Глава 5

Когда десантник добрался до встревоженного Борисова, он порядочно запыхался: давненько столько груза на себе не таскал – пулемет, запасные магазины, карабин, ранцы… побольше, чем полная армейская выкладка выходит. Сбросив трофеи на землю, почти минуту восстанавливал дыхание, игнорируя вопросительные взгляды пилота. Наконец отдышался:

– Вася, все вопросы потом, договорились? Бери винтовку и один из ранцев, я потащу остальное. Нужно хотя бы на километр от шоссе уйти. По дороге поговорим.

Спорить летчик не стал, с готовностью взвалив на плечи свою часть груза. Доносящийся со стороны шоссе рокот моторов не приближался: заметив расстрелянных мотоциклистов, колонна остановилась. Да, нужно поторопиться – сейчас фрицы нарвутся на его ловушки, заодно обнаружив пропажу оружия. Сами они в лес почти наверняка не полезут, тем более скоро начнет темнеть, но вот сообщить о группе русских окруженцев каким-нибудь там фельджандармам или егерям – честно говоря, Леха просто не знал, кто именно занимался поиском партизан или диверсантов, – наверняка сообщат.

Не успели они пройти и сотню метров, как за спиной гулко бахнуло, и почти сразу же – еще раз. Борисов резко остановился, с тревогой обернувшись назад, однако Степанов лишь криво ухмыльнулся:

– Нормально все, летун. Это немцы на мой сюрпризец нарвались. Не сбавляй темпа, километра полтора отмашем, дальше помедленнее пойдем. До сумерек предлагаю не останавливаться, нам еще место для ночевки подобрать нужно. И воду найти. Второе, кстати, важнее, как геолог со стажем говорю.

– Какой сюрприз? – не обратив внимания на окончание фразы, спросил Василий, поправив ремень висящего на плече «маузера», и послушно продолжил движение. Судя по всему, после короткого боя на дороге он полностью признал лидерство Степанова, что не могло не радовать. В конце концов, не зря ж сам товарищ Сталин единоначалие в армии ввел. Хотя нет, пока еще не ввел, комиссаров от командования только в сорок втором отстранят. Вроде бы…

– Ну, помнишь, я гранаты из «сидора» прихватил? Когда на разведку бегал? Вот из них я парочку противопехотных мин по-быстрому и изготовил.

– Из гранат – мины? – искренне поразился Борисов. – Это как так?

– Да ничего сложного, – автоматически ответил парень, пожимая отягощенными грузом плечами. – Придавил трупами пострелянных немцев пару «лимонок» с выдернутыми чеками, вот и вся хитрость. Когда их ворочать начали, ну, чтобы, значит, проверить, не живой ли, предохранительный рычаг отскочил – и через четыре секунды рвануло.

Произнося последнюю фразу, парень неожиданно подумал, что в очередной раз излишне разоткровенничался. Вот же блин, снова лишнего сболтнул! И ведь собирался же за языком следить!

Несколько секунд летун топал молча, переваривая информацию, затем не выдержал:

– Леха, этому тебя тоже в разведвзводе научили?

– Ну, а где еще? Не в парашютном же кружке! – делано хохотнул тот. – Ловушка, конечно, подлая, но и немцев на нашу землю никто не звал. А так у них как минимум раненых прибавится, а то и двухсо… погибших, а раненых нужно срочно эвакуировать в тыл. Значит что? Значит, колонна еще больше задержится и до передовой к сроку не доедет. Все нашим помощь. Или ты снова подозреваешь, что я коварный немецкий шпион и диверсант?

– Ну, вот чего ты сразу всякие гадости говоришь? – набычился летун. – Ни в чем я тебя не подозреваю. Какой из тебя, на хрен, диверсант! Просто никогда о подобном не слышал. Нас учили, что гранаты для того и придуманы, чтобы ими от противника отбиваться. Ну, или в ДОТы через бойницы закидывать, в окопы там.

– Значит, плохо учили, Вася. Ты даже не представляешь, какая полезная штука самая обычная граната типа «Ф-1». Вот нужно тебе неприметную лесную тропку заминировать, берешь гранату да к воткнутому в землю колышку приматываешь. Или к дереву. А от чеки веревочку на другую сторону протягиваешь и тоже к чему-нибудь привязываешь. Ну, и маскируешь травой там, листьями всякими. Идет немец, веревочку ногой зацепил, граната и ахнула. Если насмерть и его, и тех, что следом двигались, не убьет, так покалечит наверняка. Вот так-то, летун!

– Ладно, понял я, – кивнул Борисов. – Так что там на дороге-то было? Кто стрелял и откуда такие богатые трофеи?

– На дороге-то? – вздохнул Леха, в душе радуясь, что пилот первым сменил тему. – Наши там были, трое красноармейцев, тоже к фронту, видать, пробирались. Стрельбу услышали да решили нам помочь, один мотоцикл гранатой подорвали и пулеметчика убили. А оставшиеся немцы их самих того… Я близко подобрался и двух оставшихся гадов из пистолета положил, там расстояния всего ничего было. Пока трофеи собирал, услышал моторы, ну, и рванул обратно. Вот тебе и весь рассказ, товарищ сержант.

– Сволочи… – кратко прокомментировал тот, надолго замолчав, чему Степанов, честно говоря, оказался только рад.

Место для ночевки нашли только часа через два, когда видимое в разрывах древесных крон небо уже заметно потемнело, предвещая близкие сумерки. От шоссе они за это время удалились километров на пять: лес – не равнина и не высокогорная яйла, тут среднестатистические четыре-пять кэмэ в час никак не выжмешь, поскольку постоянно приходится пробираться через нагромождения бурелома или обходить заросшие кустарником овраги. Первый километр прошли быстро, затем Леха сбавил темп и дальше вел крохотный отряд сберегающим силы шагом. Поначалу у летуна выходило не ахти, но затем ничего, втянулся. Наконец, разглядев среди зарослей кустарника, под ветвями которого уже сгустились тени наползающих сумерек, крохотный ручеек, десантник остановился. Хорошего понемногу. Все одно максимум через час совсем стемнеет, а так хоть вода под рукой.

– Приехали, сержант. Здесь и заночуем, лучше места уже не найдем, а в темноте по лесу шариться – дурное дело.

Свалив в кучу трофеи, товарищи устало растянулись на траве. С десяток минут просто лежали, позволяя отдохнуть гудящим ногам, затем Степанов скомандовал, по прошлому опыту зная, что после сложного перехода нельзя слишком расслабляться – потом хрен заставишь себя собраться:

– Ну, все, Вася, хватит валяться, давай добро делить. – Леха первым поднялся с земли. – Иначе тебе меньше достанется, а я за социальную справедливость.

– Все бы тебе шуточки шутить, – укоризненно буркнул летчик, нехотя поднимаясь следом.

– Так я в газете читал, будто ученые установили, что смех жизнь продлевает, – поучительным тоном сообщил Степанов, вываливая прямо на землю содержимое трофейных ранцев. – О, гляди, летун, консервы. Отлично! И галеты. А жизнь-то налаживается!

Бросив на товарища очередной укоризненный взгляд, Борисов тяжело вздохнул и присоединился к разбору трофеев…

Проведя инвентаризацию захваченного у байкеров «добра», Леха настолько проникся нежданно-негаданно привалившим счастьем, что расщедрился на разжигание полноценного костра: у одного из фрицев обнаружилась картонка с чаем и сахар. Да и проводить вторую ночь на голой земле он не собирался, поскольку отлично знал, чем подобная дурость заканчивается – как минимум воспалением почек и пожизненным простатитом. Так что землю нужно заранее прогреть. Из провизии в их распоряжении оказалось четыре банки консервов, две с тушенкой и две с какой-то кашей, и упаковка безвкусных пресных галет. Имела место и фляга со шнапсом, что не могло не радовать – можно и раны продезинфицировать, и внутрь принять. Конечно, для двух здоровых мужиков харча не шибко много, но на пару дней без проблем растянут.

Зато с оружием дело обстояло куда лучше: пулемет и четыре круглых короба с лентами на пятьдесят патронов, «маузеровский» карабин «98 К» (боеприпасы можно позаимствовать, распотрошив одну из лент), их собственные пистолеты и последняя граната. Приятным и определенно не лишним бонусом – два перевязочных пакета и непривычного вида аптечка. Всякую хренотень вроде ремнабора к пулемету, полотенец, пары шерстяных носок, «мыльно-рыльных» принадлежностей, безопасных бритв, каких-то тюбиков то ли с зубной пастой, то ли с кремом, швейных наборов и прочей мелочевки Леха в расчет не брал – утром разберется, поскольку уже почти стемнело. О, кстати, идеальный вариант «легализовать» фонарик из будущего: сейчас сделает вид, будто нашел среди фрицевского хабара, и фиг Василий что-то заподозрит!..

А вот притороченные снаружи к ранцам камуфлированные с одной стороны и светлые – с другой плащ-палатки Леху порадовали особенно: будет на чем переночевать да и от дождя укрыться. Поскольку его «гордость десантника» после сегодняшнего дня превратилась в нечто вовсе уж непотребное, дырки одни, а не тельняшка. Кстати, насчет ночевки: нужно Борисова напрячь, пусть лапника наломает, корона с башки не упадет. Ну, в смысле, летный шлем. Застелят прогретое костром место – царское спальное место выйдет.

Пока летун ходил за лапником, Степанов обработал царапины, развел приличных размеров костер, благо дров вокруг имелось в избытке, хоть всю ночь пали, и вскипятил воду в консервных жестянках. Поужинав галетами с тушенкой, товарищи сделали по паре глотков спирта и напились горячего чая. Ощущая почти позабытое чувство сытости и разливающееся по всему телу тепло от алкоголя и чая, Леха лениво осведомился, бездумно глядя в стреляющий искрами огонь:

– Ну, что, товарищ сержант, полевой лагерь нашей истребительно-геологической экспедиции готов, будем спать? Подниму рано, как рассветет, уходим.

Слегка окосевший от еды и выпивки летун вяло пожал плечами:

– Давай… Э, погоди, Леха, а ночью?

– Что ночью? – искренне не понял парень. – Ночью темно, плохо видно и хочется спать. Или ты не об этом?

– Ну… надо бы подежурить, вдруг немцы… – наморщив лоб, не слишком уверенно сообщил Борисов. Судя по выражению лица, особенного желания заступить в караул летун не испытывал. По-крайней мере первым. – Мало ли что…

– В стратегическом смысле мысль здравая, – широко зевнув, одобрил Алексей. – А вот в тактическом, применимо к данной конкретной обстановке, – полное дерьмо. Сам посуди, летун, кого нам ночью бояться? Кто на нас нападет? Немцы? Чушь, они по ночам не воюют, поскольку не по уставу, а уж в лес их по темноте и вовсе не заманишь. Да и от шоссе мы прилично отмахали, километров пять – точно. Вот и прикинь, сколько нужно немцев, чтобы прочесать квадрат со стороной в эти самые пять километров? Как бы не целый полк. Так что не переживай и спокойно вались спать. Только сначала помоги костер метра на два сдвинуть.

– Сдвинуть? – искренне удивился Борисов – аж сонливость прошла. – Это как? В смысле, зачем?

– Ох, ну ты что, в школе в походы не ходил, что ли? Нас пионервожатые регулярно водили, каждое лето.

– Не, я ж городской.

– Так и я не деревенский, – пожал плечами Леха. – Короче, суть в том, что за два часа костер прогрел землю, сейчас мы его в сторону отодвинем, навалим лапник и сверху трофейной плащ-палаткой застелим. А второй накроемся. Вот и тепло будет. Тебе-то в комбезе и так нормально, а мне в этом рванье – сам понимаешь…

– Прости, Леша, – стушевался пилот. – Я как-то не подумал… Слушай, давай я тебе комбинезон отдам, а сам в форме останусь?

– Да не нужно, говорю ж, на кострище всяко тепло будет. А вот завтра, глядишь, и поделимся одежкой. Все, отставить разговоры, готовим лежку – и спать.

Спустя полчаса, уже засыпая, Борисов неожиданно пробормотал донельзя сонным голосом:

– Знаешь, Леха, наверное, зря я в летное поступил. Нужно было, как ты, в разведку идти. Вон вас как, оказывается, учат – и как немца бить, и как в одном исподнем на голой земле ночевать, и как всякие хитрые ловушки устраивать. И стреляешь ты классно. Я бы со ста метров из пистолета ни в жисть в того пулеметчика не попал.

– Так ты видел? – удивился десантник, справедливости ради добавив: – Ну, если уж начистоту, это вообще-то случайно вышло. Просто свезло, так что пробовать повторить не советую.

Однако ответа уже не дождался – пилот крепко спал…

Проснулся Леха около пяти утра, едва только небо начало светлеть, – несмотря на усталость и нервное напряжение крайних дней, внутренний будильник не подвел. Да и выспался он в отличие от вчерашней холодной ночевки. Сбегав к ручью, умылся и простирнул тельняшку, заодно откромсав от нее ножом изодранные рукава – все равно пользы от них никакой, лохмотья одни. И тут же смачно выматерился вполголоса, сообразив, что натворил: дембельская наколка на левом плече стала видна во всей красе. Да уж, для этого времени подобное украшение – определенно перебор. Парашют со звездой в стропах, по сторонам от него – стилизованные десантно-транспортные самолеты. Над куполом – набитая крупными буквами аббревиатура «ВДВ», в самом низу – группа крови и девиз «Никто, кроме нас!». Хорошо хоть, год дембеля не указан… И еще парой сантиметров ниже – уже подзажившая пулевая отметина, привет от вчерашнего байкера. Не царапина даже, а скорее ожог, оставленный чиркнувшей по бицепсу пулей.

С одной стороны, впервые воздушный десант был высажен на маневрах под Воронежем второго августа тридцатого года, которое с тех пор и считается днем рождения «войск дяди Васи», так что сама по себе аббревиатура ничем особо крамольным не являлась. Но вот с другой стороны, Степанов был абсолютно уверен, что советские десантники этих лет никаких татуировок не делали – читал когда-то, что наколки были уделом либо блатных, либо моряков. Ну, а уж группу-резус и вовсе никто не колол – армейский люд просто не знал, что это такое. Зато немцы – те да, те кололи. Причем эсэсовцы, блин! Не на плече, правда, а под мышкой, но сути дела это не меняет: попадется на знающего человека – и все, придется доказывать, что ни разу не верблюд. Жопа, короче… Как теперь объяснять летуну, с какого это бодуна фронтовой разведчик вдруг перекинулся в воздушный десант? И зачем соврал? Нда, хреновый из него «попаданец», неправильный, не умеет ситуацию хоть на пару шагов вперед просчитывать. Впрочем, ладно, проблемы будем решать по мере их возникновения…

Прокравшись мимо дрыхнущего сном младенца Борисова, десантник прихватил один из трофейных перевязочных пакетов, вернулся к ручью и перебинтовал плечо, захватив турами бинта и пулевую царапину, – на первое время сойдет, летун видел, что ему по руке чиркнуло, так что вопросов не возникнет. Главное, чтобы повязка не сползла. Натянув на тело влажный тельник, Степанов потопал обратно. Распалив на остывших углях небольшой костерок, Леха вскипятил воду и разогрел банку консервированной каши – тушняк стоит экономить, всего одна жестянка осталась. Растолкав Борисова, отправил того к ручью, а сам занялся оружием. Разложив на земле немецкое полотенце, выщелкал на него патроны из диска, с мстительным удовольствием закинув надоевшую железяку в заросли и набил все имеющиеся в наличии магазины. Остаток боеприпасов завязал в полотенце и убрал в наружный карман ранца. Так, теперь патроны к карабину. Распотрошить одну из лент? А стоит ли? Выдаст летуну патронов двадцать россыпью, ему с головой хватит, все равно заряжать винтарь без штатной обоймы (в музее видел) – тот еще геморрой. Не, пулемет лучше! Вот только разобраться бы еще с этим самым «машингевером» – кроме знакомого по кинофильмам внешнего вида Леха о нем практически ничего не знал. Ну, единый пулемет, прозванный за скорострельность и убойность «костяной пилой Гитлера», имеет ленточное питание и использует стандартный «маузеровский» патрон калибром 7,92 миллиметра, отличается от отечественных образцов удобством замены перегретого ствола – и все, собственно. Нужно хотя бы ленту научиться менять и с конструкцией разобраться…

Вернувшийся с «водных процедур» пилот остановился в паре метров и с минуту молча наблюдал, как товарищ возится с пулеметом, – после того как Леха нашел защелку крышки ствольной коробки, дело пошло веселее. Не привычный «ПКМ» или «Печенег», конечно, но разберется, никуда не денется. Так, затворная рукоять справа, это понятно, а где же предохранитель? Предохранитель неожиданно обнаружился на правой стороне пистолетной рукоятки, что Леху несколько озадачило. И спусковой крючок какой-то странный, с двумя вырезами под указательный палец, расположенными один над другим. Это еще зачем? Не двумя ж пальцами его нажимать? Впрочем, ладно, без стрельбы все равно не выяснить, а стрелять нельзя из соображений маскировки. Сейчас попробует установить новую ленту и примкнуть патронный короб, а после разберется с прицельными приспособлениями. Заметив товарища, Степанов подмигнул:

– Умылся, летун? Присоединяйся, будем матчасть изучать. А уж после позавтракаем.

Борисов кивнул на забинтованное плечо:

– Что, всерьез вчера зацепило?

– Да нет, – как можно беззаботнее пожал тот плечами, продолжая возиться с пулеметом. – Царапина пустяковая, просто боюсь, как бы грязь не попала. Неохота вместо военкомата в госпиталь загреметь, мне воевать нужно, а не на койке валяться. Промыл спиртом да перевязался на всякий случай.

– Знакомая конструкция? – имея в виду пулемет, осведомился сержант, опускаясь на корточки, – объяснение по поводу повязки его полностью устроило.

– Откуда? Впервые вживую вижу, потому и вожусь так долго. Вроде ничего сложного, но не хочется в бою из-за какой-нибудь мелочи погореть. А тебе?

– Нет, конечно. Все, что знаю, что это их пехотный пулемет, на самолетах другие стоят, только названия не помню.

– Тогда гляди, я почти разобрался. – Степанов довольно уверенно управился с рычагом лентопротяжного механизма. – Вот так он заряжается, патронный короб фиксируется слева, видишь? Теперь закрываем крышку. Все, если передернуть затворную рукоять, можно стрелять. Запомнил? Отлично. Сейчас покажу, как сошки раскрывать и прицел устанавливать, это уж вовсе не сложно.

Позавтракав, товарищи разделили поровну боеприпасы и оружие и двинулись на восток. Пулемет Леха, как и планировал, оставил себе – тяжеловато, конечно, зато и огневая мощь солидная, и скорострельность, не чета Васькиной пятизарядной пукалке. Вот не воспринимал десантник трофейный карабин как серьезное оружие – и все тут! Фигня какая-то: выстрелил и дергай затвор, пока гильзу не выбросишь и новый патрон в ствол не загонишь! То ли дело автомат. Ну, или пулемет.

Борисов же, похоже, был иного мнения: вполне профессионально проверив, заряжено ли оружие – это-то понятно, особой разницы между трехлинейкой и «98 К» нет, – он распихал по карманам запасные патроны и с удовольствием закинул винтарь за спину, судя по воинственному выражению лица, впервые почувствовав себя всерьез вооруженным. Ну, и ладно, чем бы дитя ни тешилось… Жаль, не было времени забрать у мотоциклиста подсумки, летун бы порадовался.

Выступая, Леха всерьез надеялся, что сегодня они точно доберутся до линии фронта – с новой силой зазвучавшая с рассветом канонада усилилась, и по его субъективным ощущениям, до передка было не столь и далеко. Периодически над головой небольшими группами проходили одномоторные немецкие самолеты, которые Борисов однозначно определил как штурмовики. Присмотревшись, Леха и сам узнал характерный излом крыльев пикирующих «Ю-87» с торчащими под плоскостями неубирающимися шасси. Назад «птенцы Геринга» практически всегда возвращались в полном составе, заставляя летуна все больше мрачнеть, каменея лицом и потихоньку замыкаясь в себе. Искоса бросая на товарища короткие взгляды, десантник незаметно вздыхал: он-то прекрасно знал, кто сейчас безнаказанно господствует в небе, но не рассказывать же об этом Борисову? С другой стороны, можно подумать, он и сам не в курсе…

К полудню, отмахав не меньше семи километров, решили сделать короткий привал. К этому времени слитный гул канонады уже распался на четко различимые отдельные выстрелы и взрывы, а если как следует напрячь слух, можно даже различить, пусть и на самом пределе слышимости, приглушенную расстоянием ружейно-пулеметную трескотню. Вот, стало быть, и добрались. К вечеру, если ничего не случится, будут в районе передка, и начнется самое сложное, ведь ближний тыл всегда насыщен войсками и вспомогательными службами, так что шансы напороться на фрицев значительно возрастут. Придется помучиться, подыскивая подходящее «окошко» для перехода на ту сторону. Хотя, может, и нет: устоявшегося фронта сейчас просто физически не существует – слоеный пирог, а не линия фронта. Да и вообще, термин явно неподходящий, не линия, а скорее хитрым образом изломанная кривая, в зависимости от успехов той или иной стороны причудливо выгибающаяся то на восток, то на запад. Особенно учитывая любимую тактику того же Гудериана наносить неожиданные удары мобильными танковыми группами. Любой внезапный прорыв – и все, посыпался фронт, изменил конфигурацию. Но внимание все равно нужно удвоить, если не утроить.

Обрисовав летуну ближайшую перспективу, Леха провел краткий инструктаж, касающийся того, как вести себя во время скрытного продвижения диверсионной группы по вражескому тылу. В смысле, выдерживать дистанцию, почаще глядеть по сторонам, на сухие ветки не наступать и листвой не шуршать, оружие держать на предохранителе, но с патроном в стволе, о любых замеченных странностях срочно сообщать ведущему – и все такое прочее. И самое главное: вдруг что – срочно падать на землю и действовать по обстоятельствам, но с оглядкой на командира отряда, то бишь на него.

Перед выходом Леха тщательно перепаковал содержимое ранцев, чтобы ничего не грюкало при ходьбе или беге. Короба с лентами к пулемету и консервные банки пришлось замотать в полотенца, все остальное с точки зрения скрытности особых проблем не представляло. Попрыгав и заставив сделать то же самое летуна (в результате пришлось заняться патронами к карабину, поскольку распиханные по карманам боеприпасы довольно громко звякали друг о друга), они продолжили движение. До обеда шли без происшествий, выдерживая заданный ритм движения. Остановившись на привал, перекусили всухомятку и продолжили движение, не желая терять времени. Втянувшись в ритм, шли споро, пока ближе к вечеру неожиданно заслышали впереди весьма характерный звук работающих авиадвигателей. Настолько характерный, что даже Леха сразу въехал, что впереди, не более чем в километре – немецкий полевой аэродром. Переглянувшись с Борисовым, бывший десантник сбросил со спины ранец, опускаясь на землю и пристраивая под рукой пулемет. Пилот присел рядом.

– Что думаешь, летун? Аэродром?

– Наверняка! – возбужденно блеснул глазами Василий. – Видимо, аэродром подскока! Кстати, тут где-то одна из наших запасных площадок была, может, это она и есть? Хорошее место, две эскадрильи разместить можно. Эх, карту бы… Леха, что делаем?

– Ты – ценное имущество сторожишь, – хмыкнул десантник. – А я на разведку сбегаю, поскольку мне оно военно-уставной специальностью положено. Только это, Вась, повнимательней, немцы близко. Главное, не шуми. Уяснил?

Пилот кивнул.

– Вот и ладненько. – Степанов проверил пистолет, убедился, что штык находится под рукой и легко выходит из ножен, по уже устоявшейся традиции переложил в карман последнюю гранату. – Тогда запоминай, летун, если не вернусь минут через сорок, но кругом будет тихо, жди еще час, после чего уходи. Бери, что сможешь утащить без потери мобильности, и дуй к передку. Это понятно? – Василий вновь мрачно кивнул, играя желваками. – Ну, а начнется стрельба или какой другой шухер – драпай немедленно и налегке. Спасать меня не нужно, душевно тебя прошу, только погибнешь зря. А так хоть расскажешь нашим, что немцы тут аэродром оборудовали, глядишь, и разбомбят. Ежели живым выберусь, после сам тебя разыщу, нас хорошо учили по следам идти. Тоже понятно? Вот и ладненько. Все, бывай, летун, не поминай лихом…

Не глядя на закаменевшего лицом Борисова, Алексей скрылся в зарослях, двинувшись в сторону аэродрома. Ну, или чего там фрицы намутили?..

Товарищ контр-адмирал, ну получил я писульку от твоего подчиненного, и что дальше? Думаешь, если научил своих орлов всяким заумным словесам, так с легкостью дорогого однокурсника и запутаешь? Так вот что я вам скажу, товарищ контр-адмирал, не выйдет! А посему объясни-ка старому другу, что там у тебя за хрень произошла, как можно было безвозвратно потерять бакен и чем все это теперь грозит? Только так объясни, чтобы я тебя понял, Димыч, договорились? Безо всякого этого технического словоблудия. Сам понимаешь, я в ваших навигационных делах особенно не смыслю, в теххарактеристиках бакенов – тем более. Короче, что там у вас на самом деле произошло?

У вас отличная память, товарищ адмирал! Поскольку мои умственные способности со времен, как вы изволили вспомнить, нашего общего офицерского училища мало изменились, постараюсь объяснить все «без словоблудия». Мои поистине гениальные (от прочих эпитетов воздержусь, все равно их твой дешифратор вымарает) подчиненные действительно ухитрились потерять гипермаяк дальнего действия. Но что интересно, они и на самом деле не виноваты. Вспышка на местном солнце и вправду имела место быть, предсказать ее заранее никто не мог. А вот все остальное? Тут видишь ли какое дело, Володя… Короче говоря, как ты знаешь, каждый ГПП-маяк – это полностью автономный модуль, способный одновременно находиться и в линейном пространстве, и в гиперкосме. И в этом его главная особенность: помнишь ту классическую, «живую-мертвую» кошку Шредингера, которой нас на лекциях по квантовой физике профессор Куруч доставал? Савва Петрович который? Вот и это примерно то же самое. Вся эта высокотехнологичная фигня способна одновременно принадлежать и трехмерному космосу, и n-мерному искривленному пространству. Причем как это может быть, никто из наших шибко умных яйцеголовых так и не сумел объяснить, несмотря на все их научные степени и прочие звания. Нет, с декартовым-то пространством все понятно: три координаты, икс-игрек-зет – и все. А вот с этим самым «эн-мерным» сложнее. Сущности прыжка-то так никто до сих пор ни понять, ни тем более обосновать не сумел. Учитывая, что квадроангуляционное наведение работает, так вроде гиперпространство четырехмерно, а с другой стороны, ученые между собой так ни до чего конкретного и не договорились. Короче, как пилоты говорят, «споры продолжаются, а мы летаем». То есть прыгаем. Все это я к тому, что наши маячки расположены, так уж получается, одновременно и здесь, в наших родных трех декартовых координатах, и там, в хрен знает скольких искривленных. И в момент активации маяк погружается в гиперпространство, оставаясь в то же время в обычном космосе – и в этом его главное достоинство.

Теперь о том, что у нас произошло: для первого погружения в гипер используется стандартная тест-программа, в основу которой заложены так называемые «нулевые координаты». То есть маяк «погружается» и тут же «всплывает» в той же самой точке обычного пространства. Финишные координаты изначально обнулены и соответствуют стартовым до десятого знака после запятой. В нашем же случае электромагнитный всплеск на местном солнце совпал во времени с запуском этой программы. И, естественно, начисто сбил или как минимум серьезно изменил все изначальные настройки. То есть погружаться бакен начал еще в штатном режиме, а вот всплывать? Начал ли он вообще всплывать – это еще большой вопрос! Скорее всего, он благополучно остался в искривленном пространстве, где его, как ты понимаешь, вряд ли уже когда-нибудь найдут. Хотя бы оттого, что средства обнаружения объектов во время прыжка (точнее, внутри прыжка, хоть это и звучит весьма коряво) еще не разрабатывались. За, так сказать, ненадобностью.

То есть теоретически маяк может и выбросить в линейный космос, причем абсолютно где угодно. Когда-нибудь. Через час… или через миллионы лет. Причем выбросить не только в пространстве, но и во времени: я ж не зря сюда теорию четвертого измерения приплел! Кое-кто до сих пор считает, что четвертая координата, суть «измерение», – это само Время и есть. И, значит, гиперпространственный прыжок в определенных условиях может стать своего рода темпоральным каналом, через который материальный объект может перемещаться во времени. Эдакий побочный эффект, так сказать. Но я лично в эту чушь особо не верю и тебе, Володька, не советую! Иначе какая-то «машина времени» получается, а вовсе не феномен гиперпрыжка. А нам с тобой еще во времена оные накрепко вдолбили, что верить можно только «перекрестно-подтвержденным фактам». Впрочем, это было давно и, очень даже может статься, что и неправда.

Вот такие вот вам разъяснения, товарищ адмирал флота! Как говорится, «хочешь – верь, хочешь – измерь». Ну, а чем все это может грозить? Думаю, абсолютно ничем. Единственное, что не слишком приятно, так это то, что маяк пропал уже после активации. Но с другой стороны, ничего страшного я в этом не вижу. Даже если он вдруг появится (в чем я очень сильно сомневаюсь – см. выше) где-нибудь в обычном пространстве, оставшись при этом и в гиперкосме, никакими глобальными пространственными парадоксами и катастрофами это не грозит, поскольку его воздействие в любом случае строго локально. Мои научники, кстати, то же самое в один голос твердят. За сим разрешите откланяться, глубокоуважаемый товарищ самый главный адмирал флота!

P. S. Старик, как же я все-таки безумно рад был тебя слышать! Может, выберешься ко мне как-нибудь? Или хоть служебным положением, что ли, злоупотреби да меня к себе самым что ни на есть наглым образом откомандируй, типа на доклад какой? Да хоть на разбор полетов по этому самому дурацкому маяку, а?