Прервав трапезу, Курбанов едва слышно приблизился к лестнице, ведущей на второй этаж, и прислушался. Телевизор не работал, и вообще из зала на втором этаже не доносилось ни звука. Майора так и подмывало подняться наверх и попытаться убедить Лилиан, что выбор его окончательно склонился в пользу… женщины. Однако, представив себе, насколько решительно и жестко может пресечь все его попытки этот «латышский стрелок в юбке», предпочел трусливо ретироваться в столовую.

Когда Лилиан вновь появилась, Курбанов мельком взглянул на часы и криво улыбнулся: прошло ровно пятнадцать минут.

— Рядовой необученный Курбанов прием пищи закончил! — гвардейским баском доложил он, становясь навытяжку.

— Слишком дурашливо, — презрительно процедила ржановолосая, проходя мимо него и быстро собирая посуду в узорчатый пластмассовый короб, в котором доставила ему еду. — …Что для настоящего офицера непозволительно.

— Признаю. Какой-то странный у нас получается разговор.

— А почему вы решили, что он у нас… «по-луча-ется»? — аккуратно протерла Лилиан клеенчатое покрытие стола.

— В таком случае странно, что он почему-то не получается. Ведь причин для конфликта не существует.

— Вот в этом как раз ничего странного.

— Я могу задать несколько неслужебных вопросов?

— Категорически нет.

— А сугубо служебных?

— У нас с вами не может возникать «сугубо служебных» вопросов. Мало того, я думаю, что ко мне у вас вообще не должно возникать каких-либо вопросов.

— Вы хотя бы имеете представление о том, кто я?

— Если это угроза, то она смешит меня, — невозмутимо поставила его в известность Лилиан.

— Ну, какая может быть угроза? Очевидно, я неточно выразился. Не с того начал, маз-зурка при свечах.

— Не «с того». Это уж точно. В этом, майор, можете не сомневаться.

— То есть я так понимаю — вы знаете, кто я, откуда прибыл и как оказался в Крыму.

— Меня это попросту не интересует. Даже те сведения относительно вас, которыми я вынуждена обладать, никакого интереса у меня не вызывают.

Курбанов попытался язвительно улыбнуться, но и язвительности у него тоже не получилось. Да, на лице появилась некая ухмылка, но уж слишком жалкая.

— Хорошо, в таком случае ставлю вопрос прямо: это вам поручено поддерживать связь со мной? Или же вы не более чем официантка?

— Я не принадлежу к женщинам, которые могут быть «не более чем официантками». Как, впрочем, и кухарками — тоже. Ко мне подобные мерки попросту неприменимы. Для этого существуют другие. Из другой касты.

— Не смею сомневаться, сеньора. Извините, что принял вас за «человека на связи».

Несколько секунд Лилиан гипнотизировала его голубым безумием своих глаз, затем медленно отвела взгляд куда-то в сторону и вверх, под потолок, и только тогда Курбанов уловил на ее губах нечто похожее на едва заметную ухмылку.

— О наших с вами связях, господин Курбанов, поговорим чуть позже. Когда придет для этого срок.

— Считаете, что он все еще не пришел? — попытался съязвить Виктор, следуя за ржановолосой до самой входной двери.

— Вы ведь сами чувствуете, что не пришел. Иначе не вели бы себя так по-идиотски. Или, наоборот, вели бы себя еще более странно…

она вышла за калитку и, словно бы не замечая, что Курбанов пытается провожать, закрыла её у майора перед носом. Причем проделала это со сладострастием тюремщика.

«Записка, — только сейчас вспомнил Курбанов о повелительном женском почерке, предписывающем, что, когда и как ему следует делать в этом монастыре. — Так и забыл спросить, она ли сочиняет эти “романтические” послания. Тогда все сразу же прояснилось бы. Но если не она, — попытался успокоить себя Курбанов, — значит, на связи появится мужик. Возможно, кто-то из сотрудников госбезопасности или даже из бывших цековских работников. И тогда все прояснится само собой, как прояснялось уже не раз.

Впрочем, при любом раскладе, рассчитывать на флирт, на постельную близость с этим Латышским Стрелком, не приходится, — рассуждал майор. — Так что впредь относись к ней, как и следует относиться к… официантке».

Территория «Лазурного берега» напоминала небольшой ботанический сад в миниатюре: три вида сосны, серебристая ель, склонившаяся над микроскопическим прудом, над которым зависал декоративный арочный мостик; ивы, кусты какого-то хвойника… Побродив по этим «дебрям», Курбанов отправился в свой «персональный» тир, где, не поскупились на запас пневматических и малокалиберных патронов, и около часа провел там, отстреливая движущиеся мишени.

«Неделю в таком режиме я, может, и продержусь, — пришел он к мрачному выводу, возвращаясь в свою комфортабельную тюрьму, — но не более. Того и гляди, от тоски начну отстреливать обитателей “Лазурного берега”. Я им такое сафари устрою, что придется вызывать эскадрилью вертолетов, чтобы нейтрализовать меня».

Другое дело, что и в тире, и во дворе мысли Курбанова, в общем-то, были заняты одним желанием — как можно скорее дождаться очередного явления Лилиан. Причем нетерпение его объяснялось несколькими мотивами. Все-таки хотелось выяснить, кто же будет по-настоящему опекать его; и хоть что-нибудь выведать относительно цели этой странной консервации. К тому же он не прочь был прибегнуть к еще одной попытке флирта. Увы — майор понимал это — не более чем к попытке…

В то, что Латышский Стрелок, как решил называть ее про себя Виктор, вообще не имеет никакого отношения к операции, он не верил. Таких женщин попросту так, по штатному расписанию пансионата, к фартукам официанток не допускают. А вот о том, чтобы попытаться затащить ржановолосую бестию в постель, он уже даже не мечтал: все равно, что мечтать о любовных играх с не вовремя разбуженной медведицей.

Включая телевизор, Виктор втайне надеялся, что разгадка его ухода в полуподполье может скрываться в последних новостях. Однако на экране воспроизводились события, уже принадлежавшие истории. Основываясь на архивных видеоматериалах, какой-то журналист пытался воспроизвести «хронику ползучего развала Союза»:

«…Только что состоялся III Внеочередной съезд народных депутатов России, на котором, по существу, планировалось свержение спикера.

…Шахтеры требуют отставки Президента и союзного правительства. На июнь назначены выборы первого Президента России.

…Некий полковник напористо подсказывал коммунистам и всем “союзнонастроенным” советским гражданам, что пора создавать “Комитет по спасению СССР”. Он же подталкивал армейских генералов к тому, что настало время брать власть в свои руки, действуя совместно с генералами милиции и госбезопасности. Причем начинать следует со введения чрезвычайного положения…»

Увлекшись этой телепередачей, Курбанов неожиданно поймал себя на мысли, что она почти не вызывает в нем никакой тоски по почившему в бозе Союзу. Возможно, потому и не вызывает, что он, майор спецназа, прекрасно знал, как близко находилась вся эта агонизирующая империя от грани, за которой в подобных ситуациях обычно разгоралась неуемная гражданская война.