Глава 5
Дуэль
Как упоительны в России вечера… Хм. Чисто технически сейчас это не Россия, а Кавказ. Местные жители, даже русские, спрашивая приезжих, обязательно говорят – у вас там, в России. Но какое это имеет значение, когда речь вовсе не о технической стороне вопроса.
Нда. В чем-то он все же был не прав, когда не желал потворствовать Темлякову и отказывался посещать балы в ресторации. Видеть летящие в вихре мазурки пары в кино и вот так, вживую, совершенно несравнимо. Хотя бы потому, что представителю двадцать первого века не понять, что вот так синхронно, естественно и непринужденно, с задором, столь свойственным молодости, могут двигаться совершенно случайные люди, сошедшиеся в одной зале, а не танцевальный коллектив.
Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что, преуспев во многих науках, Сергей Григорьевич так и не научился хорошо танцевать. По большей части в этом повинна его природная застенчивость в отношении девиц. Из таких юношей обычно потом получаются тихие главы семейств. Или же самые настоящие дьяволы-искусители. Так что, как бы он ни стремился сюда, его удел был стоять у стенки, а не кружиться в вихре танца. Выглядеть смешным не было никакого желания. И все же данное зрелище доставляло ему удовольствие. Хм. Как, впрочем, и Шейранову.
Наконец музыка затихла, молодой офицер, сопроводив Арину Ивановну к ее «дуэнье», отвесил поклон и удалился. Хм. Ай эм би бэк. Никак иначе и не расценишь взгляд этого гвардейского поручика, которым он одарил Темлякова. Ах да! Еще и эдакое превосходство.
Шейранов даже почувствовал, как его подопечного это задело. Ведь он мог быть в гвардии. Худо-бедно год протянул бы, а там добровольцем на Кавказ при том же высоком жалованье. Это здесь практикуется сплошь и рядом. Одних офицеров отправляют сюда в качестве наказания. Другие сами рвутся, чтобы послужить годик и получить боевую награду. Быть гвардейским офицером, конечно же, почетно, но при этом иметь за плечами еще и боевой опыт, куда почетнее. А главное, это положительно сказывается на карьере. Воевавшие офицеры имеют приоритет в продвижении по службе. Третьих толкает сюда стесненность в средствах. Ведь на Кавказе и командированные гвардейцы получают свое жалованье серебром. Вот среди третьей категории он и мог оказаться. Ну да чего теперь-то.
Так что гвардейских офицеров тут более чем достаточно. Около половины от всех присутствующих в зале. И кстати, все они расхаживают эдакими франтами, неизменно притягивая к себе взоры девиц и их родителей. Все курорты, для отдыха или лечебные, отличает одна черта: прибывающие туда словно с цепи срываются, все жаждут любви. Одни – чистой и светлой, другие – низменной и плотской, но этому поветрию подвержены буквально все.
Отбывшие в Кумагорку Веснины просили Темлякова присмотреть за их чадами. Все же запирать молодежь в четырех стенах – неправильно. Слуга сможет сопровождать их далеко не везде. Они, конечно же, доверяют своим детям, иначе грош им цена как родителям, но порой в жизни случается всякое, будет куда надежнее, если рядом окажется старший и рассудительный человек.
Хм. Сомнительное суждение, учитывая, что Темлякову только двадцать два, хотя и верное ввиду весьма зрелого возраста Шейранова. Но им-то это неизвестно. Или главе семейства удалось рассмотреть что-то такое в Сергее Григорьевиче. Ведь послушал же он его совет относительно лечения.
Как бы то ни было, вот уже десять дней Темляков выступает в роли «дуэньи» у этой легконогой красавицы. Ну и штатного друга молодого Веснина. Впрочем, с ним-то все понятно и легко. Занятия борьбой, владением клинком, стрельба, все это доставляло юноше несравненное удовольствие и способствовало росту авторитета его старшего товарища. Как только молодой человек узнал, с кем именно расправился Сергей, тот вообще стал его кумиром.
– Сергей Григорьевич, ну почему вы такой бука? – обмахиваясь веером, поинтересовалась девушка.
– С чего вы это взяли, Арина Ивановна? – одарив ее любезной улыбкой, поинтересовался он.
– Ну как же? Вы уже в который раз приходите с нами на бал и постоянно стоите у именно этой колонны, будто без вашего участия она непременно обрушится.
– Вас это чем-то задевает?
Арина нравилась Темлякову. А если точнее, то подпоручик влюбился в нее без оглядки. Причем чувство это было настолько сильным, что его отголосками задевало и несклонного терять голову Шейранова. Вот только отдайся своим чувствам молодой человек, и не видать ему этой девушки как своих ушей.
Сергей Федорович сумел оценить ее батюшку, Ивана Петровича. Ему, по сути, было без разницы, окажется ли избранник его дочери богат или беден. Он вполне способен оказать помощь молодым, позаботившись об их будущем. Он даже купил одно разорившееся имение, в котором сейчас наводил порядок, чтобы отдать его в качестве приданого. Об этом он упомянул вскользь перед своим отъездом. Так вот, для отца было главное, чтобы дочь в замужестве была счастлива так же, как он надеется, счастлива ее мать.
Получается, что оценка, изначально вынесенная Веснину Темляковым, не имеет ничего общего с действительностью. Более того, похоже, что Иван Петрович благоволит молодому человеку. А иначе, как можно объяснить его просьбу присмотреть за детьми? Одним лишь землячеством? Сомнительно. Подпоручику остается добиться расположения девушки.
И вот тут осознавшего, что он лишь в шаге от желанной цели, Сереженьку приходилось сдерживать за штаны. Будучи сам крайне застенчив, он рассчитывал на помощь своей второй ипостаси, более холодной и расчетливой. Слишком холодной и расчетливой, на взгляд Темлякова, который то и дело сам рвался вперед. Шейранов время от времени давал ему волю, но не настолько, чтобы тот мог увлекаться заоблачными далями.
– Меня это не задевает, Сергей Григорьевич. Но согласитесь, вы нам не нянька, а между тем ведете себя именно так.
– И все же вас это задевает, – покачал головой Сергей. – Полноте, не берите в голову. И потом, ваш батюшка просил присмотреть за тем, чтобы в его отсутствие вас никто не обидел, но он вовсе не просил меня хватать вас и не пущать. Я ведь не препятствую вашему веселью.
– Но и далеко от себя не отпустите?
– Уж простите, Арина Ивановна, но… Как вы себе это представляете? Что я скажу вашим матушке и батюшке, когда они совершенно справедливо потребуют от меня объяснений?
– Это, если что-то случится.
– Вот, чтобы успеть предотвратить это «что-то», я и стараюсь быть поблизости.
– А по-моему, вы неискренни. Так все же чем вызвано ваше столь странное поведение? Я молода, но не глупа. Я ведь вижу, как вы смотрите на кружащиеся пары.
– От вас ничто не ускользнет, Арина Ивановна. Да, вы правы, я говорю не все. Правда заключается в том, что я просто плохо танцую.
– И это единственная причина?
– Наблюдать за отточенными движениями других и сознавать, что сам двигаешься, словно на костылях, признаюсь, мне бы это было крайне неприятно. Совсем как в той поговорке – «молчи, за умного сойдешь». Не видя моих кривляний в танце, никто не сможет этого высмеять.
– А вы боитесь быть смешным.
– Я боюсь того себя, которым стал.
– Что вы имеете в виду?
– Раньше я просто покраснел бы, проблеял что-то невнятное, но сегодня я не дам спуску обидчику. Чья-то глупая шутка может стоить кому-то жизни.
– Вы боитесь дуэли?
– Не верьте тому, кто утверждает, будто не боится, потому что он либо лгун, либо просто умалишенный. А что до дуэли… Лично я считаю ее необходимой, человек должен иметь возможность защитить свою честь. И коль скоро это явление существует, то его нужно просто узаконить, как это сделали в Европе.
– Я слышала, что дуэли, например, во Франции называют опереточными.
– И тем не менее они случаются не чаще, чем у нас, потому что получить пулю с тридцати шагов столь же опасно, как с семи.
– А может быть, это говорит о недостаточной храбрости европейцев? – с некоторой долей скепсиса поинтересовалась девушка.
– Стреляться в упор – это проявление не доблести, а глупой бравады. Оба боятся до коликов, но ради одного только сохранения лица готовы сделать шаг навстречу смерти. Если подобное делается ради чего-то достойного, к примеру, спасения товарища, – это одно. Но вот так, ради пустой гордыни, – это практически самоубийство. Так что один смертный грех толкает к другому.
– А по-моему, вы просто прячетесь за красивыми словами.
– Чего уж там, называйте вещи своими именами, вы хотите уличить меня в трусости.
– Я этого не говорила, – с некоторой заминкой возразила девушка.
– Но подумали. Запомните, Арина Ивановна, существует огромная разница между страхом и трусостью. И мой страх не делает из меня труса. Но уж простите, доказывать вам я ничего не стану.
В этот момент заиграли вальс, и давешний гвардейский поручик возник перед ними, как чертик из табакерки. Не сказать, что Темлякова это обрадовало. Однако Шейранов предпочел любезно раскланяться с офицером, вновь увлекшим его подопечную в головокружительном танце. При этом у поручика был такой вид, будто он одержал очередную победу.
Ну да, со стороны могло показаться, что он выигрывает один раунд за другим. На деле же все обстояло как раз иначе. Есть такая категория девушек, которая буквально не замечает тех, кто кружит вокруг них, всячески добиваясь внимания. И напротив, сами стараются привлечь внимание того, кто вроде бы находится рядом и в то же время не лезет на глаза, держась в стороне.
Они здесь уже не впервые, дважды выезжали на пикник (просто поразительно, насколько быстро сходится молодежь), но каждый раз Арина держалась рядом с ним. Или же неизменно возвращалась к нему, вынужденная оставить на непродолжительное время. Темлякову казалось, что он безвозвратно теряет девушку, Шейранов понимал, что с каждым днем она все больше к нему привязывается…
– Да нет же, господа, уверяю вас, еще немного, крепость падет, и она сама выпорхнет из платья.
Темляков, вошедший в буфет, чтобы по просьбе Арины раздобыть мороженое, замер за колонной, как только услышал знакомый голос. Ну не мог он не отличить в числе прочих того, кто с таким завидным упорством обхаживал Веснину.
– А тебя, брат, не смущает тот подпоручик, что всюду ее сопровождает? – послышался незнакомый голос.
– Этот кавказец? – презрительно бросил поручик. – Может ли он соперничать с гвардейским офицером?
– Поговаривают, что он прирезал двух псыхадзэ, а это не шутки, – возразил голос незнакомца.
– Наверняка он напал на них со спины, а потом придумал целую батальную сцену, чтобы избежать ответственности, – вновь не удержался от язвительного тона поручик.
– Возможно. Но согласитесь, даже если это и так, требуется весьма решительный характер и умение, чтобы отважиться в одиночку напасть на двоих.
– А по мне, господа, вы обсуждаете недостойные вещи. Будь эта девица фривольного поведения или замечена в чем-либо предосудительном, и я бы вас понял. Но она повинна только в том, что молода и жива. Волынский, неужели у вас достанет совести обесчестить молодую и невинную душу? – послышался другой голос.
– Молодую, да. Но невинную… Коль она невинная и честная девушка, то она ничем не рискует и просто отвергнет мои притязания. Ну а если дела обстоят иначе…
В ответ на эти слова послышался смех трех или четырех человек. Больше подобное терпеть не мог даже Шейранов. Да и стоять до бесконечности за колонной не получится, вот-вот кто-нибудь обнаружит его за столь недостойным занятием. Но если Темляков рвался наказать обидчика и вбить ему зубы в глотку, то Сергей Федорович предпочел сохранить холодный рассудок.
Их было пятеро. Все офицеры гвардии, хотя и из разных полков. Но какое это имеет значение? Соперничество полков осталось там, в столице. Здесь же они каста, цвет русского воинства, а потому просто обязаны держаться вместе.
– Прошу прощения, господа. Господин поручик, будет ли мне позволено похитить вас у ваших друзей буквально на пару минут. Я имею для вас небольшое послание, – обратился Сергей к давешнему кавалеру Арины.
– Разумеется, – бросив на приятелей многозначительный взгляд, дал свое согласие тот.
– Милостивый государь, я хотел бы, чтобы вы выслушали меня самым внимательным образом и ни в коем случае не совершали глупостей, – когда они оказались в уединении, заговорил Сергей. – Я даю вам возможность самому придумать любую причину, которая позволит вам, сохранив лицо, прекратить ухаживания за Ариной Ивановной. Я даже согласен, если это как-то будет задевать меня. Мне плевать. Но если я еще раз увижу вас рядом с ней, то вы умрете.
– Это все? – гордо вскинув подбородок, поинтересовался поручик.
– Нет, не все. Никогда не высказывайтесь по отношению к кавказцам столь пренебрежительно. Для большинства из них ваш гвардейский мундир все равно что красная тряпка для быка. А еще они достаточно долго живут среди диких горцев, чтобы перенять их дурной нрав.
– Вы подслушивали?
– А вы и не старались быть неуслышанным.
– Теперь все? – с видимым презрением бросил поручик.
– Не глупите, – покачав головой, вновь попытался вразумить упрямца Сергей, – я даю вам возможность поступить правильно и сохранить при этом лицо. Но ведь я могу поступить и иначе.
Темляков многозначительно посмотрел на своего собеседника, после чего решил уйти. Однако, сделав всего пару шагов, обернулся и, окинув гвардейца ироничным взглядом, заметил:
– Прежде чем вы направите ко мне секундантов, учтите одну деталь. Я не нападал на тех псыхадзэ из засады. Это они набросились на меня исподтишка, и я зарезал их вот этими самыми руками. Надеюсь, вы понимаете, какое оружие я выберу, так же, как то, что вы ляжете в сырую землю. Честь имею.
Теперь нужно было быстренько добраться до буфета и раздобыть-таки мороженое. Да-да, самое настоящее мороженое. С холодильниками тут полный швах, но зато у каждого уважающего себя хозяина в доме есть ледник. И что самое замечательное, у этого мороженого был великолепный вкус. Хм. И весьма нескромная цена. Ну да, ничего удивительного в летнюю-то пору.
– Сергей Григорьевич, вы настоящий рыцарь без страха и упрека, – набрасываясь на мороженое, поблагодарила девушка.
Несмотря на свою молодость, она явно нуждалась в передышке, однако бальный этикет не позволял ей отсиживаться в сторонке, это привилегия тех, над кем властвуют годы, а не молодежи. Согласно существующим правилам, дама не могла пропустить танец, если не хватало партнеров, и наоборот, мужчины не могли себе позволить стоять в сторонке, если их было меньше.
Более того, дама не могла отказать в танце одному мужчине и тут же согласиться на приглашение другого. Как говорится, умерла, так умерла, и этот танец не танцуешь. В качестве спасения для женщин существовали бальные книжки, где они обычно старались заранее расписывать свои танцы, так сказать, во избежание. Не позволялось одной и той же паре танцевать более четырех танцев кряду. Их в обязательном порядке следовало разбавить хотя бы двумя танцами с другим партнером.
Сергей отчего-то сразу вспомнил дискотеки его молодости и песню, ту, где – «пришли девчонки, стоят в сторонке». Эти бы правила да в его время, вот бы где было веселье. Вон Ариночка получила передышку только благодаря уважительной причине в виде поедаемого мороженого.
– Здравствуйте, – поздоровавшись с Сергеем, к ним буквально подбежала до крайней степени возбужденная Ольга Требина, сверстница Арины.
Молодости свойственно проявляться во всем, в том числе и в легкости заведения знакомств. Вот и Веснины без каких-либо сложностей нашли себе друзей, и кто знает, быть может, эту дружбу они пронесут через всю жизнь. Такое случается не столь уж и редко.
– Арина, ни за что не догадаешься, кто только что вошел в залу. – Ольгу буквально распирало от переполнявших ее чувств.
– И даже гадать не буду. Судя по твоему заговорщицкому виду, это и впрямь невозможно.
– Лермонтов! – выпалила девушка.
– Кто-о?! – Арина так потешно выпучила удивленные глаза, что Сергей, тот который Темляков, настолько умилился, что позабыл обидеться на подобную реакцию.
– Михаил Юрьевич собственной персоной, – подтвердила Ольга.
– Где он? – мигом взяла быка за рога Арина.
– Вон, видишь, у второй слева колонны?
– Вижу. Боже. Именно таким я его себе и представляла.
Хм, а Шейранов вообще-то нет. Среднего роста, довольно невыразительная внешность, телосложение… Впрочем, никто из художников не изображал его с косой саженью в плечах. И вообще как-то раз в одном документальном фильме Сергей Федорович узнал, будто Пушкин высказывался о художнике, нарисовавшем его знаменитый портрет, что тот его сильно приукрасил. Очень может быть, что и с Михаилом Юрьевичем та же самая история.
В их бы время гиперреалистов, вот тогда бы и получались портреты с точной внешностью вплоть до мельчайших морщин. Хотя-а. Эти ребята в то время не могли появиться по определению. А самое интересное в том, что в двадцать первом веке их не считают за художников, а их работы – искусством. Кандинский и иже с ним – это высокое искусство, а вот гиперреалисты – так, погулять вышли. Впрочем, сейчас эти соображения лишены смысла.
Несмотря на то что между одними и теми же личностями в разных слоях нет никакой родственной связи на генетическом уровне, отпечатки пальцев и сетчатка глаз сугубо индивидуальны, внешне они похожи даже не как близнецы, а как зеркальное отражение друг друга. Так что историки обладают не только четкими фотографиями в различных ракурсах, но и огромным видеоархивом.
Шейранов не смог удержаться и проявил интерес как к судьбе, так и к творчеству Лермонтова. Вообще нельзя сказать, что он был любителем поэзии. Конечно, мог в охотку послушать хорошего чтеца или совсем уж изредка прочесть стихотворение. Художественная проза была ему ближе. Хм. И не классика. Классики ему хватало и в реальной жизни.
Врач, он ведь не только лечит и спасает людей. Он еще и играет на подмостках театра под названием «жизнь», и нередко его роли далеко не проходные. Ему доводилось порой быть свидетелем таких страстей, что Шекспир нервно курит в сторонке. Так что, насмотрелся он разного, и учили его не писатели, в жизни зачастую являвшиеся далеко не образчиками для подражания. И вот теперь у Сергея Федоровича появилась возможность лишний раз в этом убедиться…
Как выяснилось, несмотря на общую схожесть, в этой реальности хватало отличий в частностях. К примеру, Пушкин оказался самым настоящим бретером и участвовал в четырех дуэлях, две из которых завершились смертельным исходом. В роли убийцы оказался сам великий поэт, вторым и последним из павших от его руки был не кто иной, как поручик Дантес. Вот такие выверты различных слоев реальности.
За последнюю дуэль в 1837 году Пушкин был сослан на Кавказ и, будучи командирован с инспекцией на первую линию, погиб во время налета горцев. Свет тут же поспешил заклеймить его начальника как настоящего убийцу, потому что именно он отправил их всеобщего кумира в ту роковую поездку.
Молодой и тогда еще неизвестный Лермонтов отреагировал на это событие своим стихотворением «На смерть поэта», принесшим ему практически мгновенную славу. Правда, содержание стихотворения несколько отличается от того, которое имело место в слое Шейранова и в тех слоях, где Пушкин пал от пули Дантеса. Но смысл остался прежним. Молодой Лермонтов обвинял в смерти Пушкина свет и чуть ли не самого императора. За что, разумеется, был сослан на Кавказ.
Это была его вторая ссылка, которую он проводил более весело, чем первую. Он участвовал в боях, причем проявил доблесть и был представлен к награде. На основании этого он решил, что ему простится его проступок – дуэль, в которой он участвовал в столице, и самовольно отправился в Петербург. Неверное решение. За подобное самовольство его имя из наградного листа вычеркнул сам император и подтвердил продление ссылки, повелев возвращаться в первую линию.
Однако по дороге поэт почувствовал себя плохо или решил, что приболел, и повернул в сторону Пятигорска, дабы поправить здоровье. Сделать это при наличии нечистых на руку чиновников не составляло труда. А где вы видели чиновников, которые бы не брали? Разве только те, которым не предлагают или предлагают слишком мало. Лермонтов был из состоятельной семьи и получал от бабушки ежегодное содержание в десять тысяч рублей ассигнациями. Так что средства для того, чтобы решить вопрос с выправкой документов на лечение, у него имелись. Необходимого же человека нашел его друг Столыпин, которого поэт называл Монго.
В Пятигорске Михаил Юрьевич вел довольно бурный образ жизни. Утро и день, как положено, он посвящал лечебным процедурам, ибо здоровье его и впрямь не отличалось крепостью. Однако после оных он развлекался так, как только мог молодой двадцатишестилетний человек, не обремененный семейными узами.
Так уж случилось, что Сергей оказывался в его обществе с завидным постоянством. Арина Ивановна не смогла удержаться от того, чтобы завести с поэтом близкое знакомство. И на что только ни пойдет молодая девушка ради того, чтобы приблизиться к своему кумиру. Все ее усилия были бы тщетны, будь рядом ее батюшка. Но его поблизости не было, а потому запретить ей никто не мог. А Темлякова просили присматривать за девушкой, но не ограничивать ее свободу.
Их шумная компания выезжала кавалькадой кататься по окрестностям города, устраивала пикники, ездила к Провалу, чтобы пощекотать себе нервы, опускаясь в корзине в каменный зев с вонючим озерцом на дне. Не сказать, что Сергею это доставляло удовольствие, и в первую очередь оттого, что его посетило разочарование относительно одного из великих русских поэтов.
С каждым днем этот молодой и заносчивый человек нравился ему все меньше и меньше. Да что там, даже у Шейранова появилось к нему стойкое предубеждение. Поэт оказался колким и острым на язык и нередко преступал грань приличий. Он словно изливал на всех окружающих скопившуюся у него желчь.
Сергей Федорович предполагал, что виной всему его разочарование. Ведь мало того что он был лишен заслуженной награды, так еще и его ссылка была продлена. Хм. Странный молодой человек. А чего он, собственно говоря, ожидал за свое самовольство? Он вообще служит в армии или где?
– Господа, вы только посмотрите на нашего друга Темлякова. Бо-оже, дорогой, да вы не иначе как на войну собрались. Вас так пугают окрестности Пятигорска? – с издевкой встретил Темлякова Лермонтов.
Нда, Сергей сейчас, как говорится, производил впечатление. Поверх мундира – портупея о двух вертикальных ремнях, которая пока еще не вошла в употребление, но отказываться от ее удобства он и не думал. И потом, нечто подобное уже давно используется охотниками. Правда, зачастую это просто ремень, перекинутый через шею и спускающийся к поясному ремню по сторонам груди. Это позволяет носить на нем различное снаряжение, не опасаясь его сползания. Шейранов лишь добавил подопечному ремень на спине.
Снаряжения у Сергея было предостаточно, а потому и ремень было чему оттягивать. Справа и спереди – два подсумка с тридцатью патронами и полусотней капсюлей. На правом боку, а точнее, на бедре кобура с пистолетом на ковбойский манер, даже подвязка к бедру присутствует, чтобы оружие не болталось. Есть и предохранительная петля, цепляющаяся прорезью за один из курков.
Слева – кобура с другим пистолетом, расположенная наискось, так чтобы можно было выхватить оружие правой рукой. Конечно, кавалерийские пистолеты выглядят несколько громоздко и даже где-то комично, но расположены удобно и движений не стесняют. Далее подсумок с толстыми войлочными пыжами. Для скорой стрельбы в них необходимости нет, но когда оружие находится стволами вниз, да еще его регулярно трясет, то незафиксированный патрон очень даже может вывалиться. Пыж исключает такую возможность. И наконец, далее всего расположен средних размеров кинжал. Что совсем уж никак не отвечает местным канонам, предписывающим носить клинок на животе, но Сергей предпочитал делать по-своему.
Шашка пристегнута к седлу, потому как ходить с ней было неудобно. Одно дело, когда он выходил в город, тогда да, нарушать форму одежды не рекомендовалось. Но при вот таких выездах он предпочитал безбожно нарушать устав. Через луку седла перекинут ремень штуцера. В седельных кобурах пара кавалерийских пистолетов. К сожалению, хотя и капсюльные, но все же гладкоствольные. В седельной сумке – дополнительный запас патронов, капсюлей, прочая мелочь.
Кроме означенного оружия, у него были четыре метательных ножа. С этими он вообще никогда не расставался и скрытно носил в рукавах сюртука. Словом, что и говорить, вооружен он был на славу, и не заметить этого было просто невозможно. Остальные мужчины тоже были при оружии, все же не в сказку попали. Но настолько серьезно никто не снаряжался. Сабля или кинжал да пара пистолетов. Туристы, одним словом.
– А вас, я смотрю, вообще ничего не пугает. Хорошо, хотя бы прихватили с собой уставную саблю, – покачав головой, не поддержал веселья компании Шейранов.
А Темляков… Темляков был готов прибить на месте и своего старшего товарища, благодаря которому оказался в смешном положении, и поэта, решившего его высмеять, и… Нет, на нее у него рука не поднялась бы в любом случае. Но ему было крайне обидно, что над колкостью смеется и Арина Ивановна.
Вообще-то Сергею Федоровичу было абсолютно наплевать на поручика Лермонтова и его острый язык. Мало того, он нашел бы способы унять желание Арины непременно бывать в обществе своего кумира. Да хотя бы указать тому же Севастьяну, дворовому Весниных. Тот пользовался таким доверием своего господина, что мог вообще посадить молодых под замок. Он, кстати, намекнул об этом Темлякову, мол, если не управляетесь, барин, то только скажите.
Но как выяснилось, это ни в коей мере не укладывалось в планы Перегудова. Продюсер с самого начала рассчитывал на появление поэта в Пятигорске. Ведь в той или иной мере, но события повторялись из слоя в слой. Да, отличия имелись, и порой значительные, однако шанс на то, что можно будет застать дуэль Лермонтова, был достаточно велик.
И вот поэт приехал в город. Как, впрочем, и ожидалось, человеком он оказался ершистым и всячески искал неприятности на одно место. Может быть, он и не сознавал, что делает, а вел себя так, как, собственно, и ведут себя многие звезды, заносчиво и с неподражаемым самомнением. А он был звездой, внезапно вспыхнувшей на небосводе русской литературы.
Для того чтобы отснять материал, касающийся последних дней поэта, вовсе не нужен был кукловод. Для этого достаточно было зарядить самого поэта и основное его окружение. Но Перегудов не занимался изучением истории, его интересовало шоу. То, что заденет зрителей и заставит их следить за происходящим на экране, затаив дыхание.
Коль скоро гибель Лермонтова – всем хорошо известный факт, то нужно привнести в ситуацию немного интриги. Тогда исчезнет предопределенность событий и происходящее вызовет самый живой интерес – удастся поэту избегнуть гибели или нет? И вот тут нужен был человек, способный повлиять на происходящее. Человек, который хотел бы это сделать, идя к заранее намеченной цели.
Признаться, Шейранов сильно сомневался относительно здравомыслия Антона. Да, Лермонтов – великий поэт и где-то и в немалой степени задирист по жизни, но он не трус, мало того, он отличный боец, что неоднократно доказывал в бою. А значит, у него достанет и духу, чтобы встать против своего противника, и умения, чтобы стать предельно опасным. Сергею же надлежало не более как ранить поэта, причем не смертельно. Каково!?
Как бы то ни было, но Перегудов решил спасти жизнь поэту. И сделать это предстояло Шейранову, имевшему преимущество во владении приемами рукопашного боя. Вообще-то резонно. Лермонтов, конечно, имеет боевой опыт, но противопоставить связке шашка – рукопашный бой ему практически нечего. Остается только сделать так, чтобы Михаил Юрьевич сам вызвал Темлякова на дуэль, ведь только в этом случае у Сергея будет право выбора оружия.
Ну и как этого добиться? Попытаться вывести подпоручика из себя в ходе словесной перепалки и пикировки? Даже не смешно. Лермонтова ему не переплюнуть, сколько он ни старайся, и последние дни, проведенные вместе, лишний раз подтверждали это. Правда, время все же было, потому что благодаря появлению в их компании Темлякова поэт отчего-то набросился именно на него.
Возможно, причина заключалась в том, что благодаря известному событию по степени популярности молодой подпоручик стоял чуть не в одном ряду с прибывшим поэтом. Разумеется, эта слава временная и уже скоро значительно померкнет, но именно сейчас и в данном обществе Сергей Григорьевич вполне выдерживал конкуренцию. Впрочем, очень может быть, что своей популярностью он был обязан тем, кто откровенно недолюбливал заносчивого и самовлюбленного Лермонтова.
Другая причина крылась в Арине Ивановне, на которую обратил свое внимание поэт. К нескрываемому ее удовольствию, он оказывал ей всяческие знаки внимания. Сомнительно, чтобы Михаил Юрьевич собирался на ней жениться. Хотя, чем черт не шутит, пока бог спит. Ведь его явно раздражало то, что она постоянно в компании Темлякова. Или это опять в нем играло самолюбие, что тоже очень может быть.
Иными словами, для того чтобы найти причину и вызвать Лермонтова на дуэль, особого труда не требовалось. Но тогда выбор оружия останется за Лермонтовым, и скорее всего это будут традиционные пистолеты. Подвергать же опасности своего подопечного, доверив его судьбу жребию, Шейранов не мог. Остается только откровенное оскорбление, которое Лермонтов не смог бы стерпеть…
– Отчего же меня что-то должно пугать? – подбоченившись, поинтересовался Лермонтов, с превосходством глядя на человека, посмевшего соперничать с ним в популярности.
– Ну, хотя бы оттого, что в плену у горцев несладко, а наша компания весьма лакомый кусочек для их нападения. Вам ли не знать об этом, ведь вы, подобно вашему кумиру Пушкину, воспели пленение русского горцами. Хм. Очень похоже воспели, сюжет весьма схож, если не сказать больше.
– Пушкин – великий русский поэт всех времен, и у него есть чему поучиться.
– Или безбожно содрать его сочинение, слегка переделав. Впрочем, не только в поэзии, но и в прозе, уж очень ваш Печорин похож на Онегина.
– Вы называете меня вором? – прищурив глаза, буквально прошипел Лермонтов.
– Помилуйте, я этого не говорил. Вы не вор, нет. Вы простой подражатель, вырвавшийся из тени своего кумира только благодаря скандальному сочинению. Тот, кого на волне ссылки на Кавказ объявили наследником Пушкина в литературе.
– Я требую, чтобы вы извинились, – уставив в Темлякова мрачный взгляд, глухо произнес поэт.
– За что? За то, что сказал правду в лицо заносчивому, мнительному и пресыщенному всеобщим вниманием типу? Даже не подумаю.
– Сергей Григорьевич, немедленно извинитесь! – воскликнула Арина Ивановна.
«И ты Брут». Сергею Федоровичу было искренне жаль Темлякова, сильно переживавшего по поводу ее вмешательства. Ну что ты будешь делать с этими влюбленными? Для Шейранова ее заступничество было в порядке вещей, а вот для его подопечного – ударом в спину. Ведь до появления этого писаки у него с Ариной все шло самым наилучшим образом, а тут вдруг все пошло прахом, и сейчас скорее всего безвозвратно. Уж кто-кто, а он понимал, что его второе «я» не отступит и не отвернет.
– Арина Ивановна, прошу прощения, но вынужден буду просить вас и Виктора Ивановича вернуться домой, – проигнорировав пылкое требование девушки, ровным тоном произнес Сергей. – К сожалению, мои планы изменились, и я не могу вас сопровождать на этой прогулке.
– Вы не можете…
– Сударыня, прошу вас.
Он мог. И это знал каждый из присутствующих здесь. Причина крылась в решении батюшки молодых людей, который на время своего отсутствия назначил Темлякова их опекуном. Да, не официально, да, это не давало ему полноты власти над ними, да, они могли его ослушаться. Вот только подобное неповиновение могло быть для них чревато, потому как родитель вскоре вернется, и чью он займет сторону, сомнений не было никаких.
И вообще не стоило усугублять и без того щекотливую ситуацию. Севастьян слегка поерзал на своем месте возницы. Оно вроде и ничего особенного, но Арина сразу сообразила, что верный слуга не станет дожидаться возвращения батюшки. А уж он-то пользовался куда большим доверием Ивана Петровича.
– Барышня, ума вы лишились лезть в дела мужские, – качая головой, высказал свое мнение Севастьян, подтверждая ее опасения.
Их коляска уже отъехала от общей кавалькады, устремившейся по склону Машука. Так что никто посторонний этих слов не услышал. Если не считать таковым Темлякова. Но старый дворовый, похоже, считал его лицом достаточно близкого круга.
– Уж ты бы помолчал, Севастьян, коли ничего не понимаешь. Михаил Юрьевич – это талант, поэт, мастер слова… – с явно различимыми обидой и восторгом заговорила девушка.
– А еще хам и заносчивый тип, – перебил ее брат. – Сергей Григорьевич, если вам понадобится секундант, то я к вашим услугам.
– Бросьте, Виктор, какой секундант.
– Но после произошедшей перепалки он непременно вызовет вас на дуэль.
– Конечно, вызовет. Но вам ли, юноше семнадцати лет, быть секундантом на дуэли? Поверьте, я не хочу вас обижать, как не хочу и неприятностей для вас.
– Но…
– Надеюсь, вы не забыли, что я несу за вас ответственность перед вашими родителями? Ну и как это будет выглядеть, если, вместо того чтобы присмотреть за их чадом, лицо, которому они доверились, увлекло юношу в неприятности?
– Истинно говорите, ваша милость. У деток ведь только ветер в голове, стишки да книжки, – поддержал Севастьян Темлякова.
В свою очередь, «детки» поспешили одарить верного слугу негодующими взглядами. Но, как видно, тот имел достаточный вес и авторитет, чтобы дальше этого дело не пошло. Шейранов откровенно забавлялся происходящим. Что там говорили в его детстве о крепостных? Бесправные, забитые, угнетаемые? Нет, разумеется, все это присутствует, и господа бывают разные. Но все-таки жизнь – такая штука, что без исключений в ней никогда не обходится.
Как Сергей и ожидал, секундант Лермонтова объявился у него только к вечеру следующего дня. Михаил Юрьевич всем своим видом давал понять окружающим, что предстоящий поединок, а в этом никто не сомневался, его ничуть не волнует. Поэтому он со всей компанией отправился на Машук встречать рассвет и вернулся только ближе к обеденному времени. Потом, пока суд да дело, время и прошло.
В роли секунданта поэта выступал… Мартынов! Йожики курносые! Вот что значит вмешаться в ход истории. Все очень даже легко может встать с ног на голову. Впрочем, порывшись немного в памяти и припомнив то, что рассказывала экскурсовод в «Домике Лермонтова» (пятигорском музее, посвященном поэту), он вспомнил, что эти двое были дружны. Этого не могли отрицать даже работницы музея, говорившие о поэте с придыханием, а о его убийце – шипя от ненависти, как змеи.
Для поединка Темляков выбрал шашки. Обосновывая свое решение тем, что, насколько ему известно, Лермонтов является отличным фехтовальщиком. О дальнейших условиях и времени, как было принято, договаривались секунданты.
Все верно, нашелся и тот, кто добровольно изъявил желание быть секундантом Сергея. Это был гвардейский поручик Волынский Аркадий Семенович, с которым у Темлякова случился конфликт. Тот буквально вверг его в ступор, когда уже утром заявился с заверениями, что весь к услугам Сергея Григорьевича, случись у него надобность в секундантах. Вот такие пироги с котятами…
– А можно полюбопытствовать, отчего вы решили стать моим секундантом? – поинтересовался Темляков.
– Признаться, очень хочу оказаться в первых рядах, когда вы будете шинковать этого острослова.
– То есть вы не сомневаетесь в том, что победителем окажусь именно я?
– Но ведь я прекратил ухаживать за Ариной Ивановной, – пожав плечами, озвучил очевидное поручик.
Надо сказать, он этим сильно удивил Сергея. А в процессе общения оказался нормальным и вполне адекватным молодым человеком. Ну да, гвардеец, и что с того? Кто не стоит за честь мундира? И потом соперничество между полками, гвардией и линейными частями – нормальное явление. То, что он приударил за девушкой и не думая на ней жениться… Давайте будем справедливы, насиловать ее он не собирался.
Словом, вполне типичный офицер русской армии. Ну и человек, не лишенный благоразумия, не пожелавший раздувать огонь на ровном месте. Шейранов в отличие от Темлякова даже не подумал подозревать его в трусости. Отказаться от глупой ссоры, не имеющей под собой серьезной основы, – это не трусость.
Драться условились у подножия Машука. Хм. И насколько помнил Шейранов расположение памятника в его слое, место было если не то же самое, но очень близкое к нему. Правда, деревьев тут сейчас нет, голая поляна, поросшая сочной зеленой травой и множеством полевых цветов. Ну да, ничего удивительного, третье июня всего лишь, дожди – дело самое обычное. Так, чтобы несколько дней кряду были погожие, редкость.
Как принято, дуэлянтам предложили примириться. Лермонтов изъявил готовность в случае извинений со стороны Темлякова. Тот заявил, что считает себя правым и извиняться ему не за что. Встали в позицию. Хм. А ведь, судя по взгляду Михаила Юрьевича, он готов прирезать своего противника. Нет, если бы тот признал свою неправоту… А так, только еще больше раззадорил. Ну что же, понеслась душа в рай. Только бы не поскользнуться.
Во время дуэли на пистолетах, когда стреляют не по жребию, многие стараются выстрелить первым. Они надеются на твердость руки и на удачу, чего уж там. Попадут, выйдут победителями, промажут, и тогда противник вызовет их к барьеру, после чего выстрелит с минимальной дистанции с максимальными шансами на успех. В России дуэли запрещены и преследуются по закону, но по иронии судьбы именно здешние неписаные правила наиболее жестки, а условия порой по-настоящему жестокие.
Но когда соперники дерутся на клинках, все меняется. Бой на шпагах сильно разнится с таковым на саблях, и даже шашка требует уже иного подхода. Потому что у всякого клинка свои особенности, свои сильные и слабые стороны. Но все поединки с холодным оружием отличают неторопливость и холодный расчет. Только полный невежда сразу же ринется в атаку, чтобы сокрушить противника и покончить с ним одним махом.
На этой полянке сошлись не мастера клинка. Но тем не менее в той или иной степени оба владели холодным оружием. Причем считались неплохими фехтовальщиками. Так что бой развивался вяло и неторопливо. Впрочем, это впечатление было обманчиво. Оба противника выжидали и делали аккуратные выпады в готовности тут же уйти в глухую защиту или разорвать дистанцию. Они кружили в том самом танце, который столь знаком опытным бойцам, прощупывая возможности противника и пребывая в готовности воспользоваться любой маломальской ошибкой оного или случайностью.
Проведя короткую серию ложных выпадов и ударов, Лермонтов крутнул шашкой и прорвал оборону противника. Шашка – это рубящее или даже режущее оружие, и именно таких ударов можно ожидать от вооруженного ею, но поэт решил нанести колющий удар в грудь. Казалось, ничто не способно противостоять этому выпаду, в глазах Лермонтова уже блеснуло торжество…
Темляков не стал разрывать дистанцию. Вопреки ожиданиям, он сделал стремительный шаг навстречу противнику и вправо, уводя свое тело с линии атаки. Клинок прошел мимо груди на расстоянии ладони. А в следующее мгновение шашка Сергея пошла вверх и взрезала правое предплечье Лермонтова, вынуждая того выронить клинок. Круговое движение, и блестящая полоса стали сверху и наискось распластала его левое бедро. Приемы рукопашного боя Сергею не пригодились, зато наука, которую преподал ему казак по фамилии Пархоменко, пришлась весьма кстати.
Поэт рухнул на траву как подрубленный. Впрочем, противник как раз его и подрубил. Темляков замер над поверженным противником, приставив к его груди острие шашки. Обозначив, что он волен делать с поверженным все, что угодно, он отложил клинок в сторону и склонился над раненым.
– Господа, мою сумку, быстро.
Все, противник остался в прошлом, теперь в Темлякове заговорил доктор. Мог ли Шейранов, получив для этого возможность, не озаботиться походным хирургическим набором и медицинскими средствами? Вот уж нет! Так что у подпоручика было все необходимое для оказания помощи, причем далеко не только первой. Разумеется, по местным меркам, и все же…
Он быстро наложил жгуты на раны Лермонтова, с облегчением убедившись в том, что сухожилия на правой руке остались нетронутыми. Уж очень быстро выронил клинок Лермонтов. Оно бы остановиться, даже эта рана была достаточно серьезна, но куда там, вся контратака Темлякова представляла собой единое круговое движение, и он просто не мог ею управлять.
– Господа, я хочу в вашем присутствии попросить прощения у Михаила Юрьевича за мои слова, высказанные позавчера вечером.
Присутствующие при этом двое молодых людей с недоумением посмотрели на Сергея, силясь понять, что тут вообще происходит. Победив своего противника, он не придумал ничего лучшего, кроме как броситься его спасать. Мало того, слегка уняв кровотечение, тут же стал просить у него прощения. Для чего он тогда вообще дрался, отстаивая свое мнение? Но с другой стороны, это, конечно же, выглядело весьма эффектно и благородно.
Уняв обильное кровотечение, Сергей Федорович обработал свои руки спиртом, после чего по очереди промыл раны отваром из трав, которые купил у местной травницы, и наложил швы. Уже закончив с перевязкой, он предложил господам Мартынову и Волынскому отправиться в город и, посетив подворье вдовы Охримовой, направить сюда слугу Весниных Севастьяна с экипажем.
– Вы странный человек, Сергей Григорьевич, – устраиваясь поудобнее под деревом, куда его перенесли, произнес Лермонтов.
– А уж вы какой странный, Михаил Юрьевич, я просто диву даюсь.
– Я вас еще не простил.
– А я и не нуждаюсь в вашем прощении. Я сказал то, что должен был сказать и что считаю верным, а там дуйтесь на меня хоть до скончания века.
– И судя по тому, что остались тут со мной, вы имеете еще что-то мне поведать.
– Имею. Я хочу дать вам совет, прекращайте выставлять себя в негативном свете, изливать желчь на окружающих и донимать тех, кто вас любит. Ведь в вас должно быть немало хорошего, если тот же Мартынов дорожит дружбой с вами и готов прийти вам на выручку. Однако вы платите ему тем, что, когда рядом не оказывается меня, ваши колкости сыплются на него. А его юношеское прозвище Мартышка… Детство и юношество остались позади, вы взрослые люди, и то, что раньше казалось безобидным и нормальным, сегодня может ранить больнее стали. Ранить настолько сильно, что любящее вас сердце наполнится ненавистью к вам.
– Не слишком ли вы молоды для подобных советов?
– Необязательно быть убеленным сединой стариком, чтобы говорить умные вещи. Вам же это удается в ваших стихах и прозе. А вы не намного старше меня. Если вам доставляет удовольствие быть той язвой, какой вы являетесь сейчас, то хотя бы не донимайте своих друзей, ведь их у вас не так уж и много.
– Зачем вы меня вынудили вызвать вас на поединок? – вдруг поинтересовался Лермонтов.
– Чтобы вправить вам мозги. Если мне это не удалось, то вы повторите судьбу Пушкина. Уйти из жизни на высокой ноте, конечно, заманчиво, но если вы проживете подольше, то сможете куда сильнее попортить кровь столь нелюбимому вами свету, испортите настроение светским щеголям и львицам. Ну и мимоходом одарите русскую литературу несколькими шедеврами, что не говори, а у вас это отлично получается.
– Странно слышать это от вас.
– Отчего же. Намекаете на мои слова о плагиате? Полноте. Если пушкинская Полтава подвигла вас на Бородино, то вместо одной прекрасной поэмы мы имеем не менее прекрасное стихотворение. И так далее. Хм. Михаил Юрьевич, я хотел у вас поинтересоваться, как вы относитесь к Арине Ивановне? – вдруг переключился на совершенно другую тему Сергей.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете что. Если вы питаете в отношении ее какие-то серьезные планы, то так тому и быть. Если же захотите с ней просто поиграть и выбросить, как сломанную игрушку…
– То что?
– Я убью вас. Не будет никакой дуэли, обвинений и разбирательств. Если вы ее обидите, то я вас просто прикончу. Но если у вас серьезные намерения, я молча отойду в сторону.
– А если она любит вас?
– Я реалист. Против вас у меня нет никаких шансов. Здесь я могу быть только на вторых ролях.
– А мне будет позволено хотя бы разобраться в себе? – ухмыльнувшись, полюбопытствовал Лермонтов.
– Да разбирайтесь хоть до второго пришествия, я прошу только об одном, чтобы вы не нанесли ей обиду. Ну вот, а я о чем говорил, – поднимаясь на ноги и рассматривая приближающийся экипаж, произнес Шейранов.
– Что там?
– Экипаж Весниных, и Арина Ивановна собственной персоной спешит на помощь своему возлюбленному. И судя по всему, это не я.