Я не знал, – не скрывая своего удивления, произнес Ласси.
– Не многие знают. Я, знаете ли, не люблю распространяться по этому поводу. Скажем так, как и вы, опасаюсь, что мои достижения будут связаны с личной протекцией государя.
– Но тогда… Коль скоро вы лицо приближенное, то получается, что он уже во второй раз обходит вас.
– И даже в третий, – с улыбкой подтвердил выводы собеседника Пригожин. – В первый раз, когда командующим корпусом назначил Румянцева, а не меня. Во второй раз, когда тот же Петр Александрович занял место командующего армией. И в третий вот сейчас. Но кроме моих амбиций существуют ведь еще и интересы державы, и государю прекрасно известна моя позиция по этому вопросу. Что же до вас, то должен заметить, что этот шаг государя вполне последователен и объясним. Было бы глупо переподчинять корпус командующему пока еще не существующей армии. Но должен заметить, Мориц Петрович, что вам удалось ее сформировать. Да, она еще не имеет боевого опыта, и у ее солдат больше пыла, чем степенной уверенности ветеранов. Но вы прекрасно поработали, а опыт дело наживное.
– Именно ввиду отсутствия боевого опыта у ирландцев костяк этой армии составляет ваш корпус. А потому я не считаю правильным его переподчинение мне.
– Бросьте, Мориц Петрович. Дров вы не наломаете, я достаточно хорошо успел вас изучить и уверен, что так оно и будет. А в остальном… Примите совет. Прекращайте думать по-военному. Сдается мне, пришла пора вам думать как политику.
– Что вы имеете в виду?
– Все русские офицеры ирландского происхождения собраны в одном месте, сформирована регулярная ирландская армия, во главе ее становится один из талантливейших офицеров империи и тоже ирландского происхождения. Вы так ничего до сих пор и не поняли?
– Того, что его императорское величество собирается создать в Европе новое государство? Да этого не понял разве только ребенок. Правда, я не представляю, как он договорится с Яковом. Может, на ирландский престол посадят его сына Карла?
– Угу. Столько трудов, и все только ради того, чтобы в Ирландии воцарился очередной «Георг». Не-эт, не таков наш государь, уж поверьте.