Глава 11. Честь не имеет значения

Снова перед ним поднимался на горизонте освещенный королевский дворец, возвышающийся над всем Рейнсвальдом, такой же огромный и грандиозный, но сейчас казавшийся мрачным и тяжелым, словно нависающим над человеком. Прежнее величие и красота сейчас не воспринимались погрузившимся в свои думы Эдвардом, сидевшим на пассажирском сидении транспортного аэрокоптера с гербами Тристанского дома, медленно приближавшегося к посадочной площадке. Последний раз, когда он посещал это место, то танцевал с Изабеллой и был искренне счастлив, а жизнь впереди ему казалось успешной и с очень счастливым будущим.

Эдвард вздохнул, собираясь с мыслями и отгоняя прочь все лишние размышления. Его сейчас ждет первое появление в свете после всех прошедших событий, после полутора месяцев реабилитации, почти оправившегося от полученных ран и горевшего жаждой мести. Конечно, королевский двор будет полниться слухами о его прибытии, равно как и о том, что собирается делать дальше. Сборище глупцов и сплетников, по другому думать о придворных, живущих во дворце, тристанский барон не мог себя заставить, чувствуя, как даже сейчас к горлу подбирается ком, ведь даже расстрел его свадьбы был для них не более, чем очередной интересной новостью, какую можно обсуждать и перебирать по деталям бесконечно. С какой бы радостью он посмотрел бы, как их самих расстреливают из автоматического оружия. Хотя, быть может, такое еще предстоит увидеть, если на Рейнсвальде все же вспыхнет война, не будет ни правых, ни виноватых, лишь те, кто на твоей стороне, и все остальные. Гражданская война страшнее любой другой во многом потому, что в ней брат идет на брата, друг на друга, нет правил и ограничений, нет нейтральных или невиновных. Безумная резня тех, кто еще недавно называл себя гражданами одного государства, а потом с неистовством уничтожает своих же соседей, спишет любые ошибки и любые грехи.

С другой стороны, ему нельзя было об этом думать, ведь сейчас ему предстояла личная аудиенция с королем, которая должна была состояться гораздо раньше, сразу после его свадьбы, но судьба распорядилась совершенно иначе, отодвинув на этот срок. Интересно только, насколько король ему доверяет, следили ли агенты королевской разведки за ним, пока находился в больнице? Его собственные разведчики ни о чем таком не сообщают, хотя несколько раз ловили внедренных в персонал больницы агентов Гористаров и даже Фларского графства. Всех их ликвидировали, чтобы дать понять твердость намерений тристанского барона. Пусть это и не повод, чтобы портить отношение с графом, но доверять ему так же, как доверял Рокфору, Райсору или даже Севереду Эдвард банально не мог. Они с ним лишь союзники, и то только сейчас, поскольку цели их совпадают. А потом слишком многое может измениться.

– Мы заходим на посадку, барон! – доложил пилот, оторвав его от прежних размышлений.

– Дождитесь меня! – кивнул Эдвард, – далеко от машины не отходить, может быть, придется подниматься очень быстро, – он заранее предупредил пилотов, не зная еще точно, как могут повернуться дальнейшие события. Единственное, что все еще вызывало опасение в дальнейшей его жизни в случае провала всего плана, лишь то, что может погибнуть раньше, прежде чем увидит смерть Респира. На посадочной площадке его уже ожидали гвардейцы из Стражи Трона, сопроводившие до самых дверей королевских покоев, где его уже ждали.

По последним сведениям, что просочились в королевский двор, а оттуда уже по всему остальному Рейнсвальду, его состояние только ухудшилось со времени их последней встречи, но врачи делали все, чтобы протянуть эту бесконечную агонию, уже и сами не веря, что возможно выздоровление. Любой другой человек уже устал бы бороться с неизбежным, но только не Иинан, и в этом они даже были похожи, до последнего цепляясь за жизнь ради единственной цели.

В отличие от всего остального дворца личные покои короля были куда менее помпезными, но гораздо уютнее, обставленные в соответствии с личными вкусами многих прежних королей, некогда живших здесь, и каждый из которых обязательно оставлял отпечаток своих предпочтений на стенах и интерьерах этой комнаты. Темные мягкие обои из натурального бархата зеленого цвета, украшенные золотой вышивкой и тонкой резьбой по настоящему дереву, покрытому слоем напыления из чистого серебра. Мягкая мебель в изысканном стиле, в основном темных цветов, с большими балдахинами, где были нарисованы гербы домов, чьи представители становились королями и вписывали очередной вензель в затейливые росписи королевского зала.

Сейчас король ожидал его в Охотничьей комнате, наверное, одной из самых интересных, странных и пугающих во всем дворце. На стенах в качестве трофеев висели головы самых редких и жутких тварей, что отловлены на Рейнсвальде и на поверхности, где буйство сошедшей с ума природы рождает самых жутких и безжалостных монстров. Украшенные рогами и острыми, как клинки, зубами, с роговыми пластинами или толстой, как броня, кожей, головы этих существ теперь висели на стенах комнаты, как молчаливые доказательства таланта владения оружием своих убийц. У разожженного каменного камина, где, судя по аромату, идущему оттуда, горело несколько бревен из настоящего дерева, сейчас стояла тахта, где лежал Иинан, смотрящий на скачущее пламя, вгрызающееся в топливо с потрескиванием и шипением.

– Ваше Величество, – Эдвард медленно подошел к тахте и встал перед ней на одно колено, обращаясь к королю, – мне сообщили, что Вы вызывали меня, и сейчас явился по вашему приказанию.

– А, Эдвард, – Иинан Третий, оторвавшись от созерцания огня, посмотрел на молодого барона и добродушно улыбнулся. Лицо старика снова закрывала кислородная маска, позволявшая ему хоть как-то дышать, но испещренная морщинами кожа уже почти не слушалась уставших мышц, и улыбка выглядела так, будто король скривился от боли, – ты наконец-то пришел. Мне говорили, что твое лечение затягивается, ранения очень серьезные, но я верил, что ты сможешь перебороть свою слабость и снова встать на ноги. В наше время редко когда можно найти верных людей, но ты весь пошел в своего отца. У него вместо хребта был настоящий стальной стержень, который невозможно сломать, – король едва смог положить с трудом слушавшуюся руку на плечо Эдварду, – ни болезнь, ни раны, ни потери не могли его сломить. Не то, что меня… – король оглядел себя и медицинские имплантаты, поддерживающие в нем жизнь, – такой же стержень есть и у тебя. Я надеюсь и верю, что когда-нибудь ты сможешь свыкнуться с мыслью о любимой… нет, нет, нет… Дай старику договорить, – покачал он головой, заметив, что Эдвард хочет что-то сказать, – твой отец был одним из немногих на этом острове, которому я еще мог доверять, зная, что им руководит верность, а не какие-то личные или материальные мотивы. И после его безвременного исчезновения у меня не осталось никого, чьему слову мог поверить. Поэтому надеялся на тебя, смотрел, как ты рос и учился быть мужчиной. И искренне был рад твоему выбору девушки и будущей жены, и теперь скорблю о ней вместе с тобой. Только сейчас, не смотря на боль утраты, ты нужен мне. Нужен, как никогда раньше, ведь от твоих слов теперь зависит судьба всего Рейнсвальда, а так же спокойствие моей души, – он жестом приказал слугам выйти, оставив их наедине, – Эдвард, сынок, ты же получал мое письмо, где я просил тебя сделать выбор. Так что, не томи меня больше, дай старику наконец-то спокойно умереть и скажи, что ты принимаешь мое предложение.

– Ваше Величество, – Эдвард опустил голову, не в силах больше выдерживать его взгляд, только в надежде на то, что этот жест скроет выступившие в уголках глаз слезы, – я долго думал над вашими словами. Порой это было единственным, что позволяло заглушать боль в душе, но вы просите меня отказаться от данных ранее клятв, от своей чести и прежних принципов. Ради того, чтобы спасти Рейнсвальд в грядущей гражданской войне… Однако, если выбор падет на меня, остальные претенденты не согласятся с такими условиями…

– За тобой выступит Королевская армия, – сказал Иинан, – весь королевский флот и все войска будут в твоем распоряжении. С ней и с помощью своих союзников ты сможешь подавить любое восстание, победить любого, кто попытается завладеть троном вместо тебя. Ты установишь новое правление, новые правила, больше не будет этих выборов и больше не будет такой свободы феодалов. Они все равно не умеют ей пользоваться. Ты станешь основателем новой династии, и воспитаешь своего преемника достойным и мудрым правителем, что поведет наш общий дом к процветанию. Вот, что я прошу от тебя. Только не ври умирающему… ты же сам понимаешь, что идея выбора короля изжила себя, теперь на престол претендует не самые благородные и достойные, а лишь самых богатые, хитрые и изворотливые. Они торгаши, но не короли…

– Да, Ваше Величество, – снова кивнул Эдвард, понимая, что король действительно говорит правду. Рейнсвальд прошел золотую эпоху своего развития, когда феодалы строили новый мир, разгоняя тьму ярким светом городов и колоний, теперь их больше интересовали богатство и власть, а это уже застой, за какими дальше идет только регресс и упадок. Королевству нужны были реформы и преобразования, что смогут сорвать накопившиеся слои коросты и плесени, обнажить старые и давно заброшенные пути, вернуть желание жить, а не существовать. Эдвард когда-то тоже верил в это, околдованный словами отца, все время говорившего о будущем, о том, что только предстояло достичь, о дальних странах и далеких временах, когда человек сможет развеять тьму и обнажить истинную изнанку этого мира, прекрасную и яркую, а не то бессмыслие и кошмар, что ежедневно разъедали его.

– Так ты станешь новым королем Рейнсвальда, моим преемником, человеком без страха и упрека, кому я передам свою корону? – Иинан, крепко сжал его плечо, насколько еще хватало сил, повторив уже заданный в письме вопрос взволнованным голосом, – мне больше некому верить, придворные глупы и жадны, феодалы наглы и бесчестны… Рейнсвальд стал другим, он изменился под весом собственной цивилизации, и его надо спасать, прежде, чем опоры окончательно рухнут. Быть может, даже мечом и кровью…

– Да, Ваше Величество, – еще раз кивнул Эдвард, – я приму корону Рейнсвальда, и продолжу ваше дело. Усмирю баронов и претендентов, насколько это будет в моих силах. На острове больше не будет войн, только те, что необходимы для защиты королевского престола. Я готов пожертвовать всем, чтобы выполнить это обещание, – он встал на оба колена, опустив голову перед королем и положив правую руку на эфес шпаги, лишь слыша его учащенное дыхание.

– Хорошо, – кивнул Иинан, достав из складок своего одеяния небольшой сверток пергамента, скрепленный королевской печатью, – возьми его. Это Право Выбора короля. Здесь твое имя, подкрепленное моей печатью, никто не сможет его оспорить. Тебе останется лишь показать его, чтобы получить законное право на престол, – король передал свиток Эдварду, взявшему его двумя руками, поцеловав руку короля. – Хорошо… теперь я спокоен и могу закончить свой земной путь, – он устало посмотрел на тристанского барона, державшего в руках ключ к трону Рейнсвальда, – и ты дашь мне наконец-то умереть. Открой клапан на этом имплантате, – он указал пальцем на небольшой медицинский прибор с вживленными в сосудистую систему катетерами, – там снотворное, поскольку боли не дают мне спать спокойно вот уже несколько месяцев, – и не закрывай. Я уже давно должен отравиться к своим предкам в страну теней, но до этого момента умирать мне было нельзя… – он закашлялся и Эдвард схватил его за руку.

– Ваше Величество! – не смотря на все свои прежние помысли, сейчас молодой барон был не на шутку взволнован, – я не могу убить вас! Я… у меня рука не поднимется на подобный поступок… это же… – подобная просьба полностью сбила его с толка, ничего подобного ожидать и не мог в тот момент, когда входил под эти своды. Как он только вообще мог подумать, что у него хватит смелости, чтобы убить короля! Яд в нагрудном кармане, что принес с собой, был логичным, пусть и бесчестным решением этой проблемы, но только сейчас Эдвард осознал, что никогда бы не смог действительно сделать хоть что-то подобное, настолько это выходило за рамки привычного для него мира. Секундное помешательство, что заставило его придумать такой план, все же не смогло изменить его душу настолько, чтобы привести этот план в действие, что бы сам не думал. Только сейчас сам король просит об этом, оставляя Эдварда в безвыходной ситуации, разрывая между долгом чести и долгом верности клятвам вассалитета.

– Дай умереть старику, – твердым голосом попросил Иинан, – а потом возьми престол. Мои руки слишком слабы, чтобы и дальше его удерживать, и ты сможешь сделать то, что я не смог. Как король я повелеваю тебе, открой этот демонов клапан! – он закашлялся и снова схватился за Эдварда, чтобы не свалиться с тахты. Чуть придя в себя, умоляюще посмотрел на молодого барона, – видишь, во что я превратился? Что со мной делают эти врачи? Всего десять лет назад я вел войска в битву против Разрушителя Ганулла, и лично сразил эту тварь в рукопашной схватке, а теперь даже не могу самостоятельно высморкаться, – он грустно усмехнулся, – я не хочу так жить дальше… пожалуйста…

– Да, Ваше Величество, – Эдвард сдался, не зная, что можно сказать против этой просьбы. Старик просто хотел наконец-то получить покой, избавиться от того ежедневного кошмара, каким для него теперь была жизнь. Едва сдерживая рвущие грудь эмоции, все же протянул руку к имплантату и выкрутил клапан, сразу увеличив подачу снотворного в кровь королю. Доза была слишком большой, чтобы из такого сна можно было вернуться, но Иинан лишь с благодарностью посмотрел на него, пока еще организм боролся с лекарством, чтобы успеть произнести последние прощальные слова.

– Я благодарен тебе, барон Тристанский и герцог Аверийский, – сказал король Рейнсвальда, уже погружаясь в свой последний сон, – будь мудрым королем. Прощай, я не верю в загробную жизнь, но если она все-таки существует, быть может, когда-нибудь снова встретимся… А пока я расскажу твоему отцу, каким ты стал… Пусть боги Неба помогут тебе…

– Богов нет… – покачал головой Эдвард, но король уже не слышал его слов, глаза были закрыты, и он мирно дышал, пока снотворное продолжало и дальше поступать в его кровь. Барон продолжал стоять перед ним на коленях, с трудом сдерживая эмоции, чувствуя себя обязанным присутствовать при последних моментах жизни короля, оставившего столь значимый след в истории Рейнсвальда. Всего лишь несколько минут, в течение которых дыхание короля становилось все реже и слабее. Подключенный к нему прибор жизнеобеспечения тревожно запищал, предупреждая о слабеющих жизненных показателях, но Эдвард отключил его одним нажатием клавиши, не тревожа последние секунды жизни этого человека попытками реанимации. Только когда король, последний раз вздохнув, покинул этот мир, Эдвард прикрыл ему глаза, чувствуя, как какая-то его часть рассыпалась на мелкие кусочки, оставив на теле израненной души еще одно пустое, ничем не занятое место. Это была не такая боль, что терзала его со смертью Изабеллы, и не то чувство потери, что сопровождало его с того самого момента, как отец его пропал в пустошах открытого Пространства вместе с исследовательской экспедицией. Скорее напоминала траурную скорбь, мрачную и возвышенную, словно провожал в последний путь великого героя, павшего с честью и достоинством. И к боли утраты и расставания примешивалось чувство гордости и величия момента, поскольку Иинан Третий действительно заслужил, чтобы люди помнили его и гордились тем, что когда-то жили в одно время с ним и шли в бой под его знаменами.

– Король умер! – тихо произнес Эдвард, выходя из Охотничьей комнаты. Слуги, на секунду подняв на него удивленные глаза, снова опустили взгляд и спокойно, один за другим, прошли мимо него к телу короля.

Приложив руку к груди, тристанский барон снова нащупал ампулу с ядом, которая так и не пригодилась. Король все равно сам сделал последний ход, и теперь наступала его очередь, и действовать предстояло быстро, быстрее, чем начнут все остальные. Оповещение баронов о собрании для выбора нового короля должно пройти ровно через пятьсот часов после смерти старого, а известия о смерти Иинана Третьего разойдутся по королевству меньше, чем за сутки. Пусть даже таким способом, но он запустил механизм, который теперь должен изменить Рейнсвальд.

Выйдя из королевского дворца и забравшись обратно в аэрокоптер, барон Тристанский еще в воздухе попытался связаться с графом Фларским. Для этого пришлось воспользоваться военной сетью Тристанского бароната, поскольку на территории Рейнсвальда, конечно, его не оказалась, от чего Эдвард выругался, не смущаясь в выражениях, поскольку так всегда и происходит. Как только начинается что-то важное, вечно людей не оказывается там, где они больше всего и нужны. Граф в это время находился у себя в феоде, где руководил уничтожением напавшей на одно из фермерских поселений группы пиратских кораблей, вынужденный временно отступиться от политических игр Рейнсвальда.

– Барон! Я очень удивлен слышать вас именно сейчас, – голос Дэлая действительно сквозил неприкрытыми эмоциями, но среди общего фона чувствовалось даже некоторое раздражение, что вполне объяснимо, – что такое случилось, раз вам столь необходимо мое внимание?

– Граф, вы должны немедленно вернуться на Рейнсвальд, – сказал Эдвард спокойным голосом. – Король умер. Сейчас должно решиться все то, к чему мы так долго стремились, и если вы сейчас же не вернетесь ко двору, то можем потерять все то, чего уже достигли… Граф, как слышите меня?

– Король умер? – граф даже не пытался скрыть свое удивления и радости, как карточный игрок, получивший на руки выигрышную комбинацию, не сравнимую с тем, что сейчас было на руках у соперников. – Святые Небеса! Эдвард! Немедленно поднимайте все войска! Передаю вам все полномочия командующего объединенными корпусами на Рейнсвальде, будьте готовы ко всему, что угодно, в том числе к ракетным ударам. Мы не знаем точно, как могут реагировать наши соперники! Барон! Этот день наконец-то настал! – почти что воскликнул граф Фларский, едва справляясь с волнением, после чего сразу отключился. Пятьсот часов уже пошли, и будущему претенденту необходимо очень многое успеть, чтобы выйти к собранию феодалов подготовленным к любым возможным трудностям в будущем.

Эдвард вздохнул, справляясь с наполнявшими голову мыслями. Первый ход игры уже сделан, теперь дело за вторым. Он ждал его с того самого момента, как принял окончательное решение следовать своим путем, а не выбирать, пешкой в чьих руках ему быть. Все лишь одна общая паутина, и та, что он ткал, имела свой собственный рисунок, в который осторожно вплетались и остальные игроки, чьи действия должны быть строго определенными и заранее подготовленными, надо лишь их немного подтолкнуть в нужном направлении.

Аэрокоптер вернулся на борт корвета, ожидающего его у королевского порта. И, как только машина коснулась посадочной площадки в корабельном доке, корвет отправился в Камское герцогство, где в своем собственном замке сейчас находился Райсор, как и обычно, занятый многочисленными и требующими немедленного разрешения проблемами, связанными с находившимися под его управлениями верфями.

– Говорит барон Тристанский! Вызывает Камский замок! – уже выбравшись на капитанский мостик, Эдвард решил заранее предупредить своего друга о своем появлении. Тоже часть общей паутины, в которую, к сожалению, приходилось вплетать и своего друга. Рассказать ему открыто обо всех планах, подготовленных тристанским бароном в отношении всего Рейнсвальда в общем и его герцогства в частности, сразу не решался, боясь, что Райсор неправильно поймет те мотивы, каким сейчас следовал. Они были далеки от тех понятий чести, какими раньше руководствовался, но и повторять свои старые ошибки Эдвард больше не собирался, – барон Тристанский вызывает Камский замок! Повторяю! Барон Тристанский вызывает Камский замок!

– Ваш сигнал зафиксирован, барон, – через некоторое время в наушнике раздался усталый голос связиста. – Подтверждаем ваши кодификационные данные… Принято. Перевожу на личный канал герцога, ожидайте…

Снова пошли помехи пустого канала, но через минуту связь восстановилась, и Эдвард услышал голос своего друга, несколько уставшего и раздраженного. – Барон, весьма рад вас слышать, – хотя по интонации такого сказать было нельзя. – Что же заставило вас отвлекать меня от дел, хоть я и очень занят? Пока валялся в больнице с простреленной спиной, тут скопилась целая уйма документации, с которой никто не хочет возиться, и всю эту волокиту приходится разгребать именно мне. Так что если у вас не самые срочные новости, то лучше будет, если я свяжусь с тобой позже…

– Райсор! Король умер, – сразу ответил Эдвард. Готовое продолжаться брюзжание по поводу того, что герцогу лично приходиться занимать столь мелочными хлопотами, моментально сменилось в наушнике на плохо сдерживаемый кашель, когда Райсор буквально подавился уже заготовленными словами, вынужденный затолкать их в себя обратно. Герцог еще не откашлялся, но тристанский барон добавил: – Мне срочно нужна твоя помощь и уверенность в том, что в дальнейших событиях могу на тебя рассчитывать.

– Конечно, Эдвард, об этом не может быть даже никаких сомнений, – Райсор, судя по раздавшемуся звуку, просто смел со стола все накопившиеся там папки и планшеты, освобождая место для голограммного изображения. – Я велю подготовить весь военный флот и корабли союзников на верфях…

– Я скоро буду у тебя, там и поговорим, – сказал Эдвард, – а пока объявляй полную военную готовность и мобилизуй все резервы. Будем готовиться к самому худшему. Райсор, пока меня нет, предупреди Рокфора и свяжись с Аверией, пусть они тоже готовятся. Мы не знаем, решится ли Вассарий на новую попытку захвата или нет, воспользовавшись ситуаций, но их защита должна быть готова в любом случае!

Тристанский барон отключил канал и посмотрел на обзорный экран. Далеко под ними, уже простирались пустоши Камского герцогства, рассекаемые прямыми линиями автострад или наполовину засыпанных песком и пересушенной пылью топливных трубопроводов, идущих к верфям от гигантских подземных хранилищ. Местами возвышались закрытые купола ферм и небольших рабочих городков и поселений, соединенных друг с другом монорельсом и скоростными магнитными дорогами. Такой пейзаж практически ничем не отличался от того, что можно увидеть на территории практически любого феода. Кажущиеся с такого расстояния яркими цепочками огоньков, на деле являющиеся осветительными прожекторами внешних стен или охранных периметров, проходящие сквозь тьму и складывающиеся в интересные геометрические узоры, связанные друг с другом. Пейзаж индустриального и аграрного развития цивилизации Рейнсвальда, выгрызавшей у жестокой природы свое право на жизнь, закрываясь куполами и высокими стенами, ощетинившейся оружием и силовыми полями, готовой бороться и сражать за каждый свой шаг в этом мире.

На этом фоне выделялся только пейзаж огромных Камских верфей, вероятно, одного из самых грандиозных человеческих творений на Рейнсвальде, если не считать огромного Хальского моста, соединявшего друг с другом две части Рейнсвальда. Расположенные на самом краю острова, с далеко выходящими в открытое пространство причалами, удерживающиеся лишь мощными источниками антигравитации, верфи протянулись вдоль берега острова более, чем на тысячу километров, издалека похожие на гигантское скопление огней. Сплошные корпуса сухих доков, способных принять даже самый гигантский линкор, корабельные стройки, где дроны собирали, как конструкторы, корабли любых размеров и предназначений, от орбитальных лихтеров до супердредноутов. Самые большие линкоры, чьи габариты не позволяли вместиться в подобный док, монтировались в дрейфующих доках в открытом пространстве за пределами острова. Высоко над верфями, соединенный с поверхностью острова лишь орбитальными лифтами, висел и еще целый дрейфующий порт, огромная орбитальная станция, предназначенная чисто для пассажирских перевозок, связанная с островом тремя орбитальными лифтами, с такого расстояния различимые только из-за рядов мигающих огоньков, идущих вдоль корпуса.

На верфях же размещались огромные склады открытого и закрытого типа для миллионов товаров, что ежедневно прибывали и уходили с многочисленными торговыми кораблями, курсирующими от Рейнсвальда до тысяч других анклавов, с какими шла постоянная торговля. Среди огромных металлических и керамитовых конструкций бесконечных пересекающихся друг с другом монорельсов, дорог, складских и технических помещений, кранов и мостов, возвышались несколько мощных оборонительных крепостей с высокими стенами и шестиугольными башнями комплексной обороны. Там же, рядом с верфями разместились гроздья небольших куполов рабочих кварталов, где жил практически весь технический персонал верфей. Лишь вдалеке можно разглядеть гигантские защитные купола столицы герцогства, рядом с которой, заняв вершины невысокого горного хребта, разместился Камский замок, меньший по размерам, чем цитадель рода Тристана, но так же хорошо укрепленный, пусть и более уютный и домашний на фоне гигантских помпезных готических залов Тристанского замка.

Аэрокоптер предварительно сделал круг над замком, прежде чем получил разрешение на посадку на одной из площадок, где Эдварда уже ждал адъютант Райсора, готовый проводить его в покои герцога.

Сказать, что Райсор был взволнован, значит, не сказать ничего, герцог Камский выглядел так, словно ему только что сообщили, что жить ему осталось несколько минут, по истечении которых сердце остановится, и он не знал, к чему бросаться и как поступать, отчаянно ища верное решение, какого, быть может, и не имелось вообще.

– Эдвард! – он отвернулся от голографического изображения Рейнсвальда, и приветствовал барона, – ты просто смешал мне все планы этим сообщением! Это точно проверенная информация?

– Точно, – кивнул тристанский барон. – Я лично присутствовал при его последнем вздохе. Иинан Третий мертв, и теперь престол королевства свободен… – он замолчал, вспомнив о Праве Выбора, сейчас лежавшем в одном из карманов.

– Ты выдвинешь свои претензии на престол? – спросил Райсор сразу, жестом велев всем остальным выйти из комнаты, – ведь ради этого король пригласил тебя к себе? Иначе, каким образом ты там оказался?

– Во всяком случае, не сейчас, – покачал головой Эдвард, – я и так был последним, кто видел Иинана живым, если сразу после его смерти выдвину претензии на престол, может возникнуть слишком большое количество сомнений у остальных феодалов. Кроме того, надо подождать, как будут развиваться дальнейшие события, борьба между остальными претендентами. Пусть сначала схватятся друг с другом, прежде чем попытаются объединиться против меня.

– Хорошо, как скажешь, – кивнул Райсор, признавая логичность такого подхода, – каковы будут наши дельнейшие действия? Рокфор уже в курсе, сейчас вылетел сюда, Северед сейчас на дальних границах, на поверхности, но тоже вернется в течение суток. Начинать можно пока без них, ведь у нас ведь всего лишь пятьсот часов. Верно?

Эдвард подошел к голографической карте и переключил на общее отображение политических границ феодов и королевских земель, где отображались основные города и крепости, после чего указкой начал выделять первоочередные задачи, на ходу поясняя именно их необходимость.

– Во-первых, поднимай все войска, какие только есть, – сказал Эдвард, – Вассарий до сих пор зол на меня за события у Самрии, но теперь нет уже препятствия в виде короля, что прежде сдерживало его. Как только получит извести о смерти Иинана, может двинуться в наступление. И что самое противное, я до сих пор не в курсе, где основные силы его флота…

– Так на Самрии все-таки твоя удаль сыграла? – усмехнулся Райсор. – Почему же раньше об этом не говорил? Не доверял?

– Даже у стен есть уши, – пояснил Эдвард. – Если бы я признался в этом нападении, то Вассарий бы получил достаточно веский повод, чтобы ответить мне, и король вынужден был бы занять его сторону, чтобы сохранить хотя бы видимость законности на этом острове. Теперь же это уже не имеет никакого значения, претенденты будут грызть друг друга, пока у них остаются хоть какие-то силы. Райсор, слушай меня внимательно, то, что я сейчас расскажу тебе, не должен знать никто больше, – Камский герцог кивнул, и тогда смог продолжить, – Мне все равно, что будет с Рейнсвальдом, но с него мне нужны две вещи. Спокойный тыл и головы Гористаров. Мирным путем, я этого не добьюсь. И потому я заставлю их начать войну. Быструю и смертельную войну, которая позволит расставить все точки в этой истории. Я ударю первым, и Гористары вынуждены будут ответить прежде, чем подготовятся. Все пойдет так, как я рассчитал. Если начать действовать прямо сейчас, пока еще нет короля, что может остановить военные действия, то получим шанс полностью изменить расстановку политических сил…

– Эдвард, военные действия не могут идти в эти пятьсот часов, – возмутился Райсор, как только до него дошло, что именно имеет в виду его друг, – это время скорби, а не войны. Конечно, все обычно их и занимают тем, что готовят войска, но вот чтобы напасть… – он не закончил фразу, оставив конец висеть в воздухе, – нельзя нарушать принятые законы!

– Плевать! – рявкнул Эдвард, – свадьбы тоже нельзя расстреливать! И все же, из-за того, что все верили в этот закон, я потерял свою жену, а мы с тобой чуть не погибли. Так что пусть все эти законы катятся к демонам на рога! Мне нужен спокойный Рейнсвальд в тылу, чтобы найти Респира. И если для этого потребуется нарушить старые законы, то значит, так тому и быть! Мы поведем войну по нашим условиям, закончив ее быстрее, чем противник успеет использовать все свои силы.

– Эдвард, ты не Респир! – попытался облагоразумить его Райсор, – нельзя нарушать законы Рейнсвальда лишь потому, что тебе этого хочется! Столько лет наши предки придерживались их, и посмотри, что они создали! Одну из величайших цивилизаций в секторе! Мир Цитадели, на который равняются все остальные. Эти законы ведь писались не так просто, в конце концов! – он смотрел на Эдварда так, будто видел его в первый раз, не понимая, как за такое короткое время его друг мог так сильно измениться, хотя понимал, с чем это было связано. Столь сильное потрясение не могло пройти бесследно, но чтобы именно так… Райсор не мог поверить в то, что сейчас слышит.

– И что же наши предки создали? – Эдвард повернулся к нему, – что они создали такого, что нам сейчас не приходится разгребать? Мир, в котором король лишь представитель, а с его смертью феодалы начинают драться друг с другом за его место, чтобы посадить на трон своего собственного претендента лишь ради решения своих сиюминутных проблем? Рейнсвальд был всегда разделен на части, но раньше нас сдерживало хоть что-то, внешние угрозы и сила наших врагов. Последним соперником был Саальт, но от его прежней мощи теперь остались только воспоминания, и феодалам уже ничего не мешает выяснять отношения друг с другом. Гражданская война? Это должно быть нормой, если идти так, как предписывают законы? Смерть тысяч и тысяч людей, разрушения городов и заводов только ради того, чтобы выяснить, у кого же больше прав сесть на еще не остывший королевский трон? Так, что ли?! – он стукнул кулаком по столу с такой силой, что голограммное изображение заморгало, – Райсор, ты первый, кому рассказываю об этих планах, и даже граф Фларский еще не в курсе всех будущих событий. И я не могу позволить хоть кому-то меня остановить. Я должен найти Респира, но не смогу этого сделать, если придется держать оборону Тристана со всех сторон…

– Эдвард, я не говорил, что отказываюсь, – покачал головой герцог Камский, – просто то, что ты предлагаешь… Это же бесчестно и бездушно. Ты же сам говорил, что честь порой единственное, что отделяет нас от животных, то, что должно спасти Рейнсвальд от того, чтобы не деградировать, как многие другие анклавы. И теперь говоришь такие вещи, так что, конечно, я сомневаюсь.

– Я был глуп, – покачал Эдвард головой, – глуп как ребенок, который верит каждому слову и не видит того настоящего мира, что вокруг него. И за это пришлось платить даже не мне, а тем, кого я люблю. Такую вот жестокую цену вынужден заплатить за то, чтобы увидеть, что на самом деле происходит. О нашу честь вытирают ноги лишь для того, чтобы добиться собственных целей. Те же Гористары или граф Фларский… – барон Тристанский оперся на край стола, вырисовывая возможный фронт военных действия, какой развернется, если претенденты все же вступят в открытое противостояние. – Даже король… Любой феодал по данным клятвам должен подчиняться королевскому слову, но он же сказал поступить против всех остальных законов Рейнсвальда. И как я должен был поступить? В любом случае пришлось бы отказаться от тех понятий чести, к каким привык, – он развел руками в разные стороны, – Что же честь вообще значит?!

– Эдвард, прошу тебя, спокойнее, – попросил Райсор, – тебя еще только в столице, разве что, не слышали. Ответь мне только на один вопрос, ради чего тебе все это нужно? Ты хочешь дать Рейнсвальду сильного короля, который его спасет, или найти Респира?

– Мне нужен Респир, – честно признался Эдвард, все же подумав несколько секунд, прежде чем произнести эти слова вслух, понимая, как его друг сам может отреагировать на эти слова, но врать ему не собирался, – я не могу больше ничего чувствовать по отношению к Рейнсвальду, как ни стараюсь. Без Изабеллы здесь просто нет больше для меня никакого места. Я залью королевство кровью претендентов и поставлю своего короля, но как только все закончится, отправлюсь на Аверию. Быть может, там мне будет легче, – он отошел обратно к карте и переключился на общее отображение сектора, где отдельной яркой точкой теперь горела новая колония, где сам он стал герцогом. И с уже внесенными изменениями в описание, что теперь это феод Рейнсвальда, – я сказал тебе правду, и не требую от тебя, чтобы ты не следовал старым клятвам. Если откажешься идти за мной, то пойму.

– И с кем мне тогда идти? – усмехнулся Райсор, – с Гористарами, которые спят и видят, как прибрать к рукам мои верфи? Или с их выродком графом Розмийским, которые только и способен, что устраивать гладиаторские бои и наслаждаться этим зрелищем? Или вообще отправится на поклон к Вассарию? Чтобы он продал верфь по частям, лишь бы оплатить свои долги Остезейским банкам? – герцог положил ему руку на плечо и вздохнул, – помнишь там, в Такийской провинции, когда нас окружили? Ты вытащил меня из самой мясорубки, а я еще требовал, чтобы ты бросил меня и уходил сам, – он передернул плечами, вспоминая тот день, – казалось еще немного, и мутанты нас всех разорвут на части, но ты продолжал меня тащить одной рукой, а второй стрелять… Помнишь, что ты мне тогда ответил?

– Я велел тебе заткнуться и сказал, что сегодня мы точно не умрем, – кивнул Эдвард, – я тоже помню тот день, смерть прошла так близко… мы все тогда почувствовали ее дыхание.

– Точно, – кивнул Райсор, – ты отказался меня бросить даже тогда, когда сам был близок к тому, чтобы погибнуть. Слишком близко, чтобы думать о чем-то еще, кроме собственного выживания. Так неужели ты думаешь, что после такого я буду хоть немного сомневаться в том, как мне следует поступать? Если ты даже направишься в саму Бездну, то я пойду следом за тобой. Хочешь поставить Рейнсвальд на колени, тогда пошло оно все в Бездну, я помогу тебе в этом.

– Сейчас не могу сказать тебе ничего, кроме благодарности, – кивнул Эдвард, почувствовав искренне облегчение, – мне действительно очень важны твои слова. У нас осталось меньше пятисот часов, чтобы изменить историю, и мы сделаем это вместе, – он пожал протянутую руку своего друга и впервые за долгое время искренне улыбнулся, – нас все равно никто не сможет остановить…

– Так что ты хочешь? – поинтересовался Райсор, вставая рядом с ним около карты, – я понял про первый удар, но какой именно? Что ты хочешь этим добиться?

– Я ударю по Росскому гергогству, – сказал тристанский барон, – если где и есть свидетельства, куда делся Респир, то только там. Гористары выступят в их защиту и, скорее всего, ударят по Тристанскому замку. Графу Фларскому придется меня поддержать, иначе он потеряет Аверию и «Сакрал». И с его помощью я без труда разобью силы гористарской армии и после этого ударю по Мысу Харкии, столице Гористаров. Я уничтожу этот род, и это станет началом всей войны. Вассарий наверняка вмешается, как и граф Розмийский. И тогда останется только разбить их, чтобы все закончить.

– Эдвард! Ты хоть понимаешь, что это значит? – выдохнул Респир, – если Гористары тебя обвинят и эти обвинения подтвердятся, то тебя заклеймят бесчестьем. Лишат титулов и званий…

– Кто лишит? Короля не будет, его только предстоит выбирать! – рявкнул Эдвард на герцога, прерывая его доводы, – а честь меня уже не беспокоит. Честь есть у тех, кто идет вперед, а мне нужна лишь месть. Единственное, что получат Гористары, будет повод для войны, и они им воспользуются. Я постараюсь сделать так, чтобы известие о нападении стало известным уже на Совете…

– Это же гражданская война! – воскликнул Райсор, – ты развалишь Совет! Граф Фларский не сможет закрыть на тебя глаза, ведь тогда потеряет шансы на престол! Ты раздробишь королевство, ты понимаешь?

– Я хочу избежать войны, что уничтожит королевство, – покачал головой Эдвард, – и это война его объединит. Если мы будем действовать быстро, то ослабим конкурентов и уничтожим других претендентов на престол. Феодалы ослабеют после войны и ничто не смогут противопоставить силе королевской армии. Иинан Третий сам сказал, что пора заканчивать с этой дворянской вольницей, ее уже слишком сложно становится контролировать… Теперь ты понимаешь, чего я хочу?

– Понимаю, – кивнул Райсор, – ты утопишь Рейнсвальд в крови… Если бы я только верил, что графа Фларского можно миром возвести на престол…

– Может быть и можно, – сказал Эдвард, – такой шанс все равно остается, даже если мы все будем сохранять мир и дальше. Только что потом? Остальные два претендента не встанут перед ним на колени, ты сам не хуже меня знаешь, как сейчас все готовятся к войне. Первыми приказами, что будут отданы, когда феодалы узнают о смерти короля, станут приведения флотов в полную боевую готовность и выдвижения войск к местам сосредоточения. Война все равно будет.

– Я знаю это не хуже тебя, – кивнул герцог, – феодалы слишком хотят власти. Иинан Третий мог их еще сдерживать, но сейчас…, после того, что позволили сделать Респиру, а потом оставили Гористаров безнаказанными… Святое небо! Я всегда был сторонником мирного решения вопросов, но сейчас королевство уже не то, во что я верил… Мы стали кучкой богачей, грызущихся друг с другом… Эдвард, может быть, война напомнит дворянам, кто мы на самом деле?

– Феодалы возглавили людей, чтобы спасти их, – безразлично ответил Эдвард старой фразой, – мы должны сражаться, чтобы сохранить то, что имеем. Кто не сможет этого понять, исчезнет…

Справедливо ли то, что сейчас происходило? Может ли быть справедливость отдельно от чести, или же эти понятия, которые могут идти только рядом друг с другом? Может ли быть справедливость вообще в этом мире, где люди не могут даже определиться с тем, что значат столь важные слова, какие должны быть их ориентирами, но на деле сами смотрят только на деньги и собственные успехи? Или же все это на самом деле не важно, и вся жизнь та же самая сплошная паутина, в которой люди рождаются и умирают, так и не находя из нее выхода.

Эдвард чувствовал, что потерял этот самый ориентир, полностью захваченный чувством ненависти к Респиру, и без него в душе останется лишь ничем не заполненная пустота. Во всяком случае, до тех пор, пока жив этот человек, он не сможет снова поверить в справедливость.

– Барон, мы выходим на боевые позиции и через несколько минут будем в зоне поражения их защитных орудий, – из раздумий его вывел голос флотского офицера, подошедшего на капитанский мостик с докладом, – каковы будут ваши дальнейшие приказания?

Тристанский барон оглянулся на операторов капитанского мостика, настраивавших защитные щиты, системы наведения и проверяя готовность всех основных систем корабля. Совсем новый дредноут, спущенный со стапелей всего лишь несколько недель назад, шел в первый свой бой, после которого он и сможет получить собственное имя, если, конечно, сможет самостоятельно вернуться на базу.

Целая эскадра тристанских кораблей подходила к Рейнсвальдскому феоду, еще не подозревавшего о том, что его ждет в следующие несколько минут. Герцогство Росс было совсем небольшим, находившееся на маленьком острове и существовавшее в основном из-за добычи редкоземельных металлов, какие всегда имели спрос на внутреннем рынке Рейнсвальда. Герцогством называлось чисто номинально, жалкий остаток прежде могучего феода, проигравшего борьбу с Гористарским баронатом. Превратив его в очередного марионеточного вассала, Гористары вытворяли с ним все, что хотели. И оно раньше действительно принадлежало Респиру, куда его поставил старый граф Гористар, отдаляя от собственного двора. Здесь же был дворец этого безумного человека и, как Эдвард надеялся, могли остаться какие-либо намеки на то, куда он мог податься дальше, когда он сбежал из королевства, опасаясь неминуемой мести со стороны феодалов. Преемника Респиру так и не было назначено, молодой глава дома был слишком занят, чтобы еще и уделять внимание восстановлению династии Росских герцогов, таким образом, устранив столь неприятный инцидент. Юридически герцогом еще был Респир, как, наверное, еще продолжал себя величать.

– Беглый огонь по противнику, – приказал Эдвард, – по любым военным целям, попадающим в зону поражения. Вряд ли они смогут выставить против нас что-то серьезное, но наша задача полностью подавить любое сопротивление.

Барон знал, что почти все военные корабли графства еще старый граф Гористар отозвал в свой флот, разумно опасаясь, что Респир может начать вести себя неадекватно, имя в распоряжении хоть сколько-нибудь серьезные вооруженные силы. Боевое дежурство над Россом обычно несли всего лишь несколько корветов и фрегатов с гербами Дома Гористара. Этого чаще всего оказывалось достаточно, чтобы предупредить любое нападение, с Гористарским герцогством вряд ли кто-то захочет связываться, но Эдварда теперь это не волновало. Они тоже виноваты в том, что произошло, а значит, должны понести наказание.

– Орудия к бою! – прозвучала команда, когда на сканерах отобразились иконки первых вражеских кораблей. Пять целей, ни одна из которых не была больше стандартного фрегата. Очевидно, они и не предполагали, что кто-то попробует нарушить покой пятисот часов, а может быть, вообще не брали в расчет то, что барон Тристанский решится мстить прежде, чем будет избран новый король. Эдвард усмехнулся, поражаясь недальновидности преемника старого барона, – Стрелять на поражение! Близко не подходить, расстреливать с расстояния!

Четырнадцать кораблей объединенной эскадры Тристанского бароната отправились с верфей всего лишь десять часов назад, за это время до Росса должны были дойти новости о смерти Иинана Третьего, и силы столицы герцогства были наверняка приведены в полную боевую готовность, но их никогда не готовили к полноценным сражениям. Лишь ополчение да силы внутренней полиции, каких хватало для спокойствия мирных жителей, пока Респир игрался со своими наемникам, с твердой убежденностью в том, что Гористарское графство защитит этот феод в случае необходимости. Конечно, нельзя не признать храбрость экипажей тех кораблей, что сейчас пошли в самоубийственную атаку на превосходящие силы противника, выигрывая время для подготовки зенитных батарей, но Эдвард не за тем выступил против всех принятых правил королевства, чтобы просто кого-то напугать.

Используя свое преимущество в численности, тристанские корабли перестроились в «лаву», охватывая малочисленную гористарскую эскадру с двух сторон, подставляя их под перекрестный огонь. Те же, наступая широким фронтом, дали торпедный залп, и пошли вперед, ведя беглый огонь из орудий основного калибра в надеже сбить хотя бы пару вражеских кораблей прежде, чем их уничтожат, однако практически все торпеды, что были выпущены, были сбиты перехватчиками или же огнем зенитных батарей. Смогли прорваться только две, но одна взорвалась от столкновения с силовым щитом корабля-жертвы, а вторая, проломив щит, врезалась в хорошо укрепленный носовой сектор, опалив многослойное бронирование, но не сумев причинить серьезных повреждений.

В ответ тристанская эскадра выпустила имевшиеся подразделения штурмовиков и истребителей, с лету атаковавших корабли Гористаров, более малочисленные звенья истребителей, выпущенных в ответ, не смогли долго сопротивляться и были буквально смяты превосходящими силами противника, после чего штурмовики атаковали сами вражеские суда, маневрируя под залпами скорострельных пушек защиты. Из-за этого кораблям Гористаров пришлось даже увеличить разрывы друг меж другом, чтобы случайно не нанести повреждений товарищам непрерывным зенитным огнем, что вели все имевшиеся орудия.

И уже через несколько минут сближения тристанская эскадра открыла массированный прицельный огонь из бортовых батарей и орудий главного калибра, подавляя огневой мощью практически любые попытки сопротивления. Первым из боя уже через пару минут вышел один из гористарских корветов, буквально изрешеченный и охваченный пламенем, быстро пошел на снижение, пытаясь дотянуть до береговой линии острова под ним. Еще через полторы минуты почти одновременно взорвались второй корвет и один из фрегатов. Последние два корабля, серьезно поврежденные и не способные эффективно вести ответный огонь, попытались отступить, но были буквально растерзаны штурмовиками, засыпавшими бомбами и ракетами пробоины во внешней обшивке. Первая линия обороны была уничтожена, но уже вскоре эскадра должна войти в зону действия вражеских зенитных орудий, правда, без поддержки с воздуха они вряд ли могли оказаться серьезным препятствием.

Эскадра, сбавив скорость, перестроилась в двухступенчатое линейное положение, подходя ближе к анклаву. Первыми дали залп зенитные орудия портовой зоны. Дальнобойные тяжелые лазерные излучатели, задрав высоко в небо стволы орудий, расчерчивали тьму яркими зелеными лучами, ведя огонь практически на предельной дальности. С такого расстояния уже происходило рассеивание луча, и силовые щиты без особого урона их отражали, но корабли пока не вели ответный огонь, подходя ближе, пока наводчики отмечали положение вражеских батарей и будущие первичные и вторичные цели.

– Приготовить торпедные аппараты! – скомандовал Эдвард, забирая у робота разносчика чашку кофе. Конечно, корабельную кухню нельзя сравнивать с той, что была в замке, но все же, кофе здесь довольно неплохое, – кассетные боеголовки, первый залп болванками. Готовность в течение минуты!

Компьютерные мозги торпед были минимально активны, способными воспринимать всего лишь одну команду, не выполнив которую, просто искали ближайшую цель, при этом уже не обращая внимания, противник перед ней или союзник, в случае же промаха просто летели дальше, пока не будет полностью израсходован запас топлива. И все же, при обстреле анклавов на земле промахнуться довольно сложно, торпеда все равно взорвется, ударившись о поверхность и нанеся значительные разрушения.

– Первоначально поражение первичных целей, – приказал Эдвард, глядя на трехмерное изображение анклава перед ними, уже достаточно близкого, чтобы вести прицельный огонь. Зенитные орудия портовой зоны били практически без перерыва с максимально допустимого расстояния, подтачивая лобовые щиты кораблей, изредка даже пробивая их удачным выстрелом, но броня еще хорошо выдерживала попадания, оставляя лишь вытянутые подпалины с глубокими выбоинами и оплавленными краями. Одно из таких попаданий угодило в бронированный нос корабля, снеся резную фигуру фурии и накрыв несколько камер внешнего обзора. Барон пошатнулся от секундной дрожи, прошедшей по всему корпусу, и чуть не облился кофе, – Что ж, думаю, пора запускать торпеды.

Первый залп был произведен болванками, пустыми торпедами без боеголовки, с небольшим запасом топлива, но мощными ускорителями, предназначавшимися только для того, чтобы отвлечь внимание зенитчиков от настоящих снарядов. Очень простой прием, но практически каждый раз срабатывающий, поскольку никто не мог предугадать, что именно на него сейчас летит, простая обманка или настоящая смертоносная дура мощностью в несколько килотонн. Поэтому, фиксируя приближение торпед, зенитные расчеты сразу же переключились на эти цели, активируя и скорострельные установки меньшего калибра, перекрывающие сразу целые участки неба, намеренно стреляя длинными очередями с рассеиванием. При приближении часть болванок взорвалась от прямых попаданий, некоторые сбились с курс, уходя уже куда-то далеко в сторону, отдельные же и вовсе отключились, перейдя в свободное падение, но не меньше половины удержалось на курсе, почти пройдя сквозь зенитный огонь.

Зенитчики продолжали расстреливать первую волну, почти прекратив огонь по вражеским кораблям, когда был дан второй торпедный залп. В этот раз уже боевыми торпедами с настоящими боеголовками, двигавшимися несколько медленнее, но уже обладавшими собственными щитами, способными выдержать даже несколько попаданий, а из-за своих малых размеров торпеде обычно хватало такой защиты, чтобы дойти до цели. Стрелки, увидев на радарах, что количество быстро идущих целей увеличилось больше, чем в два раза, открыли беглый огонь, к ним присоединились и скорострельные батареи защитного купола города, поскольку часть торпед шла и в их сторону, демаскируя себя и позволяя наводчикам окончательно определиться со всеми целями.

В ответ корабли эскадры практически сразу же открыли прицельный огонь из орудий главного калибра, в первую очередь по тяжелым и ракетным установкам, представлявших для них наибольшую опасность. Портовая зона сразу же расцвела вспышками взрывов импульсных и плазменных зарядов, крушивших все, что попадалось на пути. Эти орудия рассчитаны на пробивание силовых щитов и тяжелого многослойного бронирования, из-за чего попадание в землю, когда выделялась сразу вся энергия заряда, выражалась мощным взрывом, сносившим целые кварталы и выжигавшим десятки зданий. Неподвижные батареи, оказавшиеся под огнем, поражались даже непрямыми попаданиями, взрывные волны сносили бетонные укрепления, ломали стволы орудий и вызывали перепады напряжения, от чего детонировали индукционные катушки и накопительные батареи. Выставленные силовые щиты, какие должны защищать зенитные орудия, выдерживали всего лишь несколько прямых попаданий, после чего отключались, и следующего попадания хватало, чтобы уничтожить батарею.

Отдельные отряды орудийной прислуги дрались до последнего, не покидая позиций даже тогда, когда выла сигнальная тревога, что их позиция взята на прицел, другие же, как только отключались силовые щиты, сразу же бежали, бросая свои позиции, в надежде спрятаться в укрытиях. Получалось далеко не у многих, огненный вал прямого попадания корабельного орудия выжигал всю секцию, и артиллеристы превращались в обгорелые головешки прежде, чем успевали даже закричать.

К этому моменту, когда большая часть воздушной обороны пылала в плазменном огне, подошли торпеды, одна за другой разделяясь на отдельные элементы в полукилометре над целью, и каждое попадание отдавалось сразу двумя десятками взрывов, накрывавшими целые сектора, оставляя лишь развалины и пламя пожарищ. Разрывами моментально покрылся и купол города, не рассчитанный на подобный обстрел, ведь их строили в первую очередь для защиты от внешней агрессивной среды, излучения, загрязненного воздуха и возможных атомных и магнитных бурь, а не для военных действий.

Взрывы торпед обрушали целые секции купола, ломали опорные конструкции, из-за чего грозили обрушением всей структуры. Люди внизу разбегались с улиц, засыпаемых горящими обломками, крушившими здания и переходы, некоторые из которых площадью превосходили несколько десятков квадратных метров. Силы полиции и ополчения, готовившиеся к отражению высадки десанта, вынуждены были выделить часть сил для обеспечения эвакуации гражданских в убежища, предотвращая панику и давки.

На Росс никогда не совершалось крупных налетов и за него никогда не вели серьезных войн, слишком малым и незначительным он считался, на практике теоретические установки для действий в подобных ситуациях у ополчения проверялись впервые. Из-за этого количество суматохи и ошибок только росло, набираясь как снежный вал, а возможности разобраться с ними уже не было, на подходе была первая волна вражеского десанта.

Зенитная оборона оказалась подавлена меньше, чем за полчаса непрерывной артиллерийской дуэли, в ходе которой портовая зона оказалась почти полностью разрушена, от нее остались только развалины корпусов и сухих доков, на причалах горели разбитые остовы немногочисленных торговых судов, так и не сумевших подняться в воздух и разбомбленных прямо на своих позициях. От нее не осталось ни одного орудия, только изуродованные стволы орудий на оплавленных огнем позициях, все еще смотрящие в воздух, где уже выходили на дрейф на низкой орбите корабли атакующей эскадры. В бой были выпущены эскадрильи бомбардировщиков и перехватчиков, подавлявших остатки легкой авиации порта и скопления живой силы противника.

В развалинах портовой зоны уже формировались первые рубежи обороны, занимаемые силами ополчения и немногочисленных гористарских подразделений, расквартированных на Россе. Здесь их задачей было не столько разгром десанта, сколько попытка его задержать, пока не будут подготовлены основные рубежи обороны в самом городе, что должны продержаться до прибытия подкреплений из Гористарского графства. Разворачивая легкие переносные зенитные комплексы, спешно закладывая мины на возможных участках высадки десанта, они должны были при этом отбиваться от постоянных атак бомбардировщиков, пытавшихся зачистить те немногие будущие площадки для десантирования, хотя бы немного подходящие для этих целей в общей мешанине развалин и воронок, оставшихся после обстрела. Ополченцы закреплялись, заново занимая разрушенную территорию своего порта и в любой момент ожидая в небе яркие небольшие точки, предвещавших первые посадочные капсулы.

Только первыми десантировались штурмовые дроиды в индивидуальных капсулах. У роботов нет крови и не бьется сердце, соответственно, они могли выдерживать куда большие перегрузки в полете и при посадке, с ходу выпрыгивая из смятых и перевернувшихся капсул и ведя огонь на поражения из всего имевшегося оружия. Штурмовые модели обладали утяжеленным бронированием и большими размерами, чем любые другие дроиды, доходя до четырех метров в высоту и напоминая тяжелые экзоскелеты по габаритам, снаряженные мощными огнеметами, роторными пулеметами и ракетными блоками.

Ополчение Росса не могло соперничать с этими отточенными машинами для убийства, представляя в большинстве своем обычных гражданских, несколько раз в месяц приходивших на военные сборы для обучения навыкам владения с оружием. Многие даже ни разу в своей жизни не убивали никого, и один только вид идущих на них боевых дроидов, прицельным огнем обращавших в кровавые брызги их товарищей, обращал в бегство целые отделения. Более или менее эффективно им могли противостоять лишь регулярные боевые части Гористарского графства, хорошо обученные и подготовленные. Используя преимущество в численности, они окружали штурмовиков и либо валили их перекрестным огнем.

А вскоре после зачистки зон высадки на них начали приземляться военные транспорты, открывавшие десантные люки на всех бортах и буквально извергавшие из себя атакующие войска всех родов, от легкой пехоты до тяжелых шагоходов с осадными орудиями.

Разбитые и понесшие высокие потери, порой доходившие до восьмидесяти процентов от изначальной численности, ополченцы Росса первыми начали отход, местами превращавшийся в паническое бегство, по пятам преследуемые штурмовыми дроидами и десантными войсками. Несколько групп гористарских подразделений, сумевших выдержать первый удар, почти моментально оказались в окружении, хотя некоторые успели вырваться, прежде чем кольцо вокруг них окончательно закрылось, отступая под непрерывным огнем и понеся тяжелые потери. Окруженным даже не предложили сдаться, просто уничтожили минометным и ракетным огнем.

Второй рубеж обороны пытались организовать у полуразрушенных городских стен, но проломов и пробоин было слишком много, чтобы пытаться все их закрыть, так что в столицу Росса первыми снова ворвались штурмовые группы, смешивая линии обороны и внося неразбериху в ряды защитников, буквально на плечах отступающих врываясь на оборонительные рубежи. Сразу следом за ними шли группы шагоходов и экезоскелетов, с ходу атакующих опорные точки обороны, прямой наводкой расстреливая защитные башни и укрепленные бункера из тяжелых орудий и мощных излучателей. Остатки гористарских отрядов сразу же откатывались дальше, к городским площадям внешнего кольца, где уже стояли танки и противотанковые орудия, в спешке выводимые на улицы, по которым должны идти нападающие, оставив силы ополчения удерживать противника столько, сколько смогут, но бой практически сразу превратился в избиение. Ополченцы не могли ничего противопоставить профессиональным отрядам тристанского десанта и боевым роботам, не бравшим пленных и не предлагавшим бросить оружие. Защитники, уже деморализованные бомбардировками, неожиданным нападением и тем разгромом, что учинили в портовой зоне, долго не смогли удерживать внешние рубежи обороны, сдав внешние стены и ближайшие к ним кварталы.

Ополчение как таковое практически перестало существовать, лишь отдельные разрозненные группы, больше и не пытавшиеся дать отпор нападающим, только пытающиеся выжить. Спастись смогли немногие, лишь те, кто успел укрыться в бомбоубежищах с остальными гражданскими, или успел избавиться от выдающей их из остальной толпы оружия и униформы. На таких дезертиров просто жалели расходовать боеприпасы.

Городские площади внешнего кольца оказались первым рубежом, где наступление смогли задержать. Выведенные на прямую наводку танки и орудия расстреливали атакующие войска, вынужденных двигаться по узким улицам без особой возможности для маневра. Беглый огонь сметал экзоскелеты и шагоходы, усеивая тротуары обломками и телами солдат. Еще не отчаявшиеся гористарские подразделения, некоторые из которых участвовали в колониальных войнах или же локальных конфликтах на поверхности против тристанских отрядов, решили держаться до последнего, больше не отступая. Ведь и дальше отступать было практически некуда, лишь городская ратуша в центре, но рассматривалась лишь как место для последнего боя, поскольку еще надеялись на посланный в Гористар сигнал бедствия, не зная, что он перехвачен и заблокирован тристанскими связистами.

Два часа площади внешнего кольца отражали атаки тристанских отрядов, перебив немало вражеских солдат и сами потеряв больше половины людей, но ровно до тех пор, пока тристанцы не ввели под купол осадные орудия и минометы, принявшиеся вести огонь по навесной траектории, по уже заранее распределенным координатам, площадями накрывая оборонительные рубежи. Не имевшие никакого прикрытия от артиллерийского огня танки и орудия оказались беззащитными от такого обстрела. Всего несколько минут оказалось достаточно, чтобы большая часть тех, кто не успел отойти, превратилась в оплавленные и перекрученные клочья металла, охваченные ярким голубым пламенем бушующей плазмы. Собирая остатки ополчения, тоже успевшие отступить за кольцо, гористарцы организовали планомерных отход, выходя из зоны поражения, но теперь на оставленные ими рубежи выходили тристанские десантники, больше не отставая и не давая шансов для создания новой линии обороны. Как таковая линия соприкосновения развалилась на отдельные группы еще сопротивляющихся защитников, планомерно уничтожаемых войсками Тристанского бароната.

Эдвард, облаченный в стандартный боевой костюм, высадился из личного транспорта уже под куполом вместе с взводом телохранителей в одном из тех кварталов, где только что прошли бои. Именно здесь, как знал молодой барон, находился дворец Респира, где он, вдали от королевского двора и гористарского дома, постепенно сходил с ума, вынашивая свой изощренный план мести. Во многом именно из-за того, что еще могло остаться во дворце после этого человека, Эдвард и организовал наступление на графство, вылившееся в столь кровавый штурм.

Дворец Респира был так же безумен, как и его хозяин. Когда-то это было действительно великолепное здание, выполненное искусными мастерами в стиле нео-рококо, но герцог Росский никогда не отличался ни пониманием, ни уважением к искусству и прекрасному. Может быть, он и сам это понимал, а потому так стремился уничтожить все красивое, что его окружало, окружая себя таким же уродством, каким была и его собственная душа.

Внутренние интерьеры дворца были полностью разрушены его владельцем. Дорогие ковры и ткани изодраны или и вовсе сожжены, их места занимали картины великих героев из различных мест Известного Пространства, изображенных в самые кровавые моменты своих деяний, разрубавшие врагов на части, сносившие им головы, сражающиеся с мутантами и безумными тварями Бездны. Становится понятно, откуда его безумие получало вдохновение, вполне может оказаться и так, что вообразил себя одним из таких героев, предназначенных для великих дел, нежели чем быть тенью своего могущественного родственника.

Разбитые статуи и барельефы, пьедесталы которых теперь занимали манекены солдат в самом различном снаряжении, от дикарских обносков, с грубыми копьями и топорами, до современных экзоскелетов с тяжелым штурмовым вооружением. При желании можно было представить очередной порыв безумства этого человека, когда он одевался в такие доспехи, изображая из себя воинов или солдат самых различных анклавов, примеряя на себе их обычаи и культуру.

Библиотека дворца представляла собой сплошные развалины, хотя не была повреждена ни единым снарядом. Полки разбиты, дверцы шкафов сбиты, книги разодраны и разбросаны по полу, некоторые и вовсе прострелены, словно владелец дворца развлекался, стреляя по толстым фолиантам. Базы данных сохранились в гораздо лучшем состоянии, их не трогали, хотя большая часть отключена и давно заброшенная, судя по скопившейся на них пыли. Некоторые еще работали, их забирали связисты для проверки и расшифровки, но Эдвард шел дальше, к личным покоям Респира, где должно быть хоть что-то, что могло навести на ход размышлений этого человека.

Широкие дубовые двери были плотно заперты, а на них вниз головой распят человек, как замок, пресекающий любую попытку взлома. Раб с невольничьих рынков, явно привезенный издалека, ведь законы Рейнсвальда запрещали работорговлю в любых ее проявлениях. Респира, видимо, такие вопросы никак не волновали, раз позволял себе подобные выходки. С другой стороны, это вполне в его духе, а безвольные рабы являлись отличным объектом для мучений.

Двери вышибли парой выстрелов из гранатомета, и группа Эдварда вошла внутрь, пропустив вперед лишь дронов разведчиков, оглядываясь по сторонам и удивляясь тому, как жил этот человек. Если весь остальной дворец производил впечатление того, что здесь проживал буйно помешанный, то личные покои Респира выглядели так, словно вошли в покои старого и спокойного феодала, давно отказавшегося от буйной политической жизни и тихо доживавшего свои деньки в собственном имении. Старая антикварная мебель, паркетные полы и мягкие тканевые обои, украшенные золотом и серебром, портреты представителей рода Гористаров в красиво украшенных рамках и с барельефными личными гербами, очень старыми и даже с начинавшей облупливаться краской. Небольшая личная библиотека в полном порядке, но книги очень специфичные, словно специально подобранные описания военных походов и основных сражений, воспоминания и мемуары участников, труды политиков и полководцев о правилах ведения войны и подготовки к ней. Респир, похоже, возомнил себя великим стратегом, начитавшись подобной литературы, воздействовавшей на его воспаленное сознание как энергетик, и начал готовиться к будущим завоеваниям. Пролистав книжку, лежавшую на читальном столике рядом с большим креслом с высокой спинкой и мягкими подлокотниками, где, наверное, Респир и сидел, Эдвард подумал, что это уже некая зацепка. Герцог Росский не бежал от мести и наказания, наоборот, ушел с Рейнсвальда потому, что мечтал основать свою маленькую карманную империю, только для него самого, с теми правилами, какие только он хочет. И значит, о нем еще услышат, вряд ли можно завоевывать острова и анклавы без того, чтобы об этом не пошли слухи и истории.

– Господин, – в библиотеку зашел один из телохранителей, держа оружие на локте, – я думаю, вы должны взглянуть на эту находку, вам будет интересно, – он жестом показал, что нужно следовать за ним, направив на верхний уровень личных покоев Респира. Заинтригованный, Эдвард отложил книжку в сторону и пошел следом за солдатом.

Еще одна пластиковая дверь, закрытая на замок, открывавшийся только по пробе крови, но гвардейцы просто вышибли ее, открыв проход, как оказалось, в личный гарем Респира, почему-то не взятый вместе с ним. Здесь снова сказывались непоследовательные логически цепи изломанной личности этого человека, не способного провести полноценную связь между причиной и следствием. Если собираешься совершить побег, то необходимо обрывать все нити, не оставляя за собой никаких следов, к каким относятся слуги и рабы. Ведь вряд ли кто сможет настолько подробно рассказать о другом человеке, как прислуга, несколько лет живущая буквально под боком, пересекаясь с ним по несколько раз в день и замечая все его привычки и наклонности. И все же, Респир оставил весь свой гарем, не озаботившись даже тем, чтобы его уничтожить, раз не мог забрать с собой, только запер, как закрывают шкаф с личными вещами, когда уезжают на отдых. Глупо и жестоко, но, в конце концов, речь идет о человеке, в чьих психических отклонениях никто и не сомневался.

Интерьер гарема создавался из больших пушистых ковров из шкур животных, раскрашенных в теплые и нежные цвета, кроватей и диванов с полупрозрачными пологами, а так же большого количества подушек самых различных форм и размеров, разбросанных, кажется, вообще везде. Наложницы же практически раздеты, одежды ровно столько, чтобы прикрывать самые интимные участки тела, но при этом же все прикованные длинными и тонкими металлическими цепочками к кольцам, вделанным в пол. Девушка могла передвигаться по залу, но только на определенное расстояние.

Сейчас несчастные наложницы лежали на кроватях, почти не шевелясь, видно, что многие в кровь расцарапывали руки и ноги, пытаясь освободиться от оков, но все безуспешно, кто-то уже сполз на пол, и единственное, на что их хватало, просто следить глазами за неожиданными гостями. У некоторых даже еще хватало сил, чтобы протягивать руки в слабой попытке зацепиться за детали брони гвардейцев.

– Видимо, их уже давно не кормили, – сообщил один медиков, вызванных сюда, – они сильно истощены, многие обгрызали себе пальцы и ладони, часть уже в состоянии, близком к смерти. Какие будут приказы? – он посмотрел на барона, с удивлением рассматривавшего пленниц. Респир превзошел даже сам себя, оставив больше десятка человек на голодную смерть в собственном дворце.

– Оказать медицинскую помощь, накормить и отправить всех на транспорт, – сказал Эдвард после минутного раздумья, – проследите, чтобы с ними обращались соответственно. Если Респир был здесь частым гостем, то явно много болтал. Быть может, что-нибудь и получится узнать от них полезного, – дернув ногой, сорвав с наколенника пальцы девушки, когда она сумела все же схватиться за него, он посмотрел на гвардейца, приведшего его сюда, – как только смогут нормально говорить, допросить. Приказ понятен?

– Так точно, барон, – кивнул тот, – медицинский транспорт подойдет сюда через пятнадцать минут, медики осмотрят пленных и подготовят их.

Следующей находкой Эдварда стал личный кабинет Респира, большое двухуровневое помещение с несколькими голографическими проекторами, голограммными столами и дополнительно установленным здесь командным пультом. Тут тоже все явно оставлено в спешке, и сейчас пара связистов в сопровождении интенданта занимались поиском и сбором всей возможной документации и электронной информации, что могла остаться после отбытия владельца. Множество папок, инфопланшетов и листков исписанной и исчерченной бумаги были просто разбросаны по кабинету, связистам приходилось тратить много времени даже для того, чтобы банально разобраться, что и к чему относится, снова сложить в папки и отложить для последующего изучения. Из любопытства Эдвард взял несколько листков, где оказались разведывательные данные о Карийском баронате, общие сведения о численности войск и кораблей, вооружении, использующемся сейчас, характеристика и состав боевых частей. Обобщенные сведения, которые пусть и являлись секретными, но при желании могли быть получены без особого труда. Все же шпионаж за соседями был на Рейнсвальде таким же обычным явлением, как и локальные конфликты в колониях с мутантами и дикарями. У самого Эдварда в личной библиотеке было отведено несколько полок для материалов по Гористарскому баронату.

– Каковы результаты? – поинтересовался он у интенданта, как раз скачивающего данные из блока памяти голограммного стола, – что-нибудь полезное есть?

– Можете посмотреть сами, господин, – пожал тот плечами и активировал изображение. На столе сейчас же проявилось изображение скопления Оорта, находившегося на окраине сектора, и представляющее собой большую группу островов, очень тесно прилегающих друг к другу. Некоторые были даже соединены природными мостами из разросшихся гигантских лишайников, растущих на протяжении всей своей жизни и порой достигавших действительно огромных размеров. На поверхности Эдвард несколько раз видел такие лишайники, чьи стволы достигали в обхвате нескольких десятков метров, а их самих вполне можно было использовать как мосты, по каким двигалась даже легкая бронетехника.

Скопление Оорта просто кишело жизнью и различными автономными анклавами, но не сильно ушедшими в развитии, поскольку острова почти лишены полезных ископаемых, только бедные залежи металлов и несколько мелких и очень соленых морей, где местные добывали нефть из глубоких скважин. Действительно, подходящая цель дня начала новой империи, но только почему он сразу не направился туда? По тем данным, что уже были получены от разведчиков, прежде чем они потеряли след его эскадры, Респир направился в противоположную сторону. Зачем тогда ему скопление Оорта?

Эдвард взмахом руки велел продолжить сбор данных, а сам вскоре вышел на улицу, раздумывая, что же следует делать дальше. Главная проблема охоты на сумасшедшего в том, что даже не можешь представить, что происходит у него в голове, предугадать его действия и, значит, не можешь опережать его, вынужденный идти только по следам, то приближаясь, то снова отступая, но уж точно не способный обогнать. Раньше, когда Респира еще держал поводок старого барона, его действия поддавались хоть какому-то логическому объяснению, но сейчас он был свободен, действуя лишь так, как хотело его безумное сознание, подчиняясь сиюминутным желаниям и не оглядываясь на долгосрочную перспективу.

– Господин барон! У нас срочное сообщение! – включилась внутренне связь, и Эдвард, включил двусторонний канал, настраиваясь на полученный сигнал, разочарованно вздохнув.

– Слушаю. Что случилось? – поинтересовался он, кивнув в ответ на приветствие проходившей мимо группы медиков, несущих на носилках несколько тел.

– Барон, у нас сообщение из Тристанского замка от сира Де Адрила. Докладывает о прибытии графа Фларского в столицу, теперь ожидающего вас для координации действий. Сейчас почти все вассалы собираются в столицу для общего собрания. Сир Де Адрил просит и вас поторопиться, чтоб не быть последним.

– Понял вас, – сказал Эдвард и сразу же решил отдать несколько распоряжений, – передайте на флагман, чтобы начинали отзыв войск, мы уходим с Росса. Пусть немедленно сворачиваются и возвращаются на транспорты, здесь больше делать нечего, – с этими словами развернулся и вернулся в замок, где еще работали оперативники и связисты. Их будут забирать прямо оттуда, дав как можно больше времени для сборов информации.

Примерно через тридцать пять часов, после того, как начался воздушный бой над Россом, эскадра Тристанского бароната покинула его ближнюю орбиту, забрав свои войска и все, что было необходимо, оставив истерзанный анклав догорать в еще не потушенных пожарах. По общепринятым правилам ведения локальных войн убежища для гражданских лиц не были затронуты или взломаны, так что большая часть населения уцелела и теперь выбиралась наружу, в развалины собственного города, занимаясь в первую очередь спасением того, что еще можно было спасти.

Росс был серьезно поврежден, многочисленные разрушения портовой зоны и жилых кварталов сильно ударят по его экономике, но при поддержке Гористарского бароната он, скорее всего, быстро восстановиться. Целью нападавших не было разрушение и разорение анклава, а лишь дворец Респира, откуда было вывезено несколько терабайт различной информации, какой уже занимались дешифровщики.