ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОАЗИС

Здесь все отбрасывает две тени.

Так порешили солнца на заре сотворения. Их связывали крепкие братские узы, пока младший не показал племени свое истинное лицо, и это было грехом из грехов. Старший брат попытался убить младшего, как и должно.

Но не преуспел.

Младший — пылающий, кровавый — преследовал старшего по небесному своду. Коварное древнее светило укрылось за холмами, но не суждено ему было найти покой во веки вечные. Ибо младший явил миру лишь свое лицо. А старший явил свою несостоятельность.

И тому были свидетели — на горе себе.

Первые песчаные люди застали битву в небе. Покрытые позором солнца обратили свой гнев на невольных зрителей. Взгляд с небес прожигал смертных, срывая плоть и обнажая тайны души. Песчаные люди видели свои тени на песках Татуина и прислушивались. Младший призывал нападать. Старший повелевал прятаться. То были устремления проклятых.

И песчаные люди отныне были прокляты. Двойная тень святотатства и позора неотступно следовала за ними. Они прятали свои лица. Сражались. Устраивали набеги. Бежали сами.

Песчаный народ предпочитал нападать ночью, когда ни один из небесных братьев не мог им наушничать. Но только не А’Ярк, чье племя всегда охотилось на рассвете. В такое время шепот теней тише — но поселенцы, осквернившие землю, отчетливо видят свою погибель. И это крайне важно: старший брат потерпел неудачу, пытаясь убить младшего. А песчаный народ не потерпит неудачи — как не терпел и раньше, — убивая поселенцев. Солнцу будет преподан наглядный урок, оно научится…

Пора.

— Тускены!

Резкий бросок в сторону старого фермера, криком предупредившего своих. Металлический гадерффай, дробя кость, вгрызается в выбритый подбородок. Жертва повержена на землю, но все еще не сдается, пытаясь сквозь кашель повторить свой вопль:

— Тускены!

Много лет назад этим именем другие поселенцы нарекли песчаных людей, разоривших форт Тускен. Новое слово легко прижилось в языке коренных жителей: еще одно доказательство, что у нахлебников нет ничего такого, что песчаный народ не смог бы у них отнять. Но слышать гордое имя из уст мерзких тварей было отвратительно — притом что редкие представители этого вида были столь же уродливы, как этот гнусный поселенец, корчащийся ныне на земле. Человек был стар. Если не считать повязки на голове поверх раны, его белеющие волосы и морщинистая кожа не были ничем прикрыты. Отвратительное зрелище.

Массивный гадерффай пробил металлическими перьями грудную клетку поселенца. Кости хрустнули. Острие, пройдя насквозь, заскоблило по каменной породе. Старик издал последний вздох. Гордое имя тускенов вновь стало принадлежать лишь песчаному народу.

Теперь — скорее к низкой постройке неподалеку. Раздумывать некогда. Ни один хищник на Татуине не остановится, чтобы оглянуться на убитых. И тускены поступают так же.

Долгие раздумья грозили неминуемой смертью.

Гнусное человеческое жилище походило на гнездо скетто: словно омерзительная капля вязкой жижи, наполовину просочившаяся в землю. Постройку возвели из фальшивой породы, которую поселенцы называли синтекамнем. Эка невидаль.

Снова вскрик. В дверном проеме возникло одутловатое двуногое существо с бугристым черепом, размахивающее бластерной винтовкой. И лишь в последний миг различило, как А’Ярк молниеносно выхватывает гадерффай и одним броском выбивает оружие у него из рук. Каким образом бластерная винтовка разносит свои жертвы в клочья, было загадкой, однако гадать об ответе необязательно. Оружие на то и оружие. Налетчики обернули его против поселенцев, этих никчемных приживальщиков.

Впрочем, не таких уж и никчемных. Некоторая польза от них была: запас винтовок, который можно было присвоить. Это было бы смешно, если бы вождю племени тускенов хоть раз в жизни довелось смеяться. Но сама идея была столь же чуждой этому миру, как бледнокожий труп, распластанный на полу.

Какие все-таки странные твари обрели прибежище в пустыне. И здесь же нашли свою смерть.

В хижину ввалились еще двое воинов. Незнакомых воинов. Давно прошли те времена, когда в походе спину прикрывали исключительно братья. Эти двое стали переворачивать ящики, рассыпая содержимое по полу. Железки, одни железки. Поселенцы помешались на них.

Да и воины племени тоже — а ведь сейчас было совсем не до железок. Ну как тут не рявкнешь…

— Н’гаайих! Н’гаайих!

Молодежь не отреагировала. Да и с чего бы им — чужим сыновьям. Тут бы со своим единственным разобраться, а тот совсем еще мал, чтобы на войну ходить. Вот только и отцы этих юнцов давно сгинули. Такие времена, ничего не поделаешь. Могучие племена превратились в сборища рубак, и их число неуклонно сокращалось, а уцелевшие воины одного отряда старались примкнуть к другому.

Да и эта вылазка сама по себе была свидетельством их отчаяния. Ни один из ее участников не достиг и половины нынешнего возраста предводителя, а повидали они и того меньше. Лучшие воины полегли уже годы и годы назад, а эти юнцы наверняка не доживут до того момента, когда смогут побороться за бремя вождя. Они были глупцами, и если не погибнут от руки предводителя за свою глупость, то все равно умрут — как-нибудь по-другому.

Впрочем, не в это утро. Цель была подобрана со всем тщанием. Ферма располагалась близ Джандлендских пустошей, на отшибе от других поселений. И здесь было установлено несколько нечестивых конструкций, при помощи которых местные обитатели тянули воду с неба, коим никто не имел права обладать. Чем меньше шпилей — «влагоуловителей», как называли их фермеры, — тем меньше поселенцев. Вот и сейчас казалось, что здесь никого не осталось. Если не считать бранящихся между собой юных воинов, вокруг было тихо.

Но вождя, прожившего сорок оборотов небесного свода, не проведешь. К входной двери была прислонена винтовка. Оружие, нечаянно оставленное стариком? А если подтянуть ее поближе к серебристому ротовому раструбу — чем пахнет?

Фу. Одним небрежным движением винтовка была разбита о дверной косяк. Из нее убили тускена. От приклада еще не выветрился запах пота с того дня. Запах принадлежал отнюдь не старику и не той белой твари, которую поселенцы называли битом. Поблизости затаился кто-то еще. Однако винтовка ему больше не пригодится, это точно.

Оружие, убившее тускена, не страшнее, чем любое другое; подобным суевериям могли поддаться лишь слабые духом. Но как тускены ценили своих бант, так и поселенцы, по всей вероятности, ценили некоторые винтовки, вырезая символы на прикладах. Владелец этой был поопаснее того же старика или бита, но в другой раз ему придется прибегнуть к чему-нибудь новому и непривычному. Если он выживет сегодня.

А уж А’Ярк проследит, чтобы не выжил.

Следы на песке вели на задний двор, где с жужжанием оскверняли местность три бездуховных влагоуловителя. За ними стоял небольшой сарай для служения гадким машинам.

Как кстати. Да прольется кровь за всю уловленную влагу — медленно, на глазах у солнц-близнецов. Все украденное поселенцами вернется капля за каплей в песок.

— Ру-ра, ру-ра! — Вспомнить старые слова было не так уж и просто. — Мы здесь пришли с мир.

Ответа не последовало. Это само собой — однако внутри хибары кто-то прятался и все слышал. Вождя переполняла гордость за хорошую память. Много лет назад к их семье присоединилась женщина-человек — тускены часто пополняли свои ряды, похищая чужаков. Вот и сейчас им нужна была свежая кровь, но отсюда они никого брать не станут. Слишком уж оскорбительным было то, что поселение выстроили в такой близи от пустошей. Они умрут, а другим будет неповадно, и Джандленд оставят в покое.

Из дома высыпали другие воины и обступили сарай. Тускенов в отряде было восемь — теперь их никто не остановит. Воины замерли, наблюдая за тем, как А’Ярк, сжав обмотанными тканью пальцами древко гадерффая, вставляет траанг — крюк на конце посоха — в дверную ручку.

Металлическая дверь со скрипом растворилась. Внутри, среди запасных частей к алчным машинам, съежились трое трясущихся людишек. Черноволосая женщина прижимала к себе закутанного в пеленки младенца, а мужчина-шатен обнимал их обоих. В руке он сжимал бластер.

Вот он, владелец разбитой винтовки, — и как же явно человеку ее не хватает! Подавив страх, молодой поселенец посмотрел прямо в здоровый глаз тускена:

— Уходите… прочь! Мы не боимся.

— Поселенцы лгут. — Непривычные слова из уст предводителя отряда привели людей в замешательство почти так же, как и самих тускенов. — Поселенец лжет.

Восемь гадерффаев взметнулись вверх, и в утреннем свете засверкали острия. Несколько из них найдут свою цель. И небесный брат снова увидит, что значит настоящая храбрость…

— Айооо-ЭЭЭ!

Эхо унесло рев за горизонт. Воины все как один обернулись на север. Звук раздался снова, на этот раз громче. Ошибиться было невозможно.

Самый юный тускен первым озвучил свой страх: крайт-дракон!

Воин-ребенок развернулся — и запутался в собственных ногах, рухнув ничком в песок. Остальные смотрели на вождя, чей взор вновь был обращен к сараю. Читать по человеческим лицам было не так уж сложно — но сейчас их вид ошеломил даже матерого мародера.

Фермер и его жена не просто испытали облегчение. Они ликовали.

При приближении крайта? Опаснейшего хищника Татуина после тускенов? Как видно, да. Но и это еще не все. Молодая мать свободной рукой сжимала еще что-то.

Воинам была подана резкая команда, но поздно. Звук над головами был столь ужасающим, что не устоял никто. Давешние мародеры, удирая и пытаясь прорваться туда, где припрятали добычу, едва не затоптали упавшего юнца. Остальные прижали гадерффай к груди и бросились за дом.

Нельзя. Нельзя! Не тому их учили. Совсем не тому! Но они разбежались, даже не выяснив, где дракон, и оставили своего предводителя наедине с поселенцами. Молодой фермер все так же держал бластер наведенным, но не стрелял. Возможно, он прикинул все риски и решил, что оружие само по себе отпугнет их с большей вероятностью, чем выстрел дрожащей рукой.

Но это не важно. Если поселенцы рассчитывали на отвлекающий маневр, свой шанс они получили. Что же, пусть ликуют оттого, что А’Ярк отступает, взбивая пыль полами своих коричневых одеяний.

Воины носились по двору туда-сюда. В таком реве ни один окрик не был услышан. Что-то было в этом странное — но что? Никто не мог прикинуться крайт-драконом! А если бы и смог, то звук не был бы таким…

…механическим?

— Айооо-ЭЭЭ!

Никакой ошибки. Рев дракона превратился в пронзительный визг, воспроизвести который не под силу легким живого существа. Новый источник усилившегося звука вмиг себя выдал: рупор, привинченный к одному из серебристых столбов посреди двора. А между тем над холмами к северу и востоку раздавался точно такой же рев.

С губ вождя сорвался отчаянный крик:

— Продорра! Продорра! Продорра!

Подделка!

Молодые мародеры вновь возникли в поле зрения — бежали через бугор обратно к ферме. Ладно, хоть кто-то услышал в таком-то шуме. Теперь, возможно, они сумеют…

Выстрел! Одного из бегущих охватило со спины оранжевое свечение. Другой обернулся — и вмиг был зажарен заживо. Тело вождя среагировало само, моментально скрючившись под прикрытием проклятого влагоуловителя.

— Уа-ху!

Над барханом мазнуло металлическим, медно-зеленоватым. Знакомая картина: лендспидер, который ранее преследовал их у высокой скалы. Сейчас, как и тогда, в его открытой кабине теснилось несколько молодых поселенцев, гогочущих и стреляющих наугад.

Стоило только перекатиться за другой влагоуловитель, как вернулась прежняя уверенность. Никакого крайт-дракона не было, были только поселенцы. Тускены могли бы их одолеть, могли бы выстоять.

Но они и не думали стоять. Один рванул в неизвестность востока, и за ним устремились два других лендспидера. А неуклюжий воин-ребенок, лишь несколько дней назад переживший обряд инициации, спрятался за сараем, трусливо скребя песок. Куда подевались остальные — только солнцам известно.

Плохо.

Первый спидер облетел поселение по кругу, и все это время его седоки поливали окрестности огнем. Потом появился другой, более изящный, с округлыми очертаниями. В открытом салоне, защищенные лишь ветровым щитом, умещались двое: суровый мохнолицый мужчина управлял машиной, а его спутник постарше бесстрашно привстал с сиденья.

Этого человека воины племени уже видели, правда издалека. Гладко выбритый, старше почти каждого из живущих ныне тускенов… и все время с одним и тем же неясным выражением на лице.

Улыбчивый.

— Ребята, давайте к югу! — крикнул он, сжимая в руках макробинокль. — Загоняй их!

Понимать все его слова было необязательно — смысл был очевиден. Пропавшие воины не таились поблизости, готовясь выступить. Разбитый отряд ударился в бега.

Завидев лендспидер высокого человека, съежившийся юный тускен пискнул и вскочил на ноги. Обронив гадерффай, он бросился наутек.

— Уррак!

Стой!

Но поздно. Первый лендспидер качнулся, и его шумные седоки изрешетили убегающего бластерным огнем. И шести дней не прошло, как он стал воином, а умер за секунды.

Это было уже слишком. Бежать — за хибару, только оружие, конечно, не бросать. Бежать подальше от гогочущих поселенцев, которым глаза застили их убийства. Путаясь в развевающейся рваной материи, перевалиться через дюну в пыльный распадок. Потом еще одна дюна, а за ней и другая.

Наконец, задыхаясь, опуститься на землю. Трое погибли… а может, и больше. Песчаный народ не мог себе позволить потерять ни единого воина.

Хуже того — они проиграли поселенцам из-за подлой уловки, на которую еще четыре года назад не купился бы ни один тускен. И теперь поселенцы знают: могучие тускены уже не те, что раньше.

На ноги подняться удалось с большим трудом. Взгляд упал на песок: старшая тень удлинилась. Как и старший брат, отряд нанес удар — и промахнулся.

Настало время тускенам прятаться. Снова.