Уже в течение часа референт-адъютант соединял шефа госбезопасности только с тем узким кругом людей, которые были указаны в списке, составленном самим генералом.

Он еще не знал, что очень скоро эти люди станут костяком нового высшего руководства страны — некоего «Госкомитета по чрезвычайному положению», но по взволнованности голосов и по самому подбору посетителей давно определил: эти люди задумали что-то очень серьезное. Нечто такое, о чем ему не только не положено было знать, но и категорически не полагалось догадываться.

Правда, появилось в этом «списке избранных и допущенных» и несколько, на первый взгляд, совершенно «необъяснимых» людей. Как, например, шеф кагэбэ по Казахстану, называя которого, Корягин проворчал: «Да, и обязательно дозвонитесь мне до главного казахского кагэбиста Воротова. Понять не могу, почему я до сих пор не убрал его!»

Если бы речь шла об Украине, референт-адъютант еще воспринял бы это как должное, но обращаться сейчас, в такое время, в алма-атинский филиал конторы!.. Однако еще больше удивился полковник, когда уже буквально через десять минут Корягин с холодной вежливостью поинтересовался у него:

— Так что там с Алма-Атой?

И только тогда референт-адъютант Нефедов понял свою ошибку. Он до сих пор даже не пытался выйти на связь с Воротовым. Не потому, что забыл. Просто сюда, в приемную, звонки шли чередой. Правда, почти всех их полковник «глушил», но все равно это отбирало уйму времени. Вот только шефу этого не объяснишь.

— Пока не удалось, — попытался он нагло соврать, однако Корягин уже понял, что полковник еще попросту не вычислил казаха-кагэбиста по «табели о важности персон», а потому с еще более суровым спокойствием произнес:

— Я просил бы вас, полковник Нефедов, срочно вызвать на связь начальника республиканского Управления госбезопасности по Казахстану генерал-майора Воротова.

Нефедов прекрасно знал: если уж шеф доходит до полного титулования кого-либо из подчиненных — хуже приметы не бывает. Вот и сейчас в устах Корягина это прозвучало как первый признак того, что казахский обладатель титулов и званий очень скоро может всех их лишиться и вообще оказаться не у дел.

На сей раз полковник попытался с ходу выйти на связь с Воротовым, но, после нескольких попыток, связаться ему удалось только с одним из его подчиненных, да еще — с порученцем. Причем оба заявили, что Воротов сейчас «у первого лица державы», — они отвечали именно так: не республики, а державы, что очень удивило Нефедова, и оба туманно объясняли своему коллеге из столицы: «Вы же понимаете, какие события у нас здесь происходят!».

Когда полковник услышал это объяснение от первого собеседника, то не сразу понял, о чем это он; подумал, что имеется в виду что-то происходящее в связи с переворотом; когда же об этом обмолвился порученец Воротова, почему-то вдруг постеснялся уточнить, что именно тот имеет в виду. Во-первых, не хотелось бы выглядеть человеком несведущим, во-вторых, он понимал, что по обычному телефону разъяснять «сложные ситуации» в кагэбэ не принято. Другое дело — по спецсвязи. Однако от секретного аппарата Воротов, судя по всему, был сейчас далековато.

Все прояснил начальник отдела по связям с общественностью, у которого в конторе было именно то прозвище, которого он заслуживал — «Проныра». Войдя в кабинет референт-адъютанта и увидев, что тот мается в одиночестве, тут же спросил:

— Так что там слышно из Казахстана?

— А что должно быть слышно… из Казахстана? Что там вообще происходит?

Проныра на несколько мгновений застыл с открытым ртом, но, сообразив, что Нефедов действительно не понимает, о чем идет речь, объяснил:

— Так ведь сейчас там находится Президент России Борис Елагин. Так сказать, с официальным визитом в «дружественной стране»… — мать их. Дожились!

— Вот оно в чем дело!.. — понял свою оплошность полковник. — Совершенно упустил это из виду.

— Не ты один, — успокоил его Проныра. — Все мы… упустили его из виду. Именно поэтому он сейчас в Алма-Ате, ведет переговоры с Президентом Кузгумбаевым. Укрепляет, видите ли, связи между суверенными государствами — Российской Федерацией и Казахстаном, делая при этом вид, что Советского Союза уже не существует, что с этой страной давно покончено.

Как только Проныра исчез за дверью, референт-адъютант вновь прошелся по телефонам замов Воротова, и первому же из тех, кого удалось выловить, передал:

— Приказ Самого: немедленно разыщите Воротова. Пусть тотчас же свяжется с Москвой, с шефом.

На сей раз цепочка сработала. Уже минут через десять полковник услышал в трубке: «Казахстан. Воротов», и тут же доложил об этом Корягину, хотя знал, что у того все еще находятся министр внутренних дел и министр обороны.

— Ну и что там у вас? — жестко поинтересовался Корягин, как только услышал голос «казаха».

— Ситуация под контролем.

— Конкретнее.

— Без происшествий, — не понял его Воротов.

— С Елагиным что? — спросил генерал армии голосом нервного учителя, потерявшего надежду обнаружить у двоечника хоть какие-то знания. — С его возвращением в Москву?

— Исходя из вашего требования, вылет удастся задержать.

— На сколько?

— На час.

— Мало.

— Да, но…

— Я сказал: «мало»!

Однако жесткость тона председателя Госбезопасности Воротова не остепенила. Он знал реальное положение дел в республике и исходил из нее.

— Но ведь это же не наш, а российский «борт».

— Не понял.

— Это же самолет российский, причем президентский, с российскими пилотами. Им уже доложили об исправности и готовности к полету, и сейчас борт пребывает под усиленной охраной людей Елагина.

Только теперь шеф госбезопасности сообразил, почему Воротов так упрямо цепляется за недоступность «борта». Он, очевидно, решил, что единственная возможность задержать Президента России — это вывести из строя его самолет, или же, «запустив» ложную тревогу, заставить механиков и спецохрану еще раз пройтись по всем бортовым узлам.

— Я ведь не требую, чтобы борт не долетел, — Корягин был уверен в надежности своей спецсвязи, а потому мог говорить открытым текстом. — От вас не это требуется, Воротов.

— По-нят-но… — и голос казаха показался ему еще более озабоченным.

— Существует же, черт возьми, такое понятие, как «восточное гостеприимство»! Пусть проявят это самое свое, хваленое, восточное… Хотя бы на три часа.

— На три?!

Воротов изначально определил, что Кузгумбаев продержит Елагина на своем «восточном гостеприимстве» не менее двух часов, и когда он говорил о часе, — это было подстраховкой. Но этот неожиданный звонок председателя Госбезопасности… Казах уже подумал было что там, в Москве, наверху, что-то очень сильно изменилось, и теперь уже от него потребуют не задержки борта, а наземного устранения Елагина. А что, ситуация явно способствовала такому повороту событий. Ведь погибнуть Елагин должен был бы не в России, а в Казахстане, где покушение на него можно было приписать кому угодно, от казахских национал-исламистов, до афганских моджахедов.

— Но каким образом можно заставить Президента Казахстана три лишних часа продержать в своей столице Президента России, отлет которого жестко определен и согласован и который, в силу известных обстоятельств, буквально рвется в Москву? Под домашний арест взять его, что ли?!

Только потому, что Воротов произнес эти слова уже на удивление спокойно, как бы размышляя вслух, беседуя с самим собой, несдержанность подчиненного Старый Чекист ему простил.

— Мы ведь уже говорили с тобой о прелестях восточного гостеприимства, — неожиданно напомнил Корягин, опять заставив Воротова горько ухмыльнуться. — Словом, решай, генерал, решай; но при этом помни — на карту сейчас поставлено очень многое.